Поиск

7. Беспокойный день — Небесный гость — Александр Беляев

Елене Гавриловне не спалось. Тревожные мысли одолевали. Иван Иванович — ее Ваня — собирается в какую-то экспедицию, из которой, быть может, и не вернется. Звезда принесла заботы. Начались бури. Дом стоит в затишном месте, а весь дрожит. И Елена Гавриловна, хоть душно, с вечера все двери и окна плотно закрыла. А все шумит лес, гудит ветер, не дает уснуть…

Только под утро незаметно задремала старушка, и вдруг… Трах. Трах. Трах…

Привскочила она на кровати, дрожит, со сна понять ничего не может, только чувствует — в комнате свежим ночным ветерком веет. Протерла глаза и видит, что в доме творится что-то непонятное. Окна и двери сами собой пооткрывались. Вдруг подпрыгнула крышка сундука и тотчас захлопнулась. Дверцы буфета и шкапа раскрылись, словно их изнутри кто-нибудь толкнул. На шкапу стояла круглая фанерная коробка для шляп, плотно прикрытая крышкой. Эта крышка подскочила до потолка, упала на пол и покатилась.

Очень испугалась Елена Гавриловна, выбежала из спальни в столовую, но и там пальба, с глухим шумом взорвались консервные банки на буфете, защелкали пробки, вылетевшие из бутылок с лимонадом и ситро. Как хлопушка, хлопнула пергаментная бумага, которой обвязана была полупустая банка с вареньем. Елена Гавриловна в растерянности металась из стороны в сторону. Она ждала, что и кресла, и диваны, и подушки, и перины начнут взрываться и лопаться, и — долго ли до беды — как бы и самой не лопнуть. Было на то похоже. В висках стучало, в ушах шумело, сердце билось учащенно, дышалось с трудом, руки и ноги похолодели.

Но выстрелы и взрывы прекратились так же внезапно, как и начались. В доме стало тихо. Только шумел, свистел, завывал ветер, пролетавший по вершинам сосен.

Светало. Елена Гавриловна постояла посреди столовой, вздохнула, немного успокоилась и пошла умываться и одеваться — уж больше не уснуть.

В кухне она нашла следы тех же непонятных взрывов: раскрытые дверцы, откинутые крышки, вылетевшие из бутылок пробки. Елена Гавриловна с опаской попробовала прикрывать, затыкать, захлопывать — не взорвется ли опять. Нет, ничего не случилось.

Поставила кофейник с водой на электрическую плиту. И не успела прикрыть новой бумажкой и обвязать банку с вареньем, как кофейник бурно закипел. Так быстро! Что такое с ним стало? Тюменева попробовала кофейник рукой — он был чуть теплый. А вода кипела ключом.

Елена Гавриловна грузно опустилась на табуретку.

Голова закружилась. Ей показалось, что она сходит с ума.

Вдруг с шумом открылась дверь, и на пороге появились Тюменев и Аркусов.

Старушка поднялась, протянула к мужу руки, как бы ища помощи, крикнула:

— Иван Иванович, я едва со страху не умерла. Иван Ива… — и не договорила. Ее поразил внешний вид Тюменева и Аркусова.

— Что это с вами приключилось? Откуда вы? Грязные, оборванные, избитые. Разбойники напали, что ли?

— Звезда, — ответил Аркусов из-за спины Тюменева.

— Пустяки. Все в порядке, — бодрился Тюменев. — Буря, ветер. Помоги нам немножечко привести себя в порядок. Писем не было?

В последнее время Тюменев получал много писем.

— Почта не пришла. Наверно, буря задержала, — ответила Елена Гавриловна.

За чайным столом Тюменева наконец рассказала о необычайных происшествиях утра.

Иван Иванович слушал, кивал головой, улыбался. Затем быстро прошел в кабинет, принес оттуда барограф и сказал, показывая жене черту на ленте:

— Вот видишь, в четверть пятого утра давление внезапно упало почти до четырехсот миллиметров. В этом весь секрет утренних чудес в решете. Вот почему банки стреляли и шкапы, сундуки открывались: внутреннее давление в банках и ящиках сразу оказалось намного выше внешнего. От этой же причины и новые источники появились.

— А почему атмосферное давление так резко понижается? — спросила Елена Гавриловна.

— Звезда своим притяжением вызывает приливные действия в земных океанах и атмосфере. Два раза в сутки теперь мы испытываем повышенное давление и два раза пониженное, — по мере вращения земного шара.

— И болезни какие-то новые привязались, — продолжала Тюменева. — С утра тело тяжелеть начинает, к полудню совсем отяжелеешь. А к вечеру спадает тяжесть, к полночи же во всем теле такая легкость, что, кажется, взяла бы и полетела. Неужели все это от перемены давления?

— Нет, тут уж сказывается непосредственное влияние силы притяжения звезды, — сказал Тюменев. — Такою «болезнью» теперь мы все больны.

— «Говорит Москва»… — послышался голос из радиоприемника. Передавались утренние известия.

«В экваториальной Африке произошел трагический случай: английский летчик, воспользовавшись необычайно высоким давлением, поднялся на обыкновенном аэроплане на высоту в несколько десятков километров. Но не успел он похвалиться своим рекордом, как сообщили по радио:

«Притяжением звезды оторван от Земли. Не помогла мощность трех тысячесильных моторов. С возрастающей скоростью неудержимо падаю в небо. Задыха…» — На этом сообщение прервалось.

— Вот именно. Упасть в небо это как раз то, что Надо. Но и в небо падать надо умеючи. Плохо вычисляют и за это платятся головой, бедняги, — сказал Тюменев.

Елена Гавриловна всполошилась.

— Этого еще недоставало, чтобы люди с Земли на небо падали.

— А вы из дома не выходите, Елена Гавриловна, — сказал Аркусов. — Когда звезда начнет очень сильно притягивать, придется только переселиться на потолок и ходить вверх ногами.

— Что вы, Аркусов, смеетесь надо мной. Я и так напугана.

— Простите, Елена Гавриловна. Смеюсь, шучу. У нас до этого дело не дойдет, но на экваторе в продолжение некоторого периода времени будет происходить нечто подобное. Это когда звезда пройдет в наиближайшем расстоянии от Земли и оторвет часть земной атмосферы…

— Менее трети атмосферы и несколько тысяч кубических километров океанской воды, — прибавил Тюменев.

Через веранду вошел Архимед. Его одежда была в полном порядке. В руках он держал портфель.

— Давно проснулся? — спросил Тюменев племянника.

— Я и не спал.

— Как так не спал? — вспыхнул как порох Тюменев. — Почему не спал? Недисциплинированность? Куда ты теперь годен? После бессонной ночи, пожалуй, два и два не сложишь.

— Пожалуй, и не сложу, — спокойно отвечал Архимед. — Но вы не огорчайтесь, дядюшка. Я уже ночью все сложил. До утра вычислениями занимался. Хотелось скорее кончить.

— Вот как. Но все-таки ты неслух, неслух, вот именно! — ворчал Тюменев, словно Архимед был еще мальчиком. Но это ворчание уже не было сердитым.

— Ну, и что же? Кончил?

— Кончил, дядюшка.

— И что же? Что? Говори скорее!

— А вы меня, может быть, раньше кофе угостите? Со вчерашнего вечера, как говорится, маковой росинки во рту не было, — сказал Архимед с лукавой искоркой в глазах.

— Да ты мне хоть кратенько скажи! — воскликнул Тюменев с видом такого крайнего нетерпения, что Архимед сжалился над своим дядюшкой и сказал:

— Звезда Бета Малого солнца.

— Ага. Вот именно! — крикнул Тюменев так громко, что в клетке на окне затрепыхался чиж. — Значит, так. Значит, по-моему. Изумительно. Совершенно совпадает с э… вот именно… Нет, эта голова кое-чего стоит! — хлопнул он себя по лбу. — И эта голова тоже кое-чего стоит, — легонько хлопнул он по темени племянника.

— Чего вы, дядюшка, деретесь? — спросил Турцев.

— Молодец. Спасибо, Архимед. Настоящий Архимед. Пей теперь кофе сколько твоей душе угодно.