В заливе Рассказ Соколова - Микитова

Охотники знают: в ветер и дождь, когда с моря шумит злая моряна, утка и гусь забиваются в камыши — наступает лучшее время охоты. В ясные и тихие дни птица высыпает на открытую воду, и мелководный залив покрывается неисчислимым множеством птичьих стай, редко напускающих охотника на выстрел.
В такой ясный день мы выехали на легком куласе, чтобы полюбоваться на великое птичье раздолье. Мы плыли, как в коридоре, по узкой, вливавшейся в залив, заросшей высокими камышами реке. Черные кашкалдаки-лысухи, срывавшиеся перед носом нашей маленькой лодки, с необыкновенной юркостью скрывались в зарослях камыша. На пушистых камышовых метелках качались лазурные зимородки — наши райские птицы. Водяные курочки шныряли среди гниющих камышовых кореньев.
Мы плыли, как куперовские следопыты, в легкой пироге. Бесчисленное разнообразие птичьего мира окружало нас. Над камышовыми зарослями, распластав широко крылья, бесшумно парили болотные луни. Иногда они останавливались в воздухе, трепеща крыльями на одном месте, и внезапно падали в камыш. Мы слышали возню, стон пойманной добычи, треск ломаемого крыльями камыша. Маленькие птички-камышовки, как пух, перелетали по высоким, звеневшим на ветру, высохшим стеблям. В летние месяцы здесь комариное царство, очаг тропической лихорадки. В стоялой воде, насквозь прогреваемой летним солнцем, кишат биллионы личинок малярийного комара носителя заразы.
Подгоняемые тихим течением, колыхавшим высокие стебли перезимовавшего камыша, мы плыли в нашей узенькой и легкой пироге. Если бы не наши почтенные годы, мы и впрямь чувствовали бы себя вождями индейского племени, направлявшимися на опасную и трудную охоту…
Увы, романтические времена молодости отошли далеко, в наших бородах основательно порошится серебряная седина! Мы знаем, что залив, в котором мы плывем, давным-давно исследован человеком, что вылетающая перед носом нашей пироги птица не раз слышала ружейную пальбу, что позади таинственных зарослей камыша человек давно и упорно налаживает новую жизнь.
А все же немножко чувствуем мы себя героями приключенческого романа. Мы, как куперовские следопыты, пробираемся камышами, и, как следопытам, нам открывается широкий, блещущий, наполненный птицею залив…
Упираясь длинным легким веслом, мы плыли серединой мелкого зеркального спокойного залива. Февральское весеннее солнце ослепительно отражалось в окружавшей нас золотившейся глади.
Мы плыли, со всех сторон окруженные птицами. Утки не напускали на выстрел и удалялись незаметно.
Так, медленно продвигаясь, мы постоянно оставались в центре широкого круга птиц, замыкавшегося позади нашей лодки.
В бинокль были видны отдельные табуны кормившейся и нырявшей на воде птицы. Стаи уток, вытянув шеи, высоко взлетали и, покружившись, опять опускались. В местах кормежки, на отмелях, вода мутилась от птичьего помета.
Хорошо было любоваться на великое птичье раздолье! Ружья нетронуто лежали на дне лодки. Широкое зыбкое марево высилось над горизонтом. И, покрываемый маревом, безбрежным, бескрайним казался наполненный птицею залив.