Поиск

Оглавление

Вторая Нина Часть I. Глава шестнадцатая. Снова узница. Из мрака к свету и снова мрак. Избавление

Первым моим побуждением было бежать в башню к Гуль-Гуль, рассказать ей все и просить помощи. Но пока я намеревалась исполнить это, кто-то сзади сильно сжал мои локти, поднял на плечи и понес. Разумеется, это была Мариам.

Великанша втащила меня в мою комнату и тотчас вышла, заперев за собой дверь.

Я снова очутилась в заточении. На этот раз я уже не билась, не кричала и не выходила из себя в диком неистовстве. Я хорошо понимала все безрассудство подобного поведения. Меня охватило отчаяние, тихое, молчаливое отчаяние, которое доводит человека до состояния оцепенения, небытия. Что бабушка сказала правду, и меня завтра ждет отъезд с гадким, более того - отвратительным человеком в его Гурийское поместье, в этом я уже не сомневалась. Из своего окна, я видела как старый Николай открыл дверь покосившегося от времени сарая, вывел оттуда пару вороных лошадей и выволок огромный старомодный фаэтон. Экипаж он старательно вымыл, а лошадей принялся чистить скребницей. По двору пронеслась великанша с моим чемоданом на плече. Сомнений не было - меня увезут с зарей.

Я стиснула зубы в бессильном бешенстве.

Меня поведут во двор, лишь только небо зарумянится ранним восходом, поведут и посадят в фаэтон, - может быть, одну, может быть, с Николаем или великаншей. Доуров поедет подле верхом и... и...

Дальше я не могла думать. Мне казалось ужасным это насилие над моей судьбой, моей волей... Жить в чужой семье, учиться хорошим манерам и получить воспитание у чужих людей, чтобы стать в конце-концов женой ненавистного Доурова, - о, это было уже слишком! Уж слишком несправедливо, слишком безжалостно обходилась со мной судьба...

О, как я раскаивалась, вспоминая разговор в башне... Если бы я послушалась Гуль-Гуль и согласилась, чтобы Керим выручил меня из неволи! Но я гордо отклонила ее предложение. Я сказала, что меня никто не притесняет. Да разве я знала? Разве знал покойный папа о той участи, которая постигнет меня здесь, когда решился отдать меня под опеку бабушки? О, если бы только людям был дан дар предвидения, - я никогда не очутилась бы в этих старых развалинах с этими странными бессердечными людьми. Нет! Разумеется, нет! Или я сама виновата во всем? Виновата, что была слишком шумна, непочтительна и непокорна, и бабушке захотелось как можно скорей отделаться от меня? Может быть, она права по-своему, может быть... Но какое мне дело - права она или нет, я хочу избавиться от нее, от Доурова, от поездки в Гурию, избавиться во чтобы то ни стало! Хочу и не могу! Да, не могу! Не могу! Бог всесильный, Ты видишь мою беззащитность!..

Я упала головой на окно, возле которого стояла, и забылась...

Очнулась я на холодном полу под окном. Когда я подняла голову, бледный месяц заглядывал в комнату. Была ночь, чудно-прекрасная, дивно-таинственная кавказская ночь. Облака, принимая причудливые формы гигантов-людей, странных волшебных предметов и животных, медленно проплывали по небу. Глухой рев Терека казался еще воинственнее среди спящей природы. Как завороженная, вслушивалась я в голос воды, в котором то сливаясь воедино, то перебивая друг друга, звучали ропот и клич, смех и скорбное рыдание... И вдруг чуткое, напряженное ухо уловило какой-то неясный посторонний шум - звуки, явно чуждые речным завываниям... Источник этих звуков не за стенами, а в самом замке... Неужели кто-то осторожной, крадущейся походкой пробирается к моей комнате в тишине ночи?

Сердце тревожно забилось, глаза жадно всматривались в темноту. Неужели Гуль-Гуль! Неужели милая, отважная моя подружка, тщетно прождав меня в башне и не дождавшись, почувствовала грозящую мне опасность и спешит на выручку?

Милая, смелая красавица Гуль-Гуль! Спаси ее, Боже, от встречи с Доуровым или жителями замка. Спаси ее, милосердный Господь!..

Между тем шаги все-таки приближаются... Вот кто-то остановился у двери, трогает и чуть слышно поворачивает задвижку... Мое сердце замирает, на мгновение перестав биться. Дверь бесшумно распахивается...

- Керим! - облегченно вздыхаю я.

Да, это он, Керим-ага бек-Джамала, в своем обычном наряде, со своим гордым, независимым видом вождя горных душманов, каким я его узнала в пещере Уплис-цихе в ту темную грозовую ночь.

- Керим, вы?.. Здесь?.. Как неосторожно! - в волнении прошептала я, протягивая к нему руки.

- Не бойся, княжна, ничего не бойся... Керим у жены был... У Гуль-Гуль в башне. Жена сказала: княжна несчастна, по своим тоскует, по Гори... А в полдень Керим на Тереке уруса-офицера видел... Дурной человек этот урус. Хорошего от него ждать нечего. Вот и решил Керим на выручку к княжне пробраться. Жаль, что мои абреки далеко, помочь не могут. А то бы!.. - он загадочно улыбнулся, недобро сверкнув горящими глазами. - Помогли бы Кериму напасть на замок, схватить Доура и... Счастье уруса, что Керим не за местью к нему, не для канлы пришел. Его счастье. А теперь, княжна, тебе говорю - бежим. В Гори провожу тебя, хочешь? А не хочешь, - в Мцхет, где родные есть, туда и доставлю. Что тебе здесь, в замке, жить со старыми воронами да серыми мышами. Идем на волю, княжна. На заре будешь в Гори.

- Да, да! - прервала я восторженным шепотом его речь, - да, да, спасите меня! Спасите меня, ради Бога, Керим! А то... а то...

Задыхаясь от негодования и волнения, я рассказала, как решила поступить со мной старая княгиня.

Рассказ мой произвел на Керима тяжелое впечатление. Он выпрямился, ноздри его тонкого носа гневно раздувались, глаза засверкали бешеным огнем.

- Клянусь, в другое время он поплатился бы мне за это! - вскричал он, хватаясь за рукоятку кинжала, но разом поборов волнение, Керим заговорил, сжимая мою руку своей небольшой, но сильной рукой:

- Спеши, княжна... Время не ждет... Внизу у Терека мой конь пасется... До утра надо быть в Гори... Спеши! Спеши!

И, не выпуская моей руки, Керим повлек меня к двери.

Я не осмеливалась спросить, как он пробрался сюда, оставшись незамеченным Николаем и Мариам, которая, впрочем, почему-то не выходила в последние ночи на крышу. Я еле успевала за моим избавителем, минуя одну за другой темные, как могилы, комнаты замка. Вот мы почти у цели: еще один небольшой коридорчик - и мы окажемся в столовой замка, а там останется пройти самую незначительную и наименее опасную часть пути.

- Княжна удивляется, как попал Керим в жилые помещения замка? - раздался у самого уха голос моего спутника, будто угадавшего мои мысли, и мне послышалось, что голос дрогнул от сдержанного смеха. - Подземный ход ведет из башни, - тут же пояснил он чуть слышно, - в столовую замка ведет, сейчас его увидишь, сию минуту.

И, шепнув мне это, Керим толкнул крошечную дверцу, перед которой мы остановились.

В ту же минуту дикий, бешеный крик проклятия вырвался из его груди. Следом раздался выстрел. Керим, как подкошенный, упал навзничь.

Столовая была освещена потайным ручным фонариком. Перед самыми дверями стоял Доуров с дымящимся револьвером в руке, рядом с ним Николай и великанша, оба, - вооруженные кинжалами. Несколько поодаль находилась бабушка, вся - олицетворенное бесстрашие и гнев. Очевидно, они выследили бедного Керима, когда он пробирался в башню, и устроили ему ловушку.

Страх за моего бесстрашного избавителя, отчаяние, гнев на этих людей, устроивших на Керима облаву, как на дикого зверя, - все это разом закипело в моей душе.

- Вы ранены, Керим! О Боже, вы ранены! - прошептала я, опустившись на колени перед упавшим беком, с ужасом глядя на огромную лужу крови у его ног.

Доуров, очевидно, всадил весь заряд в колени, желая преградить врагу отступление.

Керим не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Лицо его белое, как мел, было искажено нечеловеческим страданием и злостью. Огромные горящие, как уголья, глаза не сдавались, грозя гибелью своему победителю-врагу. Но рука тщетно пыталась вырвать кинжал из-за пояса. Силы покинули его.

Прежде, нежели я успела, увидев рану, понять положение несчастного, Доуров уже очутился подле Керима.

- Ага! Наконец-то попался в мои руки, разбойник! - с мстительным торжеством прошипел он, замахиваясь кинжалом.

С поразительной ясностью запечатлелась в моей памяти эта картина - поверженный Керим, а над ним ненавистный Доуров с кинжалом в поднятой руке. И тут же я вспомнила, где видела ее. Тетка Лейла-Фатьма показала мне в своем темном окне нечто подобное полтора месяца тому назад - в лезгинском ауле. Лейла-Фатьма - колдунья. Ее гаданье сбылось...

Но если Лейла-Фатьма - колдунья, я - не глупое дитя, чтобы позволить заколоть своего беззащитного друга.

- Опомнитесь, Доуров!.. Или вы окажетесь настолько подлы, что будете бить лежачего?! - воскликнула я, отводя его руку.

Доуров вспыхнул до корней волос, хотел ответить что-то, но удержался и, молча опустив оружие, заткнул его за пояс.

- Вы правы, княжна, - миролюбиво сказал он с отвратительной улыбочкой, - вы правы! Не следует пачкать рук об этого негодяя. Слишком большая честь для него - пасть от кинжала русского офицера. Его ждет виселица, и он стоит ее.

- Молчите! - закричала я вне себя от бешенства, - вы... вы сами...

Я не закончила.

Доуров снова с перекошенным от злости лицом подскочил к Кериму и, выхватив из-за пояса казацкую нагайку, пригрозил:

- Еще одно дерзкое слово, Нина, и я исполосую кнутом этого бездельника. Клянусь вам!.. А теперь связать его! - приказал он Николаю и великанше, указывая на бессильно распростертого врага.

Те бросились к раненому и - при помощи Доурова - связали. Затем стащили Керима в небольшую каморку и заперли его там на ключ.

Доуров подошел ко мне и уже не прежним вкрадчивым голосом, а жестко и сурово сказал:

- Извольте идти в вашу комнату, княжна, и постарайтесь отдохнуть и выспаться до утра. На заре мы выезжаем...

Не знаю, что стало со мной, но я не возражала, не сопротивлялась. Вид беспомощного окровавленного Керима произвел на меня ужасное, ошеломляющее впечатление. К тому же, я теперь была беззащитна и находилась во власти своего врага...

Все было кончено... Моя участь решилась.

* * *

Я засыпала, просыпалась и снова засыпала, но это был не сон, не отдых, а какой-то тягучий и мучительный кошмар. Окровавленный Керим неотступно стоял перед моими глазами. Несколько раз я порывалась вскочить и бежать к нему, освободить его - в тот же миг сильные руки Мариам, дежурившей у моей постели, укладывали меня обратно в кровать. В бессильном отчаянии я стонала от мысли, что ничем не могу помочь ни себе, ни Кериму. Эта была ужасная ночь...

Утром Мариам одела меня, причесала, приколола шляпу, опустила на лицо креповую вуаль и свела вниз, в столовую, где ждали меня бабушка и Доуров.

Я не ответила на любезное приветствие этого человека и, как бы не замечая его, обратилась к бабушке.

- Помните, княгиня, вы являетесь ответчицей за меня и за того несчастного, который заперт в вашем замке, - напомнила я сурово.

Она промолчала, словно не слышала моих слов, и как ни в чем не бывало подвинула мне завтрак.

Но я с гневом оттолкнула его от себя.

- Никогда больше я не съем ни кусочка под вашей кровлей.

- И не придется, так как ты уезжаешь сию минуту, - усмехнулась она.

Уезжаю сию минуту!..

Да, она права, эта бессердечная старуха. К сожалению, права. Все решено: я уезжаю с ненавистным человеком в ненавистную Гурию, где находится его поместье. Уезжаю сию минуту...

Он подал руку и вывел меня на крыльцо.

Да, положительно это не сон, и я уезжаю. Перед старым, покосившимся от времени крыльцом замка стоит дорожная коляска, в которую уложили мои чемоданы и сундучки, присланные из Гори. На козлах сидит старый Николай. Доуров подсаживает меня в коляску. Мариам открывает ворота. Ворота скрипят на ржавых петлях... Бабушка говорит что-то, чего я не понимаю... Впрочем, бабушка обращается не ко мне - Доуров ей отвечает:

- Да, да, вернусь, княгиня, лишь только отвезу к матери княжну.

Он любезно прикладывает руку к козырьку фуражки. Коляска трогается, и мы выезжаем из ворот замка, где я видела столько горя...

Все кончено. Я пленница. Возврата нет. Нет! Нет! Нет!..

Дорога вьется вдоль извилистого берега Терека. Я молчу. Мой спутник молчит тоже.

Наконец, он первым прерывает молчание:

- Я не зверь, княжна Нина! Напрасно вы думаете обо мне так дурно.

- Я ненавижу вас! - к сожалению, мне не удается справиться с волнением, и голос мой предательски дрожит.

- Благодарю вас. И все-таки вы едете к нам - к моей матери, к моим сестрам, чтобы стать в конце концов Ниной Доуровой. Так суждено свыше. Такова судьба!

В ответ я только стискиваю зубы и сплетаю пальцы так, что хрустят суставы.

- Что вы хотите сделать с Керимом? Зачем собираетесь вернуться в замок бабушки? - спрашиваю я через минуту.

- Очень понятно, зачем. Чтобы взять Керима, отвезти его в Тифлис и сдать властям. Надо взять казаков на обратном пути. Одному, пожалуй, не справиться с разбойником.

- Но вы не причините ему никакого вреда, Доуров? - стараюсь я взять независимый тон.

- А это будет зависеть от вас, милая княжна: если вы будете повиноваться мне и моей матери, если будете любезны с нами, - даю вам честное слово, вашего разбойника не тронут и пальцем и доставят тифлисским властям целым и невредимым. Если же... - и его глаза договорили то, о чем так красноречиво промолчал этот гнусный человек.

Он смеет еще издеваться надо мной, он!.. О! Этого я не допущу!

Я резко вскочила и выпрямилась в коляске во весь рост.

- Я выскочу сию минуту и брошусь в Терек, если вы... - выпалила я, задыхаясь от гнева.

- Но-но, не так скоро, милая княжна, - произнес он, сурово хмуря брови, - помните, что вы в моих руках и...

Но я уже не помнила и не хотела помнить ничего, кроме того, что должна спастись, должна вырваться из рук Доурова во что бы то ни стало. Не размышляя, я соскочила на подножку, оттуда - на дорогу и со всех ног понеслась к берегу Терека.

Громкий злобный крик раздался за моей спиной. Потом - свист кнута, ударившего в тощие спины коней, и коляска понеслась за мной во весь опор.

Я чувствовала, я сознавала, что в следующую же минуту она нагонит меня.

- Княжна Нина! Княжна Нина! - кричал вне себя Доуров, - остановитесь!

О, я прекрасно слышала призывы Доурова, но не собиралась подчиняться. Я знала только одно: надо уйти, убежать, во что бы то ни стало. И я бежала, бежала, сколько было сил в моих быстрых ногах.

Потом я ясно услышала, как остановилась коляска, и Доуров, выскочив из нее, устремился вслед за мной. Вот он уже настигает меня, вот хватает за руки, и вдруг - топот других лошадей и стук другой коляски доносится до меня.

По-видимому, навстречу нам, скрытая соседними утесами, направляется другая коляска. Я хочу прислушаться, хочу дождаться, но мой спутник, схватив меня под руку, тащит за собой к экипажу.

- Едем же, едем, княжна! - твердит он, - не надо быть упрямой, не надо быть ребенком.

Но я не слушаю его. Я рвусь туда, вперед, откуда слышится топот коней и стук экипажа, инстинктивно чувствуя, что там мое спасение.

- Скорей! Сюда, скорей! Спасите! - мне кажется, что весь протест и всю надежду мне удается выразить в этом крике...

- Но это безумие! Безумие! Что вы делаете? Зачем вы кричите? - шипит над ухом ненавистный голос, и Доуров старается втолкнуть меня в фаэтон...

Наша коляска поворачивает назад... Николай взмахивает кнутом, лошади прибавляют ходу! Минута... Еще минута, и желанное спасение останется далеко позади.

- Нина! Нина! Вы ли это? - раздаются голоса позади. Вне себя я вскакиваю, оборачиваюсь назад. Так и есть! Недаром я ждала спасения. Это они - они, мои дорогие! В настигающей нас коляске я вижу их: Люду и кузена Андро!.. Они здесь, за моей спиной! Я протягиваю к ним руки, откидываю вуаль и кричу во весь голос:

- Люда! Андро! Ко мне! Сюда, скорее!

Потом все как-то разом поплыло перед моими глазами - и небо, и Терек, и длинная, узкая, как змея, дорога...

Почва уходит из-под ног, небо падает на землю, земля разверзается подо мной, и я падаю навзничь, сильно ударившись головой о кузов коляски...

 Оглавление