Поиск

Южаночка
Глава II. Она приехала!

-- Дедушка!

Что-то шумное, легкое, маленькое и ликующее, мокрое от снега, в белой шубке и таком же капоре, с быстротой стрелы и ловкостью котенка устремилось на грудь дедушки и повисло у него на шее.

И тотчас же целый град горячих поцелуев покрыл лицо старика. Белый капор скатился на спину и перед генералом Мансуровым предстала прелестная смуглая головка, с целым снопом густых смоляных кудрей. Эти кудри падали и на высокий умный лоб девочки и на ее разгоревшиеся от холода щеки и спускались спутанной живописной бахромой на черные, как угольки, огромные и сверкающие весельем и задором глаза.

Девочка была крепка, как молодая репка, стройна, ловка и очень хороша собой. Дедушке же она казалась, положительно, красавицей.

-- Вся в мать! Вся в покойницу Сашу! Марья Ивановна! Сидоренко! Глядите! Вся в покойницу барышню Сашу, не правда ли? Что за прелестное дитя! -- с выступившими на глаза слезинками произнес старый генерал.

А "прелестное дитя" уже прыгало козленком перед лицом дедушки, держала его за рукав сюртука и болтала без умолку, как сорока:

-- Ах, как интересно и ново было ехать, дедушка. Кушать и спать в дороге! Очень хорошо! Только вот "крыса" портила все дело. Всюду совалась с носом. Только и знала, что ворчала: "Ина, не ходите туда, Ина не ходите сюда! Ина сидите смирно, Ина не болтайте ногами и не грызите ногтей!" Вот надоела-то до тошноты право! А то, если бы не она, все бы хорошо было! Ведь я ни на минуточку не забывала, что еду к тебе, дедушка! Я так хотела увидеть тебя поскорее, познакомиться с тобой... Вот и приехала! Вот и узнала! Ты чудо какой хорошенький, дедушка! Точно старый царь Берендей из сказки. Только у Берендея борода, а у тебя нет. Отчего ты не носишь бороды, дедушка? А Сидоренко? Где твой Сидоренко, про которого мне так много рассказывала покойная мамочка?

И, не умолкая ни на минуту, не выпуская из рук полы дедушкиного сюртука, чернокудрая девочка завертелась из стороны в сторону, блестя разгоревшимися глазками, сверкая перламутровыми, зубками, сияя очаровательной улыбкой.

-- Вот он -- Сидоренко! -- не без гордости представил внучке своего верного слугу генерал Мансуров.

-- Ах! -- пронзительно взвизгнула девочка и одним прыжком отскочив от дедушки, другим, очутилась на шее ошалевшего от неожиданности и счастья старика-солдата. -- Голубчик Сидоренко! Молодец Сидоренко! Я вас очень люблю, Сидоренко, и всегда молюсь за вас, за то что вы не дали погибнуть дедушке и спасли его жизнь! Ах, как я вас люблю за это! -- срывалось самым искренним тоном с губ Ины.

Старый денщик сиял от радости. Сиял дедушка, сияла Марья Ивановна... У всех троих на лицах изобразились самые умильные, самые счастливые улыбки.

И вдруг, сухой, холодный голос нарушил общее очарование.

-- Ина! Куда вы забрались! Постыдитесь! Взрослая десятилетняя барышня висит на шее у прислуги!

Дедушка, Сидоренко и Марья Ивановна живо обернулись в ту сторону, откуда слышался голос.

На пороге кабинета стояла дама, небольшого роста, сухая, тощая с сутуловатой спиной, в скромной блинообразной дорожной шляпе, поверх гладко причесанной головы, в простом, строгого фасона гладком платье, с бледным худым лицом, носившим на себе печать сухости. От нее так и веяло холодком.

-- Это и есть крыса! -- успела шепотом пояснить дедушке Ина и не сходя с рук Сидоренко, сердито блеснув глазами, проговорила скороговоркой по адресу дамы.

-- Во-первых Сидоренко не прислуга, а герой, а во-вторых оставьте меня в покое хоть сегодня!

-- Ина! Вы грубая, дерзкая девочка и я попрошу вашего дедушку сделать вам строгий выговор за эти слова! -- сильно сдерживаясь от охватившего ее гнева, произнесла дама и, сделав паузу, проговорила резче:

-- Сейчас же сойдите на пол и оставьте в покое денщика!

-- Сидоренко не денщик вовсе, а дедушкин друг! Молодец! Прелесть! -- горячо вскрикнула Ина и, быстро соскользнув с рук солдата подхватила дрожащим восторженным голосом. -- Вы разве не знаете, что Сидоренко -- дедушкин спаситель? Подумайте только: спаситель. Вообразите только, M-lle Бранд эту картину: -- Битва кипит... Турки дерутся... русские дерутся... все дерутся... Русские наступают... Турки их пушками... ружьями, саблями... всем! А русские молодцы! Все вперед! Все вперед! И дедушка тут же. Он ведет свой полк на приступ... Барабаны бьют... музыка... трубы... кричат ура!.. Вдруг откуда не возьмись турок! Огромный! Страшный. Кривая сабля в руке... Глазищи, как у волка... Да как над дедушкой саблей махнет! А Сидоренко тут как тут. По руке турку бац! Сабля лязг, мимо дедушкиной головы, только ногу задела,.. Дедушка упал. Сидоренко его поднял и марш-маршем назад. А турка -- мертвый. По делом ему -- чуть-чуть гадкий этакий, не убил дедушку!

И говоря это, Ина вся дрожала, бегала по комнате, махала руками, трепеща от охватившего ее волнения. Но M-lle Бранд, казалось, далеко не разделяла возбуждения девочки.

Тонкая усмешка кривила ее бледные губы.

-- Перестаньте дурачиться, Ина, у вас ужасные манеры, -- произнесла она строго и быстрыми шагами приблизившись к дедушке, добавила по его адресу с легким поклоном:

-- Позвольте представиться, генерал, Эмилия Бранд попутчица и будущая воспитательница вашей внучки.

Дедушка низко наклонил свою серебряную от седины голову и почтительно приветствовал госпожу Бранд.

Последняя, бросив мимолетный взгляд в сторону Ины, непринужденно болтавшей о чем-то, в полголоса с Марьей Ивановной, заговорила снова:

-- Очень рада познакомиться с вами, генерал, и в тоже время мне крайне больно нанести вам глубокое разочарование по поводу вашей внучки в первый же момент вашей встречи с ней. Я уже отчаивалась довести ее благополучно к вам. С ней было столько хлопот! Боюсь, что и вам Ина доставит массу неприятностей. Впрочем, вам не придется терпеть их долго. Завтра вечером, не позднее девяти я попрошу вас привезти девочку в институт.

-- Как? Уже завтра? -- возгласом, полным испуга и недоумения вырвалось у дедушки. -- Но побойтесь Бога, сударыня! Я пробуду только сутки с моей внучкой, свидания с которой ожидал целые годы! -- и дедушка поник с грустью своей красивой, серебряной головой.

-- Что делать, генерал! Такова была воля Агнии Петровны Палтовой, сестры вашего покойного зятя, опекунши Ины. Тетка девочки решила немедленно отослать Ину в наше учебное заведение, так как девочка зарекомендовала себя с самой дурной стороны. Как ни тяжело мне огорчать вас, генерал, но поступление Ины Палтовой в институт вызвано только целью ее исправить строгим казенным режимом. Я не хочу сказать, что это наказание однако, но...

-- Наказание... исправление... строгий режим... но вы буквально огорошили меня, сударыня? Чем зарекомендовала себя дурно моя девочка, что нуждается в исправлении? -- высоко подняв свои седые брови, спросил взволнованным голосом дедушка.

Тонкие губы госпожи Бранд стали еще тоньше. Она сердито поджала ими и уставившись своими выцветшими глазами в лицо хозяина дома, произнесла совсем уже сухо:

-- Вы сами, с минуты на минуту убедитесь, генерал, что продолжительное пребывание Ины у вас в доме немыслимо. Ваша внучка испорченное, своенравное, злое дитя, требующее строжайшего присмотра за собой и самого серьезного исправления. Только в самом дисциплинированном учебном заведении еще можно будет надеяться ее исправить и, даст Бог, наш институт преуспеет в этом, потому и прошу вас, генерал, не медля ни одного дня, доставить к нам вашу внучку -- и, с легким поклоном, госпожа Бранд поспешно вышла из кабинета, не удостоив ни единым взглядом виновницу ее негодования, воспользовавшуюся этим и высунувшую вслед удалившейся наставнице язык.