Поиск

Серебряное Пятнышко Рассказ о животных Сетон-Томпсон

1

Многим ли из вас удалось близко познакомиться с каким-нибудь диким животным? Я спрашиваю не о случайных встречах с животными и не о животных, живущих в клетках. Я говорю о том, знали ли вы какое-нибудь животное в течение долгого времени тогда, когда оно жило на воле. Обыкновенно бывает трудно отличить одно животное от его сородичей. Каждая лисица и каждая ворона так похожи на других лисиц и других ворон, что нелегко решить, точно ли встречаешь все одну и ту же лисицу или ворону. Но бывает, что одно какое-нибудь животное и по силе и по уму превосходит своих сородичей. Оно становится великим вожаком. Мы могли бы его назвать гением. Если такое животное крупнее других, если по каким-либо признакам его могут узнавать люди, оно вскоре становится знаменитым в своей стране.

К таким выдающимся диким животным принадлежали: Куртланд — короткохвостый волк, в течение почти десяти лет наводивший ужас на весь город Париж в начале XIV столетия; Клуборут — хромой бурый медведь, разоривший в какие-нибудь два года в верховьях реки Сакраменто всех свиноводов и заставивший половину фермеров бросить свое дело; Лобо — волк в Новой Мексике, ежедневно убивавший по корове в течение пяти лет, и, наконец, пантера Сене, погубившая менее чем в два года около трехсот человеческих жизней. Такой же знаменитостью был и Серебряное Пятнышко, историю которого я собираюсь вкратце рассказать здесь.

Серебряное Пятнышко был мудрой старой вороной. Название свое он получил от серебристо-белого пятна величиной с небольшую монету, которое виднелось у него с правой стороны, между глазом и клювом. Благодаря этому пятну мне удалось отличить его от других ворон и связать вместе отдельные отрывки его истории.

Вороны, как вы должны знать, — самые умные птицы. Ведь недаром есть поговорка: «Мудра, как старая ворона». Вороны знают, как много значит дисциплина, и вымуштрованы не хуже солдат. Их вожаками бывают не только самые старые и умные из всей стаи, но и самые сильные и храбрые, так как вожак должен быть готов в любую минуту справиться с каким-нибудь выскочкой и мятежником. Все остальные в стае — это молодежь и рядовые вороны, не обладающие особыми способностями.

Серебряное Пятнышко, о котором идет речь, был предводителем большой стаи ворон, избравшей своим местопребыванием холм Кэстл Франк, поросший соснами и находящийся вблизи города Торонто. В его стае насчитывалось около двухсот ворон. Когда зима стояла мягкая, вороны оставались у берегов Ниагары, а в более суровые зимы они улетали дальше на юг. Но каждый год в последнюю неделю февраля старик Серебряное Пятнышко собирал свою стаю и смело перелетал с ней водное пространство в сорок миль, отделяющее Торонто от Ниагары. Однако он никогда не летел по прямой линии, а делал изгиб в западную сторону, причем не терял из виду гору Дендас, которая и служила для него вехой, пока не показывался холм, поросший соснами. Он прилетал каждый год со своей стаей на этот холм и жил там около шести недель. Каждое утро вороны разделялись на три отряда и отправлялись на промысел. Один отряд летел к югу, к бухте Атбридж, другой — на север, к реке Дон, а третий, самый большой, — на северо-запад. Во главе этого третьего отряда находился Серебряное Пятнышко. Кто предводительствовал другими отрядами, я не знаю.

Если утро было тихое, вороны сразу поднимались высоко и улетали. Если же погода была ветреная, то они летели низко, держась под защитой ущелья. Мои окна выходили как раз на ущелье. В 1885 году я впервые заметил старого предводителя.

Я недавно приехал в эту местность, и один старожил сказал мне, указывая на стаю:

— Вон та старая ворона в это время года летает над ущельем уже более двадцати лет.

Серебряное Пятнышко всегда упрямо придерживался старого пути, хотя ущелье было уже застроено домами, и скоро стал мне хорошо знаком. Ежедневно а марте и в первой половине апреля, а потом в конце лета и в начале осени он пролетал мимо меня два раза в день.

Я следил за всеми его движениями и слышал, как он командовал подчиненными. Мало-помалу я понял, что вороны очень умны, имеют свой язык и общественный строй, поразительно схожий с человеческим.

Однажды я стоял на высоком мосту, перекинутом через ущелье. День был ветреный, и я увидел, что старая ворона во главе своей бродячей стаи летит домой. За полмили я уже мог расслышать довольный крик, означавший: «Все благополучно, летите дальше!»

«Кар, кар!» — кричал Серебряное Пятнышко, и его помощник вторил ему в тылу стаи. Они летели низко, так как наверху был сильный ветер. Но мост, на котором я стоял, заставил их подняться выше. Серебряное Пятнышко увидел меня, и ему не понравилось, что я пристально за ним наблюдаю. Он задержал свой полет, крикнул: «Кар!», что означало: «Будьте настороже!» — и тотчас же поднялся выше.

Но, заметив, что я не вооружен, он пролетел над самой моей головой, и все остальные вороны проделали то же самое. Пролетев мост, стая спустилась на прежний уровень.

На следующий день я пошел на то же самое место и остановился на мосту. Когда вороны приблизились, я поднял свою палку и сделал вид, что прицеливаюсь в них. Старый предводитель тотчас же криком предупредил их об опасности. Он как будто крикнул им: «Берегитесь — ружье!»

Его помощник повторил этот крик, и каждая ворона в стае тотчас же отделилась от прочих и полетела вверх, пока все не очутились вне выстрела.

Перелетев через опасное место, они снова спустились под защиту долины, где считали себя в безопасности.

В другой раз, когда растянувшаяся стая пролетала над долиной, на дерево, близко стоявшее у намеченного им пути, спустился краснохвостый ястреб. Старый ворон моментально крикнул: «Ястреб! Ястреб!» — и замедлил свой полет. То же самое сделала каждая ворона, приближаясь к нему. Вся стая сгрудилась в одну кучу. Тесной куче ястреб не страшен. Но спустя четверть мили они увидели человека с ружьем, и тотчас же раздался особенный крик, предупреждающий о серьезной опасности и о ружье. Предводитель, казалось, кричал им: «Берегитесь! Ружье! Разлетайтесь в разные стороны!» Крик был отрывистый, повторяющийся несколько раз. «Ка, ка, ка, кар!»

И вороны немедленно повиновались, разлетевшись вверх и вширь, и, таким образом, стали недосягаемы для выстрела.

В течение своего продолжительного знакомства с этой стаей я изучил многие из сигналов старого предводителя и научился различать их. Я убедился, что многие крики, мало отличающиеся друг от друга по звуку, часто означают совсем разные вещи. Так, например, в одном случае крик означает появление ястреба или вообще какой-нибудь опасной хищной птицы, в другом — он значит: «Поворачивай!» Очевидно, тут происходит смесь двух сигналов: одного — означающего опасность, и другого — означающего отступление. А простой крик: «Кар, кар!» — означает: «Здравствуй!» — приветствие, обращенное к пролетающему мимо товарищу. Есть еще один возглас, который обыкновенно адресуется ко всей стае и значит: «Внимание!»

В первых числах апреля началась большая суматоха среди ворон. Вороны полдня проводили среди сосен, вместо того чтобы летать в поисках пищи с утра до вечера. Они гонялись друг за другом по две и по три и временами устраивали нечто вроде состязания в полете. Любимой забавой для них было срываться с большой высоты по направлению к какой-нибудь сидящей на ветке вороне и, подлетев к ней, в последний миг, на волосок от нее, внезапно свернуть и взмыть вверх с такой быстротой, что шум крыльев напоминал звук отдаленного грома. Иной раз случалось видеть, что одна из ворон, взъерошив перья, наклоняет голову и, близко подлетев к другой вороне, протяжно воркует: «Кр-р-р-ау!»

Что же все это означало? Я скоро узнал, в чем дело. Это была пора ухаживания самцов за самками. Самцы-вороны показывали силу своих крыльев и своих голосов. И, должно быть, выказанные ими таланты были оценены по достоинству, так как к середине апреля вороны разделились попарно и разлетелись во все стороны, чтобы провести где-нибудь свой медовый месяц. Темные старые сосны Кэстл Франка опустели.

2

Холм Сахарная Голова стоит одиноко в долине реки Дон. Он покрыт лесами, которые соединяются с лесами Кэстл Франка. В лесу между этими двумя холмами стоит сосна, на верхушке которой находится покинутое ястребиное гнездо. Каждый школьник в Торонто хорошо знает это гнездо, но никто никогда не видел в нем никаких признаков жизни, и только мне удалось однажды подстрелить на краю этого гнезда черную белку. Так это гнездо и оставалось там из года в год, старое, истрепанное и полуразвалившееся. Но все-таки оно не развалилось окончательно.

Однажды утром, в мае, я вышел из дому на рассвете и тихонько пошел по лесу. Пожелтевшие опавшие листья, покрывавшие землю, так намокли, что никакого шороха не было слышно. Мне как раз пришлось проходить под старым гнездом, и я был удивлен, заметив, что над краем его торчит черный птичий хвост. Я с силой ударил по стволу, и тотчас же из гнезда вылетела ворона.

Тайна была раскрыта. Я давно подозревал, что ежегодно в этих соснах какая-нибудь воронья парочка устраивает свое гнездо, но тут я убедился, что это был Серебряное Пятнышко со своей подругой. Они завладели этим старым гнездом, но были настолько благоразумны, что не придавали ему каждую весну обновленного и жилого вида. Там они долго проживали в полной безопасности, несмотря на то что ежедневно под этим гнездом проходили мужчины и мальчики с ружьями в руках, жаждущие пострелять ворон. Но и мне не удалось больше ни разу увидеть там старую ворону, хотя я часто рассматривал гнездо в свою подзорную трубу.

Однажды, занимаясь, по обыкновению, наблюдениями, я увидел ворону, перелетавшую через долину реки Дон. Держа в клюве что-то белое, она летела по направлению к ручью. У ручья ворона выпустила из клюва какой-то белый предмет. Взглянув пристальнее, я узнал своего старого приятеля, Серебряное Пятнышко. Через минуту он снова поднял брошенный им белый предмет — это была раковина — и полетел дальше. Он перелетел через ручей и там среди болотных трав вырыл из земли кучку раковин и белых блестящих камешков. Он раскладывал их на солнце, поворачивал, поднимал в клюве по очереди и затем снова бросал на землю, присаживался на них, точно это были яйца, забавлялся ими и пожирал их глазами, словно скупец. Это была его слабость. Он не мог бы, конечно, объяснить, почему они так ему нравятся, как не может объяснить школьник, почему ему нравится собирать почтовые марки, или девушка — почему ей нравится жемчуг больше, чем рубины. Но, во всяком случае, удовольствие, которое он испытывал при этом, было самое искреннее. Поиграв с полчаса, он снова прикрыл свои сокровища землей и листьями и улетел.

Я тотчас же отправился на это место и осмотрел его склад. Там была кучка белых камешков, ракушек и кусочков жести. Среди них находилась и ручка от фарфорового чайника. Она-то, вероятно, и была самой главной драгоценностью во всей его коллекции. Но больше я не видел этих сокровищ. Серебряное Пятнышко как-то проведал, что я нашел их, и немедленно перенес их на другое место. Куда — я так и не узнал.

Серебряное Пятнышко пережил много приключений и много раз спасался от опасности. Однажды я видел, как за ним гнался ястреб. Часто ему приходилось удирать от хищных птиц, охотившихся за ним. Особенно надоедали ему корольки. Не то чтобы они причиняли ему большой вред, но они были такой шумной компанией, что он всегда старался уйти от них как можно быстрее. Так взрослый человек обыкновенно избегает компании шумных и назойливых мальчишек.

Были и у него самого некоторые жестокие привычки. Он, например, отправлялся исследовать гнезда маленьких птичек и каждое утро поедал там снесенные яйца. Он проделывал это с такой аккуратностью, с какой обычно доктор ежедневно обходит больных. Но мы не можем осуждать его за это: ведь и мы так же поступаем с курами в нашем курятнике.

Сообразительность его часто удивляла меня. Однажды я увидел, что он летит вдоль оврага, держа в клюве кусок хлеба. В это время внизу, под ним, рабочие заключали ручей в кирпичную трубу. Часть ручья, около двухсот ярдов, была уже совсем закрыта. Серебряное Пятнышко, пролетая над открытой частью ручья, вдруг выронил хлеб из клюва. Хлеб был унесен течением и быстро скрылся из виду в туннеле. Серебряное Пятнышко слетел вниз. Сначала он тщетно вглядывался в темную пещеру, а затем его словно осенила счастливая мысль. Он полетел вниз, вдоль потока, к нижнему концу туннеля, где и дождался появления в воде куска хлеба, вынесенного течением.

Серебряное Пятнышко был в самом деле счастливой вороной, которой точно покровительствовала судьба. Он жил в такой местности, которая хотя и была полна опасностей, но изобиловала пищей. Он ежегодно поселялся в старом, неисправленном гнезде со своей подругой, которую, однако, мне никогда не удавалось разглядеть, и благополучно выводил там птенцов. А когда вороны вновь собирались стаей, он опять становился их признанным вожаком.

Сбор стаи обыкновенно происходит в конце июня. Родители приводят своих маленьких птенцов с короткими хвостами, мягкими крыльями и пискливыми голосами, но ростом уже почти сравнявшихся с взрослыми воронами, в старый сосновый лес, где собирается эта стая. В старом сосновом лесу, который служит для ворон и школой и крепостью, молодежь впервые вводится в общество. Здесь они находятся в безопасности, так как тут существуют хорошо защищенные убежища на высоких ветвях, и здесь начинается их ученье. Молодежь посвящается во все тайны, которые необходимо знать каждой вороне.

Сначала молодые вороны знакомятся друг и другом, так как, по правилам вороньего общества, каждая ворона должна быть обязательно знакома со всеми остальными членами своей стаи. Теперь родители могут отдохнуть немного после трудов по вскармливанию и воспитанию своих птенцов, потому что птенцы выросли и могут уже сами отыскивать себе пищу.

Недели через две начинается время линьки. В эти дни старые вороны бывают обыкновенно очень раздражительны и сердиты. Они продолжают учить и дрессировать молодых, которым, конечно, не очень приходятся по вкусу наставления и наказания линяющих учителей. Старик Серебряное Пятнышко был усердным учителем. Иногда он как будто произносил перед ними речь. Что он говорил, я, конечно, не мог угадать, но судя по тому, как относились к его речи слушатели, надо полагать, что она была чрезвычайно остроумна.

Молодые вороны обучаются не вместе, а по классам, словно дети в человечьей школе: воронята постарше — в одном классе, а воронята помоложе — в другом. К сентябрю шумная толпа глупеньких воронят, по-видимому, уже научилась уму-разуму. Нежный голубой цвет глаз, присущий птенцам, заменился темно-коричневым цветом глаз взрослых ворон. Они перестали быть птенцами, узнали все, что надо знать взрослой вороне, и научились правилам осторожности. Они узнали про ружье и западни и научились отличать ядовитых насекомых от съедобных. Узнали, что толстуха-жена старого фермера несравненно менее опасна для них, нежели ее пятнадцатилетний сын, хотя она гораздо крупнее его. Они научились также отличать брата от сестры. Они узнали, что зонтик — это не ружье. Они научились уже считать до шести, что очень хорошо для таких юных ворон, хотя Серебряное Пятнышко мог сосчитать почти до тридцати. Запах пороха тоже стал им знаком, и они научились распознавать южную сторону дерева. В конце концов, они, разумеется, заважничали и стали считать себя совсем взрослыми. Спускаясь после полета, они всегда складывали свои крылья три раза, для того чтобы быть уверенными, что крылья сложены аккуратно. Они знали, каким способом можно заставить лисицу отдать половину своего обеда, и знали, что надо немедленно прятаться в кусты при нападении других птиц, корольков или зимородков, так как сражаться с этими маленькими врагами так же невозможно, как невозможно толстой торговке поймать мальчишек, стащивших у нее из корзины яблоки. Все это уже узнали юные вороны, но еще не научились воровать чужие яйца. Они еще не имели никакого представления о ракушках, они ни разу еще не отведали лошадиных глаз, не видели пшеницы и ничего не знали о путешествиях, воспитывающих лучше всего.

Сентябрь произвел большие перемены и в старых воронах. Пора линьки прошла. Оперение у них выросло вновь, и они стали гордиться своим красивым одеянием. Здоровье у них опять восстановилось, и они приободрились. Даже строгий учитель Серебряное Пятнышко стал веселым, и молодые, давно уже научившиеся уважать его, теперь действительно полюбили своего вожака.

Он хорошо воспитал их, обучил всем сигналам и приказаниям, и теперь просто приятно было смотреть на них ранним утром.

«Первый отряд!» — крикнет старый командир на вороньем языке, и первый отряд отвечает ему громким гамом.

«Летите!» — и все летят вперед во главе со своим предводителем.

«Поднимайтесь!» — и в ту же минуту все взлетают вверх.

«Собирайтесь в кучу!» — и все собираются в одну плотную массу.

«Разлетайтесь!» — и все моментально рассеиваются в разные стороны, словно опавшие листья.

«Стройтесь в ряд!» — и все тотчас же вытягиваются в одну линию.

«Спускайтесь!» — и все срываются вниз, чуть не до самой земли.

«Ищите пищу!» — и все спускаются на землю и рассыпаются в разные стороны, между тем как два постоянных часовых сторожат: один — на дереве с правой стороны, другой — на пригорке с левой. Спустя две минуты раздается крик Серебряного Пятнышка, означающий: «Человек с ружьем!» Часовые повторяют этот крик, и весь отряд моментально взлетает и направляется вольным строем к деревьям. Очутившись в безопасности за деревьями, они снова растягиваются в линию и летят к своим родным соснам.

Ежегодно в ноябре вся стая улетает на юг, чтобы познакомиться с новыми странами и новой пищей под руководством мудрого Серебряного Пятнышка.

3

Ворона бывает глупа только ночью, и только единственная птица на свете страшна для вороны — это сова. Когда в темноте раздается крик совы, ужас охватывает ворон. Даже самый отдаленный крик совы ночью пугает ворон. Они тотчас же высовывают голову из-под крыла и сидят, прислушиваясь и дрожа от страха всю ночь. Во время больших морозов вороны иногда отмораживают себе глаза. Если ворона не спрячет голову под крыло, она может лишиться зрения.

С наступление утра к воронам возвращается мужество. Приободрившись, они отправляются обыскивать леса. Отыскав сову, напугавшую их своим криком, они или убивают ее, или, замучив до полусмерти, прогоняют за двадцать миль.

В 1893 году вороны, по обыкновению, прилетели в Кэстл Франк.

Через два дня после этого на рассвете среди ворон началась суматоха. Я вышел рано, желая узнать, отчего разволновались птицы, и вдруг увидел на снегу несколько черных перьев, уносимых ветром. Я пошел навстречу ветру, чтобы узнать, откуда он принес эти перья, и вскоре увидел окровавленные останки вороны и рядом — двойной след больших когтей, указавший мне, что убийцей была сова. Кругом были заметны явные признаки происходившей тут борьбы. Но свирепый убийца, очевидно, был гораздо сильнее несчастной вороны. Он стащил ее с ветки, на которой она сидела ночью, когда темнота лишала ее возможности сопротивляться.

Я перевернул окровавленные останки птицы.

Вдруг я увидел ее голову и невольно вскрикнул.

Увы, это была голова моего старого знакомца — Серебряного Пятнышка!

Кончилась долгая жизнь Серебряного Пятнышка, столь полезная для его племени. Его убила сова, от которой он предостерег столько сотен молодых ворон.

Старое гнездо на холме Сахарная Голова опустело. Вороны по-прежнему прилетают весной в Кэстл Франк, но с ними уже нет их знаменитого вожака. С его гибелью их ряды стали редеть, и, вероятно, скоро вороны совсем исчезнут в старой сосновой роще, где их предки жили и учились жизни в течение стольких веков…