Поиск

Саша Черный детская проза

Факирский подарок. Саша Черный детская проза читать

Много лет назад, когда нос мой едва доставал до ручки двери, я учился в Белой Церкви и по классу своему носил веселое звание «приготовишки» (вы и слова такого теперь не знаете).

Был я как-то осенью с дядей в цирке. И вот в антракте, помню, как сейчас, пошли мы с ним за кулисы к страшному человеку Рачки-Чикалды, «самопротыкающему различные части организма при помощи гвоздя без повреждения внутренних печенок и пролития кровяных шариков».

Факир за дощатой перегородкой сидел на табурете, пил пиво, отдувался и обсасывал усы. Очень был обыкновенный факир. А я стоял в углу и, прячась за дядю, смотрел на него, как канарейка на гремучую змею.

Помню, как Рачки-Чикалды взял меня за руку, притянул к себе, посадил на свои факирские колени и сказал тихим загробным голосом:

— Ну, ученый человек, чего дрожишь? Научить тебя знаменитой штуке?

— Без пролития кровяных шариков? — робко спросил я, упорно сползая с коленей на пол.

— Ишь ты! Эта штука, брат, не для таких мышат, как ты… А вот что, ты сны видишь?

— Вижу.

— И хорошие?

— Какие там хорошие… Все про делимое и про делителей. Даже надоело.

Факир на мои ученые слова только головой покрутил.

— Эх ты, каплюшка! Да разве ж это сны?..

Он достал из-под расшитого звездами халата листок бумажки, разорвал его на три клочка, пососал карандаш, задумался и стал писать.

— Вот. Видишь, тут три бумажки. Если тебя днем взрослые обидят, если дождик шел и гулять тебя не пустили, если за обедом сладкого не было, разверни перед сном любую бумажку, прочти семь раз, обратясь лицом на восток, все, что на бумажке написано, и засыпай с Богом. Увидишь сон добрый, сон веселый, сон сладкий, — какой пожелаешь… Только знай: должен ты этим словам крепко верить и никому про них зря не болтать. Тогда все и сбудется.

Дядя усмехнулся в усы — не поверил. А я три бумажки в карман, да скорей — ходу. Может быть, самопротыкатель этот еще раздумает и бумажки свои назад отберет.

И что же вы думаете? Поверил я ему — и много добрых, веселых и сладких снов видел, чего и вам желаю.

Друзья мои маленькие! Я взрослый. Снов никаких давно уже не вижу: ни сладких, ни горьких. А вам, малышам, мой секрет, может быть, и пригодится.

Вот что на бумажках этих было написано.

СОН ДОБРЫЙ

Хочу видеть доброе царство,
Голубое государство,
Где все улыбаются,
Где взрослые к детям не придираются,
Где нет ни ос кусачих,
Ни гадюк бродячих,
Ни детских мучителей —
Делимого и делителей…
Дзинь-дзинь!
Хочу! Желаю! Аминь.

СОН ВЕСЕЛЫЙ

Хочу видеть веселое царство,
Детское государство,
Где все шумят, свистят и танцуют,
Бьют в барабаны и в дудки дуют,
Где ручные слоны и тигры
Играют с детьми в веселые игры,
Где пляшет еж в зеленом халатике,
А мартышки рвут в куски грамматику…
Дзинь-дзинь!
Хочу! Желаю! Аминь.

СОН СЛАДКИЙ

Хочу видеть сладкое царство,
Рахат-лукумное государство,
Где на каждом шагу
Продают бесплатно нугу,
Вяземские коврижки,
Медовые пышки,
Халву и бананы,
И печеные каштаны…
Дзинь-дзинь!
Хочу! Желаю! Аминь.
Попробуйте. А если ничего не выйдет — вина не моя. Значит, плохо верили.

 

Окно в нижнем этаже. Саша Черный детская проза читать

Живущий в нижнем этаже студент-швед иногда забавляется. Развешивает в стекле за шторкой целое гарусное семейство: маркизу для вытирания перьев, шведского мужичка — чехол для мундштука, вязаного кенгуру — стенной футляр для карманных часов и другие забавные штучки.

Дети знают, — если в окне за шторкой появились все эти вещи, значит студенту скучно. Значит окно сейчас распахнется и можно потолкаться у окна, позабавиться.

Сначала над шторкой появляется рука студента. В руке, одна за другой, картинки. Больной львенок приходит в звериную санаторию; жирафиха-сестра милосердия ведет его за лапку в приемную, дает ему большую ложку рыбьего жира, укладывает спать в широкую-преширокую кровать вместе с тигрятами, слонятами, верблюжатами и белым медвежонком; ночью медвежонку стало душно — он настежь распахивает окно, в окно влетают хлопья снега и дует холодный ветер; все звери в ужасе вскакивают и зовут сестру милосердия, а белый медвежонок доволен, лезет через окно на балкон и ложится спать на снежный сугроб…

Дети тоже довольны. Каждую картинку встречают визгом. И под конец визжат так оглушительно, что даже вагоновожатый проезжающего мимо трамвая с удивлением оборачивается. А щенок волчьей породы, хотя ничего в картинках не смыслит, тоже сует нос в стекло и радостно лает.

Потом окно раскрывается. Студент вынимает из ящика стола коробку с конфетами, похожими на морские камешки. Каждый выбирает себе по камешку и благодарит. И так как благодарят быстро, один за другим, то издали кажется будто кузнечики стрекочут: «Мерси, месье! Мерси, месье! Мерси, месье!..»

Потом консьержкина дочка молча подымает руки кверху. Это значит, что студент должен ее взять к себе в комнату. Мальчик с завязанными ушами тоже подымает руки кверху, и все, кто поменьше, тянутся за ним.

Студент ловко выуживает малышей с улицы и высоко над оконной решеткой перебрасывает их в комнату. Дети постарше с завистью на них смотрят и вежливо отходят от окна. Щенок тоже тянется в комнату, но негр-денщик, покачиваясь на носках, приближается с цепочкой, щенок покорно подходит к нему и сам лезет носом в намордник.

За стеклом писк, заглушенный смех. Бренчит и гудит мандолина. Кто-то из детей учится играть и хлопает по струнам рукой, — очень громкая и очень дикая музыка.

Улица опустела, и удивленные воробьи перепархивают с ветки на ветку: куда девались дети?

 

Несгораемая лошадь. Саша Черный детская проза читать

Мальчик с завязанными ушами выволакивает из подъезда симпатичное облезлое чудовище. Когда-то это чудовище было лошадью — с гривой, хвостом, ушами и крепко прибитым к спине седлом. Бегать лошадь больше не может, колеса отвалились, а на четырех обрубках, еле держащихся на подставке, никуда не побежишь. Отмахиваться от мух тоже не может: нечем.

Но мальчику все равно. Ушные дырки на лошадиной голове он обвязал пестрым платком, живот оклеил золотыми сигарными этикетками и, чтоб лошади не было скучно, время от времени заставляет ее гореть.

Лошадь стоит под платаном на сквозной чугунной решетке и покорно ждет. Она уже горела восемнадцать раз, и это совсем не страшно. Мальчик берет в рот обкусанный роговой свисток и заливисто свистит. Три коротких свистка, один протяжный… Пожар! Четыре коротких, два протяжных… Пламя разгорается! Скаковая конюшня охвачена огнем! Еще минута — и будет поздно…

Но из всех соседних подъездов, визжа и подпрыгивая, мчатся пожарные обозы. Под каждой пожарной девочкой, под каждым пожарным мальчиком — двухколесная дощечка с прямой палкой-рулем. Правые подметки отпихиваются от тротуара, шаркают по асфальту и все быстрее мелькают в воздухе, словно копыта испуганных пони. Левые подметки крепко притиснуты к дощечкам. Глаза горят, волосы взвиваются, гудки, звонки и свистки заливаются. Собаки и прохожие отскакивают в стороны и жмутся к серым стенам…

Щенок волчьей породы срывается с места, лентой распластывается в воздухе, обгоняет на всем скаку все пожарные обозы и торжествующе лает: «Гав-гав! Два колеса и две детских ноги ничего не стоят перед четырьмя собачьими лапами! Гав! Могу еще раз доказать, если вам угодно…» Негр-денщик идет с цепочкой за удравшим от него щенком, любуется на детскую пожарную забаву и улыбается, как сальная черная сковородка, на которой поджариваются две дюжины белых бобов-зубов.

Дети со всех сторон окружают кольцом платан. Соскакивают со своих колесниц и, шипя, направляют на бесхвостую лошадь потоки воображаемой воды. Лошадь покорно ждет. Сегодня она горит в девятнадцатый раз и, хотя она не застрахована, ничуть-ничуть не волнуется.

Мальчик с завязанными ушами свистит в роговой свисток: пик-пик! Скаковая конюшня спасена. Он, отдуваясь, уносит лошадь в подъезд, а за ним вприпрыжку (иначе она ходить не умеет) скачет консьержкина дочка и из зеленого пульверизатора на всякий случай опрыскивает лошадиные бока и живот. Бывают ведь случаи: от незаметной искры под лошадиной подмышкой пламя вдруг вспыхнет — и опять пожар!..

 

Вечерняя прогулка. Саша Черный детская проза читать

Перед закатом к уличной скамье со всего квартала сходятся кукольные мамы. В колясках, спиной книзу, а иногда и кверху, лежат-проветриваются куклы и плюшевые мишки; в ногах у них прочие члены семейства: крохотные целлулоидные утки, куколки, рыбки… В ногах у одной куклы лежат почему-то копилка в виде кошачьей головы со светло-зелеными глазами. Должно быть, копилка дальняя родственница куклы, а может быть, ее приемная дочь…

У некоторых девочек экипажи попроще: куклы сидят и лежат в простых коробках из-под лент и чулок, выброшенных жильцами; колес в таких экипажах нет, и на каждом толчке кукольное семейство сталкивается лбами и разбрасывает ручки-ножки в разные стороны.

Девочки укутывают потеплее целлулоидных детей: майские вечера в Париже еще так свежи. Коляски одна за другой трогаются цугом с места.

Мальчишки, кто поменьше, тоже пристраиваются и плетутся в хвосте со своим зверьем и повозками. Мальчик с завязанными ушами волочит на веревке, прямо на подставке, свою несгораемую лошадь. Иногда приятель, толстый карапуз из писчебумажной лавки, подталкивает лошадь сзади, наступая сам себе на ноги и пуская слюну пузырями: он еще совсем маленький, ему можно.

Сын бистровщика везет по тротуару утюг; утюг так славно гремит и так трудно его тащить, — ой клюет все время носом, сваливается набок, надо его все время подымать и читать ему нотации. Очень интересный экипаж!

Позади всех на собственном автомобиле едет племянник зеленщика. Он из Марселя приехал к дяде в Париж погостить; дядя подарил ему настоящий зеленый автомобиль с рулем и гудком, — и мальчишка по целым дням из него не вылезает. Тянет к себе из автомобильного живота какую-то веревку, веревка опять сматывается в живот, и автомобиль черепашьим шагом ползет вперед…

На углу — граница. По ту сторону чужое государство, другой квартал. Процессия медленно заворачивает и возвращается к своей скамье. Во что еще поиграть? Но уже поздно. Из подъездов высовываются материнские головы и зовут детей домой: столы накрыты, чашки с супом дымятся и поджидают детей… Тротуар снова пуст. И воробьев не слышно, — тоже разлетелись все ужинать, либо давно спят.

В окне у студента-шведа вспыхивает огонь. Он встает с кресла, потягивается и удивленно смотрит на пол. Почему на полу валяется кукольная рука? Должно быть, это рука дочки консьержкиной дочки.

Он подымает руку и внимательно ее осматривает. Так как он медик, ему все ясно: в плече лопнул резиновый шнурок, поэтому рука отвалилась…

Студент идет к консьержке, стучит в дверь и просовывает в щель кукольную руку. Чья-то другая, маленькая теплая рука быстро перехватывает кукольную руку и из-за двери доносится сонный и тихий писк: «Мерси…»

 

Танина школа. Саша Черный детская проза читать

Тане скучно. Пре-пре-скучно!.. У ее подруги Вари корь. Еще стишок такой есть смешной:

Мне с лица не воду пить,
И с корявой можно жить.
Корь прилипчивая. Три недели нельзя видеться, потому что карантин. Гуммиарабик вот в баночке целый год стоит и все липкий, а корь через три недели уже не прилипает.

Бедная Варюша! Лежит она на диванчике, простыня к ней прилипла, мухи на нос садятся и тоже приклеиваются… Ужасно! А Варина мама все время ходит с губкой и мух отмывает…

Что ж делать, надо одной играть.

* * *

Таня усадила в кресло всех своих учеников: куклу с отбитыми пальцами — мадам Дезагреабль, рядом русского мишку — Михаила Созонтовича, а у мишки на руках примостился резиновый верблюд — Буржуй.

Строго постучала отцовской трубкой по столу и сказала:

— Во-первых, когда я вхожу в класс, все должны встать! Предположим, что встали. Михаил Созонтович, почему вы подняли кверху лапы? Это вам класс или это вам танцкласс? Запишите на завтра уроки. По географии: открытие Северного полюса. Кто открыл, почему открыл, список книг и игрушек для полярных детей… Записали? По-французски: «La cigale et fourmie»[1]. Рассказать своими словами в настоящем времени, прошедшем и будущем. По арифметике: задача. Одному слону давали после кори каждый день два ведра рыбьего жира. Спрашивается, сколько он весил через год, если после болезни похудел на 124 кило?.. Все. Расскажите нам теперь, Михаил Созонтович, какие в России водятся животные?

— Медведи, зайцы, собаки, кошки, волки и поросята, — ответила за мишку медвежьим голосом сама Таня.

— Хорошо. Все они, как вы знаете, млекопитаются, кроме птиц, которые поют, несут яйца и ловят букашек. Кроме того, как я вам в прошлый раз объясняла, есть еще и рыбы. Большие рыбы едят маленьких, маленькие — червяков, а червяки… Червяки ничего не едят. Как проводят медведи время летом и как зимой?

— Летом медведи пожирают дикий мед, дикие груши и дикие яблоки, — бойко затараторил мишка. — И крадут у мужиков на огородах горох…

— Что очень даже стыдно!

— Что очень даже стыдно, — покорно повторил Михаил Созонтович. — А зимой забираются в берлогу, закрывают глазки и сосут свою лапу, пока первые весенние лучи…

— Довольно. Садитесь… Буржуй! Из чего делается верблюжья шерсть? Не подсказывать! Стой ровно, не горбись! Не знаешь?! Стыдно! Из верблюжьей шерсти. Повтори. Чем питаются в Сахаре верблюды и чем они не питаются?

— Верблюды питаются, во-первых, финиками и колючими колючками, — ответила за верблюда верблюжьим голосом Таня.

— Совершенно верно. Кроме того, они могут по пять дней обходиться без пищи, и тогда их горб худеет и сваливается набок, как мокрая тряпка. Повтори.

— Позвольте выйти! — вдруг сказала Таня за верблюда.

— Это еще что за фокусы? Не приготовил урока? Где начинается Сахара и где она кончается? Сколько километров пробегает в день антилопа, если за ней гонится старый лев, и сколько пробегает, если гонится молодой? Лентяй несчастный! Ты хочешь, чтобы я опять вызвала твою маму для объяснения? Ты не жалеешь своих родителей, которые хотят тебе дать высшее образование и воспитание? Михаил Созонтович, поставьте его носом в угол и не давайте ему до вечера ни одного финика…

Раскрасневшаяся Танюша обмахнула себя тетрадкой и перевела дух.

— Фу… Какой неисправный мальчик. Madame Дезагреабль! Напишите мне, пожалуйста… Ах, да… у вас обломанные пальцы, я забыла. Скажите нам, куда впадает Луара?

— В горько-соленый Атлантический океан, — пискнула кукла.

— Прекрасно. А откуда она вытекает?

Кукла задумалась, да, кажется, и сама Таня не знала.

— Ну, это неважно. Завтра я вам объясню подробно. Прививали ли вам оспу и была ли у вас корь? Какие вам еще известны прилипчивые болезни? Никакие? Хорошо. Теперь скажите, какие вы знаете сказки Пушкина? Ах, да, — вы француженка… В таком случае, какой главный город во Франции?

— Париж.

— Вот видишь, — обернулась Таня к стоящему в углу верблюду, — как надо готовить уроки!.. Прекрасно. А где находится ближайшая от нас кукольная мастерская и лечебница?

— Avenue Mozart, 12.

— Чудесно. Передайте вашим родителям, что они могут вами гордиться. Если вы всегда будете так отвечать, наш лицей вам закажет на свой счет новые пальцы… Дзинь-дзинь-дзинь! Урок окончен. Буржуй, я тебя на этот раз прощаю, иди в свою конюшню и займись чистописанием. До свидания.

Танюша соскочила с табуретки-кафедры, подошла к окну и задумалась: а теперь во что играть?