Поиск

Исчезнувший принц

Глава 31 — Исчезнувший принц — Фрэнсис Бернетт

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ЖДЕТ ВАС!

Когда два мальчика в сопровождении высокого слуги-солдата и двух пожилых джентльменов, явно иностранного происхождения, появились на железнодорожной платформе Чэринг-Кросс, они привлекли большое внимание окружающих. Но красивый, сильный, с хорошей осанкой черноволосый мальчик был бы замечен даже, если бы двое джентльменов, его спутников, не оказывали ему особого внимания.

— Смотри, какой ладный, высокий парнишка, — сказал рабочий с трубкой во рту. Он выставил голову из окна вагона для курящих. — Могу прозакладывать шиллинг, что он из благородных, нет, ты только погляди, — говорил он кому-то, сидящему в глубине вагона.

Его спутник тоже выглянул.

— Да, вроде из благородных, но он не англичанин, нет, наверное, турок, а может, русский, которого прислали сюда на учебу.

Мимо проходил добродушный полицейский, и первый рабочий окликнул его.

— С нами, что же, благородные едут? — спросил он, мотнув головой в сторону небольшой группы людей. — Похоже на то, что кто-то из Виндзора (1) или Сандрингэма (2) сегодня отчаливают в Дувр?

Полицейский с любопытством оглядел мальчиков и покачал головой.

— Да, они похожи на знатных, — ответил он, — но никто о них ничего не знает, и на этой неделе никто из Букингемского дворца или дворца Мальборо не собирался в дорогу.

Надо признать, однако, что никто из наблюдавших не мог бы принять Лазаря за обычного солдата, сопровождающего обычного человека. Нет, у Лазаря была повадка гренадера, и он всем своим видом давал понять, что к Марко можно приблизиться, только переступив через его труп.

— Пока мы не добрались до Мельзара, — сказал он горячо двум джентльменам, — пока я не встану за спиной хозяина, когда он обнимет, наконец, своего сына, умоляю, позвольте мне быть при нем денно и нощно. Умоляю, позвольте мне ехать рядом с ним, имея при себе оружие. Я только его слуга и не имею права быть с ним в одном вагоне, но вы суньте меня куда-нибудь поблизости. Я буду глух, нем и слеп ко всему, кроме него. Только разрешите мне быть рядом и отдать за него жизнь, если потребуется. Я хочу иметь возможность сказать хозяину, что никогда его не оставлял.

— Мы найдем для тебя место, — сказал тот, что постарше, — и если ты так беспокоишься, то можешь спать у его порога, когда мы остановимся на ночь в гостинице.

— Я не буду спать, — возразил Лазарь, — я буду сторожить. Вдруг эти дьяволы Марановичи бежали и теперь рыскают по Европе? Кто может это знать?

— Марановичи и Яровичи, которые не присягнули на верность королю Айвору, погибли на поле боя. Остались только сторонники короля, а они благодарят Господа Бога за его возвращение в Самавию, — отвечал ему барон Растка.

Однако Лазарь почти неусыпно нес свои обязанности телохранителя. Когда он занимал соседнее купе с тем, в котором ехал Марко, солдат не отходил от его двери в коридоре. Во время пересадок он следовал за мальчиком по пятам, ухитряясь одновременно смотреть по сторонам и не спускать руки с пистолета на широком кожаном поясе. Остановившись на ночлег в каком-нибудь городе, он усаживался на стул возле двери спальни своего господина и засыпал лишь тогда, когда к этому вынуждала природа, но спал так некрепко, что даже не чувствовал сна.

Если первое путешествие юных Носителей Знака было странным, то это было еще страннее и причудливее своей прямой противоположностью первому. Теперь путешествовали два хорошо одетых мальчика. Их сопровождали два знатных господина, которые исполняли их желания. Мальчики путешествовали в отдельных, заранее заказанных купе и в своем распоряжении имели все удобства, которые могли доставить богатство и даже роскошь.

Рэт понятия не имел, что существуют люди, которые всегда путешествуют именно так, что потребности могут удовлетворяться так полно и даже предвосхищаться, что должностные лица, носильщики на станциях, штат ресторанов могут в одно мгновенье, словно по волшебству, превращаться в исполнительных слуг. Когда Рэт откидывался на мягкую спинку дивана купе и смотрел в окно на мелькающие красоты природы, читал интересные книги и через равномерные промежутки времени угощался великолепными кушаньями — все эти неведомые раньше прелести жизни заставляли его иногда сомневаться в реальности происходящего. Но все это происходило с ним наяву, и обуреваемый противоречивыми соображениями Рэт в первый же день путешествия решил положиться на волю судьбы и оставить все попытки проникнуть в тайну

Стефана Лористана. Однако он ни на минуту не забывал, что сына Лористана с таким почетом и уважением эскортируют в страну, для блага которой отец Марко работал всю жизнь. Барон Растка и граф Форферск были преисполнены чувства собственного достоинства и приветливо сдержанны, что отличает людей благородного происхождения. Они окружили Марко заботой и угадывали его желания. Они стали его слугами без всякой угодливости. Его удобства, удовольствия, даже развлечения вызывали их особое внимание.

Ночь перед прибытием в Мельзар путники провели в небольшом городке, от которого до столицы было несколько часов езды. Приехали они в городок в полночь и остановились в тихой спокойной гостинице.

— Завтра, — сказал Марко Рэту перед тем, как тот удалился в свою комнату, — завтра мы его увидим. Хвала Господу!

— Хвала Господу! — отозвался Рэт, и мальчики отдали честь друг другу.

Утром Лазарь, неся парадный мундир, вошел в спальню Марко с таким торжественным видом, словно в руках у него было церковное облачение:

— Я к вашим услугам, господин, я принес вам вашу праздничную форму. — И Лазарь подал Марко богато расшитый самавийский национальный костюм. Марко заметил, что и Лазарь тоже был в мундире офицера королевских телохранителей.

— Хозяин, — сказал Лазарь, — просит вас надеть вот это одеяние перед въездом в Мельзар. У меня есть мундир и для вашего адъютанта.

Появились Растка и Форферск, тоже в мундирах, напоминающих роскошные восточные костюмы. У каждого на плечах была отороченная мехом мантия, придерживаемая цепью, усыпанной драгоценными камнями, и расшитая прекрасными цветными и златоткаными узорами.

— Господин, мы должны быстро добраться до станции, — сказал барон Растка Марко. — Здешние люди легко возбудимы и большие патриоты, поэтому Его Величество пожелал, чтобы мы ехали инкогнито и не вызывали никаких публичных демонстраций чувств до приезда в столицу.

Путники довольно быстро покинули гостиницу и сели в ожидавший их экипаж, но при этом Рэт заметил, что вокруг происходит нечто необычное. Быстро туда и обратно сновали слуги. Постояльцы выходили из своих номеров и с опасностью для жизни перевешивались через балконные ограждения.

Садясь в экипаж, Марко увидел мальчика того же примерно возраста, что и он, выглядывающего из-за куста. Внезапно он со всех ног бросился бежать по направлению к станции, только пятки засверкали. Лошади, однако, мчались быстрее. Путники приехали на станцию. Их быстро проводили в особый, мягкий вагон. Когда поезд тронулся, Марко снова увидел, как мальчик вбежал на платформу, замахал руками и в неистовом восторге что-то прокричал. Люди на платформе оглянулись, и в следующую минуту все сорвали с голов шапки, стали подбрасывать их в воздух и тоже кричать. Однако расслышать их было уже невозможно.

— Еле-еле успели, — заметил Форферск, и Растка кивнул в знак согласия.

Поезд шел быстро и перед Мельзаром останавливался только один раз, у маленькой станции, на которой были крестьяне с большими гирляндами цветов и вечнозеленых растений. Они положили их на ступеньки вагона, и вскоре Марко и Рэт обратили внимание на нечто странное. Человек, стоявший на площадке вагона, взял гирлянды и подал их вместе с флагами людям, что-то делавшим на крыше.

— Им зачем-то нужны цветы и флаги! — волнуясь, закричал Рэт.

— Господин, они украшают снаружи вагон, — ответил Форферск. — Крестьяне получили на это разрешение Его Величества. Нельзя позволить сыну Стефана Лористана проехать мимо, не оказав ему почета.

— Понимаю, — сказал Марко с сильно бьющимся сердцем. — Это делается ради моего отца.

Наконец украшенный цветами и развевающимися флагами поезд подошел к главному вокзалу Мельзарра.

— Сэр, — сказал Растка, когда они подђезжали, — не встанете ли вы, чтобы народ мог вас видеть? Правда они только мельком увидят вас, но все же никогда не забудут этого момента.

Марко встал. Остальные сгруппировались позади него. Поднялась целая буря голосов, перешедших в крик радости, резкий и громкий, как свист урагана. Затем раздались звуки духового оркестра, заигравшего самавийский гимн. К оркестру присоединились ликующие голоса тысяч людей.

Не практикуйся Марко долго в умении владеть собой, нервы его не выдержали бы. Но вот поезд совершенно остановился и дверь распахнулась. Даже всегда спокойный голос Растка немного дрожал, когда он произнес:

— Сэр, идите впереди. Нам подобает следовать за вами.

И Марко, вытянувшись во весь рост, простоял с минуту в дверях, глядя на ликующую, плачущую и поющую толпу, и отсалютовал ей точно так же, как некогда роте. В эту минуту он был и мальчик, и взрослый, и какое-то высшее человеческое создание.

При виде его народ словно обезумел… Обезумел так же, как обезумели «Хранители мечей» в ту знаменательную ночь в пещере. Шум с каждым мгновением все усиливался; толпа колыхалась, напирала и в безумном волнении грозилась раздавить сама себя. Не будь цепей солдат, через нее нельзя было бы пробраться.

«Я — сын Стефана Лористана», — сказал Марко самому себе, чтобы придать себе твердости.

Немного спустя он двигался меж рядов солдат к выходу, где стояли две открытые коляски. Здесь, у здания вокзала, ждала его новая толпа, еще более многочисленная и возбужденная, чем оставшаяся на перроне. Марко снова пришлось раскланяться много раз во все стороны.

— Ты должен тоже кланяться, — сказал он Рэту, когда они садились в придворную коляску. — Может быть, отец рассказал им о тебе. Они как будто тебя знают.

Крысу посадили рядом с Марко на переднем месте. Он внутренне весь дрожал от безграничного восторга. Люди смотрели на него… Приветствовали его… По лицам стоящих ближе он видел, что они смотрели и на него. Быть может, Лористан?..

Слушай! — внезапно воскликнул Марко, когда экипаж покатил дальше. — Слушай! Они кричат нам по-самавийски: «Благие вестники!» Слушай, вот и опять они кричат: «Благие вестники!»

Их везли во дворец. Об этом им еще в поезде сказали барон Растка и граф Ворверск. Его Величество желал принять их. Стефан Лористан тоже был там.

Столица когда-то была пышна и величественна. Она имела несколько восточный характер. Здесь были увенчанные куполами и украшенные колоннами здания из бедого камня и мрамора огромные арки, городские ворота и церкви. Но многое было наполовину разрушено войнами, временем и небрежностью.

Они проехали мимо собора с полуразрушенной крышей, который стоял, весь залитый солнцем, в центре большой площади. Среди ликующей толпы можно было видеть и изможденные лица, людей с забинтованными руками, ногами, хромых и безруких. Большинство ярких национальных костюмов было изношено в лохмотья. Но лица всех свидетельствовали о том, что самавийцы из бездны отчаяния словно вознесены на небо.

Айвор! Айвор! — кричали они. — Айвор! Айвор! — Голоса их прерывались радостными слезами.

Дворец был так же красив, как и собор. Необычайно широкие ступени его охранялись солдатами. Огромная площадь, посреди которой он стоял, была полна народу; войска сдерживали их лишь с большим трудом.

«Я — его сын», — говорил самому себе Марко, выходя из придворной коляски и начиная подниматься по лестнице, бесконечно широкой, казавшейся целой улицей. Он поднимался медленно, ступенька за ступенькой. Рэт следовал за ним. И когда Марко поворачивался из стороны в сторону, чтобы поклониться приветствующим его, он припомнил, что уже раньше видел их лица.

Это люди, которых мы видели в пещере, — «Хранители мечей!» — сказал он быстрым шепотом Рэту. Когда Марко вошел во дворец, то увидел много штатских и офицеров в роскошных мундирах. Люди кланялись почти до земли при его проходе. Он был еще очень молод для подобного обожания и царственного церемониала. Однако Марко надеялся, что это недолго продлится. После того как он преклонит колени перед королем и поцелует ему руку, он увидит своего отца и услышит его голос.

Лишь бы поскорее услышать этот милый ^ голос и почувствовать руку отца на своем плече!

По сводчатым коридорам его довели до широко растворенных дверей великолепного зала. Он был так огромен, что, казалось, ему нет конца. Множество богато одетых людей выровнялись в два ряда, когда он стал проходить к высокому трону. Марко побледнел от сильного волнения и шел, точно во сне, между кланяющихся ему до земли придворных.

Он смутно сознавал, что сам король, окруженный свитой, стоит, ожидая его приближения. Но вся эта необычайность, и великолепие обстановки, безумно радостные приветствия так ошеломили и ослепили его, что он не мог ясно рассмотреть ни одного лица, ни одного предмета.

— Его Величество ждет вас, — сказал за его спиной кто-то, как ему показалось, голосом барона Растка. — Вам дурно, сэр? Вы страшно побледнели.

Марко постарался взять себя в руки и поднял глаза. А подняв их, совершенно неподвижно простоял с минуту, глядя на невыразимо прекрасное лицо короля. Затем он опустился на колени и стал целовать руки, протянутые к нему… стал целовать их обе со всей страстью юношеской любви и поклонения.

У короля были глаза, которые он так жаждал увидеть… и руки, которые он так страстно желал снова почувствовать у себя на плечах… Тот, кого прежде звали Стефаном Лористаном, был последним из династии работавших для Самавии в течение пятисот лет королей, хотя до настоящего дня никто из них не носил короны.

Королем Самавии был его отец!

notes

1, 2

Название замка английских королей.

 

Глава 30 — Исчезнувший принц — Фрэнсис Бернетт

ИГРА КОНЧАЕТСЯ

История Европы не имела ничего подобного в анналах, и восстание Тайного общества в Самавии долго будет считаться одним из самых ее удивительных и романтических эпизодов. Полный рассказ об этом событии занял бы несколько томов. Во всяком случае, из истории можно почерпнуть полные и многогранные сведения о возникновении и развитии Тайного общества. Когда бы его ни рассказывали, он всегда начинался с истории о высоком, царственного вида юноши, который вышел из из дворца ранним утром, напевая песню пастухов. Спустя некоторое время, на горном склоне старый пастух наткнулся на бесчувственное тело прекрасного молодого охотника. После нескольких дней тайного ухода за юношей в пещере он на тряской телеге, нагруженной овечьими шкурами, перевез его через границу и закончил путь у запертых ворот монастыря, в котором оставил свои драгоценный груз. Затем последовали яростная борьба династий, противоборство горсточки пастухов и охотников, собравшихся в пещере и связавших себя, своих будущих сыновей и внуков клятвой на вечные времена.

Шли века, а некоронованные короли Самавии продолжали жить в изгнании, часто зарабатывая себе на хлеб собственными руками, но никогда не забывая, что они и их потомки должны быть всегда готовыми выполнить свой долг перед своей многострадальной Родиной. Один из завершающих эпизодов этой истории — совершенно невероятное путешествие двух мальчиков. Хотя, когда речь заходит о том, как два мальчика стали Носителями Знака, рассказ напоминает легенду, а не быль. А ведь они пронеслись, как две песчинки, по всей Европе и зажгли лампу, пламя которой осветило всю страну, и тысячи самавийцев, охваченные пламенем восстания, смели Яровича и Марановича прочь и навсегда и с жаркими слезами на глазах славили Бога, который вернул им их Исчезнувшего Принца. Его имя прозвучало, как боевой клич, положивший конец всем битвам. И мечи выпали из рук, потому что они стали ненужны. Ярович бежал в ужасе и страхе. Маранович исчез с лица земли. В предутренний час, как восклицали мальчишки-газетчики, были подняты штандарты Айвора, и они развевались и на дворце, и на старой крепости. С гор, из лесов и долин, из городов и сел его сторонники стекались в столицу, чтобы присягнуть Айвору на верность. Разрозненные и разбитые отряды бывшей армии медленно шли по дорогам, чтобы вместе со всеми жителями страны преклонить перед Айвором колена. Шли дети и женщины, они плакали от радости и пели хвалебные гимны. Державы благосклонно протянули руку помощи поверженной и забытой стране. Поезда, нагруженные продовольствием и другими необходимыми товарами, начали пересекать границы Самавии, ей помогали другие народы. Но самой невероятной была история коронации короля. Толпы восторженных, изголодавшихся, ослабевших от ран людей падали к его ногам и умоляли, во имя спасения и возрождения страны, чтобы он позволил возложить на него корону на высоком алтаре полусожженного собора.

«История коронации в полуразрушенном соборе, чья крыша разнесена в щепы при бомбардировке, — сообщала влиятельная лондонская газета, — воспринимается, как живописная средневековая легенда. Но в самавийском национальном характере еще сохранилось нечто средневековое».

Вытянувшись по стойке «смирно», Лазарь прочитывал все газеты, которые сообщали подробности о событиях и пересказывал их почти дословно, причем глаза его под густыми клочковатыми бровями иногда полыхали огнем, иногда наполнялись слезами. Лазаря нельзя было заставить сесть. Его большое тело, казалось, окаменело от гордости. Встретив миссис Биддл в коридоре, он прошествовал мимо с таким угрожающим видом, что она поспешно заковыляла в свою подвальную кухню, едва не падая в ужасе от нервного потрясения. Когда Лазарь пребывал в таком состоянии, он внушал величайшее почтение.

Среди ночи Рэт внезапно заговорил с Марко, словно был уверен, что тот не спит.

— Он посвятил свою жизнь Самавии. Вы путешествовали из страны в страну и жили в трущобах, потому что таким образом можно было сбить с толку шпионов и встречаться со своими сторонниками. Он… он, наверно, присутствовал при этой коронации! Король… что сделает король, чтобы отблагодарить его?!

Марко ничего не ответил, но дышал с трудом. Мысленно он представлял себе коронацию… разбитый, лишенный крыши собор, развалины древнего великолепного алтаря, толпу коленопреклоненного, изможденного лишениями народа, измученных, раненых, искалеченных солдат! И короля!.. И собственного отца!.. Где стоял его отец, когда короновали короля? Наверно, он стоял по правую руку его, и народ одинаково приветствовал их обоих!

— Король Айвор! — пробормотал точно во сне. — Король Айвор!

Рэт приподнялся на локте:

— Ты его увидишь! Он — уже не мечта. Игра теперь уже не игра… и она закончена… она выиграна! Это действительность… и он — действительность! Марко, неужели ты не слышишь?

— Слышу, — ответил Марко, — но это теперь кажется еще более похожим на сон, чем раньше, когда это было только сном.

— Величайший патриот на свете достоин особых почестей. Возможно, его сделают принцем… или главнокомандующим… или премьер-министром! Разве ты мысленно не слышишь возгласы, пение и молитвы самавийцев? Ты все это увидишь! Помнишь горца, который хотел сберечь башмаки, которые он сделал для тебя? Он сказал, что может настать великий день, когда он покажет их народу. День этот настал! Он их покажет! Я знаю, как народ отнесется к этому! — Ты все это увидишь. — И тут голос Рэта внезапно дрогнул, и почти шепотом он закончил: — Ты все это увидишь, а я нет.

Марко пробудился от своих грез и поднял голову.

— Но почему же нет? — и вопрос прозвучал как требование.

— Потому что я даже не могу на это надеяться, — простонал Рэт, — ты взял меня с собой в долгое путешествие, но во дворец к королю ты привести меня не можешь. Я не такой дурак, чтобы думать об этом, даже твой отец…

И он осекся, потому что Марко не только поднял голову, но вдруг сел в кровати.

— Ты тоже был Носителем Знака, как я. Мы вместе его подавали людям.

— Но кто бы прислушался к моим словам? — вскричал Рэт. — Ты же другое дело, ты сын Стефана Лористана.

— А ты был другом сына, — ответил Марко, — и ты отправился в Самавию по приказанию Стефана Лористана. Ты был армией его сына, я уже говорил тебе об этом. Куда я поеду, туда и ты отправишься вместе со мной, и больше об этом ни слова.

И он снова улегся с горделивым видом, словно принц королевской крови. И Рэт понял, что Марко действительно этого желает, и Стефан Лористан желал бы того же. Рэт лег и стал размышлять о том, как теперь поведет себя миссис Биддл, когда узнает о случившемся и о том, чем занимался под крышей ее дома высокий, бедно одетый «инородец», за которым она постоянно следила, опасаясь, как бы он не улизнул, не заплатив еженедельной ренты за жилье. И Рэт вообразил, как, величественно опираясь на костыли и выпрямившись во весь рост, он торжественно ей объявит, что этот бедно одетый «инородец» — ну, по крайней мере, друг короля — и сделал все, чтобы возложить на его голову корону.

Прошел следующий день и еше один. И наконец они получили письмо от Лористана. Марко побледнел, когда Лазарь вручил ему послание. Лазарь и Рэт сразу вышли из комнаты, чтобы дать Марко возможность прочитать письмо в одиночестве. Очевидно, оно было не длинное, Марко вскоре снова позвал их.

— Через несколько дней посланцы, друзья отца, приедут за нами, чтобы отвезти в Самавию. Мы должны поехать все: ты, я и Лазарь, — сказал он Рэту.

— Хвала Господу! — отозвался старый солдат. — Хвала Господу!

Конец недели настал до прибытия посланцев. Лазарь собрал их скромные пожитки, и в субботу, когда миссис Биддл уже маячила на верхних ступеньках лестницы подвальной кухни, Марко и Рэт покинули гостиную, готовясь покинуть и дом.

— Нечего на меня таращить глаза! — сказала она Лазарю, который уже стоял у входной двери, открыв ее для мальчиков.

— Молодой мастер Лористан, я хочу знать, вам известно, когда вернется ваш отец?

— Он не вернется, — ответил Марко.

— Он не вернется? Неужели? Ну что ж, но как насчет платы за следующую неделю? — осведомилась миссис Биддл. — Я замечаю, что ваш человек упаковывает вещи. Конечно, ему не тяжело будет их нести, но он их не пронесет в двери прежде, чем я не получу, что мне причитается. Люди, которые легко собирают вещи, думают, что им так же легко будет улизнуть, поэтому за ними надо послеживать. Неделя кончилась сегодня.

Тут на миссис Биддл набросился Лазарь.

— Убирайся в свой подвал, женщина, — скомандовал он, — и сиди там. Ты посмотри, кто остановился у твоих нищенских ворот.

А у ворот остановился экипаж, великолепный экипаж темно-коричневого цвета. Кучер и лакей были в коричневых, с золотым позументом, ливреях. Лакей соскочил вниз и с почтительной поспешностью распахнул дверцу.

— Это друзья хозяина явились засвидетельствовать почтение его сыну. Неужели их взоры должно осквернять твое присутствие?

— С вашими деньгами будет все в порядке, — сказал Марко, — но вам лучше оставить нас.

Миссис Биддл бросила пронзительный взгляд на двух джентльменов, которые входили в заржавевшие ворота. Они принадлежали к тому слою людей, которые не имеют ничего общего с Филиберт Плейс. И вид у них был такой, будто темно-коричневые с золотом ливрейные лакеи и роскошный экипаж часть их повседневной жизни.

— Во всяком случае, это взрослые люди, а не двое мальчиков без гроша за душой, — ответила миссис Биддл. — И если они друзья вашего отца, они могут поручиться, что с моими деньгами все будет в порядке.

Посетители были уже на пороге, двое мужчин с видом собственного достоинства и значимости, и когда Лазарь открыл дверь пошире, они вошли в обтерханный, грязноватый холл так, словно не замечают окружающей обстановки. Они смотрели мимо — холла, Лазаря, Рэта и миссис Биддл, точнее сказать, смотрели сквозь них — на Марко. Он сразу же приблизился к посетителям.

— Вас прислал мой отец! — сказал Марко и подал руку сначала тому из мужчин, кто был постарше, затем более молодому.

— Да, мы здесь от имени вашего отца. Я барон Растка, а это граф Форферск, — ответил человек постарше и поклонился.

— Ну, если они бароны да графы и друзья вашего отца, значит, люди состоятельные и могут вас обеспечить, — вмешалась миссис Биддл довольно гневно, потому что невольно ощутила почтение к прибывшим и ей это не понравилось.

 

Глава 28 — Исчезнувший принц — Фрэнсис Бернетт

Экстренный выпуск!

В Лондоне шел не дождь, а ливень. Шел он почти без перерыва уже две недели. Когда поезд из Довера остановился на лондонском вокзале Чаринг- Кросс, природа словно решила, что еще недостаточно сурово наказала жителей столицы, и принялась еще энергичнее за дело. Она собрала все свои запасы влаги и излила их в таком ливне, который удивил даже привычных ко всякой погоде лондонцев. Дождь так сильно бил в окна вагона третьего класса, в котором ехали Марко и Рэт, и сбегал с них такими стремительными потоками, что Марко и Рэт ничего не могли увидеть сквозь стекло. Обратный путь они совершили гораздо быстрее.

Рэт не мог дождаться, когда снова увидит Лористана и скажет: «Я доставил его обратно, сэр. Он исполнил ваши приказы — все до единого. И я тоже».

И Рэт действительно их выполнил. Лористан послал его в качестве спутника и адъютанта Марко, и он был неукоснительно предан ему каждым действием и помыслом. Если бы Марко позволил, он бы за ним ухаживал, как слуга, и гордился бы своей службой. Однако Марко не позволял Рэту забыть, что они «только два мальчика» и равны по своему положению и важности исполняемого поручения. Втайне такое отношение даже огорчало Рэта. Если бы один из них был слугой другого и этот другой немного бы важничал, сыпал приказаниями и требовал самопожертвования, это больше напоминало бы Игру. Если верного вассала ранят или бросят в темницу за преданность своему сюзерену, приключение становится интереснее и как-то законченнее. Однако, хотя их путешествие было полно чудесных неожиданностей и они видели так много живописных мест, которые теперь все время присутствовали в воспоминаниях Рэта, как дивный гобелен, расшитый всеми красками земли, в приключении не было ни ран, ни темниц. После случая в Мюнхене ничто, казалось, им не угрожало. Как выразился Рэт, они действительно пролетели по дорогам Европы, как песчинки в облаке пыли, никем не замечаемые. Однако Лористан именно это и предвидел. Будь они взрослыми, им бы угрожала большая опасность.

С того самого времени, как они простились со стариком священником на склоне холма и начали обратное путешествие, они теперь, идя по дороге или лежа рядом на мху в лесу, подолгу молчали. Теперь, когда работа была окончена, наступила реакция. Больше не надо было строить планы и опасаться неизвестности. Они направлялись к Филиберт Плейс, и каждому было о чем поразмыслить. Марко жаждал поскорее увидеть лицо отца и снова услышать его голос. Он хотел ощутить его руку на своем плече, живую, весомую, не воображаемую или приснившуюся во сне. Дело в том, что на пути домой многое из того, что с ними приключилось, стало казаться сном. Все было так удивительно — вот альпинист утром смотрит на них, и они просыпаются на горе Гейзберг. Вот сапожник снимает мерку с ноги Марко в своей маленькой мастерской. А вот старая женщина и ее вельможный покровитель. И потом принц: он стоит на балконе и смотрит на луну. И старик священник, коленопреклоненный и плачущий от радости. И огромная пещера, и желтое пламя факелов над обезумевшей от восторга толпой. Но ведь они же не приснились ему, и Марко обо всем, что было, теперь расскажет отцу.

А Рэт усердно грыз ногти. Его мысли были лихорадочнее и хаотичнее, чем у Марко. Они убегали далеко вперед. Бесполезно было сдерживать их разбег и ругать себя дураком. Однако все окончилось, и можно себе позволить быть глупцом. Но как же ему хочется поскорее попасть в Лондон и предстать перед Лористаном. Знак подан. Лампу зажгли. Что дальше?

И прежде чем поезд остановился, Рэт зоне встал на костыли.

— Мы приехали! Приехали! — без конца восклицал он. Багажа у них не было. Взяв сумки, мальчики пошли вдоль платформы вслед за толпой приезжих. Дождь выбивал дробь по высокой стеклянной крыше. Люди оглядывались на Марко, так пылало от возбуждения его лицо. Наверное, юнец приехал домой на каникулы и вне себя от радости, что вскоре увидит родные, любимые места. Когда мальчики подошли к выходу, дождь плясал на камнях мостовой.

— Кеб недорого стоит, — сказал Марко, — и мы быстро доедем.

Они подозвали кеб и сели. Щеки у них раскраснелись, а взгляд у Марко был задумчив и отстранен, словно он видел что-то очень далекое и удивительное.

— Мы вернулись! — воскликнул Рэт дрожащим голосом. — Мы были там, и мы вернулись! — Затем и он внезапно обернулся посмотреть на Марко: — Тебе никогда не кажется, будто… будто все это неправда? Кажется, но ведь это все — правда. И дело сделано, — ответил Марко; затем, помолчав пару секунд, добавил то же, что сказал про себя Рэт: — Что же дальше? — Он сказал эти слова очень тихо.

До площади Филиберта было недалеко. Когда они свернули в шумную неопрятную улицу, полную омнибусов, тяжелых ломовиков и пешеходов с изможденными, усталыми лицами, то, взирая на эту привычную картину, почувствовали, что все тревоги остались далеко позади и они дома.

Приятно было видеть Лазаря, отворившего дверь и ждавшего их на пороге, когда они сойдут с пролетки. Извозчики так редко останавливались перед домами на площади Филиберта, что обитатели всегда быстро раскрывали двери в таких торжественных случаях.

Когда Лазарь увидел извозчика, остановившегося у сломанной железной решетки, он сразу же угадал, кого тот привез. Он уж много дней сторожил у окошка… хотя знал, что даже в самом благоприятном случае путешественники пока не могут вернуться.

Он выглядел еще более подтянутым, чем обычно, и, когда Марко переступил порог, его поклон мог бы послужить образцом официальной почтительности. Но приветствие его вырвалось из самого сердца.

— Благодарение Богу! — низким радостным голосом сказал он. — Благодарение Богу!

Когда Марко протянул ему руку, он склонил свою седую голову и почтительно поцеловал ее.

— Благодарение Богу! — повторил он снова.

— Мой отец… — начал Марко, — моего отца нет дома?

Марко знал, что будь Лористан дома, он не стал бы дожидаться его в задней комнате.

— Сэр, — сказал Лазарь, — не войдете ли вы со мной в его комнату? И вы также, сэр, — обратился он к Рэту.

До этого старый солдат никогда не называл Рэта «сэр».

Он отворил дверь знакомой комнаты, и мальчики вошли. Комната была пуста.

Марко не сказал ни слова, Рэт тоже молчал. Оба стояли неподвижно на вытертом ковре и смотрели на старого солдата. У обоих шевельнулось одновременно одно и то же чувство… чувство, будто земля провалилась под их ногами. Лазарь это заметил и заговорил быстро дрожащим голосом. Он был почти так же сильно взволнован, как они.

— Он оставил меня прислуживать вам… для исполнения ваших приказаний… — начал он.

— Оставил тебя? — спросил Марко.

— Он оставил… нас всех троих с приказанием… ждать, — сказал Лазарь. — Господин уехал.

Рэт почувствовал, как что-то горячее увлажнило его глаза. Он быстро смахнул влагу, чтобы лучше видеть лицо Марко. Из-за отъезда отца его сверкающая живая радость померкла. Он сильно побледнел, а брови сурово сдвинулись. В течение нескольких секунд он молчал, а когда заговорил, Рэт сразу почувствовал, что голос Марко тверд только потому, что он заставляет себя не волноваться.

— Если он уехал, — сказал Марко, — на то была важная причина.

— Это произошло, потому что и сам он получил приказ. Он считал, что вы все поймете, — ответил Лазарь. — Его вызвали так поспешно, что у него хватило времени только написать пару слов. Он оставил их для вас на своем пюпитре.

Марко подошел к пюпитру и распечатал конверт, лежащий на нем. На листке бумаги, с большой поспешностью, было написано несколько слов.

— «Моя жизнь на благо Самавии».

— Его позвали в Самавию, — сказал Марко, и кровь быстрее побежала у него по жилам. — Он уехал в Самавию!

Лазарь вытер глаза рукой и хрипло ответил:

— В лагере Марановича произошли большие беспорядки — остатки армии охвачены волнением. Господин, обет молчания все еще в силе, но кто знает, кто знает? Только Богу все известно.

Не успев окончить фразу, Лазарь повернул голову, словно прислушивался к звукам с улицы. В таких случаях воинство Рэта бросалось к арке и на улицу, за газетой. Послышались крики уличных газетчиков, которые всегда кричат, когда появляются экстренные новости.

Рэт тоже услышал возгласы и ринулся ко входной двери. Он открыл ее в тот момент, когда мальчишка-газетчик, пробегая мимо, во все горло кричал: «Убийство короля Михаила Марановича его собственными солдатами! Убийство Марановича! Самые экстренные сообщения!»

Когда Рэт вернулся с газетой, Лазарь вежливо, но твердо встал между ним и Марко:

— Господин, я в вашем распоряжении, но хозяин оставил еще один приказ, который я должен выполнять. Он просил вас не читать газет, пока он не встретится с вами.

Оба мальчика отшатнулись в удивлении.

— Не читать газет! — воскликнули они одновременно.

Лазарь еще никогда не был столь почтителен и церемонен.

— Простите, господин, если вы прикажете, я вам сам почитаю и сообщу сведения, которые вам надлежит знать. Там могут быть напечатаны разные сообщения, среди них и очень тяжелые и неприятные. И хозяин просил, чтобы вы не читали их сами. Если вы встретитесь… когда вы встретитесь, — поправился он торопливо, — то вы поймете, почему он так приказал. Я ваш слуга. Я прочту все, что можно, и отвечу на все ваши вопросы, если сумею.

Рэт отдал газету Лазарю, и все втроем они вернулись в гостиную.

— Тогда сообщи нам то, о чем он считал нужным нас известить, — ответил Марко.

Новость была короткая. Подробности еще не достигли Лондона. Она сводилась к тому, что глава партии Маранови-чей был в ярости умерщвлен восставшими солдатами своей собственной армии. Армию составляли главным образом крестьяне, которые не любили главнокомандующего и не желали сражаться. Не выдержав тягот, лишений и жестокого обращения, они подняли восстание.

— Что же дальше? — спросил Марко.

— Если бы я был самавийцем, — начал Рэт и осекся. Лазарь кусал губы, уставившись неподвижным взглядом на ковер. Не только Рэт, но и Марко тоже заметил в нем перемену, но он держал себя в железной узде, какие бы мрачные мысли его ни терзали. Создавалось впечатление, что его мучит беспокойство, однако он не желает, чтобы это замечали другие, и поэтому беспокойство выражалось только в том, что на его лицо легли новые резкие морщины и он сжимал челюсти особенно решительно. Мальчики поняли причину его тревоги, хотя и не хотели ее назвать вслух. Существовала лишь одна причина для беспокойства, и все знали, в чем она. Ло-р и стан отправился в Самавию — в истерзанную, израненную, залшую кровью страну, где царили хаос, смута и опасность. Он отправился только потому, что положение там стало угрожающим и он решил встретиться лицом к лицу с этой смертельной угрозой. Лазарю было приказано остаться и позаботиться о мальчиках, но он не мог им сказать, что опасается, как бы великий человек не погиб.

Единственным утешением для старого служаки в отсутствие хозяина был усиленный церемониал и подчеркнуто почтительное служение молодому господину. Он все время держался неподалеку, сразу же выполнял все приказания Марко, так как это было в обычае при Лористане. Церемониал обслуживания распространялся даже на Рэта, который, по-видимому, занял новое положение в сознании Лазаря. Рэт тоже стал человеком, которому надо служить и разговаривать с которым следует уважительно и достойно.

Подав ужин, Лазарь выдвинул стул Лористана во главу стола и с величественным видом встал за ним.

— Господин, — обратился он к Марко. — Хозяин выразил желание, чтобы вы сидели на его месте за столом — пока вы снова не воссоединитесь.

Марко молча повиновался.

В два часа ночи, когда уличный шум затих, а свет фонаря упал на два бледных лица, Рэт сидел на диване в своей прежней манере — обхватив руками колени. Марко лежал, положив голову на жесткую подушку. Они не спали, но разговаривали мало. Каждый втайне догадывался о том, о чем молчит другой.

— Мы должны помнить лишь одно, — сказал Марко, — мы не должны бояться.

— Да, — ответил почти яростно Рэт, — бояться мы не ДОЛЖНЫ.

— Мы устали. Мы приехали с надеждой обо всем рассказать ему. Мы все время на это надеялись. У нас даже и в мыслях не было, что он тоже может уехать. А он действительно уехал. У тебя нет такого ощущения, словно тебя ударили прямо в сердце? Мы не были подготовлены к этому, — говорил Марко. — Он ни разу еще не уезжал один. Но нам следовало знать, что когда-нибудь его могут вызвать. Он уехал, потому что его вызвали. Он велел нам ждать. Мы не знаем, чего мы ждем, но знаем, что бояться мы не должны. Позволить себе бояться значило бы нарушить закон.

— Закон! — простонал Рэт, роняя голову на руки. — Я совсем забыл о законе.

— Будем помнить его, — заявил Марко. — Теперь самое время для этого.

Рэт поднял голову и посмотрел на кровать:

— Тебе никогда не приходило в голову, что он знает, где исчезнувший принц?

Марко ответил, помедлив немного:

— Если кто-нибудь это знает, то, конечно, знает и он.

— Послушай! — вырвалось у Рэта. — Мне кажется, он отправился сказать об этом людям. Если он это сделает… если он сможет им доказать… вся страна обезумеет от восторга. Вся Самавия последовала бы за его знаменем. Они молились о возвращении исчезнувшего принца в течение пятисот лет, и, если бы мелькнула надежда, что он снова вернется к ним, они стали бы сражаться за него, как бешеные. Да им даже не с кем было сражаться. Всем захотелось бы одного и того же! Если бы они увидели перед собой человека, в жилах которого течет кровь Ивора, они почувствовали бы, будто он вернулся к ним… воскрес из мертвых. Они бы поверили в это!..

— Настала пора! Настала пора! — воскликнул Рэт. — Ни один человек не пропустил бы подобного случая! Он должен сказать им! Должен!.. Он, наверно, ради этого и поехал. Он знает!.

Рэт упал на спину и, тяжело дыша от волнения, замахал руками.

— Но если время настало, — тихо, напряженным голосом ответил Марко, — и он об этом знает, то, конечно, скажет об этом народу.

Марко закрыл лицо руками и затих.

Больше они не разговаривали, и свет фонаря освещал их лица, словно тоже ожидал каких-то больших событий. Однако ничего не случилось. И через некоторое время мальчики уснули.

 

Глава 29 — Исчезнувший принц — Фрэнсис Бернетт

Между ночью и утром

Итак, они стали ждать, хотя не знали, чего ждут, и не могли даже приблизительно угадать, чем их ожидания окончатся. Лазарь сообщил им все, что имел право сказать. Он рассказывал, как Лористан каждый день упоминал о своем сыне, как он часто бледнел от тревоги за него, как по вечерам ходил, погруженный в глубокое раздумье, взад и вперед по комнате, опустив глаза на ковер.

— Он разрешил мне говорить о вас, сэр, — сказал Лазарь. — Я видел, что он хотел как можно чаще слышать ваше имя. Я напоминал ему о тех временах, когда вы были очень малы. С большинством детей вашего возраста возились еще няньки. Вы же были уже сильны, молчаливы и выносливы и путешествовали с нами, как большой, и никогда не плакали, когда уставали или были голодны. Точно вы все понимали! — добавил старик с гордостью. — Если с Божьей помощью ребенок может быть взрослым человеком в шесть лет, то вы были именно таким. Не раз в тяжелые для нас дни я заглядывал в ваши серьезные, внимательные глаза и едва ли не пугался: казалось чем-то неестественным, чтобы ребенок мог так осмысленно отвечать взглядом на взгляд.

Чувство ожидания настолько усилилось, что дни стали какими-то странными. Когда у дверей раздавался стук почтальона, каждый старался не вздрогнуть. Но никаких писем для них не было. Если мальчики выходили погулять, они невольно спешили назад. Быть может, в их отсутствие что-нибудь произошло. Лазарь аккуратно читал газеты и вечером рассказывал Рэту и Марко все новости, которые, по его мнению, им было полезно знать.

Напряженная сумрачность Лазаря возрастала с каждым днем. Церемонная почтительность, с которой он обращался к Марко, возрастала вместе с нею. Казалось, чем большую тревогу он испытывал, тем официальнее и торжественнее становилось его обращение. Казалось, он поддерживает собственное мужество тем, что исполняет все мельчайшие хозяйственные работы, какие требовались для их убогого жилища и его обитателей.

Как-то возвращаясь с прогулки, Марко и Рэт наткнулись на стайку мальчишек, в которых признали старых приятелей Рэта. Те очень обрадовались встрече.

— Ну что, помните еще нашу игру? — спросил Рэт у Плута.

— Сначала поучи нас, — сказал он Рэту, — а потом мы поговорим про игру.

— Товьсь! — воинственно выкрикнул Рэт, и «солдаты», забыв обо всем на свете, быстро построились в ряд. Когда учение окончилось и они сели кружком на булыжник, возобновилась игра, ставшая еще интереснее.

— У меня было время много читать, и я придумал кое-что новое, — объяснил Рэт, — ведь читать, это все равно что путешествовать.

Сам Марко слушал не отрываясь — такой полет воображения продемонстрировал Рэт. Ничего не выдав, ни о чем не проболтавшись, он выстроил из их путешествий и приключений такой грандиозный вымысел, который привел бы в восторг всех мальчишек на свете. Описывать людей и местность было безопасно, и Рэт так их описывал, что взвод трепетал от восторга, словно это он шагал с гвардейцами императора в Вене, стоял перед дворцами, карабкался с крепко-накрепко притороченными рюкзаками по крутым тропам над пропастью, защищал горные, охваченные восстанием крепости и са-мавийские замки. Взвод сиял и восторгался. Рэт тоже восторгался и сиял. А Марко смотрел на его лицо с резкими чертами и в горящие глаза удивленно и с восхищением. Эту странную, непонятную способность делать вещи и события живыми и зримыми его отец называл «гениальной».

— Давайте снова дадим лятву верости, — заорал Плут, когда с рассказом на это утро было покончено.

— В газетах больше не пишут про принца, но мы все равно за него! Давайте дадим «лятву»!

И они снова построились в шеренгу, с Марко во главе, и снова присягнули:

— «Меч в руке моей — для Самавии!»

«Сердце бьется в моей груди ради Самавии!»

«Мои глаза, мысли, вся моя жизнь — для Самавии».

«Нас двенадцать, и все мы живем во имя Самавии»

«Хвала Господу!»

Клятва верности прозвучала серьезнее и торжественнее, чем в первый раз. Взвод был потрясен. Бену и Плуту казалось, что у них по спине забегали мурашки. А когда Марко и Рэт уходили, взвод отдал честь и затем громко несколько раз крикнул «ура!».

По дороге домой Рэт спросил Марко:

— Ты видел, когда мы выходили из дому сегодня утром, что миссис Биддл стоит у лестницы и глядит нам вслед?

Миссис Биддл была хозяйкой меблированных комнат в доме № 7 на Филиберт Плейс. Это была странная, неопрятная женщина, обитавшая рядом с подвальной кухней, и жильцы редко ее видели.

— Да, я за последние дни видел ее два или три раза, а прежде вряд ли хоть раз. И отец никогда ее не встречал, хотя Лазарь рассказывал, что она подсматривает за ним из-за угла. Почему это она сейчас стала проявлять явное любопытство?

— Хотел бы я знать, — ответил Рэт. — Я уже об этом думал. С тех пор как мы вернулись, она все время подглядывает с кухонной лестницы, или через перила, или в окошко подвала. Мне кажется, ей хочется с тобой поговорить, но она знает, что Лазарь ей не позволит, если застукает на месте преступления. Когда Лазарь рядом с нами, она все время прячется. Но о чем она хочет поговорить? Хотелось бы знать, — снова повторил Рэт.

Дойдя до дома № 7 на Филиберт Плейс, они увидели в открытую дверь в конце коридора поднявшуюся из кухни таинственную миссис Биддл в запыленном черном платье и таком же несвежем черном чепце. Очевидно, она только что возникла из своего подземного убежища и поднялась так быстро, что Лазарь ее не заметил.

— Юный мастер Лористан! — властно окликнула она Марко, и Лазарь в ярости оглянулся назад.

— Молчать! — приказал он. — Как ты смеешь обращаться к молодому хозяину?

Миссис Биддл пренебрежительно щелкнула пальцами и решительно, шагнув вперед, сложила руки на груди.

— Ты занимайся своим делом, — сказала она, — я разговариваю с юным мастером Лористаном, а не с его слугой. Настало время мне с ним поговорить об этом деле.

— Молчи, женщина! — закричал Лазарь.

— Пусть говорит, — возразил Марко. — Я хочу ее выслушать. Что вы желаете сказать, мэм? Моего отца сейчас нет.

— Вот об этом я и хочу поговорить, — вставила миссис Биддл. — Когда он вернется?

— Не знаю.

— Вот-вот, — продолжала миссис Биддл, — вы достаточно уже взрослый и можете понять, что два таких больших паренька и этот здоровый солдат не должны задаром иметь кров и еду. Вы можете сказать, что живете скромно, — и так оно и есть, — но кров есть кров и за него надо платить. Если ваш отец вернется и вы можете сказать когда, я, может быть, и не сдам ваши комнаты другим, но я слишком хорошо знаю вас, иностранцев, чтобы держать у себя, когда они вдруг пропадают. Он, — и миссис Биддл мотнула головой в сторону Лазаря, — заплатил мне за прошлую неделю. Но откуда мне знать, что он заплатит и за эту?

— Деньги приготовлены! — взревел Лазарь.

Рэту очень хотелось тоже заорать. Он знал, какими словами народ, живущий на Боун-стрит, сейчас ответил бы такой женщине, он знал эти слова и выражения. Но адъютант в присутствии старшего по чину таких слов произносить не должен. Придворные тоже так не выражаются. И он не позволил себе взорваться, хотя глаза у него загорелись, лицо вспыхнуло и он до крови искусал себе губы. Рэту хотелось ударить женщину костылем. С кем она так говорит! Ведь это сын Стефана Лористана! Носитель Знака!

— Вы хотите, чтобы вам заплатили прямо сейчас? — спросил Марко. — Ведь неделя только началась, и мы не должны платить до ее конца. Но вы хотите деньги сейчас?

Лазарь побелел от злости. Он был страшен в своей ярости, даже опасен.

— Молодой хозяин, — сказал он тихо таким же мертвенным, как его бледность, голосом, — эта женщина…

Миссис Биддл отступила в сторону кухонной лестницы.

— Я полицию позову! — завизжала она. — Юный мастер Лористан, прикажите ему отойти.

— Никто не желает причинить вам вред, — сказал Марко, — а если вы хотите получить деньги сейчас, то, Лазарь, пожалуйста, дай их мне.

Лазарь заскрипел от злости зубами, однако взял себя в руки и почтительно, по всей форме, отдал честь, а потом сунул руку в нагрудный карман и вытащил старый кожаный бумажник. В нем было всего несколько монет. Лазарь указал пальцем на золотой.

— Я подчиняюсь вашему приказанию, господин, ибо таков мой долг, — ответил он, тяжело дыша. — Вот это плата за неделю.

Марко взял соверен и протянул женщине.

— Вы слышали, что он сказал, а в конце этой недели, если нам нечем будет уплатить, мы съедем.

Лазарь так сейчас был похож на хищного зверя, которому мешает наброситься на человека только цепь, что пыльная миссис Биддл побоялась взять деньги.

— Если вы скажете, что я не останусь в убытке, я подожду до конца недели, — сказала она, — вы, правда, всего лишь парнишка, но вы точь-в-точь, как отец. У вас вид такой, что поневоле вам веришь. Если бы он сам был здесь и сказал, что у него сейчас нету денег, но он заплатит через несколько дней, я бы, конечно, поверила.

На улице мальчики — разносчики газет скакали и кричали. Новости, которые они выкликали, очевидно, представляли исключительный интерес.

— Я могу быть разносчиком газет, — сказал Рэт. Костыли только помогают. А если я сяду на тележку, то дело пойдет еще лучше.

— Я тоже могу газеты продавать.

Лазарь протестующе воскликнул, вернее, громко простонал:

— Господин, нет, нет! Разве я не могу приискать себе работу? Я могу таскать мешки. Могу послужить на посылках.

— Мы все трое посмотрим, чем нам заняться, — решил Марко.

И вдруг на улице раздался крик газетчиков, как это было в день возвращения мальчиков из путешествия. На этот раз крик был еще громче и пронзительнее. И громче всего они выкрикивали «Самавия, Самавия!». Однако сегодня Рэт не бросился к двери, как в прошлый раз. Он стоял неподвижно и слушал. Впоследствии каждый из них припоминал, как он стоял, не шевелясь, и ждал, потому что какое-то странное ощущение заставляло его ждать, словно сейчас он услышит нечто чрезвычайно важное.

Лазарь первым вышел из комнаты, а Рэт и Марко последовали за ним. Один из жильцов поспешно сбежал по лестнице, быстро открыл дверь, чтобы купить газеты и расспросить мальчишек, которые от возбуждения не только кричали, но приплясывали на месте. По их мнению, то, что они горланили, должно было заинтересовать всех и каждого.

Жилец купил две газеты и протянул мелочь мальчишке-газетчику, который громкой скороговоркой продолжал:

— События развиваются. Тайное общество восстало и захватило Самавию. Они осуществили это «Меж ночи и утра». К ним вернулся потомок Исчезнувшего Принца, и его короновали. Они это совершили! «Меж ночи и утра». Быстро возложили ему на голову корону, зря времени не теряли.

И мальчишка умчался дальше, крича на ходу: «Потомок Исчезнувшего Принца! Потомок Исчезнувшего Принца стал королем Самавии!»

Когда Марко и Рэт, купив газеты, прошли по коридору, они нашли дверь закрытой. Марко остановился возле нее. Из комнаты раздавался звук глухих, судорожных рыданий и страстные слова молитвы и безграничной благодарности на самавийском языке. Немного спустя рыдания в комнате внезапно прекратились.

Когда Лазарь распахнул перед мальчиками дверь, у него был такой вид, точно над ним пронеслась буря. Он сумел подавить рыдания, но слезы все еще текли по щекам.

— Сэр, — начал он хрипло. — Прошу прощения! Мною словно овладело безумие. Я позабыл обо всем, даже о своих обязанностях. Простите, простите!

И тут на истертом ковре мрачной задней комнаты на площади Филиберта он встал на одно колено и с благоговением поцеловал руку мальчика.

— Ты не должен просить прощения, — сказал Марко. — Ты так долго ждал этого дня, добрый друг. Ты посвятил свою жизнь освобождению Самавии, как и мой отец. Ты изведал все страдания… Твое великое сердце… твое верное сердце…

Голос Марко оборвался, он стоял и смотрел на старика с тревогой и состраданием.

— Встань, пожалуйста, — попросил Марко. — Ты не должен стоять на коленях.

Лазарь снова поцеловал его руку и поднялся на ноги.

— Теперь мы услышим скоро об отце! — сказал Марко. — Наши ожидания подходят к концу. Да, сэр. Теперь мы получим распоряжения, — ответил Лазарь.

Рэт протянул ему газеты:

— Нам можно их теперь прочитать? До получения дальнейших приказаний, сэр, — поспешно проговорил Лазарь извиняющимся тоном, — будет лучше, если сперва я буду их прочитывать.

 

Глава 27 — Исчезнувший принц — Фрэнсис Бернетт

Это Исчезнувший принц! Это Айвор!

Уже не раз с тех пор, как началось их путешествие, сердца мальчиков бились от волнения при какой-нибудь неожиданности. И все же, когда они осторожно спускались по ступеням, которые, казалось, вели в самые недра Земли, и Марко, и Рэту чудилось, что священник может расслышать порывистый стук их сердец.

У подножия ступеней стоял человек, которому, очевидно, было поручено управление рычагом, вращающим скалу. Это был высокого роста плотный крестьянин с добрым, умным лицом. Священник приветливо поздоровался и, благословя, взял у него из рук зажженный фонарь.

Они прошли по узкому и темному коридору, спустились еще по новым ступеням и свернули во второй, высеченный в скале, коридор. Этот коридор был шире первого, но такой же темный. И Марко и Рэту пришлось пройти некоторое расстояние почти вслепую, прежде чем глаза достаточно привыкли к смутному свету. Только тогда они рассмотрели, что сами стены как бы состояли из плотно сложенного оружия.

— «Ковцы мечей»» — невольно пробормотал под нос Рэт. — «Ковцы мечей»!

Наверное» потребовались годы, чтобы прорубить этот полукруглый проход, и еще много-много лет, чтобы создать прочные, ощетинившиеся оружием стены. Но Рэт припомнил рассказ о том, как пастухи с горных пастбищ связали себя клятвой, которая передавалась из поколения в поколение. Память у самавийцев была долгая, и страстная ненависть к врагам, загнанная внутрь, жгла их сердца тем сильнее. Пять столетий назад они дали свою клятву. Приходили и уходили короли: некоторые умирали, других убивали, сменялись династии. Но «Ковцы мечей» ничего не забыли, не пошатнулась их вера, что когда-нибудь, пусть пройдет много мрачных лет, Исчезнувший Принц снова к ним вернется. За последние сто лет их число и мощь так возросли, так много стало тайных убежищ, что Самавия вся была пронизана ими вдоль и поперек, как сотами, и «Ковцы мечей» только ждали, затаившись, того момента, когда лампу зажгут.

Старик священник знал, как сильно они желают наступления заветного часа и какую весть он им несет. Марко и Рэт были еще слишком молоды и не понимали, как яростно и нетерпеливо может быть ожидание взрослых, закаленных жизнью мужчин. Мальчики сильно волновались при мысли, что это они принесли подземным людям Знак. Рэта бросало из озноба в жар. Он не переставая грыз ногти, пока шел, и готов был закричать от нетерпения, когда священник остановился перед большой черной дверью.

Марко молчал. От волнения или опасности он всегда казался выше ростом и очень бледным. Сейчас было так же.

Священник коснулся двери, и она отворилась. Мальчики увидели огромную пещеру. Ее стены и потолок — все было заставлено и завешано оружием: винтовками, мечами, штыками, пиками, кинжалами, пистолетами, одним словом, всеми видами оружия, к которым могут прибегнуть отчаявшиеся люди. В пещере было множество людей, повернувшихся на звук открываемой двери. Все они преклонили голову перед священником, но Марко сразу понял, как они удивлены и взволнованы тем, что он не один.

Странная это была толпа, стоявшая среди гор оружия, освещенная светом факелов. Здесь были люди всех классов и сословий, хотя одетые одинаково в грубую домотканую одежду. Здесь были горцы и жители долин, молодые и зрелого возраста. Некоторые, самые большие и мощные, с телами гигантов были седы, но с лицами, исполненными решимости. Их так часто мучили и старались сломить, их угнетали и грабили, но в глазах у каждого пылал огонь ярю ста, который они передавали из столетия в столетие, от отца к сыну.

Священник положил руку на плечо Марко и, легонько подтолкнув, повел через расступившуюся перед ними толпу, не останавливаясь, пока они двое не оказались в самом центре круга отпрянувших в удивлении людей. Марко взглянул на священника. Тот не мог выговорить от волнения ни слова. Голос ему не повиновался. Однако он снова сделал попытку и сказал громко, чтобы все слышали, даже в последних рядах толпы.

— Дета мои, — сказал он, — это сын Стефана Лористана и он принес нам Знак. Сын мой, — обратился к Марко священник, — говори!

Марко понял, чего от него хочет священник и что он сейчас чувствует. Он сам ощущал то же самое — торжественную, окрыляющую радость, и, заговорив, высоко поднял черноволосую голову и правую руку.

— Лампу зажгли, братья! — воскликнул он. — Лампу зажгли!

А затем Рэт, который, стоя поодаль, наблюдал за происходящим, решил, что все эта странные люди сошли с ума. Раздались дикие крики, люди неистово обнимали друг друга, целовались, падали на колени, обменивались крепкими рукопожатиями и прыгали от восторга. Создавалось впечатление, что им невыносимо само сообщение, известившее их о конце долгого ожидания. Они ринулись к Марко и падали перед ним на колени. Огромные, мощные крестьяне целовали его башмаки, руки, одежду. Они обступили его с дикими воплями, и Рэт испугался. Он не сознавал, что, охваченный неистовством чувств, тоже дрожит с головы до ног и слезы градом катятся по его щекам. Толпа заслонила от него Марко, и Рэт, чье возбуждение подстегнул страх, стал к нему пробиваться сквозь людской заслон. Ведь Марко еще только мальчик. Люди не ощущают силы своего натиска, он может задохнуться от недостатка воздуха.

— Не убейте его! Не убейте его! — заревел Рэт. — Подайтесь назад, дураки! Дайте мне пройти!

И, хотя толпа не понимала по-английски, кто-то вспомнил, что он тоже вошел в пещеру вместе со священником, и люди отодвинулись назад. Однако в это же самое время священник простер руку над толпой и суровым голосом крикнул:

— Отступите назад, дети мои! Безумство не тот дар, который вы должны принести к ногам сына Стефана Лориста-на. Повелеваю, остановитесь!

Голос священника был так властен и звучен, что дошел до сознания даже самых обезумевших. Толпа подалась назад, образовала пустое пространство вокруг Марко, и Рэт, наконец, увидел его лицо. Оно было белое-белое от переполнявших Марко чувств, а во взгляде его читалось нечто, похожее на смирение.

Рэт протолкнулся к нему и стал рядом.

— Я твой адъютант и собираюсь стоять здесь! Меня послал твой отец! Я выполняю его приказ! Я испугался, что они тебя затопчут насмерть.

И, злобно ощерившись, огляделся вокруг, словно люди, стоящие перед ним, были враги. Увидев это, священник тронул Марко за руку.

— Скажи ему, что бояться нечего. Они только в первые минуты потеряли голову от неумеренного восторга. Теперь они твои рабы.

Затем последовала странная и внушительная церемония. Священник обошел окружившую Марко толпу и стал говорить то с одним, то с другим, иногда с целой группой разом. Образовался более широкий круг.

В конце пещеры виднелся обломок скалы, высеченный наподобие алтаря. Он был покрыт чем-то белым. На стене над ним висела большая картина, скрытая занавеской. Перед ней светилась древняя лампада, прикрепленная к потолку металлическими цепями. Перед алтарем было что-то вроде каменной солеи — возвышения. Священник попросил Марко подняться на него, а рядом с возвышением встал его адъютант. Несколько пастухов — их отобрали из числа самых высоких и сильных — вышли и вскоре снова вернулись. Каждый из них нес в руках огромный меч, быть может, сделанный в давно прошедшие времена. Оруженосцы стали в ряд по обе стороны от Марко, подняли мечи и образовали островерхий свод над его головой и проход длиной в двенадцать рядом стоящих человек.

Когда концы мечей со звоном сшиблись, Рэт порывисто ударил себя в грудь. Его волнение сделалось нестерпимым. Он не отрывал глаз от Марко, стоящего совершенно неподвижно в величественной позе. Так умели держаться и он, и его отец, что всегда приводило Рэта в изумление и восхищение. У Марко был такой вид, будто он готов спокойно встретить любую неожиданность, связанную с выполнением полученного приказа.

По знаку старого священника, стоящего у конца свода из мечей, каждый из присутствующих один за другим проходил под сводом к возвышению, преклонял колено и, поднеся руку Марко к устам, целовал ее со страстным благоговением, после чего возвращался на свое прежнее место. Иногда Крыса слышал несколько слов, звучащих, точно молитва, порой — отрывистое рыдание коленопреклоненного; много раз пришлось видеть влажные от слез глаза. Когда Марко произносил пару слов по-самавийски, лицо того, к кому они были обращены, озарялось яркой радостью. Рэт, так же как Марко, заметил, что здесь были не только крестьяне.

Некоторые из них имели благородные черты и интеллигентный вид ученых или вельмож. Прошло немало времени, пока все преклонили колено и поцеловали руку Марко, — ни один из присутствующих не уклонился от этой церемонии. Когда она окончилась, в пещере воцарилось странное молчание. Все стояли, глядя друг на друга горящими глазами.

Священник приблизился к Марко, стал возле алтаря, склонился вперед и взял в руку шнурок от занавески, закрывающей картину… Он потянул за шнурок, и занавеска раздвинулась. На картине был изображен высокий царственного вида юноша, который, вытянувшись во весь рост, смотрел на зрителей глазами, в которых словно тихо теплились Божьи звезды, и улыбался чудной неземной улыбкой. Вокруг тяжелых черных кудрей художник, давно уже умерший, нарисовал слабый отблеск света, точно сияние.

— Сын Стефана Лористана, — сказал старый священник дрожащим голосом, — это исчезнувший принц! Это принц Aйвор!

Тогда все присутствующие упали на колени. Даже люди, державшие мечи, уронили их со звоном и тоже преклонили колени.

Этот юноша был для них святым. Хотя со смерти его прошло уже пятьсот лет, он все еще жил в их памяти.

Марко сделал шаг вперед, глядя на картину; у него перехватило дыхание, губы полураскрылись.

— Но… но… — пробормотал он, — если бы мой отец был таким же молодым, как принц, он был бы совершенно похож на него.

— Когда тебе будет столько лет, сколько было принцу, ты будешь совершенно похож на него! — воскликнул священник и задернул занавеску.

Рэт, переводивший широко раскрытые глаза с Марко на картину и с картины на Марко, дышал все порывистее и порывистее и покусывал ногти. Однако он не сказал ни слова, даже и не пытался. Он не мог говорить, голос ему изменил.

Затем Марко, словно во сне, спустился с возвышения, и старик последовал за ним. Люди с мечами вскочили и снова образовали из них арку. Снова лязгнула сталь. Старик и мальчик вместе прошли под сводом мечей. Теперь взгляды были прикованы к Марко. Он остановился у самой двери и повернулся к смотревшим на него людям. Он выглядел таким юным, бледным и худым, но внезапно улыбнулся улыбкой отца. Серьезно и отчетливо он произнес несколько слов по самавийски, отдал всем честь и вышел.

— Что ты им сказал? — выдохнул, ковыляя за ним, Рэт, когда дверь закрылась за ними под сочувственный тихий ропот.

— Я мог сказать только одно. Они мужчины, а я еще мальчик. Я поблагодарил их от имени моего отца и сказал, что он всегда обо всем помнит.