Опубликовано: 15 октября 2020

Просмотров: 276

Глава 27 Эмили из Молодого месяца. Искания — Люси Монтгомери

I
Он раздался отчетливо и неожиданно в воздухе июньского вечера. Давний, давний призыв — две высокие нотки и одна длинная, нежная, низкая и негромкая. Эмили Старр, мечтавшая возле своего окна, услышала его и вскочила. Ее лицо вдруг стало белым. Она… все еще мечтает… должно быть… Тедди Кент был за тысячу миль от Блэр-Уотер, где-то на Востоке — она узнала это из заметки в монреальской газете. Да, она вообразила этот свист… вообразила.

Свист послышался снова. Теперь Эмили знала, что Тедди там, ждет ее в роще Надменного Джона… зовет ее спустя столько лет. Она медленно спустилась, вышла из дома, прошла через сад. О да, Тедди был там, под елями. Казалось самым естественным в мире, что он должен прийти к ней туда, в этот старый сад, возле которого по-прежнему стоят на страже три пирамидальных тополя. Не нужно было ничего, чтобы перекинуть мост через годы. Не было никакой пропасти. Он подал ей руки и притянул ее к себе, без всякого приличествующего случаю приветствия. И заговорил так, словно не было между ними никаких лет разлуки, никаких воспоминаний.

— Не говори мне, что не можешь меня любить… ты можешь… ты должна… да, Эмили. — Его глаза на миг встретились с ее, полными лунного блеска глазами. — Ты любишь.

II
— Ужасно, как мелочи мешают людям понять друг друга, — произнесла Эмили несколько минут… или лет… спустя.

— Я всю жизнь пытался сказать тебе, что люблю тебя, — сказал Тедди. — Помнишь тот вечер на Завтрашней Дороге давным-давно, когда мы кончили школу? Как раз тогда, когда я пытался набраться храбрости, чтобы спросить тебя, подождешь ли ты, пока я чего-то добьюсь в жизни, ты сказала, что тебе вреден сырой воздух и ушла в дом. Я подумал, что это неуклюжий предлог, чтобы отделаться от меня… я знал, что ночной воздух тут ни при чем. После этого я несколько лет не решался заговорить снова. Когда я услышал о тебе и Эймере Винсенте — мама написала, что ты помолвлена, — это для меня стало ужасным ударом. Впервые мне пришло в голову, что мы все же не принадлежим друг другу. А в ту зиму, когда ты была больна… я чуть с ума не сошел. Я был во Франции и не мог приехать тебя повидать. Люди писали мне, что Дин Прист всегда с тобой и что вы вероятно поженитесь, когда ты поправишься. Потом пришло известие, что ты собираешься за него замуж. Я не стану говорить об этом. Но когда ты… ты… спасла меня от гибели на «Флавиане», я понял, раз и навсегда, что, знаешь ты об этом или нет, мы с тобой принадлежим друг другу. Тогда я снова попытался сказать тебе об этом на берегу Блэр-Уотер… и снова ты безжалостно меня осадила. Стряхнула мою руку, словно змею. И на мое письмо ты так и не ответила. Эмили, почему ты не ответила? Ты говоришь, что всегда любила…

— Я не получила то письмо.

— Не получила? Но я отправил его по почте.

— Да, я знаю. Я должна рассказать тебе… твоя мать просила, чтобы я рассказала тебе… — И она коротко рассказала ему о том, что сделала с его письмом миссис Кент.

— Моя мать? Сожгла письмо?

— Ты не должен судить ее слишком сурово, Тедди. Ты ведь понимаешь, она была не такой, как другие женщины. Ее ссора с твоим отцом… знаешь ли ты…

— Да, она мне об этом рассказала, когда переехала ко мне в Монреаль. Но то, что она сделала… Эмили…

— Давай просто забудем об этом… и простим. Она была так обижена жизнью и несчастна; она не знала, что делает. А я… я… была слишком гордой, слишком гордой, чтобы выйти к тебе, когда ты звал меня в последний раз. Я хотела выйти, но думала, что ты только забавляешься…

— В тот день я оставил всякую надежду… окончательно. Она слишком часто одурачивала меня. Я видел, что ты сидишь у своего окна, сияющая, как казалось мне, холодным светом, словно какая-нибудь звезда в зимнем небе… Я знал, что ты слышишь меня… но впервые ты не отозвалась на наш старый сигнал. Казалось, ничего не остается, как забыть тебя, если бы я мог. Забыть я так и не сумел… хотя мне казалось, что сумел… кроме тех минут, когда я смотрел на Вегу в созвездии Лиры. Я чувствовал себя очень одиноким. Илзи была хорошим другом. Думаю, я в глубине души надеялся, что смогу говорить с ней о тебе… и сохраню маленький уголок в твоей жизни, как муж кого-то, кого ты любишь. Я знал, что Илзи не любит меня, я был для нее всего лишь «утешительным призом». Но мне казалось, что мы сумеем поладить и поможем друг другу избежать ужасного одиночества. А потом… — Тедди засмеялся сам над собой… — когда она «бросила меня перед алтарем», если использовать точную формулировку Берты Клей[89], я был в ярости. Она выставила меня таким дураком… меня, а я-то воображал, что становлюсь значительной фигурой в этом мире. Боже мой, как я в первое время после этого ненавидел женщин! К тому же я был обижен. Я очень привязался к Илзи… я действительно любил ее… в известном смысле.

— В известном смысле… — Эмили не испытывала по этому поводу никакой ревности.

III
— Я никогда не стала бы подбирать то, что бросила Илзи, — сказала тетя Элизабет.

Эмили метнула на тетю Элизабет один из своих прежних «звездных» взглядов.

— То, что бросила Илзи! Да Тедди всегда принадлежал мне, а я ему! Сердцем, душой и телом!

Тетя Элизабет содрогнулась. У человека, возможно, должно быть такое ощущение… но неприлично так говорить.

— Все такая же скрытная, — заметила тетя Рут, услышав новости.

— Ей лучше выйти за него сразу, прежде чем она успела снова передумать, — заявила тетя Адди.

— Надеюсь, его поцелуи она стирать не будет, — усмехнулся дядя Уоллес.

Однако в целом весь клан был доволен. Очень доволен. После стольких волнений из-за всех романов Эмили было приятно увидеть ее «пристроенной», вполне прилично, за «мальчика», которого они хорошо знали и который, насколько им было известно, не имел дурных привычек и никаких недостойных предков, да еще так преуспевал в качестве живописца. Они не выражали свою радость в словах, но за них сделал это Старый Келли.

— Ну, вот это — то, что надо, — сказал он одобрительно.

IV
Дин написал Эмили незадолго до тихой свадьбы в Молодом Месяце. В пухлом конверте лежала также дарственная на Разочарованный Дом и все, что в нем находится.

«Я хочу, Звезда, чтобы ты приняла дарственную как мой свадебный подарок. Этот дом не должен быть разочарован еще раз. Я хочу, чтобы он наконец жил. Вы с Тедди можете использовать его как летний домик. А когда-нибудь я приеду, чтобы повидать вас в нем. Иногда я буду претендовать на мой старый уголок в твоем домике дружбы».

— Как это… мило… со стороны Дина. И я так рада, что он больше не страдает.

Она стояла там, где с Завтрашней Дороги открывался вид на долину Блэр-Уотер. За ее спиной слышались быстрые шаги идущего к ней Тедди, а перед ней на темном холме на фоне заката стоял милый, маленький, серый домик, которому предстояло больше никогда не быть разочарованным.

Опубликовано: 15 октября 2020

Просмотров: 293

Глава 25 Эмили из Молодого месяца. Искания — Люси Монтгомери

I
Всего лишь две недели до свадьбы… Эмили впервые узнала, какими долгими могут быть две недели — несмотря на то, что днем домашние и светские обязанности не оставляли ей ни одной свободной минуты. Все много говорили о предстоящем событии. Эмили стиснула зубы и мужественно проходила через это испытание. Илзи была тут и там… и везде. Ничего не делала, но болтала без умолку.

— Невозмутима как… блоха, — ворчал доктор Бернли.

— Илзи стала таким неугомонным существом, — жаловалась тетя Элизабет. — Как будто боится, что про нее забудут, если она хоть минутку посидит спокойно.

— Я получила в подарок сорок девять разных средств от морской болезни, — сказала Илзи. — Если сюда приедет тетушка Кейт Митчелл, у меня их будет пятьдесят. Что ты скажешь, Эмили? Разве не восхитительно иметь таких предусмотрительных родственников?

Они были одни в комнате Илзи. В этот вечер ждали приезда Тедди. Илзи примерила полдюжины разных платьев и с презрением отбросила их все.

— Эмили, что же мне надеть? Реши за меня!

— Нет уж, уволь. К тому же… какая разница, что ты наденешь?

— Это правда… ужасная правда. Тедди никогда не замечает, что на мне надето. Мне нравятся мужчины, которые замечают мои наряды и говорят комплименты. Мне нравятся мужчины, которым приятнее видеть меня в шелках, чем в полосатой холстинке.

Эмили смотрела из окна в старый запущенный сад Бернли, где лунный свет казался серебряным морем, несущим на своих легких волнах флотилию маков.

— Я хотела сказать, что Тедди, будет думать не о твоем платье… Он будет думать только о тебе.

— Эмили, почему ты все время говоришь такие вещи — как будто думаешь, что мы с Тедди отчаянно влюблены друг в друга? Это твой викторианский комплекс?[80]

— Ради всего святого, перестань ты называть все викторианским! — воскликнула Эмили с необычной, нехарактерной для Марри страстью. — Мне это надоело! Ты называешь каждое хорошее, простое, естественное чувство викторианским. Весь мир в наши дни, кажется, преисполнился презрением ко всему викторианскому. Да знают ли эти люди, о чем они говорят? Мне нравится все разумное, приличное… если это и понимают под викторианством.

— Ох, Эмили, Эмили, ты думаешь, тетя Элизабет сочла бы разумной или приличной отчаянную влюбленность?

Обе девушки рассмеялись, и смех разрядил неожиданно ставшую напряженной атмосферу.

— Ты уходишь, Эмили?

— Конечно. Ты думаешь, что я захочу быть третьей лишней при встрече влюбленных в такое время?

— Снова ты за свое! Думаешь, я хочу целый вечер провести взаперти наедине с неразбавленным Тедди? Да мы каждые несколько минут будем ссориться из-за чего-нибудь. Конечно, скандалы прелестны. Они так разнообразят жизнь. Мне просто необходим скандал хотя бы раз в неделю. Ты же знаешь, я всегда получала большое удовольствие от хорошей ссоры. Помнишь, как мы с тобой прежде ругались? Ты в последнее время совсем никуда не годишься — с тобой никак не поссориться. Даже Тедди ссорится как-то равнодушно. Вот Перри… тот умел ссориться! Подумать только, какие роскошные ссоры были бы у нас с Перри! Наши скандалы были бы великолепны. В них не было бы ничего мелкого… или скандального. И как мы любили бы друг друга в промежутках между ними! О-хо-хо!

— Ты все еще сохнешь по Перри Миллеру? — спросила Эмили жестоко.

— Нет, дорогая малютка. И по Тедди я также не схожу с ума. Наша любовь всего лишь подержанная вещь — с обеих сторон. Остывший и разогретый заново суп. Но не волнуйся. Я буду добра к нему. Я буду поддерживать его в форме наивеликолепнейшим образом — гораздо лучше, чем если бы считала его почти ангелом. Нельзя считать мужчину совершенством, так как он сам естественно считает себя таковым и, когда находит поддержку у женщины, склонен почивать на лаврах. Меня немного раздражает, что все, похоже, думают, будто мне удивительно повезло, что я «заполучила» Тедди. Приезжает тетушка Ида Митчелл: «Илзи, у тебя будет совершенно чудесный муж». Приезжает Бриджет Муни из Стоувпайптауна мыть полы: «Бог ты мой, мисс, шикарного мужчину вы заполучили»… Замечаешь? «Хоть знатная леди, хоть Джуди О'Греди — все они бабы внутри»[81]. Тедди не так уж плох, особенно с тех пор, как понял, что он не единственный мужчина на свете. Он где-то набрался ума. Хотела бы я знать, какая девушка дала ему урок. О, была такая! Он рассказал мне кое-что об этом романе — не так уж много, но вполне достаточно. Она постоянно осаживала его, а потом, после того, как дала понять, что любит, вдруг его холодно отвергла. Даже не ответила на письмо, в котором он признался ей в любви. Я ненавижу эту девушку, Эмили… разве это не странно?

— Не надо ее ненавидеть, — сказала Эмили чуть слышно. — Может быть, она не знала, что делает.

— Я ненавижу ее за то, что она так жестоко обошлась с Тедди. Хотя это принесло ему громадную пользу. Но почему я ее ненавижу, Эмили? Примени свое блестящее мастерство психологического анализа и открой мне эту тайну.

— Ты ненавидишь ее, потому что… если воспользоваться одним грубым выражением, которое мы часто слышим… «ты подбираешь то, что она бросила».

— Ты демон! Думаю, дело обстоит именно так. Как отвратительно выглядят некоторые побуждения, когда ты вытащишь их на свет! А я-то льстила себя надеждой, что это благородная ненависть, так как та девушка заставила Тедди страдать. В конце концов, викторианцы были правы, что многое скрывали. Все отвратительное следует скрывать. Теперь, если уж тебе так надо, иди домой, а я постараюсь принять вид человека, которого ждет блаженство.

II
Вместе с Тедди приехал Лорн Холзи — «великий Холзи», который очень понравился Эмили, несмотря на его «гаргульную» внешность. Забавный на вид молодой человек с живыми, насмешливыми глазами, которые смотрели на мир вообще и на свадьбу Фредерика Кента в частности как на отличную шутку. В присутствии такого человека для Эмили оказалось немного легче пережить это время. Она была очень остроумной и веселой в те вечера, которые они проводили вчетвером. Она ужасно боялась молчания в присутствии Тедди. «Никогда не молчи в обществе человека, которого любишь и которому не доверяешь, — сказал ей однажды мистер Карпентер. — Молчание — предательская штука».

Тедди держался очень дружески, но старался не встречаться глазами с Эмили. Один раз, когда все они гуляли по окаймленной рядами ив, заросшей сорняками лужайке перед домом Бернли, Илзи пришла в голову удачная идея: чтобы каждый выбрал свою любимую звезду.

— Моя — Сириус. А ваша, Лорн?

— Антарес[82] из созвездия Скорпиона, красная звезда юга, — отозвался Холзи.

— Беллатрикс[83] из Ориона, — сказала Эмили быстро. Она никогда прежде не думала об этой звезде, но в присутствии Тедди не посмела ни на миг заколебаться.

— У меня нет никакой любимой звезды, но есть одна, которую я ненавижу. Вега из созвездия Лиры, — сказал Тедди тихо. Его голос звучал так напряженно, что все почувствовали себя неловко, хотя ни Лорн, ни Илзи не знали почему. Больше о звездах не говорили. Но всю ночь Эмили смотрела на них в одиночестве, пока они не угасли одна за другой в лучах рассвета.

III
За три дня до свадьбы все обитатели Блэр-Уотер и Дерри-Понд были взволнованы и возмущены: накануне Илзи Бернли каталась с Перри Миллером в его новом небольшом автомобиле в неприлично поздний час. Илзи спокойно призналась в этом, когда Эмили приступила к ней с упреками.

— Ну да, каталась. Я провела такой унылый, скучный вечер с Тедди. Хотя начали мы хорошо — со ссоры из-за моего голубого чау-чау. Тедди сказал, что я люблю это создание больше, чем своего будущего мужа. Я согласилась. Это его взбесило, хотя он мне не поверил. Тедди, как всякий мужчина, действительно верит, что я умираю от любви к нему. «Что это за собака, которая никогда в жизни не погналась за кошкой!» — фыркнул он. Потом мы оба дулись остаток вечера. Он ушел домой в одиннадцать, не поцеловав меня. Я решила в последний раз совершить какую-нибудь красивую глупость и, незаметно выбравшись из дома, отправилась на прелестную прогулку в одиночестве к дюнам. Мимо проезжал Перри в своем автомобиле, и тогда я просто передумала и решила прошвырнуться с ним по окрестностям в лунном свете. Я же еще не замужем. Не смотри на меня так. Мы всего лишь катались до часу ночи и вели себя очень хорошо и пристойно. У меня только один раз мелькнула мысль… что случилось бы, если бы я вдруг сказала: «Перри, дорогой, ты единственный мужчина, на которого мне действительно не наплевать. Почему бы нам не пожениться?» Интересно, когда мне будет восемьдесят, я пожалею, что не сказала этого?

— Ты говорила мне, что совсем разлюбила Перри.

— И ты мне поверила? Эмили, слава небесам, ты не Бернли.

Эмили с горечью задумалась о том, что быть Марри ненамного лучше. Если бы не «гордость Марри», она вышла бы к Тедди в ту ночь, когда он звал ее… и на завтрашней свадьбе была бы невестой она, Эмили, а не Илзи.

Завтра. Это будет завтра… завтра, когда, стоя рядом с Тедди, она услышит, как он поклянется в вечной преданности другой женщине… Все было готово. Блюда, приготовленные для свадебного ужина, удовлетворили даже доктора Бернли, который объявил, что должен быть «хороший традиционный свадебный ужин, а не это ваше теперешнее „крошечку того, крошечку сего“. Возможно, невеста с женихом съедят не так уж много, но у нас, остальных, все еще есть желудки. К тому же это первая свадьба в нашем клане за многие годы. Хе-хе, у нас тут почти небеса, по меньшей мере в одном отношении — никто не женится, никто не выходит замуж[84]. Я хочу, чтобы был настоящий пир. И скажи Лоре, чтобы, ради всего святого, не ревела на свадьбе».

Тетя Элизабет и тетя Лора позаботились о том, чтобы впервые за двадцать лет дом Бернли был тщательно вымыт от чердака до подвала. Доктор Бернли несколько раз горячо и громогласно поблагодарил Бога за то, что ему придется пройти через это тяжкое испытание лишь единожды, но никто не обращал на него никакого внимания. Элизабет и Лора сшили себе новые атласные платья. У них так давно не было предлога сшить себе новые парадные платья.

Тетя Элизабет испекла свадебные пироги и позаботилась о том, чтобы на праздничном столе была и ветчина, и курица. Тетя Лора приготовила кремы, желе и салаты, а Эмили отнесла их в дом Бернли — порой спрашивая себя, не пробудится ли она вскоре… прежде… прежде чем…

— Я буду рад, когда вся эта суматоха кончится, — ворчал кузен Джимми. — Эмили работает до полного изнеможения, посмотрите на ее глаза!

IV
— Останься со мной в этот вечер, Эмили, — умоляла Илзи. — Клянусь, я не заговорю тебя до смерти и плакать тоже не буду. Хотя должна признать, что, если бы кто-нибудь задул меня сегодня, как свечу, я бы не возражала… Джин Аскью была подружкой на свадьбе Милли Хизлоп и провела с ней ночь перед ее свадьбой, и всю эту ночь они обе проплакали. Вообрази такое количество слез! Милли плакала, потому что выходила замуж, а Джин, как я предполагаю, потому, что не выходила. Хвала небесам, Эмили, мы с тобой никогда не были плаксивы. Мы скорее подеремся, чем разревемся, правда? Интересно, приедет ли завтра миссис Кент? Думаю, нет. Тедди говорит, что она никогда не упоминает о его свадьбе. Хотя он заметил, что она как-то странно изменилась, смягчилась, стала спокойнее, и теперь больше похожа на других женщин. Эмили, ты сознаешь, что завтра к этому времени я уже буду Илзи Кент?

Да, Эмили сознавала это.

Больше они ничего не сказали друг другу. Но два часа спустя, когда Эмили проснулась и взглянула на неподвижную Илзи, предполагая, что та крепко спит, Илзи вдруг села в постели и схватила в темноте Эмили за руку.

— Эмили… если бы только можно было бы лечь спать незамужней… и проснуться уже замужем… как это было бы славно.

V
Наступил рассвет, рассвет дня свадьбы Илзи. Илзи спала, когда Эмили выскользнула из-под одеяла и подошла к окну. Рассвет. Темные сосны в задумчивом покое на берегу пруда, волшебная музыка в трепещущем воздухе, ласкающий дюны ветер, танцующие в гавани янтарные волны, ярко окрашенное на востоке небо, жемчужно-белый маяк в гавани на фоне бледного эфира, и за всем этим море, как голубое поле с белыми цветами пены… А там, в золотистой дымке, окутавшей Пижмовый Холм, Тедди… проснувшийся… ожидающий… приветствующий день, который принесет ему исполнение заветного желания. В душе самой Эмили не было никакого другого желания, надежды или стремления, кроме одного — чтобы этот день поскорее остался позади.

«Какое это утешение, — думала она, — когда что-то ужасное становится непоправимым».

— Эмили… Эмили!

Эмили обернулась от окна:

— Прелестный день, Илзи! Солнышко сегодня посветит на невесту. Добрая примета… Илзи, что случилось? Илзи… ты плачешь?

— Я ничего не могу с собой поделать, — всхлипнула Илзи. — Реву. Похоже, без этой глупости все-таки никак нельзя.

Я прошу прощения у Милли. Но… мне ужасно страшно. Это дьявольское ощущение. Как ты думаешь, поможет, если я упаду на пол и завизжу?

— Чего ты боишься? — немного раздраженно спросила Эмили.

— Ох… — Илзи выскочила из постели и с вызовом взглянула на подругу. — Боюсь, что покажу язык священнику. Чего же еще?

VI
Что это было за утро! Эмили всю жизнь вспоминала его как кошмарный сон. Родственники Бернли приехали рано. Эмили встречала и встречала их, одного за другим, пока у нее не появилось чувство, что ее лицо застыло в улыбке. Свадебных подарков было невероятное количество, и все их требовалось распаковать и расставить на столах. Илзи, прежде чем одеться в свадебный наряд, вышла и бросила на них равнодушный взгляд.

— Кто прислал этот чайный сервиз? — спросила она.

— Перри, — сказала Эмили. Она сама помогла ему выбрать подарок. Изящный сервиз с забавным старомодным узором из розочек, а к нему приложена карточка, на которой размашистым, твердым почерком Перри выведено: «Илзи — с наилучшими пожеланиями от ее старого друга Перри».

Илзи неторопливо брала в руки один за другим предметы сервиза и вдребезги разбивала об пол, пока наконец Эмили, совершенно остолбеневшая в первую минуту, не попыталась ее остановить.

— Илзи! Ты с ума сошла?

— Вот! Отличный грохот! Подмети осколки, Эмили. Это было ничуть не хуже, чем повизжать на полу. Даже лучше. Теперь я смогу пройти через все.

Эмили убрала осколки как раз вовремя — в комнату вплыла миссис Кларинда Митчелл, в бледно-голубом муслине и вишневом шарфе. Полная, улыбающаяся, добродушная родственница Илзи с материнской стороны. Ее интересовало все. Кто подарил это? Кто прислал то?

— Илзи будет такой очаровательной невестой, я уверена, — щебетала миссис Кларинда. — А Тедди Кент — такой великолепный молодой человек. Это, право же, идеальный брак. Вы согласны? Один из тех, о которых читаешь в книжках! Я люблю такие свадьбы. И благодарю свою судьбу за то, что я не потеряла интереса ко всему, что связано с молодостью, хоть и потеряла саму молодость. Во мне еще так много чувств… и я не стесняюсь их показывать. Неужели свадебные чулки Илзи действительно стоили четырнадцать долларов?

Тетушка Изабелла Хизлоп, урожденная Митчелл, была мрачна. Ее обидело то, что ее дорогой подарок — резные стаканы для шербета — поставили рядом с забавным набором старомодных вязаных салфеточек кузины Аннабеллы. Тетушка Изабелла была склонна видеть во всем дурную сторону.

— Надеюсь, все пройдет хорошо. Но у меня неприятное ощущение, что надвигается беда, что-то вроде предчувствия, так сказать. Вы верите в приметы? Когда мы ехали сюда, большой черный кот перебежал нам дорогу в долине. А на дереве, как раз напротив того места, где мы свернули на дорожку, которая ведет к дому, висел обрывок старого предвыборного плаката с надписью «гибель и разрушение»[85], черными буквами высотой три дюйма.

— Это могло предвещать неудачу вам, но никак не Илзи.

Тетушка Изабелла покачала головой. Успокоить ее было невозможно.

— Говорят, такого дорогого свадебного платья, как у Илзи, на острове Принца Эдуарда еще не видывали. Вы считаете допустимой такую расточительность, мисс Старр?

— Самой дорогой его частью стали шлейф и вуаль, присланные из Шотландии двоюродными бабушками Илзи. К тому же большинство из нас, миссис Митчелл, выходит замуж только раз в жизни.

Тут Эмили вспомнила, что тетушка Изабелла выходила замуж трижды, и задумалась, не было ли в самом деле чего-то рокового в появлении на дороге черного кота.

Тетушка Изабелла с невозмутимым видом выплыла из комнаты, но позднее слышали, как она говорила: «Эта девчонка Старр, с тех пор как опубликовала книжку, стала невыносима. Думает, что имеет право оскорбить любого».

Не успев возблагодарить судьбу за то, что избавилась от тетушки Изабеллы, Эмили попала в когти другим родственникам Митчеллов. У тетушки Матильды вызвал неодобрение подарок другой тетушки — витиеватые, богато украшенные вазы из богемского стекла.

— Бесси-Джейн никогда не отличалась большим умом. Глупый выбор. Дети наверняка будут снимать эти призмы с крючков и растеряют их.

— Какие дети?

— Те, которые будут у них, разумеется.

— Мисс Старр вставит это в книжку, Матильда, — посмеиваясь, предостерег ее муж. Затем он снова засмеялся и шепнул Эмили:

— Почему не ты сегодня невеста? Как вышло, что Илзи тебя обошла, а?

Эмили была счастлива, когда ее позвали наверх помочь Илзи одеться. Хотя и в комнате невесты не было покоя: тетушки и кузины то и дело заскакивали туда на минутку с какими-нибудь отвлекающими замечаниями.

— Эмили, помнишь тот летний день в детстве, когда мы поссорились из-за того, кто будет изображать невесту в одном из наших драматических представлений? Вот и теперь я чувствую себя так, словно только играю невесту. Это не реальность.

У Эмили тоже было такое чувство, что происходящее не может быть реальностью. Но скоро… теперь уже совсем скоро… все будет позади, и она сможет остаться в блаженном одиночестве. А какой изысканной невестой предстала Илзи, когда наконец была одета! Ради такой невесты стоило затевать всю эту суматоху со свадьбой! Как горячо должен любить ее Тедди!

— Она выглядит как королева, правда? — восхищенно прошептала тетя Лора.

Эмили, надев свое собственное голубое платье, поцеловала разрумянившееся девичье лицо под венчиком из розовых бутонов и жемчугов, украшающим великолепную вуаль невесты.

— Илзи, дорогая, надеюсь, ты не будешь считать меня безнадежно застрявшей в викторианской эпохе, если я все-таки скажу, что желаю тебе всегда быть счастливой.

Илзи стиснула ее руку, но рассмеялась, пожалуй, слишком громко.

— Надеюсь, тетя Лора имела в виду не королеву Викторию, — шепнула она. — А еще у меня ужаснейшее подозрение, что тетушка Джейни Милберн молится за меня. Я догадалась об этом по ее лицу, когда она вошла, чтобы меня поцеловать. Меня всегда приводит в ярость подозрение, что люди молятся за меня. Ну, Эмили, сделай мне одно последнее одолжение. Не пускай никого в эту комнату, никого. Я хочу побыть одна, совершенно одна, несколько минут…

Эмили удалось, хоть и не без труда, выполнить ее просьбу. Тетушки и кузины толпились внизу. Доктор Бернли с нетерпением ожидал дочь в холле.

— Скоро вы будете готовы? Тедди и Холзи ждут сигнала, чтобы выйти в гостиную.

— Илзи хочет несколько минут побыть одна… О, тетя Ида, я так рада, что вы приехали, — обратилась Эмили к толстой леди, которая с пыхтением поднималась по лестнице. — Мы уже думали, что-то случилось и помешало вам и вашему мужу приехать.

— Действительно, кое-что случилось, — тяжело дыша, сказала тетушка Ида, которая на самом деле была не тетушкой, а троюродной сестрой Илзи. Вид у тетушки Иды был счастливый, несмотря на то, что она сильно запыхалась. Ей всегда нравилось первой приносить новости… особенно неприятные. — А доктор не смог приехать совсем… мне пришлось взять такси. Этот бедный Перри Миллер… вы ведь его знаете? Такой умный молодой человек… погиб примерно час назад в дорожной катастрофе.

Эмили подавила крик, бросив полный ужаса взгляд на дверь комнаты Илзи. Дверь была слегка приоткрыта. Доктор Бернли воскликнул:

— Перри Миллер погиб! Боже мой, какой кошмар!

— Ну, фактически погиб. К этому времени он, должно быть, уже умер… Он был без сознания, когда его вытащили из разбитой машины. Его повезли в шарлоттаунскую больницу и вызвали по телефону моего Билла, который, конечно, сразу бросился туда. Какое счастье, что Илзи выходит не за доктора. У меня хватит времени, чтобы успеть раздеться до того, как начнется венчание?

Эмили, стараясь подавить свою тревогу за Перри, провела тетушку Иду в комнату для гостей и вернулась к доктору Бернли.

— Только чтобы Илзи ни о чем не узнала! — сказал он, хотя предупреждение явно было излишним. — А то свадьба будет испорчена — они с Перри были старыми друзьями. И не стоит ли тебе ее немного поторопить? Мы и так уже запаздываем.

Эмили, с еще более ужасным чувством, чем прежде, прошла через холл и постучала в дверь Илзи. Ответа не было. Она открыла дверь. На полу валялась смятая вуаль невесты и великолепный букет орхидей, который, должно быть, обошелся Тедди дороже, чем когда-либо обходилось любой невесте из кланов Марри или Бернли все ее приданое, но Илзи нигде не было видно. Окно, выходящее на покатую крышу кухонного крыльца, стояло распахнутым.

— В чем дело? — воскликнул доктор Бернли нетерпеливо, появляясь за спиной Эмили. — Где Илзи?

— Она… убежала, — растерянно сказала Эмили, обернувшись к нему.

— Убежала? Куда?

— К Перри Миллеру.

В этом Эмили не сомневалась. Илзи услышала слова тети Иды и…

— Черт! — воскликнул доктор Бернли.

VII
Через несколько мгновений весь дом пришел в волнение. Повсюду слышались восклицания ужаса и растерянные вопросы ошеломленных гостей. Доктор Бернли совсем потерял голову и, невзирая на присутствие женщин, дал выход своим чувствам, использовав весь свой обширный набор ругательств.

Даже тетя Элизабет была парализована ужасом. Такого, чтобы невеста убежала из-под венца, еще никогда не было! Джульет Марри, конечно, убежала из дома. Но она все-таки вышла замуж.

Одна лишь Эмили отчасти сохраняла способность логично думать и действовать. Именно она выяснила у молодого Роба Митчелла, как убежала Илзи. Он как раз заехал на скотный двор, чтобы оставить там свой автомобиль, когда…

— Я увидел, как она выпрыгнула вон из того окна с закинутым на плечо шлейфом, а потом съехала по козырьку крыльца и спрыгнула на землю, как кошка… Промчалась по дорожке, вскочила в автомобиль Кена Митчелла и отъехала на такой скорости, словно за ней черти гнались. Я подумал, что она, должно быть, сошла с ума.

— Она сошла… в известном смысле. Роб, вы должны поехать за ней. Подождите, я позову доктора Бернли, чтобы он поехал с вами. А я должна остаться здесь и успокоить гостей. О, пожалуйста, как можно скорее! До Шарлоттауна всего четырнадцать миль. Вы успеете съездить и вернуться за час. Вы должны привезти ее обратно. Я попрошу гостей подождать…

— Не расхлебать тебе эту кашу, Эмили, — предсказал Роб.

VIII
Даже такой безумный час, как тот, что последовал за отъездом доктора Бернли и Роба, все же подошел к концу. Но приехали они без Илзи. Она не согласилась вернуться, и ничего поделать было нельзя. Перри Миллер не погиб, и даже не был серьезно ранен, но Илзи не пожелала вернуться. Она сказала отцу, что выйдет замуж за Перри Миллера и ни за кого другого.

Доктор стоял в холле второго этажа в окружении испуганных, плачущих женщин. Здесь были тетя Элизабет, тетя Лора, тетя Рут, Эмили.

— Думаю, если бы была жива ее мать, такого не случилось бы, — говорил растерянный доктор. — Я и не подозревал, что она любит Миллера. Как жаль, что никто не догадался вовремя свернуть шею Иде Митчелл. Ну, плачь… плачь… да, плачь! — гневно обратился он к бедной тете Лоре. — Что пользы хныкать? Ну и заваруха! Кто-то должен рассказать обо всем Кенту… Наверное, я должен. А этих растерянных дураков, которые толпятся внизу, придется накормить. Во всяком случае половина из них пришла только ради ужина. Эмили, ты, похоже, единственное существо, у которого осталась хоть капля здравого смысла. Позаботься, чтобы всех накормили. Умница!

Эмили не была истеричной особой, но во второй раз в жизни чувствовала, что неспособна ни на что, кроме визга — ей хотелось визжать как можно громче и дольше. Напряжение дошло до высшей точки, и только визг мог очистить атмосферу. Но вместо этого она торжественно повела к столам гостей, которые несколько успокоились, обнаружив, что их не лишат обманом всего сразу. Но вряд ли можно было сказать, что свадебный пир прошел удачно.

Даже у тех, кто успел проголодаться, было неловкое чувство: казалось, что не подобает есть с аппетитом в подобных обстоятельствах. Никто не получал удовольствия от еды — кроме старого дядюшки Тома Митчелла, который никогда не скрывал, что ходит на свадьбы только ради угощения, и которого не волновало, состоялось венчание или нет. Есть невеста или нет невесты, хорошая еда всегда остается хорошей едой. Так что он невозмутимо жевал и лишь делал время от времени паузу, чтобы с серьезным видом покачать головой и спросить:

— И до чего только дойдут женщины?

Кузина Изабелла с гордостью твердила о своих дурных предчувствиях, но никто ее не слушал. Большинство гостей вообще боялись разговаривать, чтобы не сказать то, чего не следовало. Дядя Оливер подумал о том, что ему довелось видеть много похоронных ужинов, которые были куда веселее. Горничные торопились, суетились и делали нелепые ошибки. Миссис Деруэнт, молодая, хорошенькая жена нового священника, казалось, была готова расплакаться… да, в самом деле, у нее в глазах стояли слезы. Возможно, она очень рассчитывала на деньги, которые должны были заплатить ее мужу за венчание. Возможно, потеря этого дохода означала, что у нее не будет новой шляпки. Эмили, передавая желе, бросила на нее взгляд и тут же ощутила желание расхохотаться — такое же истерическое, как ее прежнее желание завизжать. Но никакие чувства не отразились на ее спокойном, белом лице. Жители Шрузбури говорили, что вид у нее был такой же презрительный и равнодушный, как всегда. Могло ли хоть что-нибудь вызвать у этой девушки настоящие чувства?

И за всем этим она остро ощущала поднимающийся в сознании мучительный вопрос. Где Тедди? Что он чувствует… думает… делает? Она испытывала отвращение к Илзи за то, что та причинила ему боль… опозорила его. Казалось, что после такого жизнь не может продолжаться. Это было одно из тех событий, которые должны остановить время.

IX
— Что за день! — всхлипывала тетя Лора, когда они шагали домой в сумерках. — Какой позор! Какой скандал!

— Аллан Бернли должен винить исключительно самого себя, — сказала тетя Элизабет. — Он всегда позволял Илзи делать все, что ей нравится. Ее никогда не учили владеть собой. Всю жизнь она делала то, что хотела, подчиняясь первому порыву. Совершенно никакого чувства ответственности.

— Но если она любила Перри Миллера! — вступилась за Илзи тетя Лора.

— Тогда почему она согласилась выйти замуж за Тедди Кента? Поступить с ним таким образом! Нет, тебе ни к чему искать оправданий для нее. Только подумай, Бернли собирается замуж за мужчину из Стоувпайптауна.

— Кому-то придется позаботиться о том, чтобы все подарки были разосланы обратно, — простонала Лора. — Я заперла на замок дверь комнаты, где они лежат. Никогда не знаешь, что может случиться… в теперешнее время…

Эмили наконец оказалась одна в своей комнате — слишком ошеломленная и измученная, чтобы что-либо чувствовать. Громадный, круглый, полосатый шар развернулся на ее кровати и широко раскрыл розовую пасть.

— Ром, — сказала Эмили устало, — ты один на свете не меняешься.

Она провела отвратительную бессонную ночь и лишь на рассвете ненадолго задремала, чтобы, пробудившись, столкнуться с новым миром, в котором ко всему надо было приспособиться заново. А она чувствовала себя слишком усталой, чтобы обрадоваться такой перспективе.

Опубликовано: 15 октября 2020

Просмотров: 289

Глава 26 Эмили из Молодого месяца. Искания — Люси Монтгомери

I
Два дня спустя Илзи, не постучав, вошла в комнату Эмили. Вид у сбежавшей невесты был совсем не такой, будто она хотела, чтобы кто-то искал для нее оправдания. Она была румяной, дерзкой, торжествующей.

Эмили растерянно уставилась на нее.

— Ну, я полагаю, землетрясение позади. Что осталось стоять?

— Илзи! Как ты могла!

Илзи вытащила из сумочки записную книжку и сделала вид, что читает.

— Я составила список фраз, которые ты скажешь. Эта была первой. Ее ты сказала. Следующая: «Тебе не стыдно?» Нет, знаешь ли, не стыдно, — добавила Илзи с вызовом.

— Я знаю, что тебе не стыдно. Вот почему я об этом даже не спрашиваю.

— Мне не стыдно и я ни о чем не жалею. Мне только немного жаль, что я ни о чем не жалею. И я бесстыдно счастлива. Но я, вероятно, испортила званый вечер. Все эти старые кошки наверняка веселятся напропалую. На этот раз у них полно пищи для сплетен.

— Как, по-твоему, чувствует себя сейчас Тедди? — спросила Эмили сурово.

— Неужели он чувствует себя сколько-нибудь хуже, чем чувствовал Дин? Есть старая пословица насчет стеклянных домов[86].

Эмили покраснела.

— Я знаю… я плохо поступила с Дином… но я не…

— Бросила его перед алтарем! Это правда. Но я совершенно не думала о Тедди, когда услышала, как тетя Ида сказала, что Перри погиб. Я совершенно обезумела. Моей единственной мыслью было увидеть Перри — один раз, пока он еще жив. Я должна была увидеть его. Но, добравшись до больницы, я обнаружила, что слухи о его смерти, как когда-то сказал Марк Твен, были сильно преувеличены[87]. Он даже не был сильно ранен, сидел в постели с физиономией в синяках и повязках… похож был на всех чертей. Эмили, хочешь услышать, что случилось дальше? — Илзи опустилась на пол у ног Эмили и заискивающе заглянула ей в лицо. — Душенька, какой смысл сердиться из-за того, что было назначено судьбой? Сердись не сердись, этим ничего не изменишь. Я мельком видела тетю Лору в гостиной, когда тайком пробиралась сюда по лестнице. Сидит как потерянная. Но ты не целиком Марри. Ты должна понять. Ни к чему сочувствовать Тедди. Он не любит меня… я всегда это знала. Страдать будет лишь его самолюбие. Вот… передай ему от меня его сапфир, хорошо? — В лице Эмили мелькнуло что-то, что не понравилось Илзи. — У этого сапфира та же судьба, что и у изумруда Дина.

— Тедди уехал в Монреаль на следующий день после… после…

— Свадьбы, которой не было, — закончила за нее Илзи. — Ты видела его, Эмили?

— Нет.

— Ну, если он, к примеру, поедет поохотиться ненадолго в Африку, он очень быстро оправится от разочарования. Эмили, я собираюсь замуж за Перри — в следующем году. Все решено. Как только я его увидела, я бросилась ему на шею и поцеловала. При этом я выронила из рук мой шлейф, и он великолепно заструился по полу. Сиделка наверняка решила, что я только что сбежала из частной психиатрической клиники доктора Перси. Но я выпроводила ее из комнаты. Я сказала Перри, что люблю его и что никогда, никогда, как бы ни сложились обстоятельства, не выйду за Тедди Кента… и тогда Перри спросил меня, не соглашусь ли я выйти за него… или это я сказала ему, что он должен на мне жениться… или ни один из нас ничего не сказал… мы просто все поняли. Если честно, то я не помню, как это было… и мне все равно. Эмили, если бы я была мертва, а Перри пришел бы и посмотрел на меня, я снова ожила бы. Конечно, я знаю, он всегда ухаживал за тобой… но он будет любить меня так, как никогда не любил тебя. Мы с ним созданы друг для друга.

— Перри никогда не любил меня по-настоящему, — сказала Эмили. — Я ему ужасно нравилась, вот и все. Он не понимал, в чем разница… тогда. — Она взглянула в сияющее лицо Илзи… и вся ее давняя, неугасимая любовь к своенравной, очаровательной подруге засияла во взгляде и зазвенела в голосе:

— Дорогая, я надеюсь, ты будешь счастлива… всегда!

— Как славно и по-викториански это звучит! — сказала Илзи с удовлетворением. — О, теперь я смогу угомониться, Эмили. В последние недели я боялась, что, если позволю себе хоть на миг притихнуть, удеру. И я даже не против, если тетушка Джейни молится за меня. Пожалуй, я даже надеюсь, что она молится.

— Что говорит твой отец?

— О, папа… — Илзи пожала плечами. — Он все еще в тисках гнева, столь характерного для Бернли. Не желает со мной разговаривать. Но он упокоится. На самом деле он виноват в случившемся ничуть не меньше меня. Знаешь, я никогда в жизни ни у кого не спрашивала позволения что-либо сделать. Я просто делала, что хотела. И отец никогда мне не препятствовал. Сначала потому, что ненавидел меня, потом потому, что хотел загладить свою вину передо мной.

— Думаю, в будущем тебе придется иногда спрашивать позволения у Перри…

— Ничего не буду иметь против этого. Ты удивишься, когда увидишь, какая послушная жена из меня получится. Сейчас я, разумеется, собираюсь вернуться к работе. А через год люди забудут, и мы с Перри где-нибудь тихо поженимся. Не надо мне больше никаких вуалей с розовыми бутонами, шлейфов из парчи и свадеб, на которые собирается весь клан! Боже, как мне повезло! Ведь еще несколько минут, и я была бы замужем за Тедди. А тут прибыла бы тетушка Ида, и какой тогда был бы скандал! Потому что, понимаешь, я поступила бы точно так же.

II
То лето было трудным временем для Эмили. Жизнь, прежде заполненная страданием, теперь стала казаться пустой. Да и появляться в обществе для Эмили было пыткой. Все говорили о несостоявшейся свадьбе, задавали вопросы, удивлялись, высказывали догадки. Но потом все толки и сплетни насчет безумной выходки Илзи стали утихать, люди нашли другие темы для разговоров, и Эмили оставили в покое и в одиночестве.

В одиночестве? Да, именно так. Она всегда была одна. Любовь, дружба ушли навсегда. Не осталось ничего, кроме честолюбивых надежд. Эмили решительно взялась за работу. Жизнь снова вошла в привычную колею. Времена года сменяли друг друга за ее порогом. Усыпанные фиалками весенние долины, расписанное цветами лето, песни ветров-менестрелей в осенних елях, бледные огни Млечного Пути в зимние ночи… Нежные, с тонким серпиком молодого месяца, небеса апреля, сказочная красота темных ломбардских тополей на фоне восхода луны, бездна моря, призывающая бездну ветров, одинокие желтые листья, падающие в октябрьские сумерки, сотканное из лунного света серебряное покрывало сада. О, в жизни по-прежнему была красота… и всегда будет. Бессмертная, неописуемая красота за всеми пятнами и туманами смертной страсти. В жизни Эмили были прекрасные часы вдохновения и успеха. Но простая красота, которой когда-то было достаточно для ее души, теперь удовлетворяла ее не до конца. Молодой Месяц оставался прежним, не потревоженный переменами, которые происходили во всех других местах. Миссис Кент переехала жить к Тедди. Старый Пижмовый Холм был продан и стал дачей какого-то жителя Галифакса. Перри уехал однажды осенью в Монреаль и привез с собой оттуда Илзи. Они счастливо зажили в Шарлоттауне, где Эмили часто навещала их, ловко избегая брачных ловушек, которые постоянно расставляла ей Илзи. Весь клан Марри склонялся к тому мнению, что Эмили никогда не выйдет замуж.

— Еще одна старая дева в Молодом Месяце, — как любезно заметил дядя Уоллес.

— Подумать только обо всех тех мужчинах, за которых она могла выйти, — с горечью сказала тетя Элизабет. — Мистер Уоллес… Эймер Винсент… Эндрю…

— Но она не… любила… их, — запинаясь, выговорила тетя Лора.

— Лора, к чему такая вульгарность.

Старый Келли, который по-прежнему каждые две недели с мая по ноябрь объезжал окрестности Блэр-Уотер — «и будет объезжать до Страшного суда», как объявила Илзи, — совсем бросил дразнить Эмили насчет замужества, хотя иногда делал полные сожаления, загадочные намеки на «жабью мазь». Но он уже не кивал многозначительно и не подмигивал. Вместо этого он всегда серьезно спрашивал ее, над какой книгой она работает сейчас, и отъезжал, покачивая колючей седой головой.

— И о чем только мужчины думают? Пошевеливайся, мой конек, пошевеливайся.

Некоторые мужчины, казалось, по-прежнему думали об Эмили. Эндрю, теперь бойкий молодой вдовец, явился бы по первому зову Эмили, но она его не звала. Грэм Митчелл из Шрузбури, без сомнения, имел серьезные намерения. Эмили не пожелала выйти за него, так как у него немного косил один глаз. Так по меньшей мере предполагали Марри. Они не могли придумать никакой другой причины ее отказа от такой хорошей партии. Жители Шрузбури утверждали, что он будет фигурировать в ее следующем романе и что она просто «водила его за нос», чтобы «получить материал». Одну зиму за ней ухаживал молодой человек, вернувшийся с Клондайка[88], предположительно «миллионер», но он быстро исчез весной.

— С тех пор как ее книги появились в печати, она считает, что нет мужчины, который был бы достаточно хорош для нее, — говорили в Блэр-Уотер.

Тетя Элизабет не сожалела о клондайкском женихе. Начать с того, что это был всего лишь Баттеруорт из Дерри-Понд, а что такое эти Баттеруорты? Говоря о них, тетя Элизабет ухитрялась произвести впечатление, что Баттеруорты вообще не существовали. Сами они могли воображать, будто существуют, но Марри знали лучше. Однако она не понимала, почему бы Эмили не выйти за Мурсби, одного из совладельцев шарлоттаунской фирмы «Мурсби и Паркер». Объяснение Эмили, что мистер Мурсби никогда не сможет заставить окружающих забыть о том, что когда-то его фотография была использована в газетной рекламе детского питания фирмы Перкинс, не удовлетворило тетю Элизабет. Но в конце концов тетя Элизабет признала, что не может понять новое поколение.

III
О Тедди Эмили никогда не слышала, если не считать нескольких газетных заметок, в которых о нем говорилось как о делающем успешную карьеру художнике. Он получил международную известность как портретист. Журнальные иллюстрации давних дней исчезли, так что Эмили теперь никогда не приходилось неожиданно видеть собственное лицо, или улыбку, или глаза, на какой-нибудь случайной странице.

Однажды зимой миссис Кент умерла. Перед смертью она прислала Эмили короткое письмо — единственное, какое Эмили когда-либо получила от нее.

«Я умираю. Когда меня не будет, Эмили, расскажи Тедди о письме. Я пыталась сказать ему, но не смогла. Я не смогла рассказать моему сыну о том, что сделала. Расскажи ему вместо меня».

Эмили печально улыбнулась и отложила письмо в сторону. Было слишком поздно что-то рассказывать. Тедди давно перестал думать о ней. А она… она будет любить его всегда. И хотя он не знает об этом, эта любовь будет как незримое благословение, непонятое, но смутно ощущаемое, парить вокруг него всю его жизнь, оберегая от зол и бед.

IV
В ту же зиму пошли слухи о том, что Джим Баттеруорт из Дерри-Понд купил или собирается купить Разочарованный Дом. Говорили, что он собирается его перестроить и расширить, а затем сделать в нем хозяйкой некую Мейбл, дочь Джорди Бриджа, полногрудую, цветущую, хозяйственную девицу из Дерри-Понд. Когда эти слухи дошли до Эмили, сердце ее заныло. В тот же вечер, в холодных весенних сумерках она, как беспокойный дух, поднялась по тенистой заросшей дорожке на еловый холм к парадной калитке маленького домика. Конечно же Дин не мог продать его. Дом стал частью холма. Невозможно было даже вообразить холм без него.

Когда-то Эмили попросила тетю Лору распорядиться, чтобы из домика забрали ее собственные вещи — все, кроме серебристого шара, который ей было невыносимо тяжело видеть. Он, должно быть, все еще висел там в тусклых лучах света, проходящих через щели в ставнях, и отражал в серебристом сумраке своей блестящей поверхности гостиную точно такой, какой она была, когда они с Дином расстались. По слухам, Дин ничего не забрал из домика. Все, что он принес туда, по-прежнему было там.

Маленькому домику, должно быть, было очень холодно. В нем так давно не разводили огонь. Каким заброшенным, одиноким, удрученным он выглядел. Никакого света в окнах, заросшие травой дорожки, буйные сорняки, осаждающие дверь, которую давно не открывали.

Эмили протянула руки, словно хотела обнять домик. Ром потерся о ее щиколотки и умоляюще замурлыкал. Он не любил прогулок в сырую, холодную погоду — уютное место у камелька в Молодом Месяце было приятнее для котика, уже не такого молодого, каким он когда-то был. Эмили подняла старого кота и посадила его на разрушающийся столб ворот.

— Ром, — сказала она, — в этом доме есть старый камин, а в нем пепел угасшего огня… Камин, у которого должны греться кошечки и мечтать дети. Но теперь этого никогда не будет, Ром, так как Мейбл Бридж не любит открытых каминов, грязных и пыльных, квебекский нагреватель гораздо теплее и экономнее. Ты ведь не жалеешь — или жалеешь? — Ром, что мы с тобой не были рождены разумными существами, понимающими превосходство квебекских нагревателей.

Опубликовано: 15 октября 2020

Просмотров: 285

Глава 24 Эмили из Молодого месяца. Искания — Люси Монтгомери

I
Илзи приехала в мае, веселая, смеющаяся Илзи. Пожалуй, даже слишком веселая и оживленная, подумала Эмили. Илзи всегда была беспечным, легкомысленным существом, но все же порой бывала и серьезной. Теперь же она, похоже, превращала в шутку все, даже свою свадьбу. Тетя Элизабет и тетя Лора были несколько шокированы ее поведением. Девушка, которой так скоро предстоит принять на себя обязанности замужней женщины, должна быть более вдумчивой и серьезной. Но Илзи в разговоре с Эмили назвала их «викторианскими чучелами». Она болтала без умолку, когда они с Эмили оставались наедине, но, вопреки выраженному прежде в ее письмах желанию поговорить «по душам», никогда не затрагивала никаких важных тем. Возможно, это была не совсем ее вина. Эмили, хоть и приняла решение оставаться все той же верной подругой, что и прежде, держалась немного холодно и отчужденно. Эта холодность была вызвана тайной душевной болью и отчаянным стремлением ее скрыть. Илзи чувствовала эту холодность, хотя совершенно не подозревала о причине. Просто Эмили сделалась немного чопорной, как все в Молодом Месяце. И это естественно, ведь она столько времени прожила здесь одна с этими милыми старыми допотопными существами.

— Когда мы с Тедди вернемся из свадебного путешествия и заживем своим домом в Монреале, ты будешь проводить у нас каждую зиму, милочка. Непременно! Молодой Месяц — прекрасное место летом, но зимой ты, должно быть, чувствуешь себя похороненной заживо.

Эмили ничего не обещала. Она не могла представить себя гостьей в доме Тедди. Каждую ночь она говорила себе, что, вероятно, не вынесет еще одного такого дня. Но когда новый день начинался, оказывалось, что прожить его все-таки можно. Можно было даже спокойно говорить с Илзи о платьях и подробностях свадьбы. Платье из голубого шелка стало реальностью, и Эмили примерила его за два дня до приезда Тедди. Свадьба должна была состояться всего через две недели.

— Ты выглядишь в нем как мечта, Эмили, — сказала Илзи, растянувшись на кровати Эмили с грацией и небрежностью кошки. Сапфир Тедди темнел на ее пальце. — Рядом с тобой все мое бархатное и кружевное великолепие покажется нарочитым и вульгарным. Я говорила тебе, что Тедди привезет с собой Лорна Холзи? Холзи будет шафером. Я просто трепещу… великий Холзи! Его мать тяжело заболела, и он боялся, что не сможет приехать. Но любезная старая леди внезапно выздоровела, так что он все-таки приезжает. Его новая книга пользуется сенсационным успехом. Все в Монреале от нее без ума. Он ужасно интересный и совершенно потрясающий малый. Как было бы чудесно, если бы вы с ним влюбились друг в друга, а? Эмили?

— Не сватай меня, Илзи, — сказала Эмили со слабой улыбкой, снимая голубое платье. — Я всем своим существом чувствую, что добьюсь положения старой девы — а это совсем не то же самое, что стать старой девой не по своей воле.

— Конечно, физиономия у него, как у гаргульи[77], — сказала Илзи задумчиво. — Если бы не это, думаю, я могла бы сама за него выйти. Я почти уверена, что могла бы. Ухаживая за мной, он спрашивал мое мнение обо всем. Это такой у него способ ухаживать. Было приятно. Но почему-то я чувствовала, что, если бы мы поженились, он перестал бы спрашивать мое мнение. Это было бы не очень приятно. Вдобавок никто никогда не может сказать, что этот человек на самом деле думает. Он может смотреть на тебя так, словно обожает, а думать при этом о гусиных лапках в уголках твоих глаз. Между прочим, разве Тедди не настоящий красавец?

— Он всегда был красивым мальчиком.

— «Красивым мальчиком», — передразнила Илзи. — Эмили Старр, надеюсь, если ты когда-нибудь выйдешь замуж, твой муж загонит тебя в собачью конуру и посадит на цепь! Я буду называть тебя тетушкой Эмили. «Красивый мальчик»! Да в Монреале нет никого, кто годился бы ему в подметки! Это его внешность я люблю по-настоящему… а не его самого. Иногда, если быть честной, он наводит на меня скуку. Хотя прежде я была уверена, что этого не будет. Он никогда не наводил на меня скуку до помолвки. У меня такое предчувствие, что когда-нибудь я запущу в него чайником. Какая жалость, что нельзя иметь сразу двух мужей! Одного, чтобы на него смотреть, и другого, чтобы с ним говорить. Но мы с Тедди будем эффектной парой, не правда ли, милочка? Он такой смуглый, а я блондинка. Идеальное сочетание. Прежде я всегда желала быть «смуглой леди»… как ты… но, когда я сказала об этом Тедди, он лишь рассмеялся в ответ и процитировал старый стишок:

Коль не лгали поэты,
Что канули в Лету,
У сирен только черные косы.
Но из века в век
Рисовал человек
Ангелов златоволосых.

Других причин назвать меня ангелом у Тедди не будет. К счастью. Так как в конечном счете, Эмили, я, пожалуй… ты уверена, что дверь закрыта и тетя Лора не упадет замертво?.. Я гораздо охотнее стала бы сиреной, чем ангелом. А ты разве нет?

— Давай еще раз просмотрим все приглашения и убедимся, что никого не забыли, — сказала Эмили в ответ на этот бурный поток слов.

— Разве не ужас — принадлежать к таким кланам, как наши? — проворчала Илзи. — Такая жуткая куча всяких старомодных зануд, которые обязательно должны присутствовать. Надеюсь, когда-нибудь я попаду туда, где нет никаких родственников. Хорошо бы вся эта кутерьма была уже позади. Ты послала приглашение Перри?

— Да.

— Интересно, приедет ли он? Надеюсь, что да. Какой глупышкой я была, что когда-то воображала, будто ужасно его люблю! Раньше у меня еще была надежда… на всякое такое, хоть я и знала, что он с ума по тебе сходит. Но я никогда не надеялась после того обеда с танцами у миссис Чидлоу. Помнишь, Эмили?

Да, Эмили помнила этот обед.

— До того дня у меня всегда была надежда, что когда-нибудь, когда он поймет, что не сможет добиться твоей руки… И я завоюю его сердце, когда он будет разочарован в любви… Как по-викториански это звучит, правда? Я думала, что он будет у Чидлоу… я знала, что его пригласили. И я спросила Тедди, приедет ли Перри. Тедди многозначительно посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Перри не будет здесь. Он готовится завтра выступать в суде. Цель Перри — карьера. У него нет времени на любовь». Я поняла, что он пытается меня предостеречь, поняла, что бесполезно надеяться… на что-либо. И тогда я сдалась. Что ж, все к лучшему. Замечательно, правда, когда все так оборачивается? Начинаешь верить во Всемогущее Провидение. Как это приятно — иметь возможность все валить на Бога!

Эмили почти не слышала Илзи, пока машинально вешала в шкаф голубое платье и надевала зеленый спортивный костюм[78]. Так вот что Тедди сказал Илзи в тот вечер, когда произнес слово «любовь»! А она, Эмили, была так холодна с ним из-за этого! Ну, вряд ли это имело какое-то значение. Без сомнения, он предостерегал Илзи лишь потому, что хотел отвлечь ее мысли от Перри и привлечь к себе самому…

Эмили испытала облегчение, когда Илзи наконец ушла домой. Беспечная болтовня подруги действовала Эмили на нервы, хоть ей и было стыдно признаться в этом. Впрочем, ее нервы и без того были напряжены. Еще две недели этой пытки, а потом, слава Богу, по меньшей мере, покой.

II
В сумерки она поднялась на Пижмовый Холм, чтобы вернуть книгу, которую накануне дала ей почитать миссис Кент. Следовало сделать это до того, как Тедди вернется домой. В последние недели она несколько раз заходила в Пижмовый Холм, и между ней и миссис Кент возникло нечто вроде странной дружбы. Они одалживали друг другу книги и говорили обо всем — кроме самого главного. Книга, которую Эмили предстояло вернуть, была старым изданием «Южноафриканской фермы»[79].

Когда Эмили выразила желание прочесть эту книгу, миссис Кент поднялась на чердак и вскоре спустилась с томиком в руках. Ее белое лицо казалось еще белее, чем обычно, и красный шрам на нем был похож на горящую полоску — так она выглядела всегда, когда волновалась.

— Вот эта книга, — сказала она. — Лежала у меня в ящике на чердаке.

Эмили прочла ее в тот же день перед сном. В последнее время ей трудно было уснуть, и ночи казались невероятно длинными. У книги был затхлый, неприятный запах — очевидно ящик, о котором говорила миссис Кент, давно не открывали. В книге Эмили нашла тоненькое письмо, без марки, адресованное миссис Кент. И что самое любопытное, его, очевидно, не распечатывали. Что ж, письма часто сами собой заклеиваются, когда долго лежат под грузом — особенно если уголок оттянули, не разорвав, когда открывали конверт в первый раз. Вряд ли это имело большое значение. Но разумеется, она упомянет об этом, когда будет возвращать книгу.

— Вы знали, что в этой книге письмо, миссис Кент?

— Письмо? Ты сказала «письмо»?

— Да. Адресованное вам.

Эмили протянула письмо миссис Кент, лицо которой стало мертвенно-бледным, когда она увидела почерк на конверте.

— Ты нашла это… в той книге? — прошептала она. — В той книге, которую не открывали больше двадцати пяти лет? Ты знаешь… кто написал это письмо? Мой… муж написал его… а я его так и не прочитала… даже не знала о нем.

Эмили почувствовала, что письмо связано с какой-то трагедией, возможно, с тем, что стало для миссис Кент мучительной пыткой всей ее жизни.

— Я уйду, чтобы вы смогли прочесть его в одиночестве, — сказала она мягко и вышла. Миссис Кент осталась стоять в темной маленькой комнате, держа в руке письмо, словно змею.

III
— Я послала за тобой сегодня, так как должна тебе кое-что сказать, — начала миссис Кент.

Она сидела, маленькая, прямая, решительная, в кресле у окна в резком свете холодного заката. Стоял июнь, но небо было низким и осенним. Эмили, прошедшая к дому по прямой тропинке, озябла и дрожала. Ей хотелось поскорее вернуться домой. Но тон записки миссис Кент был настойчивым, почти повелительным. Зачем, скажите на милость, ей могла понадобиться она, Эмили? Ведь причина наверняка никак не связана с Тедди. Однако что еще могло заставить миссис Кент так спешно послать за ней?

Едва увидев миссис Кент, Эмили осознала, что мать Тедди странным образом изменилась. Эту удивительную перемену казалось невозможным описать. Миссис Кент была все такой же хрупкой и жалкой, с тем же вызовом в глазах. Но Эмили вдруг почувствовала, что перед ней уже не прежняя несчастная женщина. От нее веяло покоем, непривычным, печальным, давно неведомым покоем. Несчастную душу наконец сняли с дыбы.

— Я была мертва… и в аду, но теперь я снова живая, — сказала миссис Кент. — Благодаря тебе. Ведь ты нашла то письмо. И я должна сказать тебе кое-что. Ты возненавидишь меня из-за этого. Мне самой теперь жаль, что я это сделала. Но я должна все рассказать.

Эмили вдруг почувствовала, что не хочет слушать миссис Кент. То, что эта женщина собиралась сказать, имело… должно было иметь… какое-то отношение к Тедди. А Эмили не хотелось слышать ничего, ничего, про Тедди теперь. Про Тедди, который через две недели станет мужем Илзи.

— Вам не кажется… что, может быть… лучше ничего мне не говорить?

— Я должна сказать. Я поступила отвратительно и должна признаться в этом. Я не могу ничего исправить… вероятно, слишком поздно, чтобы что-то исправить, но сказать я должна. Однако сначала я должна рассказать о другом. О том, о чем никому никогда не рассказывала… О том, что терзало меня, заставляя иногда вскрикивать по ночам от душевной муки. О, я знаю, ты никогда не простишь меня, но думаю, тебе будет немного жаль меня.

— Мне всегда было жаль вас, миссис Кент.

— Может быть, и так… Да, думаю, тебе действительно было жаль меня. Но ты не могла понять меня… Эмили, я не была такой в молодости. Я была тогда… как все другие девушки. И я была хорошенькой… да, правда, была. Когда появился Дэвид Кент и заставил меня полюбить его, я была хорошенькой. И он любил меня… тогда… и всегда. Он говорит так в этом письме.

Она взяла письмо, которое лежало у нее на груди, и поцеловала почти со страстью.

— Я не могу показать его тебе, Эмили. Ничьи глаза, кроме моих, не должны прочесть эти строки. Но я скажу тебе, о чем оно. О, ты не знаешь… ты не можешь понять, как сильно я любила его, Эмили. Ты думаешь, что любишь Тедди. Но ты не любишь… ты не можешь любить его так, как я любила его отца.

Эмили была другое мнения на этот счет, но промолчала.

— Он женился на мне и увез меня в Малтон, где жила его семья. Мы были так счастливы сначала… слишком счастливы. Я говорила тебе, что Бог завистлив. И родня Дэвида невзлюбила меня… с самого начала. Они считали, что я не ровня Дэвиду, что я недостаточно хороша для него. Они всегда пытались вбить клин между нами. О, я знала, я отлично знала, чего они хотят. Его мать меня ненавидела. Она никогда не называла меня Эйлин, только «ты» и «жена Дэвида». А я ненавидела ее, потому что она вечно следила за мной, никогда ничего не говорила, ничего не делала, только следила. Они не считали меня своей. И шуток их я, похоже, никогда не понимала. А они всегда смеялись над чем-нибудь. Чаще всего надо мной, как мне казалось. Когда Дэвид был в отъезде и они писали ему письма, в них никогда не было ни одного упоминания обо мне. Одни из них обращались со мной с ледяной вежливостью, а другие всегда старались уколоть меня. Одна из его сестер как-то раз прислала мне книгу об этикете. Что-то всегда обижало меня, а я не могла ответить ударом на удар… Я не могла причинить боль тем, кто причинял боль мне. Дэвид брал их сторону… у него были с ними секреты от меня. Но, несмотря на все это я была счастлива… пока не случилась беда. Я уронила лампу, мое платье загорелось, и на лице появился этот шрам. После этого я уже не могла поверить, что Дэвид по-прежнему любит меня. Я стала такой некрасивой. Мои нервы совсем сдали, и я ссорилась с ним по всякому, самому пустяковому поводу. Но он был терпелив. Он снова и снова прощал меня. Но я все равно думала, что он не может любить меня из-за этого шрама. Я знала, что у меня будет ребенок, но не говорила ему, все откладывала и откладывала. Я боялась, что он будет любить ребенка больше, чем меня. А потом… Мне ужасно неприятно говорить об этом. У Дэвида была собака… он так любил ее, что я ее возненавидела… и я… ее отравила. Не знаю, что на меня нашло. Я никогда прежде не была такой… до того как обожгла лицо этой лампой. Возможно, я была немного не в себе… потому, что ждала ребенка.

Миссис Кент умолкла и неожиданно из женщины, трепещущей от искреннего чувства, превратилась в чопорную викторианку.

— Мне не следовало говорить о таких вещах с молоденькой девушкой, — сказала она озабоченно.

— Я уже несколько лет знаю, что младенцев не приносит доктор Бернли в своей черной сумке, — серьезно заверила ее Эмили.

— Что ж… — Миссис Кент снова превратилась в страстную Эйлин Кент. — Дэвид узнал о том, что я сделала. О… о, его лицо! Произошла ужасная ссора. Это было как раз перед тем, как он уехал в Виннипег по делам. Я… я пришла в ярость из-за того, что он сказал мне… и крикнула ему… ох, Эмили… что надеюсь никогда больше не видеть его лица. И я никогда больше его не увидела. Бог поймал меня на слове. Дэвид умер в Виннипеге от воспаления легких. Я даже не знала, что он болен, пока не пришло известие о его смерти. А ухаживала за ним там девушка, которая ему когда-то нравилась и которая любила его. Она ухаживала за ним и прислуживала ему, пока я сидела дома и злилась на него. Вот этого, мне казалось, я никогда не смогу простить Богу. Она упаковала его вещи и прислала их домой… и среди них эту книгу. Он, должно быть, купил ее в Виннипеге. Я никогда не открывала ее… я никогда не могла заставить себя даже притронуться к ней. Он, должно быть, написал это письмо, когда был при смерти, и вложил в эту книгу для меня… и, возможно, умер прежде, чем успел сказать ей, что там письмо. Или она знала, но не захотела сказать мне. И оно лежало там все эти годы, Эмили. А я все эти годы думала, что Дэвид умер, ненавидя меня… не простив меня. Он снился мне каждую ночь… и всегда его лицо было отвернуто от меня. Ох, двадцать семь лет этой пытки, Эмили… двадцать семь лет. Только подумай! Неужели я не искупила свою вину! А вчера ночью я вскрыла и прочитала его письмо, Эмили… всего несколько строк нацарапанных карандашом… его ослабевшая рука едва могла держать карандаш. Он назвал меня «милой женушкой» и сказал, что я должна простить его… я простить его… за то, что он был так суров и так сердит в тот последний день… и он простил меня за то, что я сделала… и сказал, чтобы я не тревожилась из-за этого… и не горевала о том, что сказала ему… насчет того, что хотела бы никогда больше не видеть его лица… он знал, что это были всего лишь слова и что я так не думала… что он теперь лучше понимает меня… что он всегда глубоко любил меня и всегда будет любить… и… и… еще то, что я не могу никому сказать… слишком дорогое, слишком чудесное. Ох, Эмили, можешь ли ты представить, что это значит для меня? Теперь я знаю, что, умирая, он не гневался на меня… знаю, что он умер, любя меня и с нежностью думая обо мне? Но я не знала этого прежде. И я… я… думаю, что с тех самых пор всегда была не в себе. Я знаю, его родня считала меня сумасшедшей. Когда родился Тедди, я переехала сюда — подальше от них всех. Чтобы они не могли сманить его к себе. У них я не взяла бы ни цента, но у меня была страховка Дэвида. На эти деньги мы с Тедди могли прожить лишь с трудом. Тедди — единственное, что у меня было… и появилась ты… и я знала, что ты заберешь его у меня. Я знала, что он любил тебя — всегда. О да, он любил. Когда он уезжал, я обычно писала ему обо всех твоих романах. А два года назад… помнишь, когда ему пришлось так неожиданно уехать в Монреаль, а ты была в отлучке… а он не мог ждать, чтобы попрощаться… Но он написал тебе письмо.

У Эмили вырвалось сдавленное:

— Не может быть!

— Да, написал. Я увидела это письмо у него столе, когда он вышел. Я распечатала конверт паром и прочла. Я сожгла то письмо, Эмили… но могу сказать тебе, что в нем было. Смогу ли я когда-нибудь это забыть! Он писал тебе, что собирался, прежде чем уехать, сказать, как горячо тебя любит… и чтобы ты, если у тебя есть к нему хоть какие-то чувства, написала ему об этом… но, если никаких чувств нет, то лучше не писать совсем. О, как я ненавидела тебя. Я сожгла листок, на котором все это было написано, и запечатала в конверт лишь газетную вырезку, которая была в нем. А он отнес этот конверт на почту, не зная о том, что я сделала. Я никогда ни о чем не жалела… никогда, даже когда он написал мне, что собирается жениться на Илзи. Но вчера вечером… когда ты принесла мне письмо Дэвида… и прощение…. и покой… ох, я почувствовала, что совершила ужасное преступление. Я погубила твою жизнь… и, возможно, жизнь Тедди. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Эмили?

IV
Рассказ миссис Кент вызвал в душе Эмили целую бурю мыслей и чувств, но особенно остро сознавала она главное:

Тедди любил ее. Горечь, унижение, стыд исчезли. Это радостное открытие заставило ее, по меньшей мере на время, забыть все остальные чувства. Для гнева, отвращения, негодования в ее душе не было места. Она чувствовала себя заново родившейся. И потому искренность была и в ее душе, и в ее голосе, когда она медленно произнесла:

— Я прощаю… прощаю. Я понимаю.

Миссис Кент вдруг заломила руки.

— Эмили… неужели слишком поздно? Слишком поздно? Они еще не поженились… я знаю, он не любит ее так, как любил тебя. Если ты сказала бы ему… если бы я сказала ему…

— Нет, нет, нет! — горячо воскликнула Эмили. — Слишком поздно. Он не должен узнать… вы не должны говорить ему — никогда. Я уверена, что теперь он любит Илзи… и, если рассказать ему обо всем, это принесет один лишь вред. Обещайте мне… дорогая миссис Кент, если вы чувствуете, что чем-то обязаны мне… обещайте, что никогда ничего ему не скажете.

— Но ты… ты будешь несчастна…

— Я не буду несчастна… теперь. Вы не знаете, как ваше признание все изменило. То, что мучило меня, ушло. Я собираюсь прожить счастливую, активную, полезную жизнь, и в ней не будет места для сожалений. Рана теперь затянется.

— Это… ужасно, что я сделала, — прошептала миссис Кент. — Я понимаю это… теперь.

— Вы, конечно, правы. Но я думаю не об этом. Я думаю лишь о том, что снова обрела самоуважение.

— Гордость Марри, — прошептала миссис Кент, пристально глядя на нее. — Все же, Эмили Старр, я думаю, твоя гордость сильнее, чем любовь.

— Возможно, — сказала Эмили, улыбнувшись.

V
Она вернулась домой в таком смятении, что сама совершила нечто ужасное — то, чего всегда потом стыдилась.

Перри Миллер ждал ее в саду Молодого Месяца. Они давно не виделись, и в любой другой час она обрадовалась бы встрече. Дружба Перри — теперь, когда он окончательно отказался от всяких надежд на другого рода отношения — была очень приятной частью ее существования. За последние несколько лет он заметно изменился к лучшему — стал мужественным, гораздо менее хвастливым, у него появилось чувство юмора. Он даже усвоил некоторые фундаментальные правила светского этикета, и теперь ему никогда не казалось, что у него десять пар рук и ног. Он был слишком занят и не мог часто приезжать в Молодой Месяц, но, когда все же находил время для визитов, Эмили всегда очень ему радовалась, однако не в этот вечер. Ей хотелось побыть одной… подумать о том, что она только что узнала… разобраться в своих ощущениях… насладиться вновь обретенным чувством самоуважения. Так что расхаживать под дорожкам сада среди шелковистых маков и беседовать с Перри было почти невозможно. Эмили безумно хотелось поскорее избавиться от гостя, но Перри совершенно этого не чувствовал. Он так давно не видел ее… и так о многом надо было поговорить, особенно о свадьбе Илзи. Он продолжал задавать все новые вопросы на эту тему, так что под конец Эмили уже не отдавала себе отчета в том, что она отвечает. Перри был немного обижен тем, что его не попросили быть шафером. Он считал, что имел право на это, как старый приятель новобрачных.

— Никак не думал, что Тедди так меня обойдет, — проворчал он. — Должно быть, стал слишком важной птицей, чтобы иметь дружкой парня из Стоувпайптауна.

Вот тогда-то Эмили и совершила нечто ужасное — не успев подумать и раздраженная тем, что Перри бросает Тедди такие обвинения. Слова сами собой сорвались с языка:

— Глупый. Это вовсе не Тедди. Неужели ты думаешь, Илзи согласилась бы, чтобы ты был шафером, когда столько лет надеялась, что ты будешь женихом?

Едва сказав это, она умолкла в ужасе, внутренне содрогаясь от стыда и угрызений совести. Что она наделала? Предала дружбу… нарушила доверие… Позор! Непростительно! Неужели она, Эмили Берд Старр из Молодого Месяца, так поступила?

Перри остановился возле песочных часов, остолбенело глядя на нее:

— Эмили, ты шутишь? Илзи никогда ничего такого не думала, ведь правда?

Эмили, чувствуя себя несчастной и понимая, что раз сказанного не воротишь и роковую ошибку невозможно исправить никакими выдумками, подтвердила:

— Да, любила… одно время. Разумеется, она давно об этом забыла.

— Меня! Да, она всегда, похоже, презирала меня. Вечно напускалась на меня из-за чего-нибудь… никак было ей не угодить… ты же помнишь.

— Помню, — сказала Эмили устало. — Она так высоко тебя ценила, что невыносимо страдала, когда ты не оправдывал ее ожиданий. Если бы она была равнодушна к тебе, как ты думаешь, ее волновало бы, правильно ли ты говоришь или какие правила этикета нарушаешь?.. Я не должна была говорить тебе об этом, Перри. Мне будет стыдно всю оставшуюся жизнь. Ты должен вести себя так, чтобы она никогда не заподозрила, будто тебе известно о ее прежних чувствах.

— Разумеется. Все равно она давно об этом забыла.

— О… да. Но теперь ты можешь понять, почему ей было бы не так уж приятно видеть тебя шафером на ее свадьбе. Мне очень не хотелось, чтобы ты продолжал думать, будто Тедди такой сноб… А теперь, ты ведь не обидишься, правда, Перри, если я попрошу тебя уйти? Я очень устала… и мне предстоит столько дел в следующие две недели.

— Тебе пора в постель, это факт, — согласился Перри. — Я злодей, что мешаю тебе лечь спать. Но когда я пришел сюда, все вокруг показалось мне таким, как в давние времена, и никак не хотелось уходить. Какой веселой компанией сорванцов мы были! А теперь Илзи и Тедди собираются пожениться. Мы немного постарели.

— Скоро ты сам будешь солидным женатым человеком, — сказала Эмили, пытаясь улыбнуться. — До меня доходят кое-какие слухи.

— Ни за что! Я навсегда отказался от этой мысли. Не то чтобы я продолжал сохнуть по тебе… Пытался найти другую. Только после тебя все девушки кажутся пресными. Я обречен умереть холостяком. Говорят, это легкая смерть. Но я уже осуществил несколько своих заветных желаний и кое-чего добился, так что на жизнь не жалуюсь. Пока, дорогая. Увидимся на свадьбе. Венчание пройдет днем, да?

— Да. — Эмили удивилась: как она может так спокойно говорить об этом. — В три часа, потом ужин, а после этого они поедут на автомобиле в Шрузбури, чтобы успеть на вечерний пароход. Ох, Перри, Перри, как я жалею, что сказала тебе об Илзи! Это было подло… подло… как мы говаривали в школе. Никогда не думала, что способна на такое.

— Ну, не расстраивайся из-за этого. Я страшно рад, что Илзи хоть когда-то бывала обо мне неплохого мнения. Ты ведь не думаешь, что у меня не хватит ума понять, какой это потрясающий комплимент? И ты ведь не думаешь, что я забыл, как вы обе хорошо ко мне относились и в каком долгу я перед вами за то, что взяли меня в друзья? У меня никогда не было никаких иллюзий насчет Стоувпайптауна и настоящей разницы между нами. Я был не таким дураком, чтобы этого не понимать. Мне удалось подняться малость повыше… и я намерен взобраться еще выше, но вы с Илзи с самого рождения принадлежали к этой среде. И ты никогда не давала мне почувствовать разницу между нами, в отличие от некоторых других девочек. Я никогда не забуду грязных намеков Роды Стюарт. Ты ведь не думаешь, что я мог бы оказаться теперь таким подлецом, чтобы раздуться от важности, услышав, какие чувства когда-то испытывала ко мне Илзи, или когда-нибудь дам ей понять, что знаю об этом? Во мне уже не так много осталось от Стоувпайптауна, даже если все еще приходится думать, какую вилку взять сначала. Эмили… помнишь тот вечер, когда тетя Рут застала нас, когда я тебя поцеловал?

— Еще бы!

— Единственный раз, когда я тебя поцеловал, — сказал Перри без всякой сентиментальности. — Вот это был кадр, а? Как вспомню старую леди в ночной рубашке и со свечой!

Перри ушел со смехом, а Эмили поднялась в свою комнату.

— «Эмили в зеркале», — сказала она почти весело, — я могу снова прямо смотреть тебе в глаза. Мне больше не стыдно. Он любил меня.

Она немного постояла у зеркала, улыбаясь. А потом улыбка угасла.

— Если бы только у меня было то письмо! — прошептала она с сожалением.