Удивительные сюжеты Шекспира Несбит Эдит Мера за меру

[30]

Много веков назад, сколько — уж и не упомним, в городе Вене царили весьма вольные нравы — а всё потому, что герцог венский правил чересчур мягко, ибо был добросердечен и не любил причинять неприятности своим подданным, пусть даже они порой и преступали закон.

И знаете, к чему всё это привело? К тому, что слишком многие жители Вены стали вести себя дурно. Герцог только качал головой при виде длинного списка нарушителей закона. Наконец он решил, что больше терпеть это нельзя. Порок должен быть наказан! Однако герцогу хотелось, чтобы его по-прежнему любили в народе. Он прекрасно понимал, что если после стольких лет попустительства греху вдруг проявит строгость, то прослывёт тираном.

И вот что придумал герцог. Он сказал своему советнику, что должен немедленно ехать в Польшу по делам государственной важности.

— А на время своего отсутствия, — добавил герцог, — я выбрал наместника. Им будет Анджело.

Но — увы! — этот самый Анджело, несмотря на благородное происхождение, на поверку оказался человеком низким и подлым. Несколькими годами раньше он обручился с девушкой по имени Мариана, но когда она, по несчастью, лишилась наследства, Анджело передумал жениться и стал избегать её. Бедняжка Мариана жила уединённо, втайне надеясь, что корыстный Анджело вновь постучится в её дверь, — ведь она всё ещё любила его.

Назначив Анджело своим наместником, герцог отправился к монаху, брату Фоме, и попросил у него монашеское платье, а также наставления о том, как давать людям душеспасительные советы. Герцог вовсе не собирался в Польшу — у него были другие планы: остаться в Вене и тайком понаблюдать, как будет править Анджело; не вскружит ли власть ему голову?

В первый же день своего пребывания у власти Анджело приговорил к смерти молодого дворянина по имени Клавдио. Юноша, поддавшись чувствам, и впрямь совершил неосмотрительный поступок и заслужил суровое порицание — но никак не смертную казнь!

У Клавдио был чудак-приятель, которого звали Лючио. Чтобы помочь другу сохранить жизнь и обрести свободу, этот Лючио придумал вот что: Изабелла, молодая и прекрасная сестра Клавдио, должна вступиться за него перед наместником.

Изабелла в то время жила при монастыре. У неё не было возлюбленного, никто ещё не завоевал её сердце, и она всерьёз размышляла о том, чтобы сделаться монахиней.

Нашлись у Клавдио и другие защитники. Эскал, старик вельможа, тоже уговаривал Анджело проявить милосердие. Он говорил, что наместник должен быть

Не обухом, крушащим наповал,

А тонким краем лезвия щадящим.

Спасёмте Клавдио! Его отец

Преблагороднейшим был человеком.

Но Анджело оставался глух к мольбам:

— Если бы суд признал виновным меня, я подчинился бы велению закона и не стал просить поблажек.

И он приказал тюремщику, чтобы Клавдио был казнён назавтра в девять часов утра.

Как только Анджело отдал этот приказ, ему доложили, что сестра приговорённого молит о встрече с ним.

— Что ж, пусть войдёт, — разрешил Анджело.

В сопровождении Лючио вошла прекрасная Изабелла и бросилась к наместнику со словами:

— Я к вашей милости просительницей скорбной!

— Покороче, — приказал Анджело.

Услышав, каким ледяным тоном он бросил это слово, Изабелла покраснела и от этого стала ещё красивее.

— У меня есть брат, — продолжала она, — приговорённый к смертной казни. Я умоляю вас: казните грех, но пощадите брата.

— Невозможно покарать грех, не карая грешника. — ответил Анджело. — Если пощадить виновного, правосудие не свершится.

Потеряв надежду, Изабелла собралась было уходить, но Лючио шепнул ей: «Что за холодность, что за робость! Вы же не булавку просите!»

Изабелла приободрилась и вновь обратилась к Анджело, горячо моля его пощадить брата. Даже когда Анджело сказал: «Не прощу», — она всё равно молила; даже когда он отрезал: «Поздно, приговор вынесен», — Изабелла всё ещё пыталась достучаться до его сердца. Но доводами разума Анджело было не пронять.

Чего только не говорила наместнику Изабелла! Она сказала, что милосердие красит могущественного владыку. Она сказала, что весь род людской был обречён, но Спаситель сжалился над ним. Сказала, что обладать великанской силой прекрасно, но применять её следует с поистине великанской мудростью. Что молния поражает дуб, но щадит тонкую иву. Наконец Изабелла произнесла: — В своём поройтесь сердце; если там

Найдёте ту ж вину, что и у брата,

То да не повернётся ваш язык

На плаху слать его.

И в этот миг Анджело и впрямь нашёл в своём сердце точно такую же вину. Он понял, что сражён красотой Изабеллы и ради этой красоты готов сделать то, чего не сделал бы из человеколюбия.

Притворившись, будто смягчился, он сказал:

— Придите ко мне завтра до полудня.

Так Изабелле удалось продлить жизнь брата хотя бы на несколько часов.

Когда она ушла, Анджело стал терзаться муками совести. Он жестоко корил себя за то, что готов поддаться искушению и пренебречь долгом судьи:

— Судить ли вора, когда воруют судьи?

И когда наутро Изабелла пришла к нему, он заявил:

— Ваш брат умрёт.

Изабелла была потрясена (не такого ответа она ждала!), но сказала лишь:

— Что ж, храни вас Бог, ваша честь, — и повернулась, чтобы уйти.

Однако в это самое мгновение Анджело понял, что долг и честь для него — ничто в сравнении с угрозой навсегда потерять Изабеллу!

— Подари мне свою любовь, — сказал он, — и я пощажу Клавдио.

Тут Изабелла поняла, что Анджело вовсе не так справедлив, как кажется.

— Мой брат скорее ляжет головой на двадцать кровавых плах, чем позволит мне стать твоей! — в негодовании воскликнула она.

Изабелла отправилась к брату в тюрьму с горестной вестью о том, что он всё-таки будет казнён. Поначалу Клавдио храбрился и хвастался, что примет смерть в объятья, как невесту. Но ясно осознав, что Изабелла может спасти его, выйдя за Анджело, Клавдио понял, что собственная жизнь ему дороже, чем счастье сестры, и воскликнул:

— Сестра моя! Даруй мне жизнь!

— О низкий трус! — содрогнулась Изабелла. — Бесчестное животное!

Но тут появился герцог, переодетый монахом и называвший себя братом Людовиком. Он попросил Изабеллу на минутку задержаться и побеседовать с ним.

Мнимый монах рассказал Изабелле, что Анджело был обручён с Марианой, и поведал печальную историю её любви. А затем он изложил девушке свой хитроумный план. Вот что придумал герцог: Мариана в монашеском одеянии, укрыв лицо покрывалом, придёт к Анджело и голосом, похожим на голос Изабеллы, скажет, что готова выйти за него замуж, если он пощадит Клавдио. При этом она снимет у него с мизинца кольцо, которое потом послужит доказательством того, что к нему приходила именно Мариана.

Изабелла, конечно же, была преисполнена почтения к монахам — ведь и сама она уже почти стала монахиней. Поэтому она сразу согласилась, и они договорились встретиться у Марианы — в сельском доме, окружённом рвом.

На улице герцог встретил Лючио. Увидев монаха, тот крикнул ему:

— Нет ли новостей о нашем герцоге, святой отец?

— Я не слыхал, — ответил герцог.

Тогда Лючио принялся потчевать герцога нелепыми россказнями об Анджело, а потом и о самом герцоге, с которым якобы водил дружбу. Герцог, конечно, возражал ему. Тогда Лючио, чтобы придать вес своим словам, сказал, что хотя он и любит герцога, тот всё же пустейший, невежественный, легковесный малый.

— Герцог прекрасно меня знает, — добавил он.

— Он узнает тебя ещё лучше, если я доживу до его возвращения, — угрюмо проворчал герцог и двинулся дальше.

Вскоре он встретил Эскала и спросил, что тот думает о герцоге, своём господине. Эскал, полагая, что беседует с монахом, ответил:

— Герцог — человек благородный и воздержанный; он больше радуется веселью других, чем веселится сам.

Наконец герцог дошёл до дома Марианы. Вскоре туда же явилась Изабелла, и герцог познакомил их. (Разумеется, обе они считали его монахом.) Девушки удалились, чтобы наедине обсудить спасение Клавдио. Пока они тихо и взволнованно перешёптывались, герцог выглянул в окно, увидел покосившиеся строения, клумбы, поросшие мхом, и понял, что Мариана равнодушна к сельскому житью. Многие женщины с радостью возделывают сад и растят цветы — многие, но не она. Мариана была создана для городской жизни. Герцог уверился, что, выйдя замуж за Анджело, Мариана не станет несчастнее.

— Мы сговорились, святой отец, — сказала Изабелла.

И Анджело был обманут той самой девушкой, чью любовь когда-то отверг. Зато теперь он собственной рукой надел ей на палец кольцо с молочно-белым камнем, вспыхивавшим на солнце удивительными красками.

Узнав, что затея его удалась, герцог на следующий день явился в тюрьму. Он ожидал услышать, что получен приказ об освобождении Клавдио. Однако никакого приказа не оказалось, зато тюремщику вручили некое письмо. Каково же было изумление герцога, когда тюремщик вскрыл письмо и вслух прочёл:

— Каких бы иных указаний вы ни получили, казните Клавдио в четыре часа утра, а к пяти пришлите мне его голову.

— Думаю, вы должны предъявить наместнику какую-нибудь другую голову, — сказал вдруг герцог и с этими словами достал письмо и печатку. — Вот, посмотрите: почерк герцога, а вот его печать. Уверяю вас, он вскоре вернётся, но Анджело об этом не ведает. Пошлите Анджело другую голову.

«Должно быть, этот монах знает что говорит, — подумал тюремщик. — Это действительно печатка герцога, да и почерк его мне знаком».

Поразмыслив, он произнёс:

— Сегодня утром в тюрьме умер молодой пират. Лет ему примерно столько же, сколько и Клавдио, и борода того же цвета. Вот его-то голову я и предъявлю.

И действительно, в указанное время Анджело получил голову пирата и ни на миг не усомнился в том, что это голова Клавдио.

Тут по городу разнеслась весть о возвращении герцога. Жители Вены сбежались на площадь и на радостях даже сняли с петель городские ворота, открывая путь любимому правителю. Пришли туда и Анджело с Эскалом, и герцог сердечно поблагодарил их за то, что в его отсутствие они хорошо управлялись с делами.

Но Анджело ожидал весьма неприятный сюрприз: Изабелла, разгневанная его вероломством, бросилась в ноги герцогу и взмолилась о справедливости.

Услышав её рассказ, герцог воскликнул:

— Она оклеветала моего наместника, мою правую руку! В тюрьму её! Но погоди: кто подучил тебя так поступить?

— Брат Людовик, — ответила девушка.

— Какой ещё брат Людовик? — спросил герцог. — Кто-нибудь знает его?

— Я знаю, государь, — подал голос Лючио. — Я его однажды побил за то, что он ругал вашу светлость последними словами.

— Неправда! — вмешался монах по имени Пётр. — Брат Людовик — святой человек!

Изабеллу увели стражники, но тут вперёд вышла Мариана. Она откинула с лица покрывало и сказала Анджело:

— Вот лицо, на которое ты когда-то не мог наглядеться!

Анджело холодно взглянул на Мариану, а она протянула руку со словами:

— А вот рука, которую ты сжимал вчера в своём саду, думая, что держишь руку Изабеллы!

— Я знаю эту женщину, — сказал Анджело. — Когда-то давно у нас с ней шли разговоры о свадьбе, но потом я обнаружил, что она чересчур легкомысленна.

Мариана опустилась на колени перед герцогом и поклялась, что они с Анджело связаны нерушимым обетом. Анджело же возмущённо произнёс, что всё это — козни брата Людовика, и попросил герцога, чтобы тот велел разыскать монаха.

— Его приведут, — пообещал герцог.

Он попросил Эскала расследовать дело и воздать клеветникам по заслугам, поскольку сам он, герцог, вынужден ненадолго удалиться. С этими словами герцог ушёл — и вскоре появился вновь, но уже под видом брата Людовика и в сопровождении тюремщика. С ними шла Изабелла. Эскал приступил к допросу, но не столько расследовал дело, сколько оскорблял «брата Людовика» и угрожал ему. А Лючио и вовсе заявил, что этот нахальный монах обзывал герцога дураком и трусом, а он, Лючио, за это оттаскал его за нос — и пусть только посмеет сказать, что дело было не так!

— В тюрьму его! — прогремел голос Эскала, но как только тюремщик приблизился к «монаху», тот откинул капюшон — и все ахнули, узнав герцога!

— Ну что же, — сказал герцог, обращаясь к Анджело, — если тебе достанет наглости защищаться — начинай, мы тебя послушаем.

— Я сознаюсь — и об одном прошу:

О быстром приговоре и о казни, — таков был ответ Анджело.

— Был ли ты обручён с Марианой? — спросил герцог.

— Был, — ответил Анджело.

— Тогда женись на ней немедля, — приказал ему герцог. — Брат Пётр, обвенчайте их и возвращайтесь с ними сюда.

Затем герцог обратился к Изабелле.

— Прошу вас, подойдите, Изабелла, — сказал он нежно. — Ваш духовник — теперь ваш государь, и он горько сожалеет о том, что не успел спасти вашего брата.

На самом-то деле хитрец-герцог прекрасно знал, что Клавдио цел и невредим.

— О государь, — воскликнула Изабелла, — простите, что я утруждала вас своими заботами.

— Вы прощены, — улыбнулся герцог.

Тут появились новобрачные — Анджело и Мариана.

— А теперь, Анджело, — сказал герцог сурово, — ты пойдёшь на ту же плаху, где сложил голову Клавдио!

— О милосердный государь, — разрыдалась Мариана, — не обращай в насмешку мой брак, не отнимай у меня мужа!

— Добудешь себе другого, достойного, — ответил герцог.

— Государь, мне не надо никого достойнее! Мне нужен он один!

К мольбам Марианы присоединилась добрая Изабелла, но герцог по-прежнему притворялся непреклонным.

— Скажи-ка, — повернулся он к тюремщику, — как получилось, что Клавдио был казнён в неположенный час?

Боясь признаться, что обманул Анджело, тюремщик уклончиво ответил:

— Я получил записку.

— Я лишаю тебя должности! — объявил герцог, и тюремщик удалился.

— Мне жаль, что я причинил столько горя, — проговорил Анджело. — Смерть заслужил я ио ней прошу.

Вдруг толпа оживилась: появился тюремщик, а с ним какой-то человек, закутанный в плащ.

— Кто это? — заволновались все.

И тюремщик, заранее радуясь собственной шутке, произнёс:

— Это человек, которого я спас, и он как две капли воды похож на Клавдио!

Довольный герцог рассмеялся и сказал Изабелле:

— Раз он на брата вашего похож,

То ради брата мы его прощаем.

А ради вашей сущности прелестной

Мне руку дайте; согласитесь быть

Моей — и Клавдио мне станет братом.

Изабелла радостно протянула ему руку — и герцог простил Анджело, а тюремщика поблагодарил и повысил в должности. Зато болтуна и злостного обманщика Лючио он сурово наказал: заставил жениться на сварливой толстухе!