Поиск

1 ноября Записки школьницы

Когда-то мы терпеть не могли английский язык, но с тех пор, как у нас появилась новая учительница Агния Петровна, мы ждём её уроки с нетерпением. Так же, как уроки Брамапутры и учителя истории.

Она понравилась нам сразу, как только появилась в классе, а вскоре мы полюбили её по-настоящему.

Агния Петровна уже не молодая. Лицо её покрыто морщинами, словно паутиной, но глаза такие девчоночьи, такие весёлые, что, право же, по глазам ей не больше пятнадцати лет. Просто удивительные глаза! И когда смотришь на неё, кажется, будто Агния Петровна надела на лицо маску старушки, а через прорези маски поглядывают глаза девочки, которая понимает нас, сочувствует нам, готова помочь каждый час, каждую минуту. Но мы не глаза её полюбили. Нет! И не за то, что она добрая. Мы любим Агнию Петровну за то, что она помогла нам полюбить английский язык.

Когда старую учительницу английского языка перевели после приступа инфаркта на пенсию, в класс пришла Агния Петровна и начала урок с рассказа о смешных приключениях человека, который, плохо зная английский язык, всё путал, произносил неправильно слова, и потому с ним происходили разные забавные истории.

Мы стали говорить о том, что в школе всё равно не выучишь английский язык по-настоящему, поэтому эти уроки только отнимают время у всех.

Славка сказал:

— Это ж мартышкин труд. Сколько ни учи — всё равно никто не научится говорить на нём, как по-русски.

Агния Петровна согласилась сразу.

— Ты прав, — сказала она, — в совершенстве вы не будете владеть английским языком, но, когда понадобится вам изучить его как следует, школьные знания очень и очень пригодятся вам. Но и то, что вы усвоите в школе, будет весьма полезным. В нашу страну приезжает сейчас много иностранцев. Ещё больше их будет у нас в ближайшие годы. Да и вам придётся побывать за границей. Если не всем, так многим. Мы будем плохими хозяевами, если не сумеем сказать на родном языке нашим гостям хотя бы несколько фраз, объяснить им, как попасть в то или иное место, где пообедать, побриться, купить необходимые вещи, посмотреть наши достопримечательности, побывать на футбольном матче, в театре, в наших музеях.

И мы решили, что немножко разговаривать по-английски не так-то уж и трудно, и если хорошо постараться, что-нибудь да получится.

На втором уроке мы уже бродили по Лондону, спрашивали полисмена, где можно остановиться, где пообедать, заходили в театры и музеи, — словом, держали себя как настоящие англичане.

Агния Петровна изображала полисмена, и мы очень хохотали.

Потом все поехали в Америку и оттуда писали письма Агнии Петровне, а приехав, рассказывали о своей поездке.

С каждым уроком заниматься становилось всё интереснее и интереснее. Мы начали выпускать газету на английском языке, сами преподавали английский язык, были гидами, а сейчас разучиваем на английском языке пьеску.

А совсем недавно Агния Петровна запретила разговаривать на её уроках по-русски, и если у кого не хватает слов, ему приходится «говорить руками». А это так смешно, что хочешь не хочешь, но, чтобы над тобою не смеялись, ты должна учить каждый день всё новые и новые слова.

И ещё она нравится нам всем, что не мелочная, что у неё можно даже подурачиться на уроках. Но только чуть-чуть. Она ужасно сердится, когда начинается «большой гвалт». Она становится у окна, спиною к классу, и говорит:

— Я жду, когда вы успокоитесь!

Но это давно уже было. Теперь она и не подходит к окну. Мы поняли быстро, что можно и чего нельзя делать на её уроках.

Раньше мы с ужасом думали: «Ах, сейчас начнётся отвратительный английский!» А теперь мы ждём его с нетерпением. Он совсем уж не такой плохой язык, как казался нам прежде. Он даже очень красивый язык. И гораздо легче русского. Грамматика английского языка проще нашей в сто раз. Одно плохо, что англичане придумали слишком много идиом.

Помню, на первых уроках мы откровенно признались Агнии Петровне, что не любим английский, потому что он некрасивый язык.

Она засмеялась и сказала:

— Может быть! Может быть! Но послушайте, как англичане пишут стихи. — И прочла стихотворение такое музыкальное, что оно понравилось всем. — А теперь я переведу каждую фразу! — сказала Агния Петровна и перевела.

Нам так понравились эти стихи, что мы захотели выучить их наизусть, и на другой день уже читали его хором:

… And in the sky the stars are met,

And on the wave is deeper blue,

And on the leaf a browner hue,

And in the heaven that clear obscure,

So softly dark, and darkly pure,

Which follows the decline of day,

As twilight melts beneath the moon away.1

«Make music to the lonely ear!» — Действительно, это звучит, как музыка.

И разве не чудесный вот этот переход:

And gentle winds and waters near,

Make music to the lonely ear.

Как хорошо всё-таки, что Агния Петровна помогла нам понять красоту этих изумительных строчек.

… that clear obscure…

Возвращаясь домой, я шла, повторяя и повторяя эти замечательные строчки.

И как чудесно сказано: that clear obscure — прозрачная темнота!

Ведь в летние вечера темнота действительно прозрачная.

У Пушкина тоже есть красивое описание ночи: «Прозрачно небо, звёзды блещут». Но это уже совсем другая красота. Торжественная! Сияющая! Пышная! А у Байрона она немного грустная, влажная какая-то, тихая и задумчивая, какой только и бывает тишина в ночном парке.

Все девочки безумно влюбились в Агнию Петровну. Мы стали провожать её после уроков, носить её портфель, тетради, учебные пособия. Когда кончался урок, все наперегонки бросались к дверям, чтобы открыть их, и все обязательно хотели что-нибудь сказать на прощание.

Но потом уж началось настоящее безобразие. Дюймовочка так влюбилась, что стала надоедать ей своей любовью, да и нам мешала любить Агнию Петровну. А Дюймовочке начали подражать и другие наши девочки — Тамара Иванчук и Рая Богданова. Они поджидали Агнию Петровну на трамвайной остановке, провожали её до дома и вообще всё время вертелись у неё под ногами, надоедая своей любовью.

А это уже не честно. Уж если любить хорошую учительницу, так любить надо всем классом, чтобы никому не было обидно, а не выскакивать со своей любовью. И почему Агния Петровна должна уделять им больше внимания, чем всем другим?

Ну, мы пригласили эту «троицу влюблённых» в парк Победы и тут поговорили с ними так, что они запросили пощады. Дюймовочке, как самой маленькой, просто дали лёгкий подзатыльник, чтобы привести её в чувство, и она сразу поняла, что в будущем ей тоже достанется за навязчивость так же крепко, как Тамаре и Рае.

А вот учительницу пения Анну Семёновну никто из ребят не провожал никогда, да и не будет провожать. Пусть не надеется даже.

Честно говоря, она тоже не плохая учительница, но у нас с ней отношения неважные. И всё потому, что она не сдержала слова. Когда мы начали заниматься у неё, Анна Семёновна сказала, что уже договорилась с телестудией, и мы будем выступать, петь хором, а те, кто будет лучше всех заниматься, может рассчитывать на сольные номера. Мы обрадовались. Это же всё-таки интересно выступать по телевидению. Другие школы выступают довольно часто, а наши ребята будто такие безголосые, что их и слушать невозможно.

Однако никаких выступлений по телевидению Анна Семёновна так и не организовала, да и ни с кем, наверное, не договаривалась.

Теперь мы уже не верим ни одному её слову, хотя, возможно, она и не виновата. Ведь желающих выступить по телевидению так много, что до нас не дойдёт очередь и через сто лет. Но всё равно она не должна была обещать до тех пор, пока не договорилась по-настоящему.

И вот теперь на её уроках пения мы нарочно поём так, что она морщится. Одни тянут в лес, другие по дрова; одни орут, как поросята, другие кряхтят по-утиному. А в общем, наше пение напоминает квартет из басни Крылова.

— У нас нет слуха! — говорим мы.

— И пения никто у нас не любит!

— Мы не собираемся выступать в опере и в концертах!

Но всё это неправда.

Мы очень любим петь. И песни любим слушать. Особенно всем нравятся советские песни. Те, что передают по радио, и те, что можно провернуть на патефоне.

Эти песни мы часто поём у Пыжика, особенно с тех пор, как в пятёрку отважных вошла Лийка. У неё очень приятный и сильный голос, и она знает много разных песен, потому что её мама покупает новые пластинки чуть не ежедневно.

Вот я пишу сейчас, а в голове шумит вчерашняя песенка.

Мотив её очень простой, слова тоже не первый сорт, а нам почему-то нравится она:

Ночью за окном метель, метель,

Белый беспокойный снег

Ты живёшь за тридевять земель

И не вспоминаешь обо мне.

И другие такие же песни нам тоже нравятся. Их называют эстрадными. Тётя Шура уверяет меня, что это «пошлые песенки». Софья Михайловна тоже морщится, слушая нас. Мы спросили её однажды:

— Почему же нам нравятся именно такие песни?

— Вероятно, потому, — сказала Софья Михайловна, — что вы ещё не доросли до понимания серьёзной музыки. Но это пройдёт! Со временем и вы научитесь ценить хорошие произведения.

Примечания

1 И звёзды всходят в небеса,
И глубже моря синева,
И тонет в сизой мгле листва,
И дня утраченного след,
Как светлый мрак, как тёмный свет,
Струится в бледной вышине,
И тени тают при луне.

«Паризина» Д. Г. Байрона.

Пер. В. Левика.