Удивительные сюжеты Шекспира Несбит Эдит Тимон Афинский

[27]

За четыре сотни лет до Рождества Христова жил в Афинах человек по имени Тимон, настолько щедрый, что щедрость его граничила с безумием. Тимон был очень богат; но тому, кто дарит и раздаёт своё добро направо и налево, не хватит никакого земного богатства.

Если кто-то дарил Тимону лошадь, то получал в ответ двадцать прекрасных скакунов. Если кто-то занимал у Тимона деньги, а потом предлагал вернуть долг, Тимон чувствовал себя оскорблённым. Если Тимон находил время прочесть новые стихи, он тотчас покупал их у поэта, а художнику стоило лишь развернуть перед Тимоном картину, как Тимон платил за неё вдвойне.

Безрассудность Тимона приводила в ужас его домоправителя Флавия. В доме Тимона шёл пир горой, кутили вельможи, рекой лились дорогие вина — а Флавий в погребе лил слёзы. Он не мог не думать о том, что в доме горят тысячи свечей, а в залах поют певцы, и каждый из них за один концерт получает столько, сколько бедняк за целый год тяжкого труда. Флавий вспоминал слова философа Апеманта, одного из друзей хозяина: «Какая тьма людей Тимона жрёт, а он не видит их!»

Конечно же, Тимона все восхваляли.

Ювелир, продавший ему бриллиант, говорил, что этот камень не будет совершенным, пока его не наденет Тимон.

— Когда вы наденете этот бриллиант, он станет ещё прекраснее, — говорил он.

Когда Тимон подарил драгоценный камень вельможе по имени Семпроний, тот воскликнул:

— Этот человек — воплощение щедрости!

Другой вельможа, Лукулл, которому Тимон подарил великолепную лошадь, клялся:

— Тимон бесконечно дорог мне!

Прочие афиняне тоже расточали Тимону похвалы.

Слушая подобные льстивые речи, Апемант однажды сказал:

— Так и хочется вышибить одному достойному афинянину мозги.

— Но ты же поплатишься за это жизнью, — заметил Тимон.

— Значит, я умру за то, чего не делал, поскольку невозможно вышибить то, чего нет, — парировал Апемант; и теперь вы знаете, как шутили за четыреста лет до Рождества Христова.

Этот Апемант искренне презирал человечество, однако вовсе не чувствовал себя несчастным. В этом пёстром мире у каждого есть знакомый, который хотя и говорит о людях язвительно, отнюдь не избегает их; похваляется, что его не обмануть сладкими речами, а в глубине души доволен собой и жизнью. Вот таким человеком и был Апемант.

Но вот настал день, который у нас называется «квартальным днём», и — вы не поверите! — добряк Тимон стал злее Апеманта.

Квартальный день — это день уплаты по всем счетам; день, когда бакалейщики, мясники и булочники вспоминают о своих должниках. Разумный человек к этому дню заранее запасается деньгами, но Тимон этого не сделал. Причём задолжал он не только за еду, но и за драгоценности, лошадей, дорогие вещи. А главное — он задолжал всё это ростовщикам, которые хотели получить от него вдвое больше, чем ему дали.
В квартальный день не принимаются никакие обещания заплатить позже. И в этот самый день все, кто давал Тимону взаймы, потребовали у него уплаты долга.

— Продай мои поместья, — велел Тимон домоправителю.

— Увы, это невозможно.

— Как же так?! — воскликнул Тимон. — У меня сотни, тысячи акров земли!

— Да вы бы раздарили и весь мир, будь он вашим, — вздохнул Флавий.

— Тогда возьми денег в долг, — сказал Тимон. — У Вентидия.

Он подумал о Вентидии в первую очередь, потому что в своё время вызволил этого юношу из тюрьмы, заплатив его долги; теперь Вентидий разбогател, и Тимон рассчитывал на его благодарность. Однако Тимон задолжал столько, что денег одного Вентидия никак не хватило бы, поэтому он разослал слуг к нескольким друзьям с просьбой о займе.

Слуга по имени Фламиний отправился к Лукуллу. Узнав, что к нему пришёл слуга Тимона, Лукулл пробормотал:

— Наверняка он явился с подарком. То-то мне сегодня приснились таз и кувшин для умывания — оба из чистого серебра.

И тут же сменил тон:

— Как поживает достойнейший, великодушный, благороднейший господин твой Тимон?

— Он здоров, сударь, — ответил Фламиний.

— А что это у тебя под плащом? — игриво осведомился Лукулл.

— Там всего-навсего пустая шкатулка, сударь, которую я по поручению моего господина умоляю вас наполнить деньгами.

— Так-так… — пробормотал Лукулл, думая про себя: «Как бы не так!» — Твой господин — прекраснейший из людей, у него только один недостаток: чересчур любит закатывать пиры. Уж сколько раз я советовал ему поменьше тратить… Ты, Фламиний, сам понимаешь: не то сейчас время, чтобы одалживать деньги просто по дружбе, без всякого залога. Так что, будь другом, скажи своему господину, что не застал меня дома. Вот тебе за это три солидара.

— Прочь от меня, мерзкие деньги! — крикнул Фламиний, отшвырнув монеты. — Летите к тому, кто вам поклоняется!

Такими же скупердяями оказались и прочие друзья Тимона, в том числе и Семпроний.

— А к Вентидию твой хозяин обращался? — спросил Семпроний слугу Тимона. — Ведь Вентидий ему обязан.

— Вентидий отказал.

— А к Лукуллу?

— И Лукулл отказал.

— Значит, ко мне он обратился последнему? — Семпроний притворился оскорблённым. — Если бы он начал с меня, я бы с радостью одолжил ему денег, но теперь — ни за что! Не такой я глупец.

— Зато ваша милость — изрядный негодяй, — ответил слуга.

Узнав о низости друзей, Тимон воспользовался передышкой, которую дали ему кредиторы, и пригласил Вентидия и остальных на пир.

Флавий пришёл в ужас — но приглашённые ничуть не устыдились и собрались в доме Тимона, дружно решив, что добрейший хозяин, должно быть, просто подшучивал над ними, желая их испытать.

— Мне пришлось отложить важную встречу, чтобы поспеть сюда, — заявил Лукулл, — но разве я мог отказать Тимону?

— На беду, у меня как раз не было денег, когда он присылал за ними, — сказал Семпроний.

— И у меня не было. Какая жалость! — подхватил третий вельможа.

Тут вошёл Тимон, и гости принялись наперебой извиняться и расхваливать хозяина. Тимон, в душе презирая их, внешне был со всеми ласков и любезен.

Великолепный стол в пиршественном зале был заставлен блюдами, а блюда накрыты крышками. У гостей рты наполнились слюной. Эти неверные друзья любили хорошо поесть.

— Садитесь, дорогие гости, — пригласил Тимон и вознёс благодарение греческим богам. — Одарите каждого вдоволь, — попросил он богов, — но оставьте кое-что и себе про запас, ибо если вы, боги, начнёте занимать у людей, люди перестанут вам поклоняться. Пусть гости любят пиры больше, чем тех, кто их задаёт. Пусть на два десятка гостей будет двадцать негодяев. Благословите моих друзей так же, как они благословили меня… Снимайте же крышки, псы, и лакайте!

Голодные вельможи были так удивлены этой речью, что даже не стали возмущаться. Они подумали, что Тимон нездоров, поэтому, хотя он и обозвал их псами, сняли крышки с блюд. И в блюдах оказалась одна лишь тепловатая водичка.

— Чтоб вам никогда не знать лучших пиров! — пожелал гостям Тимон. — Я смываю с себя всю лесть, которой вы облепили меня, и бросаю вам в лицо вашу же подлость!

С этими словами Тимон выплеснул воду в лица гостям и принялся швырять в них блюда. Тем и закончился пир.

Тимон навсегда покинул Афины и поселился в пещере у моря.

Из всех друзей Тимона только один не отвернулся от него — красивый и статный воин Алкивиад. Но к нему Тимон не обращался за деньгами, потому что Алкивиад, поссорившись с афинским сенатом, покинул город.

Мысль о том, что Алкивиад мог бы помочь ему в беде, не смягчила ожесточившегося сердца Тимона. Ему недоставало мудрости понять, что в этом пёстром мире добро и зло ходят рука об руку Неблагодарность Вентидия и подлость Лукулла — вот и всё, что видел Тимон в человечестве. Теперь он ел одни коренья и часами разговаривал сам с собой, копая землю в поисках пропитания.

Однажды, когда Тимон искал коренья около моря, лопата его упёрлась во что-то твёрдое. Это оказалось золото. Будь Тимон человеком мудрым, он бы тотчас обогатился, вернулся в Афины и жил в достатке. Но вид золота не вызвал у Тимона радости — только гнев и презрение:

— Золото — жёлтый раб! Оно связывает обетами и расторгает их. Оно делает чёрное — белым, уродство — красотой. Оно покупает убийства и благословляет то, что проклято!

Он всё ещё бранился, когда к нему приблизился Алкивиад (ставший теперь врагом Афин) со своими воинами и с двумя красивыми женщинами, которых интересовали лишь удовольствия и развлечения.

Чёрные мысли и простая, грубая жизнь так изменили Тимона, что Алкивиад поначалу его не узнал.

— Кто ты такой? — спросил он.

— Животное, как и ты, — ответил Тимон.

Алкивиад узнал голос Тимона и предложил ему помощь и деньги. Тимон отверг то и другое, да вдобавок принялся оскорблять спутниц Алкивиада. Однако брань Тимона ничуть не задела женщин — ведь они уже узнали, что тот наткнулся на золотую жилу.

— Дай нам золота, любезный Тимон! Да побольше! — потребовали они.

Тимон, осыпая женщин ругательствами, наполнил их передники золотом.

— Прощай! — сказал Алкивиад, решивший, что Тимон лишился рассудка.

Вышколенные солдаты Алкивиада послушно зашагали за ним — ать-два! — не взяв и горсти золота, и пошли маршем на Афины.

Тимон же всё копал, извергая проклятия, а когда выкопал корень, оказавшийся сухим и бесплодным, принялся издевательски изображать восторг.

Тут-то и появился Апемант.

— Ходят слухи, что ты стал подражать мне, — сказал Апемант.

— Это потому, что у тебя нет пса, а был бы — я подражал бы ему, — ответил Тимон.

— Ты хочешь отомстить друзьям, а наказываешь самого себя, — заметил Апемант. — Это глупо. Они-то по-прежнему сытно едят и сладко спят. Жаль, что такой глупец хочет походить на меня.

— Если бы я походил на тебя, — сказал Тимон, — я бы сам себя вышвырнул прочь.

— А ты и вышвырнул, — презрительно усмехнулся Апемант. — Ты что, полагаешь, что холодный ручей заменит тебе освежающий утренний напиток, а восточный ветер, словно слуга, согреет твою одежду?

— Проваливай! — закричал Тимон.

Но Апемант и не подумал уходить. Он принялся доказывать Тимону, что тот бросается в крайности — либо богатство, либо нищета. При этом Апемант отпускал шутки, но Тимону было не до смеха. Они горячились, как мальчишки, и под конец совсем вышли из себя. Рассвирепевший Тимон швырнул в Апеманта камень, сказав при этом:

— Мне жаль и камень на тебя потратить!

И Апемант ушёл, съязвив на прощанье:

— Живи и наслаждайся нищетою!

Но посетители, почти как в прежние времена, не оставляли Тимона в покое: вскоре к пещере явились разбойники и потребовали золота.

— Не слишком ли многого вы хотите? — сказал Тимон. — Вот вода, коренья, ягоды.

— Мы не птицы и не свиньи, — отрезал один из разбойников.

— Да, вы людоеды! Забирайте золото, и пусть оно вас погубит. Идите и грабьте друг друга.

Тимон говорил с ними так гневно, что, хотя разбойники ушли с полными карманами золота, они почти раскаялись и готовы были бросить своё ремесло.

Последним, кто пришёл в тот день к Тимону, был его верный домоправитель Флавий.

— Дорогой мой господин! — вскричал он.

— Прочь! Кто ты такой?

— Вы забыли меня, господин? — опечалился Флавий.

— Я забыл всех людей, — последовал ответ. — Ты человек? Значит, я и тебя забыл.

— Я был вам честным слугою, — напомнил Флавий.

— Чушь! — фыркнул Тимон. — Никогда со мной рядом не было честных людей.

Флавий расплакался.

— Что такое? — изумился Тимон. — Ты плачешь? Тогда подойди поближе. Ты мне нравишься. Видно, ты стал женщиной. Мужчины-то плачут только от смеха или когда о чём-либо умоляют.

Они ещё немного поговорили, а потом Тимон сказал:

— Это золото — моё. Я щедро одарю тебя, Флавий, но при одном условии: если пообещаешь жить уединённо и ненавидеть людей. Я сделаю тебя очень, очень богатым, если ты дашь слово, что скорее увидишь, как плоть слезает с костей нищего, чем дашь ему хлеба, и скорее уморишь должника в темнице, чем простишь ему долг.

Флавий же просто ответил:

— Позвольте мне остаться с вами, господин, и утешать вас.

— Если не любишь проклятий, уходи прочь!

И Тимон отвернулся от Флавия, а тот печально побрёл в Афины, не смея ослушаться потерявшего рассудок хозяина.

Итак, домоправитель ничего не взял у Тимона. Однако по городу прошёл слух о том, что бывший хозяин предлагал Флавию золото, и к пещере Тимона опять потянулись гости. На сей раз это были живописец и поэт, которым он покровительствовал в пору своего процветания.

— Приветствуем вас, о достойнейший Тимон! — сказал поэт. — Мы с изумлением узнали, что вас предательски покинули все друзья. Нет наказания, которого бы они не заслужили!

— Мы пришли, — добавил живописец, — предложить свои услуги.

— Стало быть, вы услышали, что я нашёл золото, — сказал Тимон.

— Был такой слух, — покраснев, признался художник, — но мы с другом явились не за этим.

— Какие добрые, честные люди! — продолжал глумиться Тимон. — Хоть вы пришли и не за этим, я всё равно дам вам золото, много золота, если вы избавите меня от двух злодеев.

— Кто они? — хором спросили оба.

— Вы! — ответил Тимон и принялся колотить их, приговаривая: — Вот вам плата! Ты нарисуй побои и продай картину. А ты опиши их в стихах — вот и будет тебе золото. — И поэт с живописцем убежали.

Наконец к Тимону явились двое сенаторов. Афинам угрожал Алкивиад со своим войском, и они хотели привлечь Тимона на свою сторону, опасаясь, что тот поддержит своим золотом их врага.

— Забудь все обиды, — сказал один сенатор. — Афины предлагают тебе высокие посты и славу.

— Афины признают, что грубо ошиблись, забыв твои заслуги, раскаиваются в такой забывчивости и предлагают возместить тебе всё, и с избытком, — сказал второй.

— О достойные сенаторы! — принялся, по своему обыкновению, насмехаться Тимон. — Вы так растрогали меня, что вот-вот прольются слёзы! Так одолжите мне женские глаза и сердце дурака!

Но сенаторы беспокоились о судьбе своего города. Они верили, что этот озлобленный человек способен спасти Афины, и не хотели с ним ссориться.

— Будь нашим правителем, — просили они, — и поведи Афины в бой против Алкивиада, который грозится погубить наш город.

— Так пусть погубит и его жителей! — закричал Тимон.

Видя его злобу и отчаяние, сенаторы отступились и вернулись в Афины.

Вскоре у городских стен раздались звуки труб, зовущие к переговорам. Сенаторы взошли на стену, и Алкивиад обратился к ним с речью. Он сказал, что вскоре под злодеями пошатнутся их удобные кресла. Видя его решительно настроенное войско, сенаторы поняли, что город не выдержит штурма. Поэтому они решили вступить в переговоры — ведь слова проникают глубже стрел.

— Эти стены возведены не теми, кто когда-то причинил тебе зло, Алкивиад, — сказал первый сенатор.

— Войди в город, — сказал второй, — и казни каждого десятого, если твоя месть так жаждет человеческой плоти.

— Пощади Афины — свою колыбель! — добавил первый сенатор.

— Я ищу лишь справедливости, — ответил Алкивиад. — Если вы впустите мои войска в город, то, клянусь вам, любой солдат, который осмелится нарушить афинский закон, будет наказан по этому закону.

В этот миг к Алкивиаду приблизился воин со словами:

— Мой доблестный командир! Тимон скончался.

Он вручил Алкивиаду восковую пластинку и сказал:

— Он похоронен на морском берегу, и на его надгробье есть надпись, но я не умею читать, а потому сделал этот слепок.

И Алкивиад прочел:

— Себя схоронил здесь Тимон, ненавидевший мир и людей.

Пройдя, прокляните его и ступайте дорогой своей.

— Ты умер, благороднейший Тимон, — сказал Алкивиад.

И он вошёл в Афины не с мечом, но с оливковой ветвью. Это был единственный из Тимоновых друзей, кто отличался великодушием и щедростью…

А печаль и гнев Тимона остались в людской памяти как напоминание о том, что чёрная неблагодарность способна превратить любовь в ненависть.