Поиск

Грузинские сказки

Юноша-змей. Грузинская сказка

Жила одна женщина. Уже на старости лет родился у нее сын. Да лучше бы и не было того сына: родился у женщины сын-змей. Мать все же любила своего сына-змея, ходила за ним, кормила грудью и вырастила его крупным и здоровым. Однажды заговорил змей человечьим голосом:

— Пойди, мать, к нашему царю, скажи ему: «Мой сын-змей просит у тебя в жены единственную твою красавицу дочь».

Испугалась мать. Страшно, что ее сын, да еще змей, осмелился просить в жены цареву дочь, а еще страшней, что змей человечьим голосом говорит. Да что делать? Не дает покоя сын — иди да иди!
— Убьет меня царь, сыночек, — говорит она, а он и слушать не хочет. Осмелела, пошла старушка.

Пришла ко дворцу. Призвал ее царь и спрашивает:
— Что тебе, старуха?
— Не дает покоя сын-змей, просит в жены вашу дочь. — И рассказала все. Не удивился царь, выслушал ее и сказал:

— Все знают, что невелико мое могущество. Теснит меня сильный сосед и разоряет. Вот и теперь прислал он послов и задает три задачи, не отвечу — разнесет все царство. Скажи твоему сыну: отгадает он их и спасет тем меня и мое царство — отдам ему дочь, а нет — так и нет. Первая задача: есть у царя табун коней; требует он различить, кто в табуне мать, а кто ее дети. Вторая задача: есть у царя пестик от ступы, и велит царь вырезать из того пестика тысячу локтей кожи и прислать ему. И третья задача: в его царстве один край от безводья страдает, — нужно открыть там воду.

«Эх, — подумала старуха, — вот связалась с бедой так связалась!» — И побежала домой.
— Ну как, сделала что? — спросил сын-змей.
— Да что сделала? — говорит мать, а сама еле дышит, и во рту у нее пересохло. — Смерть моя пришла, больше ничего, — и заплакала.
— Не плачь, — говорит змей, — не бойся, тот царь меня не одолеет. Услышала мать, смеется, словно безумная.
— Это тебя, змееныша, царь не одолеет?
— Нет, — говорит змей, — не одолеет!
— А не одолеет, так слушай же! — и рассказала все три задачи. Змей и не задумался:
— Иди сейчас же и доложи царю: «Пошли, царь, своего советника к тому царю и скажи: пусть вырежет он образцы из того пестика да скажет, какой ширины кожу угодно ему получить». Не вырежет, царь сам осрамится, не мы. Второе: скажи, чтоб табуну не давали пить три дня. А как пустят к воде, какая лошадь заржет, та и есть кобыла-мать. Где люди от безводья страдают, там стоит в таком-то месте дуб, пусть выроют тот дуб, и откроется вода.

Поспешила мать к царю. Пришла, а во дворце уже все загрустили, все надежду потеряли. Как ни тяжко всем, а увидели старуху, стали над нею смеяться. А как узнали ответ змея, поклонились все старухе и приняли ее с большим почетом. Рассказали все послам, отправили и советника с ними, оставили злого царя в дураках с его задачами.

Спасся царь и по слову своему призвал во дворец змея-спасителя. Приполз во дворец большущий змей. Встретили его с большим почетом. Ластятся все к змею, улыбаются, больше от страху, чем от радости. Посадили змея рядом с царевной-красавицей. Началась свадьба.
Сидит красавица, нет меры ее горю-тоске. Сидит, и ножом губы ей не разожмешь, да уж что делать? Такова, видно, ее судьба.

Кончилась свадьба. Отвели молодых — змея с красавицей — в опочивальню. Прикрыл царь двери и стал бить себя кулаками по голове, рвать на себе волосы, царапать грудь, стонать.
— Съест, съест змей проклятый мою красавицу!

А в опочивальне вот какие дела: обвил змей красавицу, обнял ее, ласкает, целует. Стоит царевна ни жива ни мертва. И не глядит, и не дышит даже от страха, так и окаменела вся.

А змей ласкается, просит:
— Полюби меня, не отгоняй! Смотри, не обернулось бы так, чтобы ты меня о любви молила, а я, как вот ты теперь, бегал бы от тебя.

Просит он, молит, и вдруг — чудо: сбросил змеиную кожу, и явился статный, прекрасный, как солнце, юноша. Взглянула царевна и глаз отвести не может. Забилось у нее сердце, засверкали глаза, засветились. Стоят они — одно счастье только взглянуть на них... Обнялись они, ласкаются. Словно лучи золотого солнца, светятся волосы юноши, а жемчужные пальцы невесты перебирают их, ласкают.
Заглянула в щелочку нянька царевны — что это светится так, не выпустил ли змей проклятый пламя из своей пасти, не сжег ли царевну? Заглянула — и что же увидела? Нет ничего краше юноши и девушки, и блаженства их никак не описать.

Заплакала от радости старушка, побежала порадовать отца. Закричали все, зашумели. Прибежали к опочивальне, проломили на радостях двери. Вбежал царь, схватил змеиную кожу.

Испугался юноша, вздрогнул... хочет убежать куда, спрятаться, — прыгнул и голубем взлетел вверх. Бьется голубь в опочивальне, бьется, ищет, куда вылететь. Бегает за ним красавица невеста, боится — не улетел бы навсегда от нее, сама и плачет и смеется.

Нашел голубь дверь и вылетел. Выпросила красавица у отца коня. Вскочила на него и помчалась вдогонку за своим голубем-женихом. Летит голубь, воркует. Тень в тень несется за ним красавица невеста. Присядет голубь на дереве, подъедет невеста. Взлетит голубь — мчится вдогонку и конь красавицы. Долетел так голубь, а с ним и красавица на своем коне, до самого моря. В море, у берега, островок. На островке высокий, прямой, как стрела, тополь. Взлетел голубь на самую верхушку тополя и заворковал. Подует ветерок, склонит верхушку тополя к берегу — приблизится голубь к невесте. Выпрямится тополь — уйдет верхушка и унесет с собой голубя.

Ударила красавица коня, прыгнул конь, не устоял на маленьком островке, только ногами чуть-чуть зацепился за берег. Наклонился тополь, протянула красавица к голубю руки, подлетел голубь, сел на плечо к красавице и заворковал у самых ее щек. Прыгнул конь обратно на берег, а голубь то крыльями красавице лицо ласкает, то на колени садится. Ловит его невеста, хочет поймать, — не дается голубь.
И по сегодня все так же вьется голубь вокруг своей невесты — то сядет на плечо и воркует ей что-то, то ласкает ее колени. И нет конца краю их любви, нежности и ласкам.

 

Этакий и Хуже Этакого. Грузинская сказка

Жил один бедный крестьянин, ни земли у него не было, ни в доме крошки. Стоял лишь один ветхий домишко, который по бокам подпирали и поддерживали бревна, чтоб его ветер не унес. И делать-то крестьянину нечего, так целыми днями и ходит без дела. Еле-еле собрался жениться.

Привел жену из дальней деревни. А она попалась дельная, работящая. Увидела жена, что муж целыми днями без дела ходит, стала его грызть:
— Двинь руками, пойди куда, поработай, достань денег — так с голоду умрем!

Не хочется ему работать, отвык. Да и вставать утром с нагретой постели неохота. Пока не схватит его жена за ноги да не стащит с постели, он и не встанет. Вот однажды жена говорит мужу:
— Пойди обработай какое-нибудь поле. Своего нет, так хоть казенную землю вспаши, все что-нибудь достанется.

Побежала жена к соседям — заняла плуг, быков и привела мужу.
— Ты иди на работу, а я сварю обед и принесу тебе в поле.
Пошел муж. Шел, шел — пришел к Кодорской горе. Там нашел казенные земли и стал пахать. Пашет и пашет мужик. Уж три раза все поле прошел. Вдруг стали быки. Взмахнул мужик палкой.
— Э-гей! — кричит.

Потянули быки и опять стали. Зацепили, видно, что-то плугом. Ударил мужик палкой, потянули быки, что было силы, и выбросили наверх огромный, с небо и землю, сундук.
Испугался мужик, задрожал весь. «Погиб я, погубил и семью. В этих казенных землях, видно, что-то было зарыто, а я и отрыл. За это наш царь меня повесит».

Открыл сундук, и что же он видит? Весь сундук полон золотой монетой. Разве две-три монетки из серебра или меди, а то все золото.

Плачет мужик. «Донесут царю про это, убьют меня».

Сидит бедняк, плачет. Вдруг видит — идет поп. Поп в деревне отслужил службу, наполнил хурджин добром — курами да пирогами и сам нажрался — еле тащит его бедный мул. Пожалел поп бедняка.
— Сын мой, что за несчастье над тобой стряслось? Рассказал ему обо всем бедняк.
— Это ничего, — утешил его поп, — я тебе помогу, ты только подсоби мне пересыпать все это золото в мой хурджин.
Обрадовался бедняк.

Очистил поп весь сундук. Все крупные золотые монеты в свой хурджин пересыпал, а бедняку дал немного мелких монет.
— Бери, ничего, я помолюсь господу, и царь тебя простит.

В этих хлопотах прошел и полдень. И поп, и бедняк порядком проголодались. Смотрит мужик — идет жена, несет обед и кувшин вина. Побежал мужик и обрадовал жену, что он от беды спасся.
— Так и так было дело, а вот поп, божий посол, спас меня. Рассердилась жена:
— Я тебе задам за твою глупость!

Да что уж делать? Золото все у попа. Позвала жена крестьянина попа обедать, сама шепнула мужу:
— Спросит поп, как тебя зовут, скажи: «Этакий», а меня «Хуже Этакого». Сели обедать. Женщина все подливает попу вина, а мужу ничего не дает.
— Дай и мне немного этого замечательного напитка, — просит муж. А жена и не смотрит на него.
— Дай же и мне вина, — просит муж.

Взглянула жена на мужа, да так, что бедняк о вине и думать перестал. А поп хлещет и хлещет чхаверское вино.
— Раз уж так меня уважили, скажите хоть имена ваши, — говорит поп. Толкнула жена мужа в бок. Он и говорит:
— Я — «Этакий», а жена — «Хуже Этакого». Нахлестался поп, да так, что и на ногах не стоит.
— Сестра моя, — просит поп, — уложи меня поспать. Оттащила его жена, прислонила к дереву. Заснул поп.
— А ну, живей, — говорит жена мужу, — клади хурджин с золотом на мула, садись на него сам и скачи домой.

Так и сделали: взвалил мужик на попова мула хурджин, полный золота, сел сам, погнал вперед быков, поехал.

А поп знай себе храпит. Побежала жена к соседям, достала ножницы, подошла к попу. Спит поп — хоть из пушек стреляй. Остригла жена полбороды и половину усов у попа, отнесла хозяевам ножницы и побежала за мужем.

Проснулся поп к сумеркам. Смотрит — ни крестьянина, ни его жены, ни мула, ни хурджина с золотом. Что делать? Вскочил поп и понесся вдогонку за мужем и женой. Бежит и видит — крестьяне в поле работают.
— Здравствуйте! — говорит поп.
— Здорово! — отвечают крестьяне.
— Не видали ли вы «Этакого», не проходил здесь? Рассмеялись крестьяне.
— Нет, этакого нигде не видали, — говорят. Побежал поп дальше. Опять крестьяне в поле работают.
— Здравствуйте! — кричит, сам еле дышит.
— Здорово! — отвечают те.
— «Хуже Этакого» не видали ли где? — говорит поп.
— Хуже этакого трудно увидеть, — смеются люди, — выстриг себе поп полбороды и бегает.

Схватился поп за бороду и понял все.
— Ах, это они, чертовы слуги, муж с женой, со мной сделали!

Так и остался поп в дураках. А муж с женой разбогатели от того золота. Поставили себе дом в два этажа, народили детей и зажили счастливо.

Мор там, пир здесь,
Отсев там, мука здесь.

 

Чудесная шапка. Грузинская сказка

Было то или не было — жил один бедный крестьянин со старой матерью. Жили они в большой нужде.

Вот однажды и говорит сын:

— Мать, невмоготу так жить! Пойду похожу по свету, или найду что доброе, или жизнь потеряю — все лучше будет.

— Хорошо, — говорит мать. — Иди, мой смелый сын, за нашей удачей! И, что бы ни случилось, я тебя всегда ждать буду. Нет у меня никого, кроме тебя.

Встал он и пошел. Идет, сам не знает куда. Устал, присел отдохнуть у дороги. Видит, идет путник.

— Привет тебе! — говорит путник.

— И тебе привет, — говорит крестьянин.

— Что ты так печален? — спрашивает путник.

— Как же мне не печалиться? — говорит крестьянин. — Садись, расскажу тебе.

Сел путник, и рассказал ему бедняк, как он жил и зачем ушел из дому:

— Есть у меня старуха-мать. Больше никого. Отпросился у нее, вот хожу, ищу. Подвернется что — хорошо, а нет, я и не вернусь домой живым.

А тот путник был злой колдун. Захотел колдун усилиями бедняка воспользоваться, на рискованное дело его послать. И сказал колдун:

— Что ж, раз такое дело, расскажу тебе что-то, только знай, трудное это дело, не всякий его выполнит.

— Расскажи, — просит бедняк.

Рассказал колдун:

— Иди вот так, все прямо. Пройдешь с версту, увидишь высокую скалу. Эта скала раскрывается раз в семь лет. Ты подойди к скале и стань, жди, она теперь скоро разверзнется.
А как разверзнется, ты входи скорей, там висит шапка, хватай ее и спеши выйти. Только смотри, больше ничего не бери, а то закроется скала и останешься ты в ней на семь лет.

Поблагодарил бедняк путника и смело пошел к той скале.

Прошел с версту, видит, и вправду скала.

Подумал крестьянин: «Верно, это и есть та скала».

Подошел, стоит ждет, что будет.

Разверзлась вдруг скала. Бросился бедняк вовнутрь, увидел шапку, схватил, сорвал со стены. Оглянулся, а там — чего-чего только нет. Разбежались глаза у бедняка. Видит он виноград, да какой! А бедняк голоден, уже сколько дней ничего не ел, глаз не может отвести от этого винограда.

Не выдержал бедняк.

— Эх, будь что будет, не умирать же с голоду! — потянулся и сорвал кисть винограда.

Только он сорвал, замкнулась скала, и остался он один в темноте.

Семь лет не раскрывалась скала, семь лет сидел бедняк один в темноте. Дождался все же, прошло ровно семь лет, разверзлась скала. Бросился бедняк вон, успел выбежать, и замкнулась скала.

Сел он подле скалы передохнуть. Сидит, не знает, что делать. Не знает и того, какая сила в его шапке.

Прилег в тени, подложил под голову шапку и думает:

— Эх, шапка-то есть у меня, голове мягко, вот бы еще ковер подостлать, поспал бы на славу.

Только подумал, как откуда ни возьмись — ковер.

Разостлал его бедняк, лег и говорит себе:

— Как-то сейчас мать моя? Оставил ее одну, бедняжку, вот бы оказаться сейчас дома, подле нее.

Только сказал, как поднялся ковер вместе с бедняком и его шапкой, полетел прямо по воздуху и опустился возле их дома.

Понял бедняк, что за сила в той шапке.

— Вот это шапка! — говорит. — А ну, моя шапка, если можешь, поставь-ка мне здесь во дворе дом, да такой, чтоб лучше и у царя не было.

Только он сказал, "вырос во дворе целый дворец, да такой, лучше и быть не может. Вошел бедняк в тот дворец, лег и лежит себе.

Настало утро. Выглянула мать бедняка из своей лачуги, видит — стоит на их дворе дом-дворец.

Заплакала старуха:

— Кто это на моем дворе дом поставил и землю всю занял?

Дивятся соседи — как это в одну ночь такой дворец возвели.

Встал бедняк, вышел, идет к матери:

— Чего ты плачешь, мать?

— Как не плакать, сынок, — говорит старуха, — кто-то вон на нашем дворе себе дом-дворец поставил, всю нашу землю занял.

— Не тужи, мать, — говорит сын, — это наш с тобой новый дом. И теперь мы с тобой в этом доме будем всегда сыты.

Обрадовалась мать. Вошли они в свой новый дом и зажили себе без нужды. Впервые за свою жизнь они наконец-то могли есть досыта и спать на хороших мягких постелях.

На третий день и говорит сын:

— Мать, скажу тебе что-то.

— Что, мой родной сынок? — спрашивает счастливая мать.

— А вот что — у нашего царя есть дочь-красавица, пойди к нему и скажи: есть у меня сын. Ты там особенно и не хвали и не хули меня, а скажи только, что прошу я его дочь в жены.

— Не пойду, — говорит перепуганная мать. — Что ты, убьет меня царь за это, голову снимет.

Не дает сын покоя:

— Иди да иди!

Подумала мать:

— Что же, пойду, будь что будет. Убьет так убьет, страшней ведь ничего не будет. А для сына так счастья хочется! Мне и своей старой головы для сына не жалко.

Попрощалась она с сыном и пошла к царю.

Пришла ко дворцу. Выглянули караульные царя, видят — ходит возле дворца какая-то старуха, и спрашивают:

— Что ты там ищешь, мать?

— Хочу царя видеть, — говорит старуха.

А царь той страны был могучий, добрый и заботливый, потому повелел своей страже всегда приводить к себе всякого, кто его спрашивал.

Повели старуху к царю.

Спрашивает её царь:

— Что тебе надо? Какое у тебя ко мне дело?

— А вот какое у меня дело, — говорит старуха, — просит мой сын в жены твою дочь.

— Что ты! Что у тебя за сын, чтобы моя любимая единственная дочь, моя царевна, моя родная умница и красавица, за которой я сам с ее рождения всячески ухаживал, стала его женой?

— Нет и нет, отдайте ее нам! — повторяет старуха.

— Ну, что ж, так пойди и скажи своему добру молодцу-сыну: если он такой превеликий молодец, что достоин жениться на моей единственной дочери, пусть разобьет сады по обе стороны дороги, что идет от моего дворца до самого вашего жилья.

— Хорошо, — сказала старуха.

Пошла она, пришла к сыну.

— Что же сказал царь? — спрашивает сын.

Рассказала мать:

— Сначала царь удивился очень, а потом и говорит: пусть, если он такой молодец, пусть разобьет сады от своего дома до самого моего дворца, да по обе стороны дороги!

— Это ничего, — говорит сын, — ты иди отдохни, я сам все сделаю.

Встал он, взял свою шапку и говорит:

— А ну моя шапка, если можешь, разбей от моего дома до самого царского дворца по обе стороны дороги сады, да чтоб до утра все было готово!

Настало утро.

Выглянул царь из окна — красуются прекрасные сады по обе стороны дороги!

А сын и говорит матери:

— Пойди, скажи царю: «Теперь-то можно вашей дочери стать женой моего сына?»

Пошла старуха к царю.

— Что ж, — говорит, — теперь-то можно идти твоей дочери за моего сына?

Отвечает царь, подумав, чтобы не ошибиться:

— Пойди скажи сыну: «Раз уж ты такой молодец, выложи до утра всю дорогу от своего дома до моего дворца чистым мрамором».

Пошла старуха к сыну.

— Что ж он сказал? — спрашивает сын.

Рассказала мать, чего царь требует.

Сказал сын своей шапке:

— А ну, моя шапка, если можешь, выложи от нашего дома до царского дворца всю дорогу чистым мрамором.

Выглянул наутро из окна, а дорога, сколько глаз хватает, вся мрамором выложена.

Сын опять шлет мать к царю за ответом. Пошла она, сказала царю:

— Теперь-то можно отдать твою дочь за моего сына?

Сказал царь:

— Видно, и впрямь молодец твой сын. Пойди скажи ему: «Вот если можешь устлать всю эту мраморную дорогу от твоего дома до моего дворца коврами, — приходи и бери мою дочь».

Пришла мать, рассказала сыну, что царь велел.

— Хорошо, — сказал сын, — иди спать, это мое дело.

Встал он, взял свою шапку и говорит:

— А ну, моя шапка, если можешь, застели к утру всю дорогу от моего дома до царского дворца коврами.

Встал сын наутро, смотрит — вся дорога коврами устлана. Собрался он, забрал дружек и поехал к царю за невестой.

Приехали, отдал ему царь в жены свою дочь, которой этот ладно и крепко сложенный, красивый лицом и смелый бедняк-крестьянин сразу очень понравился. Именно о таком муже красавица-царевна всегда мечтала — и вот он к ней наконец-то посватался. Никого лучшего она в своей жизни и не желала.

Царевна сказала о своей любви царю-отцу, которому ничего больше не оставалось, как назначить день свадьбы.

Отпраздновали свадьбу, а наутро и говорит зять царю:

— Поедемте сейчас ко мне, да берите с собой всех ваших придворных людей, все войска.

Думает царь:

— Зять-то хорош, и собой крепок и недурен, и умом и смелостью не обижен, да где ему прокормить все мои войска? Да еще моих прожорливых царедворцев. Ну, уж поеду, погляжу. Да, на всякий случай, возьму для войска и свиты все нужные припасы, чтобы зятя не позорить, да свои царские палатки, чтобы своих людей разместить.

Поехал царь, и все войско с ним, и все царедворцы. И всякие царские припасы с собой везут.

Приехали, дом и впрямь хорош, что дворец. Вошли, а внутри одни пустые столы — ни еды, ни питья. Собрался тут было царь приказать свое припасенное вносить.

Только тут взял зять свою шапку и говорит:

— А ну, моя шапка, если можешь, уставь этот стол яствами да питьем, как царю подобает.

Появились вдруг кушанья да вино, что душе угодно, все там есть. Три дня пировал царь со своими гостями, на четвертый день попрощался и поехал в свой дворец. Стыдно ему стало, что к своему богатому зятю зря царские припасы с собой вез.

Остались муж с женой да старухой-матерью, живут, нужды ни в чем не знают.

Вот однажды захотелось мужу пойти поохотиться, и говорит он жене:

— Я пойду на охоту, а вы с матерью побудьте дома. Я скоро вернусь, много вкусной дичи для вас добуду.

Встал он, взял ружье, своих охотничьих собак, и пошел.

А злой колдун, который бедняку подсказал, как ту шапку достать, узнал, что бедняк не погиб, вернулся – и не с пустыми руками. Да про новую счастливую жизнь бывшего бедняка-крестьянина узнал, и взяла его черная зависть. Думает он: «Как бы мне ту волшебную шапку к рукам прибрать?»

Взял колдун новую нарядную шапку, подходит к дому-дворцу, кричит:

— Новые шапки продаю, старые покупаю, новые шапки на старые бесплатно меняю!

А красавица-царевна не знает, что за сила в мужниной шапке — ее по уши влюбленный муж на радостях совсем забыл ей об этой важной тайне рассказать.

Вот заботливая царевна и думает:

— Дай-ка, обменяю эту старую шапку на новую, порадую и я своего любимого мужа, который мне столько всего хорошего делает.

Позвала она путника:

— Стой, стой, поди сюда!

Подошел он, вынесла она ту чудесную шапку и говорит:

— Поменяете мне эту старую шапку на новую?

— Что ж, — говорит колдун, — совсем не стоит она того, да уж берите, раз я обещал.

Обрадовалась она, взяла новую красивую шапку взамен старой, вошла в дом.

А колдун прибрал ту добытую смелым бедняком чудесную шапку к рукам и говорит:

— А ну, шапка, если можешь, перенеси весь этот дом с красавицей, да и меня, отсюда подальше.

Только он сказал, поднялся дом и понесся, куда он указал.

Осталась одна старуха в старой лачуге. Живет она в той же нужде, что и раньше.

Вернулся сын с охоты — ни дома, ни любимой жены! И голодная мать на пороге жалкой лачуги плачет.

Но бывший бедняк плакать не стал. Отдавать свое просто так, без борьбы, он не собирался. Взял он свое меткое ружье, острую саблю, всю свору своих охотничьих собак и смело отправился на поиски.

Пошел он, ходит, везде свою жену ищет.

А красавица-жена плачет, убивается по любимому мужу, злого колдуна проклинает, но ничего поделать не может.

Искал, искал муж, добрел так до одной высоченной таинственной горы, посмотрел наверх — видит, вот он, его дом.

Подошел он поближе, а тайные силы злого колдуна к дому его не подпускают. Сел он возле дома и заплакал.

Выглянула жена, увидела своего любимого мужа, закричала ему, позвала, заплакала, запричитала.

Сказал муж:

— Пойди-ка, достань мою старую шапку, посильнее и подальше кинь ее мне, чтобы колдовские запретные границы перекинуть.

Пошла она, достала шапку, изо всех сил бросила ее мужу и колдовские границы одолела.

Взял он в руки ту волшебную шапку — все колдовские силы перед ним расступились.

Вошел он в дом и говорит:

— А ну, моя шапка, знаю, какая в тебе сила, подними-ка этот дом и перенеси опять на старое место — ко мне во двор.

Трудно ли то шапке? В две минуты перенесся дом и, как стоял, так и стоит во дворе перед лачугой старухи.

И смелый любимый муж с верной женой снова оказались в их доме на прежнем месте.

А тот злой колдун тоже лежит себе в чужом ворованном доме, спит, ничего не знает.

Показала верная любящая жена комнату в доме, где злой колдун спит-отдыхает. Вошел в ту комнату смелый муж, одной могучей рукой поднял злобного колдуна с ложа вверх, крепко рубанул его саблей пополам, потом изрубил всего в мелкие кусочки и отдал своим охотничьим собакам на съедение.

Наконец-то дом вернулся на свое место. Безмерно обрадовалась мать-старуха, у которой больше никого и не было, когда увидела своего сына с женой опять на своем дворе.

И зажили все они все вместе дружно и счастливо. И не было больше никого на свете, кто мог бы помешать их счастью.

У мамы бывшего крестьянина, которая стала бабушкой, становилось все больше и больше прекрасных внучат, которых она очень любила.

Любящий свою дочь и своего зятя старенький царь частенько приезжал в гости в их добрую крепкую семью, чтобы отдохнуть и набраться сил.

А когда царь стал совсем старый, он передал свою царственную корону смелому зятю и его верной жене.

И было к тому времени у ставших царем и царицей смелого мужа и его любимой жены много хороших и умных детишек. А потом, во время их царствования, и еще прекрасных детишек добавилось.

И каждому новорожденному обязательно всей дружной семьей пели песенку:

Спи, младенец наш прекрасный,
Баюшки-баю...

 

Шершень. Грузинская сказка

Жили два брата. У них была только одна упряжка быков. Когда они поделились, то решили: Быков делить не будем, один бык ни тому, ни другому не впрок. Оставим их вместе. Придет время пахать или мельницу вертеть, будем по очереди пользоваться. Так и решили.

Пришла весна, повел старший брат быков пахать свою землю. Пашет он, засевает свою землю, а младший сидит сложа руки и ждет, когда придет его черед и отдаст ему брат быков. Идет время, запаздывает он с севом, а брат и не думает отдавать быков. И не. так-то уж много пахоты у него, кажется, давно бы пора управиться, да нет — он все тянет, держит быков, не отдает.

Отчего бы так? Вот отчего: не будь носа промеж глаз — заели бы глаза друг друга. Так и братья: брат с братом разделятся — уж друг о друге не думают; больше того: нет у тебя врага — поделись с братом, объявится враг. У старшего брата вот какая мысль засела: хочет он присвоить обоих быков.

Наконец, когда уже у младшего и надежда вся пропала вспахать свое поле, вовремя, когда уж все терпенье иссякло, говорит он брату:
— Погиб я, братец, если не отдашь мне хоть сейчас быков. Ты уже довольно поработал, и, если будет на то воля бога да твоей судьбы, тебе хватит и того, что вспахал да засеял, а у меня, запоздай я еще хоть немного, вся семья с голоду погибнет.
— А что ж мне с того, что твоя семья с голоду погибнет? Мы этого при дележе не оговаривали. Одолжу тебе быков — моя воля, не одолжу — и на то моя воля. Я еще своей работы не кончил, а тебе быков отдавать — так ведь вся деревня меня на смех, поднимет.
— Я у тебя в долг ничего не прошу, эти быки ведь не поделены, и если ты о себе позаботился, то и я хочу о себе подумать.
— Так я и знал, что ты выдумаешь что-нибудь. Может, еще и семью свою кормить заставишь, будто и это при дележе было оговорено? Где же это видано, чтоб после дележа еще что-то общее оставалось? Когда мы поделились, быки достались мне, а не будь того, не будь быки мои, — так бы ты и дал мне их весной на пахоту! Быки эти мои, и дам ли я их тебе или не дам — на то одна только моя воля.
— Да нет, неправда! Эти быки как твои, так и мои, — клянется младший.
Но когда у человека в уме и в сердце угнездились хитрость и подлость, разве его клятвой проймешь? Не было у них свидетелей при дележе.
— Хорошо, — сказал младший, — какой правдой ты у меня быков отнимаешь, пусть той же правдой они и служат тебе.

Если клятве человек не верит, его и проклятьем не возьмешь.
— Пусть так, — сказал старший. Прошло время.
Однажды затеял младший брат праздник — сапуршао. Созвал он близких и далеких, малых и больших: идите, пожелайте мне счастья на бедноту мою. Позвал он и двуличного своего брата, но того не очень-то заботило счастье брата — отказался он и пошел в поле работать со своими неправдою добытыми быками.

Вышел старший брат в поле, вывел быков, не прошел он и одного ряда, как откуда ни возьмись шершень. Прилетел и давай кусать быков. Взбесились быки, понесли, бросаются туда, сюда, сами не знают, куда их носит. Задрали хвосты кверху, загнули головы книзу и носятся по полю взад и вперед.
Долго удерживал взбесившихся быков старший брат, долго боролся, но не одолел. Да и как одолеешь быков, когда уж у них изо рта пена пошла и глаза все кровью налились? Замучили его совсем быки, свалили, зацепили отточенным, что меч, лемехом и потащили. Бегут быки, тащат надетого на плуг, как рыба на удочку, старшего брата. Бегут полями и лесами, через плетни и ограды, через ямы и рытвины прыгают — извели несчастного человека. И так, взбешенные, страшные, ворвались прямо во двор младшего брата.

Перепугались все гости, повскакали с мест и бегут кто куда, спасаются от быков. Один только младший брат не убежал. Как увидел он несчастного своего брата, вскочил, бросился к разъяренным животным, схватил их. Быки, все в поту и в испарине, угомонились вдруг, задрожали. Видно, шершень их только сейчас оставил.

Что же делать? Похоронил младший брат своего неверного брата с честью и подобающей братской печалью. Не только те быки, но и все имущество старшего брата досталось младшему в полное владение.

 

 

Чонгурист. Грузинская сказка

Жил на свете царь. Была у него дочь прекраснее солнца. Многие мечтали о красивой царевне. Много славных и знатных юношей просили её руки, но царь всем отказывал.

— Принеси сначала яблоко бессмертия,— говорил царь каждому,— и докажи, что достоин царевны.

Много отважных героев отправлялись искать волшебное дерево, а назад не вернулся ни один. Поблизости от дворца жил бедный юноша. Славился он своими песнями и игрой на чонгури. Юноша полюбил прекрасную царевну, дни и ночи мечтал о ней и однажды решил попытать счастья. Пришёл к царю и попросил отдать ему царевну в жёны.

Не прогнал царь бедного чонгуриста, сказал ему, как всем говорил:

— Добудешь мне яблоко бессмертия — получишь царевну в жёны.

Взял чонгурист свой чонгури и пустился в дорогу искать яблоко бессмертия.

Много ли шёл, мало ли шёл, девять гор перешёл и видит: раскинулся на склонах холма сад. Ограда вокруг сада каменная, высокая-превысокая, даже птица не перелетит! Чонгурист обошёл сад — с утра до вечера шёл! — нет в сад входа. Обошёл он второй раз, обошёл в третий. Идёт юноша, играет на своём чонгури и поёт нежную песню. Замер сад, перестали шелестеть листьями деревья. Слушают песню горы и долы. Птицы, парившие в небе, опустились на деревья послушать песню чонгуриста.

И вдруг раздвинулась каменная ограда, и открылась перед чонгуристом дорога в сад.

Это был тот самый сад, где росла яблоня с плодами бессмертия. Страшный гвелвешапи сторожил волшебную яблоню. Почует чудище человека, впустит в сад и отправит несчастного в свою огненную утробу.

И сейчас почуял гвелвешапи человека и раздвинул каменную ограду. Идёт чонгурист по саду, поёт свою грустную песню. Раскрыл гвелвешапи огромную пасть, понёсся на человека с хриплым рёвом… и замер. Поразили его никогда не слыханные звуки чонгури. Утишила нежная песня ярость злобного чудища.

А чонгурист идёт и идёт, и звучат сладостные звуки его песни.

Из глаз гвелвешапи потекли слёзы, неведомая печаль охватила его.

И вдруг порвались струны чонгури.

Умолк юноша. Остановился он перед гвелвешапи, ожидает своей участи.

А гвелвешапи сорвал яблоко и подал юноше:

— Бери яблоко, не бойся. Никогда ещё со мной не говорили языком песни. Возьми это яблоко бессмертия, оно твоё. Бессмертен человек, способный создать такую дивную песню.