Южаночка
Глава XII. Урок рисования

-- Мадемуазель Палтова! Пожалуйте в бельевую!

-- Что? -- Южаночка широко раскрыла изумленные глаза. -- В какую бельевую? Меня?

На пороге класса стояла румяная толстая девушка-прислуга в полосатом ситцевом платье, с добродушно улыбающимся лицом.

-- Вас, вас-то мне и надо, новенькая барышня! -- весело роняла круглолицая Агаша, -- пожалуйте со мной в бельевую. Там вас переоденем в казенный наряд.

-- Ступай с Агашей и постарайся, вернуться как можно скорее! -- приказала Ине Анна Васильевна, отпуская ее.

Румяная девушка в полосатом платье взяла за руку Южаночку и весело шепнув ей:

"А ну-ка барышня, как вы скоро бегать умеете!" Чуть ли не бегом пустилась с ней по коридору.

-- Mesdam'очки глядите! Новенькую "преображать" тащат? -- высунувшись из дверей соседнего класса говорили маленькие шестушки.

-- Честь имеем поздравить с формой!

-- На чаек бы с вашей милости! -- сострила тут же какая-то шалунья.

Через полчаса Южаночка, действительно преобразилась настолько, что с трудом узнавала саму себя. В большой бельевой комнате, где сидело за шитьем десятка два девушек одетых в такие же полосатые костюмы как и Агаша, Ину живо переодели в зеленое, туго стоявшее точно накрахмаленное камлотовое с глубоким вырезом платье, белый передник, белые рукавчики и такую же белую, завязывавшуюся под горлом миниатюрным бантиком пелеринку. Та же краснощекая Агаша под наблюдением кастелянши, маленькой дамы с черепаховым пенсне, разделила на две пряди и заплела в две коротенькие тугие и толстые косички ее смоляные кудри, тщательно пригладив щеткой.

-- Ну, вот вы теперь совсем "наша" барышня, совсем институточка, "белая пелеринка", -- шутила Агаша, любуясь неуклюжей фигуркой, путавшейся в длинном безобразно топорщившимся платье до пят.

Южаночка чувствовала себя в нем прескверно. Всюду жало с непривычки. Еще бы! Она так привыкла к своим широким удобным "матроскам" у себя на юге и это узкое, в талии, зашнурованное платье длинное до полу, показалось ей таким неудобным, жестким и противным! А башмаки! Узкие прюнелевые ботинки так жали ногу, привычную бегать в мягких желтых сандалиях там в тепле, по жаре или попросту босиком, благо и покойный капитан Палтов и его жена находили это очень полезным для здоровья.

Прихрамывая, и путаясь в длиннейшей юбке Южаночка медленно побрела в класс.

Там уже начался урок. Еще далеко не старый, но худой, болезненного вида учитель рисования кивнул ей головой в ответ на ее поклон и положил перед ней на пюпитр большой, совершенно чистый лист бумаги, карандаш, резинку и, приказав нарисовать для начала круг, пошел задавать работу на сегодня другим воспитанницам.

Черненькая Гаврик, тот час же, лишь только удалился от их скамейки господин Русов, так звали учителя рисования, придвинулась к Ине и зашептала низко наклонив голову над столом.

-- Послушай... Ты очень мила в казенной форме, право... Ей Богу же прелестно!.. Ты душка в ней. Верховская и Щука говорят тоже!

Она быстро вскинула глазами по тому направлению, где сидела Даня. Последняя ничего не говорила, однако глазами, носом, ртом, бровями и всей своей вихрастой головенкой старалась выразить полное восхищение по поводу нового вида Ины.

Переглянувшись с Даней, Южаночка, взяла карандаш и быстро стала водить им по бумаге. Девочка любила рисование и с самого раннего детства с любовью рисовала на лоскутках бумаги животных и птиц, людей и дома. Поэтому, заданный учителем круг поспел у нее в две минуты. На секунду она задумалась над ним, склонив свою черненькую головку. Ей было скучно. Вспомнился далекий юг, покойный отец, денщик Тарас, "своя" рота милые, родные сердцу солдатики и он ее дедушка. Единственный близкий и любимый, оставшийся у нее на свете человек! Он дедушка, и Сидоренко. Славный Сидоренко!..

С живой, радостной улыбкой Южаночка перенеслась мыслью в уютную просторную дедушкину квартиру. Милые образы встали перед ней... Милые образы кивали ей издали... Манили к себе... Вот мелькает красивая, седая голова дедушки, его добрые глаза, губы... А вот белый чепец и пухлы щечки с ямочками Марьи Ивановны, а вот и узкие щелочки глаза, шевелюра, обстриженная короткой щетиной и знакомые рыжие тараканьи усы. Мысль Южаночки работала все быстрее и быстрее, а рука машинально набрасывала на бумагу посреди нарисованного ею круга и маленькие глазки, и широкое лицо, и толстые губы, и тараканьи усы, стоявшие торчком во все стороны... Маленькие пальчики работали усердно. Высунувшийся язычок тоже работал в такт, равномерно переходя от одного угла алого ротика в другой. Точка за точкой, черта за чертой и постепенно в центре круга обрисовывалась чья-то смешная усатая физиономия. Последний штрих, последняя точка. И торжествующая Южаночка далеко отбросила в сторону карандаш.

-- Ур-р-ра! Ур-р-ра! Сидоренко вышел! У меня вышел Сидоренко! Как живой, настоящий. О милый! Милый Сидоренко! -- весело хлопая в ладоши и прыгая на одном месте закричала она громко и возбужденно на весь класс.

Кто-то неслышно приблизился к ней сзади положил руку на плечо девочки, тихий гармоничный голос зазвучал над ее ухом.

-- Чему ты радуешься, дитя мое? И кого это ты нарисовала на бумаге?

Ина обернулась со свойственной ей живостью и увидела высокую полную с величественной внешностью даму в шумящем синем шелковом платье, с белой наколкой на, как лунь седых, волосах. Вокруг синей дамы стояли на почтительном расстоянии девочки, Анна Васильевна, учитель, Дуся и с благоговейным молчанием смотрели на нее.

Но ни почтительное отношение окружающих, ни величественный вид высокой представительной дамы ни мало не смутили Южаночку. Неожиданно она схватила седую незнакомку за руку и тем же ликующим голосом, с теми же сверкающими, как два огромные черные алмаза глазами, кричала захлебываясь от восторга:

-- Ну, посмотрите только на него! Ну разве он не похож? Ну совсем, как живой: его волосы щетиной, его усы, его нос и губы... Ах, милый Сидореночко! Таракашка ты мой!

-- Какой Сидоренко? Ничего не понимаю? И зачем ты изобразила на листе для рисования чье-то лицо? -- Чуть-чуть хмуря свои темные брови, говорила седая дама, стараясь в тоже время удержаться от улыбки, помимо воли морщившей ее губы.

-- Как вы не знаете его? Вы не знаете Сидоренко? -- с самым непритворным ужасом вскричала Ина, всплеснув своими маленькими руками. -- Да ведь это Сидоренко, тот самый Сидоренко, который вынес на руках из боя дедушку... Тогда под Плевной. Вообразите только: русские идут, турки бегут, русские трах-тарарах! Бац! Бац! Бац! Гранаты! Пушки! Штыки! А турки: Алла! Алла! Русские ура! Турок штыком дедушку. Моего дедушку! Понимаете! А Сидоренко! Молодец такой! Тут как тут... И турку бац... На повал... А дедушку на руки и марш-маршем налево кругом... Вот он какой герой -- Сидоренко!

И глаза Ины сверкали, как звезды, нежные щеки пылали, руки размахивали перед самым лицом начальницы (так как седая дама в синем была начальница N-ского института княгиня Розова) и остановить девочку решительно было трудно в этот миг.

Княгиня дала ей высказаться, дала утихнуть немного охватившему ее экстазу, потом осторожно взяла ее смуглые ручки, с которых не смотря на и зиму не сошел еще летний загар и проговорила тихо и сдержанно:

-- Вот видишь ли, дитя мое, это очень похвально что ты так привязана к солдату спасшему жизнь твоему дедушке. Но это еще не значит, что ты должна так странно выражать свою привязанность, рисуя его изображения на ученических листах и тетрадях во время урока. Постарайся же не делать этого больше!

Голос княгини звучал так нежно и ласково, а прекрасное нежное лицо, склоненное к Ине было так полно доброты и снисходительности, что невольно к нему, к этому лицу горячо и неудержимо потянуло все существо Южаночки. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Ина высоко подпрыгнула на одном месте, закинула за плечи княгини свои сильные маленькие руки и прижалась к ее груди, стараясь дотянуться румяными губками до щеки, очаровавшей ее дамы.

-- Вы такая красавица! Такая милочка! -- лепетала она снова, разгораясь восторгом, -- вы мне Марью Ивановну напоминаете. У нее такое же толстенькое лицо, ямочки на щечках и белые как снег волосы. Вы не знаете дедушкиной экономки Марьи Ивановны? Нет! Ах, какая жалость! Она такая прелесть и я уверена, что если вы познакомитесь с ней, то наверное подружитесь!

Трудно описать то огромное, подавляющее смущение, которое точно сковало всех присутствующих после слов девочки. Лицо Анны Васильевны, делалось то багрово красным, то вдруг белело мгновенно, как платок. Учитель рисования топтался на месте с глазами, округлившимися от удивления. На прелестном личике Надин застыла казалось тоска предсмертного ужаса, а что касается до девочек... То девочки даже не могли смеяться... Они были ошеломлены и подавлены, не исключая и шалуньи Гаврик и Верховской, столь дерзновенным поступком новенькой. Фальк же, зеленая от ужаса, представляла из себя застывшую от неожиданности статую и только чуть слышно шептала побелевшими губами:

-- О эта новенькая! Это ужасно! Ужас что такое! Ужас! Ужас!

Только доброе красивое лицо начальницы по прежнему носило на себе выражение снисходительной и мягкой ласки. Она нежно, но настойчиво отвела руки Южаночки от своей шеи и проговорила, приглаживая растрепавшиеся кудри девочки:

-- Ну, дитя мое, довольно! Я рада, что ты так сразу привязалась ко мне, но надо уметь несколько сдержаннее выражать свои чувства. Ты подумай только что произошло бы если все триста девочек воспитанниц, вверенного мне института стали бы бросаться на меня и, так бурно выражать мне свою любовь! Будь же умной сдержанной барышней и постарайся заслужить мое одобрение успехом в ученье. Этим ты еще ярче подтвердишь свое чувство ко мне! Постараешься, девочка?

-- Рада стараться, ваше... -- начала было звучным выкриком Южаночка, но точно поперхнувшись на полуслове, покраснела густым румянцем смущения и виновато моргая длинными ресницами, проговорила тихо: -- Я постараюсь... Да я постараюсь сделать вам приятное! Я вас так люблю... Ах, если б вы знали как я люблю вас! Ужасно! Ужасно сильно!

И неожиданно Южаночка звучно чмокнула полную белую руку княгини, покоившуюся на ее плече...