Дом шалунов
Глава XLIV. Костер - Он не хочет быть больше царем!

Долгуша с грохотом катилась, не умолкая ни на одну минуту. Ей вторила мучительным скрипом и визгом телега. Авдотья с глупым видом сидела на переднем месте телеги, нежно сжимая в своих объятиях самовар. При каждом повороте она кричала во весь голос от испуга:

-- Батюшки, перевернемся! Родимые, смертушка пришла!

Мальчики неистово хохотали.

Но телеге не суждено было перевернуться; она благополучно добралась до леса.

Что за прелесть был лес в эту раннюю осеннюю пору! Листья чуть подернулись золотом, заалели, словно вспыхнули румянцем под прихотливой рукой царицы-осени. Тут и там застенчиво выглядывали из-под сухой травы красные, желтые, белые и коричневые шапочки грибов. Вблизи шумело озеро. Голубое, чуть подернутое рябью, точно огромная рыба с серебряною чешуею, оно было прекрасно и величаво в этот день.

При виде озера Карл Карлович точно ожил, торопливо собрал свои удочки, ведерко с червями, сетку для улова и направился к берегу.

-- Карл Карлович, и я с вами! -- неожиданно вызвался Витик.

-- Но ты будешь там шалить? -- подозрительно покосился на него немец.

-- О, нет, я буду удить! -- самым серьезным образом произнес Витик.

И старый гувернер с маленьким шалуном отправились на берег.

Авдотья, переставшая бояться телеги с той минуты, как очутилась на земле, решительно заявила, что ей нужен костер для варки обеда.

-- Это уже дело мальчиков! Мальчики, разложите костер Авдотье! -- крикнул директор "рыцарям", которые уже успели разбрестись по лесу.

-- Костер! Костер, рыцари! -- закричал Алек, находившийся ближе всех к гну Макарову, и первый, схватив несколько больших сучьев, валявшихся во мху, потащил их к тому месту, которое, по его мнению, оказывалось самым подходящим для костра.

-- Ах, что ты делаешь, Алек! Ты можешь себе занозить твою нежную ручку! Ведь ты царь! -- и с этими словами Арся Иванов со всех ног кинулся к "царю" и отнял у него хворост.

-- Но я тоже хочу разводить костер! -- вспыхнул Алек.

-- Ах, что ты! Что ты? -- закричал подоспевший Павлик. -- Ты все забываешь, что ты не простой мальчик-пансионер. Ведь ты царь или по крайней мере царевич, кавказский царевич. Мыслимое ли дело, чтобы цари или царевичи разводили костры и носили сучья? Что скажут твои подданные? Посуди сам.

-- Но это весело! -- протестовал Алек.

-- Все же для царевича неподходящее занятие! -- вставил свое замечание Вова Баринов.

-- Нет, нет, тебе нельзя этим заниматься, -- произнес Миля Своин. -- Ты будешь только сидеть и смотреть. Мы тебе, Алек, сейчас устроим для этого трон из мха.

И Миля Своин тут же принялся за работу.

-- Сядь здесь, в тени! Тут не печет солнце! -- предложил Дима Вартов, стремительно расчищая Алеку путь.

-- Да, да, посадите в тени нашего драгоценного царя! -- вскричало десять голосов. И двое мальчиков, Бобка и Котя, подхватили под руки Алека и усадили его на мох. Остальные с веселым хохотом и криками принялись таскать сучья для костра. Алек с завистью смотрел на общее веселье. Здесь под деревом одному ему было скучно и неудобно. Комары досаждали нестерпимо, муравьи ползали по рукам и ногам, кусая больнее комаров; искусанные руки "царя" покрылись красными пятнами. Мальчики между тем сложили хворост в кучу и зажгли его. Костер запылал. Шалуны сняли сапоги и стали прыгать через пламя. Этого зрелища Алек выдержать равнодушно уже не мог. Он быстро разулся, отшвырнул сапоги и носки в сторону и в две минуты уже был около костра.

-- О, Господи! Царь -- и вдруг без сапог! Алек, ты простудишь твои драгоценные царские ножки! -- почти в ужасе вскричал, подскакивая к Алеку, Бобка Ящуйко.

Бац!

Этого Бобка уж никак не ожидал.

"Царь" дал ему порядочного таки шлепка. Глаза Алека горели. Бобка Ящуйко рассвирепел, в свою очередь поднял руку, чтобы дать Алеку сдачи, но рука внезапно опустилась, и он произнес, наклоняя почтительно голову:

-- Так как ты, Алек, царь, то я, конечно, не имею права с тобой драться и мирно покоряюсь.

Алек, который рассердился еще больше за то, что Бобка не отдал ему удара. что считалось уже совсем позорным у "рыцарей", сердито вскричал:

-- Прочь с дороги и пусти меня к костру, говорю я тебе!

Бобка покорно стушевался. Но тут между Алеком и костром выросла целая стена других мальчуганов.

-- Нельзя! ведь ты царь!

-- Это опасно для твоего царского здоровья!

-- Бей нас всех, но к костру мы тебя не пустим!

-- Мы проводим тебя опять на трон!

-- Что-о-о! На трон! Ни за что в мире! -- закричал Алек так громко, что Авдотья, хлопотавшая возле чая, от неожиданности и перепуга чуть не упала прямо на кипящий самовар.

-- Не пойду на трон, потому что не хочу быть царем больше! Пусть этот лес будет свидетелем, что с этого дня Алек Хорвадзе не царь больше, а простой, совсем простой Алек. У меня нет больше царства, около Кутаиса нет дворца, нет баранов, ничего нет! Слышите, ничего нет, говорю я вам!.. Если все маленькие цари так несчастны, что не могут бегать, играть, не могут подраться в свое удовольствие, так где же тут счастье?! Не хочу и я быть царем! И первого, кто меня назовет еще раз царем или царевичем, я вздую так, что он долго будет помнить... А теперь место мне! Дайте отвести душу и попрыгать как следует! А то того и гляди -- погаснет пламя...

И проговорив все это, Алек отошел немного, громко "ухнул", и в один миг, смеющийся и веселый, перескочил костер. Павлик Стоянов вскочил на ближайший пень и, как настоящий поэт, прочитал стихотворение, сочиненное им в честь Алека:

Муха Алю укусила,
Вздумал Алек быть царем,
Только во сто раз быть лучше
Мальчуганом-шалуном!

-- Ура! Да здравствует наш Алек! -- заключил веселым хохотом маленький проказник.