Тасино горе
Глава XVI. История одной кошечки - Король воздуха

Она была очень хорошенькая. Представьте себе длинное гибкое тельце, покрытое золотистой шерстью, посреди которой вдоль спины шла в виде ленты узкая длинная полоса. Умные зеленые глазки с поминутно расширяющимися зрачками и круглая мордочка, из которой временами высовывался острый, как жало, розовый язычок. Самое имя её, Милка, как нельзя более подходило к хорошенькому зверьку.

Милку привезла в пансион Карлуша, и прелестная кошечка составляла радость и гордость горбатой девочки. Не было худшей обиды для Карлуши, как обидеть её любимицу. Милку подарил Карлуше её отец, который вскоре после этого умер и немудрено поэтому, что маленькая горбунья всем своим сердцем привязалась к его живому подарку. Милка спала в дортуаре в постели девочки, ела из одной тарелки с ней и бросалась со всех ног навстречу Карлуше.

Господин Орлик разрешил горбатенькой Вавиловой держать кошку при себе из жалости к обиженной судьбой девочке.

И вдруг Милка пропала. Пропала бесследно. Ее искали всюду: и в кухне, и в дортуаре, и в классной. Малютка или Ниночка Рузой, которая, по словам Красавицы, могла влезть даже в наперсток, по причине своего маленького роста, влезла в буфет и обшарила там все полки, стараясь найти Милку, которую любили все без исключения -- и воспитанницы, и начальство.

Карлуша плакала. Остальные ходили, понуря головы; даже Настасья Аполлоновна меньше сердилась на девочек и реже покрикивала на них из уважения к общему несчастью.

Одна Тася была весела по-прежнему. Дело в том, что Тася поссорилась очень недавно с Карлушей.

Маленькая горбунья отлично знала языки и в совершенстве говорила по-французски и по-немецки. Тася тоже очень недурно владела тем и другим языком. М-llе Орлик, дававшая уроки языков в пансионе, ставила еженедельно отметки по этому предмету. У Таси оказалась на этот раз отметка значительно хуже, нежели y Карлуши.

Маленькая горбунья не могла не уколоть Тасю этим.

-- Ах, ты, француженка! -- усмехнулась она, -- a еще хвалилась, что лучше всех нас знаешь по-французски.

-- И знаю! -- огрызнулась Тася.

-- Ну, не очеиь-то велико твое знание!

-- Отстань! -- и Тася толкнула горбатую девочку.

-- Не смей толкаться! -- рассердилась та.

Тогда Тася толкнула Карлушу вторично. M-lle Орлик видела всю эту сцену.

-- Стогунцева, подойдите сюда! -- позвала она Тасю, и, когда она подошла, произнесла строго:

-- У нас не принято толкаться в пансионе. Это доказывает одну невоспитанность и грубость. Поэтому не угодно ли будет вам в наказание выучить немецкие стихи, пока дети будут совершать послеобеденную прогулку.

Это было строгое наказание, так как девочек водили гулять по лучшим улицам города, a иной раз в городской сад, где всегда играла военная музыка и где было шумно и весело.

Тася очень любила такие прогулки.

-- Если виновата я, -- виновата и Вавилова, -- звенящим слезами голосом поясняла она директрисе.

-- Толкались вы, a не Вавилова, -- отвечала неумолимая m-lle Орлиик, -- и поэтому будете наказаны вы, a не она.

-- Что, досталось на орехи! Ага, будешь толкаться, -- успела шепнуть Карлуша Тасе.

-- Противная горбунья! -- буркнула она, -- терпеть тебя не могу! Пусть меня наказали, уж и ты останешься довольна. Будет тебе праздник!

Но Карлуша не слышала последних слов рассерженной не на шутку девочки и побежала, подпрыгивая на ходу, в прихожую, где одевались остальные пансионерки и откуда раздавался звонкий голосок Ярышки, кричавшей Тасе:

-- Ты ие горюй, Стогунцева, с тобой Милка останется и Мавра. Ничего, что Милка кошка, a Мавра глухая тетеря. За неимением лучшего будь довольна и этим обществом!

-- Противные, -- прошептала сквозь слезы Тася, готовая расплакаться навзрыд.

Тася долго смотрела в окно, пока вереница пансионерок не скрылась за углом.

Какие они были веселые! Как разрумянились и оживились на свежем осеннем воздухе их детские лица.

-- Противные! Гадкие! -- злобно шептала Тася, глядя им вслед, -- ненавижу вас всех, ненавижу за то, что вы обижаете Тасю, за то, что вам нет дела до неё. Бедная Тася! Бедная Тася! -- и она смотрела в окно на опустевшую улицу затуманенными от слез глазами.

И вдруг взгляд её упал на странную фигурку, стоявшую перед окном, Это был мальчик лет двенадцати, смуглый, черноволосый, с лукаво бегающим во все стороны взором. Он смотрел во все глаза на Тасю и смеялся. Что-то неприятное и отталкивающее было в его лице. Видя, что сидевшая на подоконнике девочка обратила на него внимание, он запустил руку в карман и, вытащив оттуда что-то серое и маленькое, посадил к себе на плечо. Тася увидела, что это был совсем ручной серенький мышонок.

Почувствовав себя на свободе, зверек и не думал убегать и преспокойно терся мордочкой о смуглую шею черноглазого мальчика.

Это так заинтересовало Тасю, что она в одну минуту вспрыгнула на окно и, открыв форточку, высунула из неё голову.

-- Эй, ты, мальчишка! -- крикнула она, -- что это y тебя?

-- Разве ты не видишь что? -- закричал в свою очередь мальчик, -- ручной мышонок.

-- Во-первых, не смей мне говорить ты: я барышня, -- неожиданно оборвала его девочка.

-- Барышня! -- расхохотался мальчишка, -- велика штука барышня! A я вот король да и то говорю с тобой!

-- Король? -- изумилась Тася.

-- Да, "Царь фокусов", или "Электрический мальчик", или "Истребитель шпаг", или "Король воздуха", -- так и посыпал он названиями и присовокупил через минуту: -- видишь, сколько y меня прозвищ!

-- A мышонок чей же? -- все больше изумлялась девочка.

-- Мышонок мой! Он дрессированный. У нас не только мыши, но и кошки дрессированные есть, и собаки, и даже змея.

-- Змея! -- с ужасом произнесла Тася.

-- Ну, понятно, змея. Чего ты испугалась, глупая девочка? Что это y тебя? -- неожиданно ткнул он пальцем по направлению окна.

Тася оглянулась в свою очередь. Около её ног терлась Милка, незаметно подкравшаяся к ней и вспрыгнувшая на подоконник.

-- Это кошка! -- беря Милку на руки, отвечала Тася.

-- Вижу, что кошка, a не корова! -- расхохотался мальчик, -- и красивая кошка, я тебе скажу. Таких мне видеть не приходилось. Вот что: дай ты мне ee.

-- Это нс моя кошка, чужая! -- произнесла Тася. -- Эта кошка Карлушина.

-- Чья?

-- Карлушина. У нас такая девочка есть. Злая-презлая. Горбунья. Так вот Милка её.

-- Злая, говоришь?

-- Ужасно. Из-за неё меня наказали! Все ушли гулять на музыку, a меня дома оставили.

-- Из-за неё?

-- Да.

-- Гак чего ж тебе жалеть ее, -- снова расхохотался мальчик и подмигнул своими черными глазами, -- тебя за нее наказали, a ты ее накажи!

-- Как? -- не поняла Тася?

-- Очень просто: отдай мне её кошку. Ведь горбунья ее очень любит, и если ты ее мне подаришь, твоей горбунье больно будет. Вот ты и отмстишь таким образом.

-- Чужое брать грешно, -- нерешительно заикнулась Тася.

-- Ишь ты! Впрочем, как хочешь. Не желаешь отдать мне эту кошку и не надо. Прощай. Мне еще на музыку поспеть надо. Сегодня музыка в саду особенная, с платой за вход: наш хозяин дает в городском саду представление.

-- Какой хозяин?

-- Наш хозяин, хозяин труппы фокусников. Собак, мышей дрессированных показывать будем, змею. Потом я на проволоке ходить буду. Это отделение "Король воздуха" называется. И шпаги глотать... Возьму длинную, острую шпагу и в горло ее себе пропущу.

-- Ах, как интересно! -- вскричала Тася, -- a они, гадкие, меня оставили дома, и я ничего не увижу! -- и слезы брызнули из её глаз.

-- A потом Розка плясать будет. Платье все в блестках, звезда в волосах, и она пляшет. Розка пляшет, a музыка жарит. Тра-ла-ла! Трум! Тум! Тум!

-- Ах, я несчастная! -- прошептала Тася.

Ей так живо представилось, как играет музыка, как пляшет неведомая Розка, как прыгают дрессированные собаки, что слезы сильнее заструились по её печальному лицу.

"И все из-за Карлушки! Все из-за этой гадкой девчонки! -- мысленно повторяла она. -- Ох, уж эта Карлушка! Если б ей досадить хорошенько за всё За всё!"

И вдруг слезы её разом пресеклись. Она быстро вытерла глаза и решительно проговорила, обращаясь к мальчику:

-- Бери Милку. Ты прав. Надо наказать Карлушку.

Взяв кошку за шиворот, Тася подняла ее в уровень с форточкой и быстрым движением выбросила за окно прямо в подставленные руки черноглазого мальчика,

-- Вот это дело! -- вскричал тот, с настоящей ловкостью фокусника подхватывал на лету Милку. Ну, прощай покуда. Мне идти надо, a то от хозяина попадет, если к своему выходу опоздаю. A пока слушай, что я тебе скажу: y нас жизнь веселая. И пляшем да кувыркаемся. То ли дело! A y вас, как я погляжу, ни свободы, ни радости. Ты к нам приходи в случае чего. A то одной Розке не справиться. Право, поступай к нам в труппу.

-- A как же я уйду отсюда? -- спросила Тася, которой очень понравилось плясать и прыгать или дрессировать животных.

-- Да очень просто. Наш балаган на площади. A живем мы в слободе за городом. Да я тут каждый вечер собак прогуливаю после десяти часов, когда нет представленья. Ты возьми да и выйди ко мне, a я тебя мигом к хозяину доставлю.

-- Хорошо, я подумаю! -- проговорила Тася.

-- Чего тут еще думать? Взяла -- и ушла. У нас, говорю, весело.

И с этими словами мальчик кивнул головой и, спрятав под полу куртки Милку, беспечно посвистывая, отошел от окна и зашагал по улице.

Тася захлопнула форточку и спрыгнула с подоконника.

В этот вечер вернувшиеся из сада пансионерки хватились Милки и бросились искать ее.

Ночью Тася не сомкнула глаз ни на минуту. Она долго ворочалась в постели, стараясь уснуть, переворачивая по нескольку раз подушку, и все-таки сон бежал от неё. Кто-то точно шептал в глубине её сердца: "Нехорошо ты поступила, Тася! Нехорошо! Взять чужое -- значит украсть. Что бы сказала мама, если б узнала поступок своей девочки? Как бы тяжело и больно было узнать это! Ах, Тася! Ты ли это сделала?"

Сердце сильно стучало в груди девочки. Лицо её пылало, как в огне. В душе нарастало тяжелое, гнетущее чувство раскаяния. Тася была несчастна. Она сознавала, как дурен и недостоин был её сегодняшний поступок.