Поиск

Белый конь - Сказка - Эдит Несбит

— Послушай, отец, — сказал как-то Диггори-младший, — я хочу отправиться в далекий путь, чтобы найти свое счастье.

— Черта лысого тебе счастье, — ответил добродушный старик, покуривая трубочку на крыльце своего коттеджа; голова его была покрыта белым в крапинку носовым платком, чтобы меньше досаждали мухи. В те времена, как и сейчас, повсюду было полно мух, хотя описываемые события происходили очень-очень давно — лет сто тому назад, если следить по часам, что испокон веков стоят на местной церковной колокольне.

— Лысый черт меня не интересует, — сказал Диггори, притворившись, что не понимает фигуральных выражений. — Куда больше меня интересует мой дядюшка Диггори, который, как и я, был третьим сыном в семье дровосека и тоже в один прекрасный день отправился на поиски своего счастья — ему не пришлось пожалеть об этом решении. Да ты и сам посуди — что еще остается делать третьему сыну?

— Ему остается помалкивать и не мешать своему отцу курить трубку, — невозмутимо заметил мистер Диггори-старший. — Твой дядя Диггори и впрямь выбился в люди — каждый год присылает нам на Рождество индейку и хороший кусок грудинки, — но ты не забывай, что он отправился в путь не с котомкой за плечами, а верхом на добром коне, которого получил в подарок от СВОЕГО дяди Диггори, тоже большого любителя странствовать. А на чем можешь поехать ты — на гнедой кляче, что сдохла позапрошлой весной или на своих двоих? Кто уходит пешком, тот пешком и возвращается.

— Ну а если я все же раздобуду коня, ты позволишь мне ехать? — не унимался настырный сын. — Скажи «да», и я оставлю тебя в покое до той поры, пока у меня не появится собственный конь.

— Да! — рявкнул во всю глотку почтенный джентльмен, и над ним тучей взвились доселе мирно дремавшие мухи. — Я говорю «да», и не приставай ко мне больше со своими дурацкими просьбами!

Диггори-младший одним махом перелетел через перила крыльца.

— Прости-прощай, родимый дом, да здравствует дорога! — крикнул он. — У меня уже есть конь, папа. Нынче утром его прислал мне в подарок дядя Диггори, и сейчас он стоит на заднем дворе — красавец-конь, весь белый, с красным седлом и золоченой уздечкой.

Старый дровосек понял, что его провели, но он был человеком чести и, однажды сказав «да», твердо держал свое слово.

Тем же вечером Диггори выехал со двора на белом коне и проскакал через деревню, провожаемый любопытными взглядами односельчан.

На холме у ветряной мельницы он ненадолго задержался, чтобы переброситься парой слов с Джойси, которая снимала с плетеной изгороди высохшее белье.

Он сказал ей, куда он направляется.

— Возьми меня с собой, — попросила Джойси. — Я совсем не тяжелая, а у тебя такой сильный конь — он запросто выдержит нас двоих.

— Нет, дитя мое, — строго сказал Диггори. — Бродить по свету в поисках счастья — занятие не для девчонок. Ты будешь для меня обузой. Прощай, малышка, пожелай мне удачи.

И он поскакал прочь, а с хорошенького личика Джойси на сложенное белье потекли обильные слезу.

Диггори ехал все дальше и дальше. Сгустились сумерки, затем наступила ночь, на смену которой пришел рассвет, а когда солнце поднялось достаточно высоко над горизонтом, он начал ощущать неприятную легкость и пустоту в желудке, где со вчерашнего обеда не побывало ни крошки съестного.

Он продолжал подгонять коня, которому дал имя Инвиктус, пока тот не остановился перед высокой стеной, сложенной из красного кирпича. Инвиктус был очень рослым конем, и, приподнявшись в стременах, Диггори смог заглянуть через стену. Там он увидел великолепный яблоневый сад — ветви деревьев ломились под тяжестью красных, желтых и зеленых плодов. Он подвел коня вплотную к стене и сказал ему: «Ну-ка, приятель, стой смирно». После этого он встал ногами на седло и уже через несколько секунд очутился в саду по ту сторону ограды. Его цель была проста: он всего-навсего собирался нарвать яблок. Он хотел это сделать, во-первых, потому что был голоден, а, во-вторых, потому что все сказочные герои, если они молоды и полны честолюбивых устремлений, не могут пройти мимо чужого сада, не нарвав там яблок, слив, абрикосов или каких-нибудь более экзотических фруктов. Этим сказочные герои отличаются от обычных, вполне реальных мальчиков и юношей, которым, разумеется, даже в голову не приходят подобные вещи.

Наметанным глазом Диггори тут же определил дерево с самыми крупными и аппетитными на вид плодами. Взобравшись по стволу, он только было устроился на развилке и приготовился снять первую пробу, как снизу донесся скрипучий голос:

— Не двигайся! Эй там, на дереве!

Опустив взгляд, Диггори увидел сухонького старичка в красном фланелевом жилете, злобно смотревшего на него с земли.

— Доброе утро, мой юный друг, — сказал старичок. — С виду вы славный малый, и мне вас искренне жаль — дело в том, что в здешних краях за воровство яблок полагается очень суровое наказание.

— Но я пока еще не сорвал ни одного яблока, — сказал Диггори. — Позвольте мне уйти, и будем считать, что ничего не произошло.

— Очень дельное предложение, — хихикнул старик. — Но вы не учли одного — это заколдованный сад, отсюда не уходят тем же путем, каким пришли. Вы даже не сможете спуститься с дерева, не говоря уж о том, чтобы перелезть через стену. А ну-ка, попробуйте.

Диггори попробовал и сразу же убедился в правоте своего собеседника. Он мог перемещаться по дереву с ветки на ветку, но земля оставалась недосягаемой — дерево как будто перевернули вниз кроной, так что поверхность земли превратилась в нечто вроде потолка, до которого при желании можно дотянуться, но усидеть на котором еще не удавалось никому. В то же время он чувствовал, что просто спрыгнув с дерева, непременно полетит в противоположную от земли сторону — то есть, в небо — и будет падать и падать до бесконечности, покуда не умрет в полете с голоду. Представив себе подобную перспективу, Диггори покрепче вцепился в ветви и посмотрел на старичка, который с каждой минутой казался ему все более отвратительным.

— Что же мне теперь делать? — спросил он.

— Вот это уже другой разговор! — оживился хозяин сада. — Ты, я вижу, парень с головой; стало быть, мы сумеем найти общий язык. Я предлагаю тебе небольшую сделку. Ты сбросишь мне с дерева десять самых больших яблок — только одно за другим и прямо мне в руки! — а я за это помогу тебе выбраться отсюда через потайную Яблочную Дверцу, ключ от которой есть только у меня.

— А почему бы вам не сорвать их самому? — спросил Диггори.

— Я слишком стар; в моем возрасте люди не лазают по деревьям. Ну как, договорились?

— Надо подумать, — сказал юноша. — Вокруг полным-полно яблок, которые вы можете достать, не залезая на дерево. Зачем же вам понадобились именно эти?

Говоря так, он сорвал одно из яблок, подбросил его вверх — или, точнее вниз, к земле, поскольку дерево было перевернуто — и ловко поймал на лету.

— Осторожнее! — взвизгнул старик. — Не вздумай его ронять! Брось яблоко мне! Ах, ты, сопливый щенок, сын пятнистой жабы!

Кровь вскипела в жилах Диггори, когда он услышал, как его почтенного родителя называют пятнистой жабой.

— Получай! — крикнул он, метя яблоком в голову гнусного старикашки. — Если бы только я мог слезть с этого дерева…

Яблоко, стукнув старика по темечку, отлетел в сторону и покатилось по траве. И в ту секунду, когда оно коснулось земли, Диггори почувствовал, что вполне может слезть с дерева, которое теперь приняло свое нормальное положение.

— Ага, — сказал он, — значит, это волшебные яблоки, исполняющие желания.

— Нет, нет, нет, нет! — так искренне завопил обладатель фланелевого жилета, что у Диггори не осталось сомнений в собственной правоте. — Яблоки здесь ни при чем! Это я тебя расколдовал. Видишь ли, большинство людей сразу же сваливалось с этого дерева и падало в небо, а ты удержался, и я решил тебя отпустить, потому что я добрый старик — мухи, и той не обижу. А я блоки эти самые обыкновенные, только очень редкого сорта.

— Довольно, — остановил его Диггори. — А теперь я хочу знать правду.

И он, сорвав второе яблоко бросил его на землю. Старик тут же начал говорить правду, торопясь, захлебываясь словами — точь-в-точь как школьник, заучивший урок и спешащий рассказать его, пока не забыл.

— Я злой и подлый волшебник, — говорил он. — Я подстроил так, что сотни людей упали с этого дерева в небо, а когда они падали обратно на землю, я превращал их в яблоневые деревья. Так возник этот сад. Я не знаю, зачем я так поступал, но мне нравилось это занятие. Вероятно, потому что я злодей и подлец. Я никогда никому не сделал ничего доброго. И сейчас я не скажу тебе, как выбраться из этого сада, потому что такие поступки не в моих правилах.

— Но ведь тебе не обязательно быть злым, — сказал Диггори. — Я хочу, чтобы ты стал хорошим.

Он бросил на землю еще одно яблоко, и в тот же миг волшебник стал таким хорошим, что больше не мог ничего делать кроме как сидеть на траве и плакать, вспоминая, каким злодеем и подлецом он был до недавнего времени. Теперь от него не было никакого толку. Диггори, отныне уже не опасаясь какого-либо подвоха с его стороны, сорвал десять яблок, сунул их за пазуху и спустился с дерева.

Старый волшебник рыдал взахлеб, не видя и не слыша ничего вокруг, и не мог показать Диггори выход из сада или расколдовать яблоневые деревья, поэтому наш герой был вынужден израсходовать еще три яблока. Первое он потратил на то, чтобы сделать старика счастливым. Для этого оказалось достаточно маленького симпатичного домика с тростниковой крышей и цветником перед входом и заботливой внучки — именно таким изображается счастье с многочисленных рассказах мисс Эджуорт. Следующим желанием Диггори было найти Яблочную Дверцу (мой просвещенный читатель, конечно, нашел бы выход из сада по карте, не прибегая к помощи магии, но Диггори не был настолько просвещен и, отправляясь в дальний путь, не догадался запастись подробной картой местности или хотя бы географическим атласом). Перед тем, как покинуть сад, он бросил третье яблоко и расколдовал деревья, которые тут же превратились в королей и принцесс, чиновников, портовых грузчиков и многих других людей самых разных профессий и званий.

Диггори предоставил им самим искать пути домой — тем более, что некоторые из них жили когда-то давным-давно и очень далеко от этих мест — и выбрался наружу через Яблочную Дверцу. У кирпичной стены мирно пасся его белый конь неплохо подкрепившийся за два дня и ночь, проведенные Диггори в колдовском саду.

В отличие от Инвиктуса его хозяин был голоден, причем голоден настолько, что решился добыть себе ужин с помощью одного из волшебных яблок — впоследствии он не раз сожалел об этом расточительстве. Правда, он заказал не простой ужин, а лучший ужин на свете, и он его получил — это был всего лишь свежий хлеб с кувшином парного молока. Несомненно, результат был бы другим, пожелай он самый роскошный или самый изысканный ужин на свете, но ему, как на грех, захотелось самого лучшего.

Быстро покончив с едой, он сел на коня и поехал обратно, по пути обдумывая, на что бы потратить оставшиеся волшебные яблоки. В сумерках он не заметил, как сбился с дороги и едва не утонул, пытаясь пересечь вброд реку, вода в которой поднялась после недавних сильных дождей. Хотя сам Диггори в конце концов спася, его белый конь был унесен бурным потоком и в считанные секунды исчез за поворотом реки.

Выбравшись на берег, Диггори стал снимать рубашку, чтобы выжать из нее воду.

— Ах, если бы со мной сейчас был мой верный конь, — вздохнул он, напрочь забыв о яблоках, которые в тот же миг дружно посыпались на землю из его рубахи — все, кроме одного. И сразу же он услышал неподалеку в темноте тихое ржание и топот копыт, а когда из-за туч выглянула луна, Диггори убедился, что его желание исполнено — белый конь снова был со своим хозяином. Но, поскольку он уронил на землю восемь яблок, желание его осуществилось восьмикратно, и сейчас перед ним стояли восемь прекрасных коней, каждого из которых звали Инвиктусом.

— Что же, восемь коней лучше чем ничего, — сказал он и, стреножив Инвиктусов, улегся спать, чувствуя себя необычайно уставшим.

Утром он проснулся с ломотой в костях и острой болью во всех суставах. Поначалу он решил, что подхватил простуду после вынужденного купания в реке, но в действительности это был ревматизм, с того времени уже не отпускавший его ни на минуту.

Не без труда он взобрался в седло и тронулся в путь, ведя семерых коней в поводу.

— Восемь таких коней можно считать удачным приобретением для сына простого дровосека, — говорил он себе. — И потом, я сейчас слишком слаб для того, чтобы продолжать поиски счастья.

Итак, Диггори возвращался домой. Дорога, по которой он ехал, была ему хорошо знакома, и в то же время это была другая дорога — более широкая и наезженная, с живыми изгородями и рядами деревьев по обочинам в тех местах, где раньше были только заболоченные пустыри. Большой лес, за которым находился отцовский дом, при взгляде с вершины холма показался ему сильно поредевшим и как будто уменьшившимся в размерах. Когда же Диггори добрался до родной деревни, он решил, что начинает сходить с ума. За три дня и две ночи его отсутствия все здесь переменилось до неузнаваемости; деревня разрослась и застроилась уродливыми домами из желтого кирпича, в ней появились восемь магазинов и шесть пивных, тогда как прежде был только один небольшой трактир. Его также удивило обилие слонявшихся по улицам людей в мятых, неопрятных одеждах какого-то странного покроя. А ветряной мельницы, еще недавно стоявшей на соседнем холме, теперь не было и в помине! Диггори осадил коня. Вокруг него сразу же начала собираться толпа любопытных.

— Скажите, что случилось с ветряной мельницей? — спросил он дрожащим от волнения голосом.

Люди смотрели на него и молчали; двое или трое недоумевающе пожали плечами. Но вот из толпы показался дряхлый согбенный старик.

— Мельница? — переспросил он. — Ее снесли, когда я был еще мальчишкой.

— А дом дровосека — тот, что у самого леса?

— Он сгорел лет эдак пятьдесят тому назад. Насколько я понял, почтеннейший, вы родом из этих мест?

За спинами окружавших Диггори людей находилась стеклянная витрина магазина. Случайно взглянув в ту сторону, он увидел в зеркальном стекле отражение седого как лунь старика, сидящего верхом на белом коне. Борода старика, также совершенно седая, была еще короткой, ибо она начала отрастать только со вчерашнего вечера.

Не сразу Диггори признал самого себя в этой старой развалине, но одежда и конь окончательно разрешили его сомнения. Потрясение было так велико, что бедняга едва не свалился с лошади. Оказавшийся среди зевак владелец ближайшего постоялого двора помог ему спуститься на землю и проводил в свое заведение. Восемь белых коней были размещены в стойлах, а Диггори пристроился в холле у растопленного камина и продолжил беседу со стариком, сообщившим ему о сносе ветряной мельницы. Вскоре он был вынужден прекратить разговор, устав слышать на все свои вопросы один и тот же ответ: «умер… умерла… умер…»

Несколько минут он просидел в молчании, в то время как люди, собравшиеся у стойки бара, обсуждали достоинства его коней.

— Будь у меня такой конь, — говорил один молодой человек, — уж я бы пристроил его к хорошему делу.

— Можете взять любого из моих коней, молодой человек, — сказал Диггори, услышав его слова. — Они все одинаково хороши и каждого зовут Инвиктусом.

Молодой человек, никак не ожидавший столь щедрого подарка, долго не решался поверить своему счастью, а, наконец поверив, так обрадовался, что у Диггори потеплело на душе, — он даже почувствовал себя как будто помолодевшим. На следующий день он решил раздарить всех своих коней кроме одного, которого намеревался продать и на вырученные деньги безбедно дожить до конца своих дней, благо этот конец был уже недалек, — после посещения местного кладбища, где покоились в могилах его отец, браться и малышка Джойси с ветряной мельницы, он уже не видел смысла затягивать свой уход из этого мира, в котором не осталось ни единого близкого ему человека.

Он не хотел отдавать всех коней жителям одной деревни, поскольку это сделало бы менее ценным его подарок молодому человеку, собиравшемуся пристроить Инвиктуса к хорошему делу. К тому же, наличие в деревне нескольких абсолютно одинаковых — вплоть до имени — белых коней могло бы создать ненужную путаницу, осложнив жизнь их новым владельцам.

Поэтому Диггори вновь пустился в путь и в каждой деревне, которую проезжал, дарил кому-нибудь одного из своих коней. И всякий раз, расставаясь с очередным Инвиктусом, он чувствовал, как у него прибавляются силы. После того, как он подарил четвертого коня, исчез мучивший его ревматизм, а вместе с седьмым конем он лишился бороды — ненароком дотронувшись до щеки, его пальцы нащупали гладкую кожу там, где еще накануне торчала жесткая и длинная щетина.

— Ну что ж, — сказал он себе, — теперь я могу возвратиться домой, чтобы по крайней мере умереть в родной деревне и лежать в могиле рядом со своими близкими.

Как это ни странно, сейчас он совсем не ощущал себя собравшимся умирать стариком. Напротив, он был бодр и весел — пожалуй, даже слишком бодр и слишком весел для человека столь преклонного возраста.

Уже подъезжая к своей деревне, он вдруг резко дернул поводья и, остановившись, недоуменно протер глаза: на холме, как ни в чем не бывало, возвышалась знакомая ветряная мельница, во дворе которой стояла Джойси в белой косынке и розовом ситцевом платье, выглядевшая еще более красивой и свежей, чем в пору их последней встречи.

— Диггори! Диггори! — закричала она. — Значит, ты решил вернуться! Теперь-то ты возьмешь меня с собой?

— У тебя дома есть зеркало? — в свою очередь спросил Диггори. — Ну-ка, быстро беги и принеси его мне.

Джойси бросилась в дом и меньше чем через минуту вернулась с зеркалом в руках. Он взглянул на свое отражение и увидел молодое загорелое лицо, каштановые волосы — от седины и старческих морщин не осталось и следа. Он снова стал прежним Диггори, каким помнил себя до отъезда на поиски счастья.

— Теперь ты возьмешь меня с собой? — повторила свой вопрос Джойси и получила в ответ поцелуй.

— Теперь я тебя возьму, — сказал Диггори.

Он посадил ее на коня впереди себя, и они медленно поехали к дому старого дровосека. Дорогой Диггори поведал ей обо всем, что с ним приключилось.

— Но у тебя должно было остаться еще одно волшебное яблоко, — напомнила Джойси, когда он закончил свой рассказ.

— Верно! — вскричал Диггори. — Я совсем о нем забыл!

— Это яблоко и даст нам счастье, которое ты ездил искать! Можно мне на него взглянуть?

Диггори протянул ей яблоко и задумчиво произнес:

— Да, с его помощью мы сможем теперь получить все, что захотим. Однако, хотел бы я знать, почему я так постарел, а затем снова стал молодым.

И надо же было Инвиктусу именно в это мгновение споткнуться; Джойси покачнулась и, чтобы не упасть, вцепилась в своего спутника, а волшебное яблоко, выскользнув из ее руки, исполнило последнее желание Диггори. Ибо, как только оно коснулось дорожной пыли, наш герой узнал, что волшебник когда-то давным-давно — задолго до того, как он перестал быть злым и подлым — устроил все так, что любое желание, исполненное за пределами сада, добавляло десять лет к возрасту человека, который его высказал. Таким образом восемь белых коней в один миг превратили Диггори в столетнего старца. Это заклятие можно было снять только одним способом — добровольно отказавшись от полученного дара, что он и сделал, благодаря проявленной щедрости снова вернув себе здоровье и молодость. (В последней фразе, к моему глубокому сожалению, промелькнула нравоучительная интонация, и я прошу за это прощения у читателей. Конечно, во всякой истории обязательно есть какая-то мораль, но лучше припрятать ее поглубже и не выставлять напоказ, ибо, как ни крути, мораль — штука ужасно скучная).

Джойси и Диггори не слишком расстраивались из-за утраты последнего волшебного яблока. Вскоре они подъехали к дому на опушке леса, у крыльца которого их встретил старый дровосек.

— Недолго же ты странствовал, сынок, — сказал он, попыхивая трубочкой и добродушно ухмыляясь в бороду.

— Да, недолго, — ответил Диггори.

— А как насчет счастья? Удалось тебе его найти?

— Удалось, — сказал Диггори. — Вот оно.

И с этими словами он предъявил отцу Джойси. Тот ухмыльнулся еще шире, а потом и вовсе расхохотался, поскольку дочь мельника и без того давно уже прочилась ему в невестки.

— Ну и дела! — только и смог он произнести, перестав наконец смеяться.

Итак, они поженились и через некоторое время завели себе небольшую ферму. Белый конь отныне стал таскать плуг, борону или повозку и работал на совесть, так же как и его хозяева; ферма их процветала, а сами они всегда были веселы и счастливы.

Однажды Джойси спросила своего мужа:

— Скажи, почему ты не захотел брать меня с собой, когда еще только отправлялся странствовать, а по возвращении сразу же согласился?

— Я и сам долго над этим думал, — ответил Диггори. — Вероятно, все дело в хлебе и молоке. Видишь ли, это желание также было исполнено за пределами сада, но если белые кони были желанием как бы внешним и состарили меня снаружи, то хлеб и молоко…

— Они были вполне внутренними — ведь ты их выпил и съел, не так ли?

— Вот именно. Поэтому я тогда постарел изнутри — то есть, стал разумнее и мудрее. Во всяком случае, мне хватило ума понять, что ты и есть то самое счастье, которое я искал.

— Ну, мне-то не потребовалось стареть для того, чтобы понять, где мое счастье, — сказала Джойси. — Хотя, в этом нет ничего удивительного — ведь я женщина, а они, как известно, в подобных вещах гораздо умнее мужчин, не правда ли, милый?

* * *
В данной истории есть один персонаж, о котором многие их вас, вероятно, слышали — это Инвиктус (или, как иногда пишут, «Инвикта»), знаменитый Белый Конь графства Кент.

Изображения его можно встретить в любой части графства; он красуется на рекламных плакатах и пивных этикетках, на фронтонах зданий и даже на радиаторах мощных тракторов, которые, с демонстративным презрением относясь к лошадям, в то же время несут в своих железных сердцах образ легендарного Белого Коня как символ трудолюбия, упорства и вечного стремления к совершенству.