Поиск

Трели соловья Тристан и Изольда

Когда, войдя в хижину лесника Орри, Тристан отбросил свой посох и снял паломнический плащ, он ясно понял в своем сердце, что настал день сдержать данную королю Марку клятву и удалиться из корнуэльской земли.

Чего он еще медлит? Королева оправдалась, король ее холит и почитает. Артур, если бы явилась надобность, взял бы ее под свою защиту, и впредь ни одна клевета не восторжествовала бы над нею. К чему дольше блуждать по окрестностям Тинтажеля? Он этим тщетно подверг бы опасности свою жизнь, жизнь лесника и спокойствие Изольды. Разумеется, надо уехать. В одежде паломника на Белой Поляне он в последний раз ощутил прекрасное тело Изольды в своих объятиях.

Три дня еще он медлил, не будучи в состоянии оторваться от края, где жила королева. Но когда наступил четвертый день, он попрощался с лесничим, приютившим его, и сказал Горвеналу:

– Дорогой мой наставник, наступил час отправиться в далекий путь: мы поедем в Уэльс.

Ночью, печальные, они пустились в путь. Дорога пролегала мимо сада, окруженного изгородью, где Тристан когда-то поджидал свою возлюбленную. Ночь сияла ясная. На повороте дороги, недалеко от изгороди, он увидел могучий ствол высокой сосны, выделявшейся на светлом небе.

– Обожди меня у ближайшего леса, дорогой наставник, я скоро вернусь.

– Куда идешь ты? Безумец, ты без устали ищешь смерти!

Но Тристан уверенным прыжком уже перескочил изгородь. Он подошел к высокой сосне близ водоема из белого мрамора. К чему бросать теперь в воду искусно нарезанные стружки? Изольда больше не придет! Легкими, осторожными шагами отважился он приблизиться к замку по тропинке, по которой некогда приходила к нему королева.

В опочивальне в объятиях уснувшего Марка бодрствовала Изольда. Внезапно в открытое окно, где играли лучи месяца, влетели трели соловья.

Изольда слушала звонкий голос, зачаровавший ночь; она встала такая печальная, что нет на свете столь жестокого сердца, сердца убийцы, которое не сжалилось бы над ней. Королева задумалась: откуда этот напев? Вдруг она поняла: «О, это Тристан! Так в лесу Моруа подражал он певчим птицам, чтобы повеселить меня. Он уезжает, и это его последнее прости! Как он печалится! Таков соловей, когда на исходе лета он прощается с ним в великой печали. Никогда более, дорогой, не услышу я твоего голоса!»

Трель зазвучала, еще более страстная. «О, чего требуешь ты? Чтобы я пришла? Нет, вспомни об отшельнике Огрине и о данной нами клятве. Умолкни, нас сторожит смерть! Но что смерть? Ты меня зовешь, ты меня хочешь, – я иду!»

Она высвободилась из объятий короля, накинула на почти обнаженное тело плащ, подбитый серым мехом. Ей надо было пройти соседнюю залу, где каждую ночь десять рыцарей сторожили поочередно; в то время как пятеро спали, другие пятеро, вооруженные, стояли у дверей и окон, высматривая, нет ли чего снаружи. Но случилось так, что все они заснули, – пятеро на постелях, пятеро на полу. Изольда перешагнула через их раскинувшиеся тела, подняла засов двери, – кольцо зазвенело, не разбудив никого из дозорщиков. Она переступила порог, и певец умолк.

Безмолвно под деревьями прижал он ее к своей груди; руки их плотно сомкнулись вокруг тел, и до зари они не разнимали объятий, точно их связали. Забыв о короле и о дозорщиках, любовники радуются и осыпают друг друга ласками.

Эта ночь их опьянила, и в последующие дни, когда король покинул Тинтажель, чтобы вершить суд в Сен-Любене, Тристан, вернувшийся к Орри, отваживался каждое утро, при свете солнца, прокрадываться по саду до женских покоев.

Один крестьянин заметил его и пошел сказать Андрету, Деноалену и Гондоину:

– Сеньоры, зверь, которого вы считаете прогнанным, вернулся в свою берлогу.

– Кто это?

– Тристан.

– Когда ты его видел?

– Сегодня утром, и я хорошо разглядел его. Вы также можете увидеть его завтра на заре, когда он придет, опоясанный мечом, в одной руке – лук, в другой – две стрелы.

– Как же мы увидим его?

– Из одного окна, мне известного. Если я покажу вам его, что вы мне дадите?

– Марку серебра: ты станешь зажиточным крестьянином.

– Так слушайте, – сказал крестьянин. – Можно видеть горницу королевы сверху через узенькое окошко, которое пробито очень высоко в стене; но большой полог, протянутый по горнице, закрывает его отверстие. Пусть завтра кто-нибудь из вас тихонько заберется в сад, срежет там длинную ветвь терновника, обточит ее конец, потом поднимется до этого окошка и воткнет ветку, как спицу, в ткань полога; таким образом он сможет слегка отодвинуть его в сторону. И сожгите меня, сеньоры, если он тогда не увидит за занавеской того, кого я назвал.

Андрет, Гондоин и Деноален стали обсуждать, кому первому дать возможность насладиться этим зрелищем, и решили, наконец, предоставить его Гондоину. Они разошлись… Завтра на заре они встретятся, завтра на заре бойтесь Тристана, высокие сеньоры!

На другой день было еще темно, когда Тристан, оставив хижину лесника Орри, пополз к замку среди густых кустов терновника. Выходя из чащи, он глянул на лужайку и увидел Гондоина, который шел из своего замка. Тристан кинулся назад в терновник и притаился в засаде.

«Боже, – взмолился он в душе своей, – устрой так, чтобы человек, который сейчас подходит, не заметил меня раньше времени!»

Схватив меч, он поджидал его. Но случилось так, что Гондоин направился в другую сторону и удалился. Тристан вышел из чащи, обманутый в ожиданиях, натянул лук и нацелился…. Увы, тот человек был уже недосягаем для его стрелы.

Как раз в это время показался вдали и Деноален: тихо по тропинке спускался он на маленьком вороном иноходце, в сопровождении двух огромных борзых. Спрятавшись за яблоней, Тристан следил за ним. Он видел, как тот науськивал собак на кабана в перелеске. Но раньше, чем борзые успеют выгнать его из берлоги, их хозяин получит такую рану, какой ни один лекарь не сумеет вылечить. Когда Деноален поравнялся с ним, Тристан сбросил свой плащ, прыгнул вперед и очутился перед своим врагом. Предатель хотел бежать. Но тщетно! Он не успел даже крикнуть: «Ты ранил меня!» Он свалился с коня. Тристан отрубил ему голову, обрезал волосы, обрамлявшие его лицо, и спрятал их за пазухой: он хотел показать их Изольде, чтобы обрадовать сердце своей милой. «Увы, – думал он, – куда делся Гондоин? Он спасся. Жаль, что мне не удалось с ним расплатиться!»

Он обтер свой меч, вложил его в ножны, навалил на труп ствол дерева и, оставив окровавленное тело, направился, накинув капюшон, к своей милой.

В замок Тинтажель Гондоин явился раньше его: он уже взобрался на высокое окно, воткнул терновый прут в занавеску, раздвинул два полотнища и мог оглядеть прекрасно устланную тростниками комнату. Сперва он не увидел никого, кроме Периниса, потом пришла Бранжьена, еще держа в руках гребень, которым она расчесывала золотые волосы королевы.

Но вот вошла Изольда и за нею Тристан. В одной руке У него лук из заболони и стрелы, в другой – две длинные пряди волос.

Он сбросил с себя плащ, и открылся его прекрасный стан. Белокурая Изольда поклонилась, приветствуя его; но в ту минуту, когда она снова выпрямилась и подняла к нему голову, она заметила на пологе тень головы Гондоина. Тристан сказал ей:

– Видишь ли эти прекрасные кудри? Они – с головы Деноалена. Я ему отомстил за тебя. Никогда более не придется ему покупать и продавать ни щит, ни копье.

– Это хорошо, господин мой; но натяни-ка лук, прошу тебя; хочется мне узнать, хорошо ли он натягивается.

Тристан натянул лук, удивленный, еще не совсем понимая. Взяв одну из двух стрел, Изольда вправила ее в тетиву, посмотрела, крепка ли она, и быстро сказала шепотом:

– Я вижу нечто, что мне не нравится. Целься получше, Тристан.

Он приготовился, поднял голову и увидел на вершине полога тень головы Гондоина. «Господь да направит эту стрелу!» – мысленно произнес он.

Обернулся он к стене и выстрелил. Длинная стрела просвистела в воздухе, – кобчик и ласточки не летят быстрее, – вонзилась в глаз предателя, пробила мозг, как сердцевину яблока, и застряла, дрожа, в черепе.

Тогда Изольда сказала Тристану:

– Теперь беги, милый! Ты видишь, предатели знают о твоем убежище. Андрет еще жив, он все расскажет королю; тебе уже небезопасно в хижине лесника. Беги, милый! Верный Перинис скроет это тело в лесу так надежно, что король никаких вестей о нем никогда не получит. Ты же беги из этой страны ради твоего спасения, ради моего!

– Как мне жить? – говорит Тристан.

– Да, милый Тристан, жизни наши связаны и вплетены одна в другую. А мне как жить? Тело мое здесь, а сердце мое у тебя.

– Изольда, милая, я уезжаю, не знаю куда. Но если когда-либо ты увидишь перстень из зеленой яшмы, исполнишь ли ты то, о чем через него я у тебя попрошу?

– Да, ты это знаешь: если я увижу перстень из зеленой яшмы, ни башня, ни крепкий замок, ни королевский запрет не помешают мне исполнить волю моего милого, будет ли то безумно или мудро.

– Да воздаст тебе Господь, рожденный в Вифлееме, дорогая!

– Да сохранит тебя Господь, дорогой!