Земля, позабытая временем
Глава 10 Земля, позабытая временем
- Просмотров: 88
Глава 10 Земля, позабытая временем ― Берроуз Эдгар
Раз в день я спускаюсь вниз на охоту. Для питья мне служит вода чистого холодного ручья. У меня есть три бурдюка из шкур, которые я наполняю водой и поднимаю в свою пещеру. Я сделал себе копье, лук и стрелы. Таким образом я могу поберечь патроны, которых осталось мало. Одежда моя превратилась в лохмотья. Завтра я сменю ее на леопардовые шкуры, которые я сам выдубил и сшил из них себе теплое и простое одеяние. Здесь, наверху, очень холодно. У меня горит костер, и, склоняясь над ним, я пишу эти строки. Здесь я в безопасности. Ни одно живое существо не доберется до холодных вершин кольцевого барьера. Здесь я в безопасности и совсем один со своими печальными и радостными воспоминаниями. Надежды у меня больше нет. Говорят, что надежда умирает последней. Моя умерла раньше.
Я почти закончил свои записи. Скоро я сложу эти листки и засуну их в термос. Я закрою его пробкой и туго завинчу, а потом изо всех сил закину как можно дальше в море. Ветер дует с берега, начинается отлив, может быть, термос подхватит одно из тех океанских течений, что циркулирует от полюса к полюсу, от материка к материку, и доставит его на какой-нибудь обитаемый берег. Если судьба улыбнется мне и это произойдет, Бога ради, помогите мне выбраться отсюда!
Прошла уже неделя со времени последней записи. Тогда я думал, что закончу на этом письменный отчет о моей жизни на Капроне. Но только я хотел заточить перо, прежде чем окунуть его в самодельные чернила (смесь сока местной разновидности черники с водой) и поставить свою подпись, как из долины внизу до меня донесся звук, хотя и сильно ослабленный расстоянием, тем не менее сразу мною узнанный. Он заставил меня вскочить на ноги и, дрожа от возбуждения, пристально вглядеться в раскинувшуюся далеко внизу панораму. Вы легко догадаетесь, как много значил для меня этот звук, если я сообщу, что это был звук выстрела! Несколько секунд мой взор блуждал по нагромождению валунов и скал внизу, пока не остановился и не задержался на четырех фигурах близ подножия стены - одной человеческой и трех гиенодонах, этих свирепых и кровожадных диких псов эпохи Эоцена. Дикие собаки окружили человека; четвертый пес лежал рядом, убитый или раненый.
С такого расстояния я не мог, конечно, определить точно, но что-то мне подсказало и заставило задрожать, как осенний лист, что это была Лиз. Моя интуитивная догадка подтверждалась и тем фактом, что она была вооружена револьвером, когда мы с ней расстались, а человек внизу был вооружен именно так. Однако первая волна радости от вспыхнувшей надежды быстро сменилась страхом за ее судьбу, так как даже беглый взгляд вниз не оставлял для преследуемого хищниками никаких шансов на спасение. Только счастливый случай позволил беглецу первым же выстрелом уложить или сильно ранить одного из нападающих. Еще секунда - и трое оставшихся бросятся в атаку! Стрелять бесполезно, это только разъярит их еще сильнее, и в конце концов жертва будет разорвана на части.
А если это Лиз! Сердце мое замерло при мысли о ней, но голова и руки действовали, как будто сами по себе. Оставался единственный шанс, и я постарался использовать его. Вскинув ружье и хорошенько прицелившись, я выстрелил. Это был невероятно трудный выстрел, особенно если учесть, что стрельба с высоты всегда требует особого подхода. Правда, в снайперском искусстве есть что-то такое, что порой не поддается никаким физическим законам.
Никакой научной теорией не смог я объяснить того, что точность моей стрельбы в этот час превзошла все ожидания. Трижды раздавались выстрелы - три коротких, отрывистых звука, несущих смерть. Казалось, даже не целился, тем не менее после каждого выстрела зверь падал как подкошенный!
С вершины до основания примерно тысячи три футов опасного спуска; но скажу, не хвастаясь, та обезьяна, потомком которой я являюсь, не сумела бы угнаться за мной. Я буквально скатился по этим
неприступным стенам. Последние футов двести пролегали по достаточно пологой осыпи, и я уже почти достиг ее границы, когда до моих ушей донесся отчаянный женский крик:
- Боуэн! Боуэн! Скорее, любовь моя, скорее! Я был слишком поглощен опасностями спуска, чтобы следить за происходящим внизу в долине, но крик этот, подтвердивший мне, что это в самом деле Лиз, свидетельствовал о новой опасности для нее. Бросив взгляд в ее сторону, я успел заметить, как огромный волосатый детина схватил ее и, перекинув через плечо, бросился бежать к ближайшему лесу. Прыгая со скалы на скалу, как горный архар, я достиг долины и бросился в погоню за Лиз и ее первобытным похитителем.
Он был намного тяжелее меня и к тому же отягощен ношей, поэтому мне легко удалось догнать его. Поняв, что ему не уйти, он повернулся ко мне для боя. Это был Хо из племени Tea, "людей топора". Он узнал меня и, отбросив Лиз в сторону, с ревом бросился в атаку, крича при этом, что это его женщина, а меня он сейчас убьет.
Он был могучим примитивным зверем со стальными мускулами. Огонь в жилах, заставлявший еще на заре человечества самцов биться между собой, наполнял его вожделением и жаждой "убийства, но такой же, если не более сильный, огонь наполнял и меня. Два диких зверя вцепились друг другу в горло в тот день в тени старейших на Земле скал - современный человек и первобытный человекообразный давно забытой эпохи, вдохновляемые все той же бессмертной страстью, сохранившейся во все эпохи, периоды и эры истории с ее начала, имя которой - женщина.
Обхватив меня своими ручищами, Хо попытался перегрызть мне горло зубами. Он, казалось, забыл о своем топоре, висящем на ремешке из кожи буйвола у него на поясе, так же как и я на минуту забыл о ноже в моих ножнах. Безо всякого сомнения, Хо легко одолел бы меня в таком единоборстве, если бы голос Лиз не пробудил в моем затуманенном страстью мозгу умение и сообразительность человека разумного.
- Нож, Боуэн! - закричала она. - Скорее нож!
Этого оказалось достаточно. Я словно возвратился из далекого прошлого и снова стал самим собой - современным человеком, дерущимся с неуклюжим и неумелым дикарем. Я прекратил попытки вцепиться зубами в покрытое шерстью горло своего противника, а вместо этого мой нож с медицинской точностью вошел между пятым и шестым ребром прямо в его сердце. Хо испустил единственный и страшный крик и, вытянувшись в судороге, рухнул мертвым у моих ног. А Лиз бросилась в мои объятия. Как будто не было в прошлом потерь и разлук, страхов и отчаяния. Все это отодвинулось, а я почувствовал себя счастливейшим человеком на свете.
Чуть погодя, я, с большим сомнением в душе, стал решать нелегкую задачу сможет ли изнеженная цивилизацией девушка вскарабкаться на эту почти неприступную стену? Я задал ей этот вопрос, в ответ она весело рассмеялась мне в лицо.
- Смотри! - воскликнула она и с азартом побежала к подножию. Как белка, взбиралась она вверх, так что я с трудом поспевал за ней. Сначала я боялся за нее, но вскоре убедился, что она чувствует себя так же уверенно, как и я.
Когда мы, наконец, достигли вершины и я снова держал ее в своих объятиях, Лиз дала своему умению простое объяснение.
Ведь ей в течение нескольких недель пришлось жить вместе с племенем пещерных жителей. Когда же они были изгнаны из своих пещер другим племенем, которое убило и угнало в плен половину женщин, новые места оказались более трудными для обитания. Пещеры там располагались выше, а путь к ним был гораздо сложнее, так что Лиз волей-неволей превратилась в опытную скалолазку.
Она рассказала мне, как Хо преследовал ее. Все его женщины оказались угнанными в плен, и Лиз постоянно жила в страхе перед этим дикарем, день и ночь стараясь избежать его внимания. Первое время Ноб как-то защищал ее, но однажды он куда-то пропал и больше она его не видела. Лиз сказала мне, что его скорее всего убили. Я тоже так думаю, потому что живой он никогда бы ее не покинул. С его исчезновением Лиз оказалась полностью во власти домогавшегося ее Хо. В тот же день он настиг ее у подножия холма и, схватив, потащил было в свою пещеру, но ей удалось вырваться и убежать.
- Три дня он преследовал меня, - рассказывала она. - Три дня в этой ужасной стране. Сама не пойму, как мне удалось уцелеть и не быть схваченной Хо раньше, чем мы с тобой встретились. Судьба оказалась добра к нам, Боуэн.
Я кивнул головой и прижал ее к себе. А потом мы жарили бифштексы из антилопы и говорили, говорили и строили планы. Что ж, у нас, скорей всего, нет никаких надежд на спасение и мы обречены на всю жизнь оставаться здесь, в диком Каспаке. Но лучше всю жизнь жить здесь вместе с Лиз, чем в любом другом месте, но без нее. И все же я боюсь за нее. Это тяжелая, опасная и полная борьбы за существование жизнь, и я всегда буду, ради нее, молить Бога о спасении.
Этой ночью небо очистилось от облаков, и луна осветила наше маленькое убежище. И здесь, рука об руку, глядя в небеса, мы скрепили наш союз перед Богом, Уверен, что брак наш столь же крепок и священен, как если бы он был благословлен церковью или магистратом. Теперь мы муж и жена и очень этим довольны.
Если будет на то Божья воля, моя рукопись, которую я сейчас доверяю волнам, возможно попадет в неравнодушные руки. Но, повторяю, надежды у нас мало. И в этом послании мы прощаемся с миром, каким мы его знали.
Подписано:
Боуэн Дж. Тайлер-младший
Лиз Ларю-Тайлер.
Глава 9 Земля, позабытая временем
- Просмотров: 82
Глава 9 Земля, позабытая временем ― Берроуз Эдгар
Стоя над печальным одиноким надгробием, полный тоскливых размышлений и предчувствий, я был неожиданно схвачен сзади и брошен на землю. Чье-то тело навалилось на меня сверху, чьи-то руки схватили меня за руки и за ноги. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что меня держат несколько человек, а остальные, окружив меня, с интересом рассматривают. Похоже, что я столкнулся с новым типом человека - более развитым, чем то примитивное племя, которое я покинул сегодня утром. Его представители были более высокого роста, с хорошо развитым черепом и вполне человечьими лицами. В них почти отсутствовали обезьяньи черты, да и негроидных было гораздо меньше. Они были вооружены копьями с каменными наконечниками, каменными ножами и топорами. Кроме того, они носили украшения и набедренные повязки - первые были сделаны из перьев и располагались в волосах, последние же представляли собой змеиные шкурки, выдубленные целиком и спускавшиеся головами до колен.
Конечно же я не сразу разобрался во всех этих деталях, в момент моего пленения у меня хватало других забот. Трое воинов сидели на мне, стараясь удержать меня в лежачем положении, причем без лишней скромности скажу, что удавалось им это с большим трудом. Не хочу, повторяю, показаться нескромным, но я очень горжусь своей физической силой и умением правильно ее использовать. Этим и еще умением держаться на лошади я всегда отличался среди своих товарищей. И вот настал день, когда долгие часы тренировок и изучения различных приемов сослужили мне хорошую службу, полностью оправдав затраченные усилия. Калифорнийцы, как правило, хорошо знакомы с джиу-джитсу, я же вообще несколько лет усиленно занимался этим видом борьбы, сначала в школе, а потом в лос-анджелесском атлетическом клубе, где меня тренировал один японец, настоящий виртуоз в этом деле.
Мне потребовалось секунд тридцать на то, чтобы сломать руку первому, ногу второму и так перебросить через себя третьего, что при падении он сломал себе шею. А пока остальные, замерев от изумления, глядели во все глаза, я сорвал с плеча ружье, и, когда они, опомнившись, бросились на меня, как я того и ожидал, всадил одному из нападавших пулю прямо в лоб. Это заставило их временно остановиться - не смерть товарища, конечно, а звук выстрела, чего они раньше никогда не слышали. Прежде чем они снова набросились на меня, один из них на языке, похожем на язык пещерных людей, но более богатом и разнообразном, чем язык предшествующих дикарей, отдал приказание своим воинам остановиться, выступил вперед и обратился ко мне."
Он спросил меня, кто я такой, откуда иду и что собираюсь делать. Я ответил, что здесь я случайно, заблудился и единственное мое желание вернуться к моим товарищам. Он спросил, где они находятся, и я пояснил, что они где-то на юге, используя при этом каспакскую фразу, которая, будучи буквально переведенной, означает "в направлении от Начала". Удивление явственно отразилось на его лице еще до того, как он выразил его словами:
- Но там нет галу, - сказал он. - Ты лжешь! Галу изгнали тебя.
- Да говорю же тебе, - гневно сказал я, - что я из другой страны, которая лежит вдали от Каспака, за скалистой стеной. Я не знаю, кто такие галу, я их никогда не видел. И в этих северных краях я ни разу не был. Погляди на меня, на мою одежду и оружие. Ты когда-нибудь видел у галу или любого другого в Каспаке что-нибудь подобное?
Тот признался, что, в самом деле, ничего подобного он не видел и что мое оружие и способ, которым я расправился с тремя его воинами, его очень заинтересовали. Наконец, он почти поверил тому, что я говорю правду, и даже предложил мне помощь, если я научу его броску через голову и подарю ему свое "гром-копье", как он назвал мое ружье. Ружье я ему подарить отказался, а приему пообещал научить, если он отведет меня, куда мне надо. Вождь пообещал сделать это завтра, потому что сегодня уже поздно, и предложил мне провести ночь в их деревне. Мне страшно не хотелось терять столько времени, но парень оказался упрямцем, так что пришлось пойти с ними. Двоих мертвых они оставили лежать там, где они лежали, не удостоив их своим вниманием. Так уж дешево ценится в Каспаке человеческая жизнь.
Это племя также обитало в пещерах, но здесь пещеры являли собой продукт более разумной деятельности, чем у следующего по направлению "к Началу" племени, и знаменовали собой шаг вперед по пути цивилизации. Внутри пещеры были подметены, хотя и не слишком чисто, застелены циновками из сухой травы, шкурами леопарда, медведя и рыси. Вход в пещеру на ночь баррикадировался, а перед ним находился сложенный из камней очаг. Стены пещер, где я побывал, были покрыты рисунками оленей, мамонтов, тигров и других зверей. Но, как и в предыдущем племени, я не видел ни детей, ни стариков.
В этом племени у мужчин два имени, точнее, двусложное имя, и язык их также использует двусложные слова, в то время как у племени Tсa все слова односложные, за исключением немногих - типа Антис или Галу. Имя вождя было То-жо, а семья его состояла из него самого и семерых женщин. На вид они были красивее женщин племени Tea, точнее, не так уродливы, а одна и вовсе была симпатичной, будучи не столь волосатой и со светлой кожей.
Всех их крайне заинтересовала моя персона. Они перетрогали, общупали и даже обнюхали всю мою одежду и снаряжение. От них я узнал, что их племя называет себя Банд-лу, или "люди копья", а племя Tea называется Сто-лу, или "люди топора". Ниже их на шкале эволюции стоят Бо-лу, или "люди дубины", а еще ниже Алу, у которых нет ни оружия, ни языка. В этом слове, как мне кажется, может быть заключено крайне любопытное открытие, если, конечно, это не простое совпадение, я наткнулся на слово, прошедшее без изменений через миллионы лет существования человечества, с начала начал разговорного языка. Это слово могло оказаться единственной ниточкой, связующей нарождавшуюся в незапамятные времена человеческую культуру с рожденным в кратере огнедышащего вулкана Kacпаком.
А может быть, это только совпадение, даже почти наверняка совпадение; и все же сравните: на Капроне, в Каспаке, немой называется алу, а в наше время и в большом мире на латыни немой называется alalus.
Итак, местная красавица из гарема вождя, которую звали Со-та, несколько неожиданно проявила ко мне такой живой интерес, что То-жо в конце концов обратил внимание на расточаемые ею нежности и выразил свое неудовольствие тем, что стукнул ее по голове и отшвырнул пинком в угол пещеры. Я прыгнул между ними в тот момент, когда он заносил ногу для следующего пинка, и проведя болевой прием, выволок его, вопящего от боли, наружу. Там я, под страхом еще худшего наказания, заставил его дать обещание больше не трогать Со-та. Девица бросила на меня благодарный взгляд, а вот сам То-жо и остальные женщины смотрели на меня хмуро и угрожающе.
Позже вечером Со-та по секрету поведала мне, что она в ближайшее время покинет племя.
- Со-та скоро станет кро-лу, - прошептала она мне на ухо.
Я спросил ее, что такое кро-лу, и она попыталась мне объяснить, но я так и не знаю до сих пор, правильно ли я ее понял. Из ее жестов и слов я уяснил, что Кро-лу - это племя, имеющее на вооружении луки и стрелы, готовящее пищу в сосудах и живущее в хижинах, а также разводящее домашний скот. Все это было весьма расплывчато и схематично, но основная мысль, похоже, в том, что Кро-лу - более развитое племя, чем Банд-лу.
Перед сном я довольно долго размышлял на эту тему. В своих размышлениях я пытался найти связующее звено между различными расами, которое позволило бы объяснить их всеобщее стремление когда-нибудь стать галу. Со-та подкинула мне кое-какой материал, но напрашивающийся вывод казался настолько фантастическим, что я даже не мог заставить себя всерьез обдумать его. И тем не менее, в эту теорию вполне вписывались те различные стадии развития, с которыми я столкнулся в разных племенах, и диапазон различий человеческого типа внутри самих племен. Ну, например, среди банд-лу попадались такие экземпляры, как Со-та, представляющая собой высший из увиденных мною до сих пор уровень развития, или То-жо, может, самую малость стоящий ближе к обезьяне, чем его жена, и в то же время совсем другие типы - плосконосые, со скошенными лбами, заросшие волосами. Вопросы мучили меня. Кто знает ответ? Может быть, Сфинкс? Я не знаю.
С этими мыслями, достойными лунатика или наркомана, я и уснул, когда же я проснулся, руки и ноги мои были связаны, а оружие исчезло. Как им удалось при этом меня не разбудить, сказать вам не могу. Это было крайне унизительно, но это было именно так. То-жо возвышался надо мной. Неясный предутренний свет слабо пробивался в пещеру через отверстие входа.
- Расскажи мне, - потребовал он, - как бросить человека через голову, чтобы он сломал себе при этом шею, потому что я собираюсь убить тебя и хочу знать это прежде, чем ты умрешь.
Из всех бесхитростных заявлений, когда-либо слышанных мною, это побило все рекорды. Оно было настолько нелепо, что даже перед лицом смерти я не мог удержаться от хохота. Должен отметить, правда, что к этому времени я перестал так уж сильно бояться смерти. Наверное, я принял на вооружение философскую теорию о ничтожной ценности человеческой жизни, когда-то мимолетно высказанную Лиз в беседе со мной. Внезапно я осознал, что, в сущности, она права - все мы марионетки, дергающиеся на ниточке от колыбели до могилы, и никому, кроме самих себя и немногих близких, не нужны и неинтересны.
За спиной То-жо стояла Со-та. Она подняла руку с направленной ко мне ладонью - каспакский эквивалент качания головой.
- Дай мне время подумать, - произнес я в ответ.
То-жо заявил, что согласен подождать до ночи. Он дает мне день на раздумье. После этого вождь ушел, отправившись на охоту вместе с остальными мужчинами. Женщины тоже ушли, как я позже узнал от Со-та, к такой же, как и в племени Tea, теплой луже, в которую они ежедневно погружались. Кстати, в ответ на мой вопрос, что это за ритуал, Со-та кратко ответила: "Ата", но это случилось позже.
Я пролежал связанным, должно быть, часа два-три, когда в пещеру вернулась Со-та. В руках у нее был острый нож, между прочим, мой, которым она разрезала мои путы.
- Пойдем, - сказала она. - Со-та отправится с тобой к Галу. Настало время для Со-та покинуть Банд-лу. Мы вдвоем пойдем к Кро-лу, а потом к Галу. То-жо убьет тебя сегодня ночью. Он убьет и Со-та, если узнает, что Со-та помогла тебе. Мы уйдем вместе.
- Я пойду с тобой к Кро-лу, - отвечал я, - но потом я должен буду вернуться к своим по направлению "к Началу".
- Ты не можешь вернуться, - сказала она. - Это запрещено. Тебя убьют. Тому, кто дошел, - возврата нет.
- Но я должен вернуться, - настаивал! я. - Там находятся мои друзья. Я обязан вернуться и привести их сюда.
Она настаивала на своем, я на своем, но в конце концов мы согласились на компромисс: я провожаю ее к Кро-лу, а затем возвращаюсь обратно за своими и веду их на север, в где меньше опасностей со стороны как хищников, так и двуногих. Она принесла мне все мои отобранные вещи - ружье, патроны, нож и термос, и рука об руку, спустившись с холма, мы отправились на север.
Путешествовали мы три дня, пока не прибыли в деревню, состоящую из множества крытых хижин. Был час заката.
Со-та объявила мне, что она должна войти одна, и будет лучше, если меня никто не увидит, раз я все равно собираюсь нарушить запрет и вернуться на юг, что по местным законам карается смертью. На этом мы с ней и расстались. Она была доброй девушкой, надежным и верным товарищем, и, по меркам своего окружения, изящной и к тому же добродетельной. Она была женой То-жо. Среди кро-лу ей предстояло обрести нового мужа, следуя странным для нас обычаям Каспака, но она совершенно откровенно заявила мне, что после моего возвращения она оставит мужа и перейдет ко мне, поскольку я ей очень нравлюсь.
На задворках деревни, даже не попытавшись разглядеть ее обитателей, я распрощался с Со-та и пустился на юг. На третий день пути я решил обойти с запада пещеры Банд-лу, так как встреча с То-жо не сулила мне ничего приятного. На шестой день я добрался, наконец, до холмов племени Сто-лу. Сердце мое билось все сильнее с каждым шагом, приближающим меня к Лиз. Скоро я опять обниму ее, вновь почувствую ее горячие губы на своих губах. Я был уверен, что она в полной безопасности среди "людей топора", и уже представлял себе ее радость и светящиеся любовью глаза при нашей встрече. Миновав последние перед пещерами деревья, я почти бегом устремился к склону.
Солнце уже давно взошло. Женщины должны уже были вернуться со своего омовения в луже, однако, приближаясь, я не мог уловить признаков жизни. "Они, должно быть, задержались", - подумал я, но подойдя вплотную к подножию пещер, я с горечью ощутил, как все мои надежды рушатся в бездну. Разбросанные тут и там, начисто обглоданные немые свидетели происшедшей трагедии - более двух десятков скелетов членов племени Сто-лу - предстали передо мной. В пещерах наверху движения тоже не наблюдалось.
Я внимательно осмотрел ужасные останки, ежесекундно опасаясь найти среди них прелестную головку моей любимой и навек распроститься с мечтой о счастье, но к моему облегчению ничего, даже отдаленно напоминающего останки современной девушки, я не обнаружил. Значит, надежда еще не потеряна.
В последующие три дня я обыскал всю местность во всех направлениях, но не обнаружил даже следов "людей топора". В конце концов я прекратил поиски и отправился к форту "Динозавр".
Целую неделю - неделю борьбы с опасностями и ловушками первобытного мира шел я на юг, по крайней мере, я так полагал. Солнце не появлялось, дождь лил почти беспрерывно. Встречавшиеся мне хищники, как сговорившись, были особенно свирепы, но так или иначе, я выжил. В один прекрасный момент я понял, что снова заблудился и что даже
год яркого солнца не поможет найти мне дорогу домой. А в довершение всех моих несчастий я снова наткнулся на могилу - на этот раз Уильяма Джеймса. На грубом каменном надгробии стояла дата - 13 сентября - и была указана причина смерти - встреча с саблезубым тигром.
В этот момент я готов был сдаться. Никогда прежде не чувствовал я себя таким беспомощным, одиноким и утратившим последнюю надежду. Я заблудился, и не знал, где искать своих друзей, не знал даже, живы ли они вообще. По правде говоря, я не мог заставить себя поверить в то, что они еще живы. Я был уверен, что Лиз тоже погибла. Я хотел умереть - и все же цеплялся за жизнь, какой бы безнадежной и бесполезной она мне ни казалась. Я цеплялся за жизнь, потому что мой древний ящероподобный пращур тоже цеплялся за нее и сумел передать мне через поколения самый мощный из инстинктов своего крошечного сознания инстинкт самосохранения.
И вот, наконец, я добрался до великой кольцевой стены и после трех дней сумасшедших усилий мне удалось-таки взобраться на нее. Я вязал примитивные лестницы, вбивал клинья в еле заметные трещины, вырубал своим ножом уступы в скале - и покорил стену! Близ вершины я наткнулся на небольшую пещеру, служащую обиталищем какого-то летающего ящера из триасового периода, точнее будет сказать, служившую, - теперь она принадлежит мне. Я застрелил мерзкую тварь и занял ее логово, Я достиг вершины и бросил взгляд на широкий серый простор зимнего дал океана. На вершине было холодно.
Сегодня тоже холодно, но я все сижу на вершине и смотрю, смотрю, смотрю, хотя прекрасно понимаю, что вряд ли когда-нибудь увижу свою последнюю надежду - парус.
Глава 7 Земля, позабытая временем
- Просмотров: 90
Глава 7 Земля, позабытая временем ― Берроуз Эдгар
На следующий день я сопровождал Ольсона и фон Шенворца в походе к нефтяному гейзеру. Лиз отправилась с нами. Мы захватили с собой массу оборудования, с помощью которого фон Шенворц собирался на месте сделать примитивную установку для перегонки нефти. Мы прошли на "У-33" миль десять или двенадцать вдоль берегов и бросили якорь близ устья нефтяного ручья, впадающего в море, - у меня язык не поворачивается иначе называть это гигантское внутреннее озеро. Здесь мы высадились и прошли еще миль пять по суше до маленького озера, целиком состоящего из нефти, в центре которого бил нефтяной фонтан.
Здесь, у озера, мы помогли фон Шенворцу собрать его аппарат. Эта работа отняла у нас пару дней. Когда все было в порядке и установка заработала, мы возвратились в наш форт, названный "Динозавром", так как я уже начал беспокоиться о том, что Брэдли может вернуться в наше отсутствие. Ольсон, Уайтли, Уилсон, мисс Ларю и я остались в лагере, а фон Шенворц со своей германской командой отправился на подводной лодке обратно к перегонной установке. На следующий день Плессер и с ним еще двое германцев прибыли в лагерь за боеприпасами. По словам Плессера, на них напали дикари, и пришлось истратить много патронов. Кроме того, он попросил разрешения забрать часть вяленого мяса и зерна, объяснив, что они так заняты перегонкой нефти, что на охоту просто нет времени. Я позволил ему забрать все требуемое. Даже тени подозрения не шевельнулось в этот момент в моем мозгу. Германцы возвратились к месторождению, а мы продолжали вести обычную лагерную жизнь.
Дня три не происходило ничего особенного. Брэдли еще не вернулся, от фон Шенворца тоже не было вестей. По вечерам мы с Лиз обычно поднимались в одну из угловых башен и вслушивались в звуки ночной жизни кошмарных веков далекого прошлого. Как-то раз прямо под нами раздался рев саблезубого тигра, и Лиз в испуге прижалась ко мне. Ощутив ее так близко, я почувствовал, как сдерживаемая мною любовь захватывает меня, сокрушая все барьеры скромности и приличий; я обнял ее и покрыл поцелуями ее лицо и губы. Она не попыталась вырваться из моих объятий, вместо этого ее милые руки, скользнув вверх, обняли меня и привлекли мое лицо еще ближе к ней.
- Так вы любите меня, Лиз! - вскричал я. Я почувствовал утвердительный кивок ее головки, прижимающейся к моей груди.
- Скажите мне, Лиз, - умоляюще попросил я, - скажите мне словами, любите ли вы меня?
- Я люблю вас больше всего на свете, - тихо и нежно прозвучал ее ответ.
Сердце мое наполнилось невообразимым счастьем; оно наполняется им каждый раз, когда я вспоминаю эти драгоценные слова, это счастье я буду испытывать до самой смерти. Мое сердце всегда и везде, согреваемое огнем любви, будет биться для той, кто сказал мне: "Я люблю вас больше всего на свете".
Мы долго еще сидели в ту ночь на скамеечке, сооруженной для часового и не занятой, так как пока не было необходимости ставить часовых на всех четырех башнях, и довольствовались одним. В эти часы мы узнали друг друга лучше, чем за все прошедшие с нашей первой встречи месяцы. Она рассказала мне, что полюбила меня с первого взгляда и что никогда не любила фон Шенворца, а их помолвка состоялась по желанию ее родных из чисто деловых соображений.
Это был счастливейший вечер в моей жизни; не думаю, что мне когда-нибудь придется пережить большее блаженство, но все, даже счастье, когда-нибудь кончается. Мы спустились вниз, я проводил Лиз до дверей ее хижины. Там она поцеловала меня, пожелала доброй ночи, а затем вошла в дверь и закрыла ее за собой.
Я отправился к себе и при свете примитивной свечи, которые мы изготавливали из жира убитых животных, долго сидел, еще и еще раз переживая события этого вечера. В конце концов я лег спать и видел счастливые сны.
Когда я проснулся, был день. Уилсон, бывший за повара, поднялся рано и что-то стряпал на кухне. Остальные еще спали. Я встал и, сопровождаемый Нобом, отправился к ручью. Следуя установившимся правилам, я взял с собой и ружье и револьвер, но во время купания меня никто не потревожил, если не считать крупной гиены, множество которых обитало в пещерах песчаниковых холмов к северу от лагеря. Эти зверюги очень свирепы и достигают больших размеров. Мой экземпляр набросился на Ноба, которого горький опыт на Капроне, кажется, сумел научить тому, что осторожность - лучшая часть храбрости. Результатом этого нападения стало то, что мой песик кинулся в воду вслед за мной, предварительно издав устрашающий рык, произведший на гиену эффект, равнозначный тому, какой производит нежная улыбка на разгневанного слона. Пришлось подстрелить этого хищника, и пока я одевался, Ноб успел позавтракать; надо сказать, что ему пришлось по вкусу сырое мясо, к которому он успел привыкнуть во время наших многочисленных охотничьих экспедиций, где ему всегда перепадал лакомый кусочек.
Уайтли и Ольсон были уже на ногах и одеты, когда мы вернулись. Все вместе мы уселись завтракать. Было странно, что Лиз, всегда встававшая раньше всех, еще не проснулась. Забеспокоившись, не заболела ли она, я около девяти часов подошел к ее двери и постучал. Ответа не было. Тогда я повернул ручку и вошел. Постель ее хранила следы сна, одежда лежала там, где она ее оставила, раздеваясь перед сном прошлой ночью, а вот самой Лиз не было. Сказать, что меня охватил "безумный страх за нее - это слишком мягко. Понимая в глубине души, что ее нет в лагере, я тем не менее обшарил каждый квадратный дюйм территории и всех строений, но ничего не обнаружил.
Первую находку удалось сделать Уайтли - это был отпечаток огромной, похожей на человеческую, ступни в грязи близ ручья и следы борьбы. Когда же я обнаружил за стеной форта крошечный носовой платок, стало совершенно ясно, что Лиз похищена. Один из полулюдей-полуобезьян забрался в форт и утащил ее. В то же время, пока я стоял, потрясенный происшедшим, со стороны озера послышался нарастающий ревущий звук. Мы все невольно подняли вверх головы и, секундой позже, последовал сильный взрыв, сваливший нас на землю. Поднявшись на ноги мы увидели, что большая часть западной стены разрушена. Первым от шока оправился Ольсон и сразу же высказал единственно правильное предположение о природе случившегося:
- Снаряд! - воскликнул он. - Здесь, в Каспаке, снаряды имеются только на "У-33". Эти грязные боши обстреливают форт. Вперед! Схватив ружье, он бросился бежать по направлению к озеру. Мы последовали за ним. До озера было больше двух миль, но мы ни разу не остановились, пока не увидели гавань. Самой лодки еще не было видно - мешали песчаниковые холмы. По-прежнему не останавливаясь, мы обогнули бухту справа, взобрались на холм и, наконец, увидели перед собой полную панораму озера. Вдали на пути к реке, по которой мы попали в озеро, виднелась субмарина, изрыгающая из трубы клубы черного дыма. Фон Шенворц преуспел в перегонке нефти! Негодяй нарушил все свои клятвы и бросил нас на произвол судьбы. Он даже обстрелял на прощание форт.
Ольсон, Уайтли, Уилсон и я стояли на вершине холма, безмолвно глядя друг на друга. Такое вероломство казалось невероятным, нам не хотелось верить собственным глазам; лишь разрушенная стена форта окончательно убедила нас в случившемся, когда мы, наконец, вернулись обратно.
Сначала мы предположили, что похищение Лиз - дело фон Шенворца. От него вполне можно было ожидать подобной подлости. Однако следы у ручья заставили нас отбросить эту гипотезу. Было очевидно, что Лиз похитил один из населявших Капрону человекоподобных.
Я немедленно стал собираться на поиски Лиз. Ольсон, Уайтли и Уилсон предлагали мне свою помощь, но я наотрез отказался; скоро должен был вернуться Брэдли и покидать форт в данной ситуации не следовало.
Глава 8 Земля, позабытая временем
- Просмотров: 90
Глава 8 Земля, позабытая временем ― Берроуз Эдгар
Расставание было невеселым. Молча пожал я руку каждому из троих остающихся. Даже бедняга Ноб выглядел уныло, когда, выйдя из ворот лагеря, мы пустились по хорошо сохранившемуся следу похитителя. Ни разу не оглянулся я на форт "Динозавр"; ни разу больше не видел я его и, по всей вероятности, никогда больше не увижу снова. Следы вели на северо-запад, пока не достигли оконечности холмов к северу от лагеря, где похититель пошел по хорошо утоптанной тропинке строго на север, в направлении, почти не исследованном нами до этого момента. Это была красивая, довольно ровная местность. Лишь изредка попадались холмы все того же песчаника, да небольшие рощицы, сменяемые открытыми равнинами и лужайками, на которых паслись бесчисленные стада травоядных - красный олень, буйвол, масса разновидностей антилопы, лошади различных видов, размером от крупной собаки до гигантского першерона. Все эти животные мирно соседствовали друг с другом, и даже наше с Нобом появление не вызывало особого волнения. Нам просто уступали дорогу, наблюдали за нами, пока мы проходили мимо, а затем возобновляли свое прерванное занятие.
Тропа привела нас прямо к опушке леса; еще издали я заметил что-то белое, резко выделяющееся на общем фоне. Когда я нагнулся, оказалось, что это обрывок муслина, часть оборки женского платья. Я понял, что это Лиз подает мне знак, что ее несли именно этой дорогой. Этот клочок материи оторван от одной из нижних юбок, которые Лиз использовала как ночные рубашки вместо оставшихся на потопленном лайнере. С нежностью прижав к губам этот кусочек материи, я с удвоенной энергией бросился вперед. Лиз был жива, и я был на верном пути.
В тот день я прошел не меньше двадцати миль; я был достаточно закален и натренирован за время многочисленных охотничьих и исследовательских экспедиций, так что долгие переходы давались мне без особого труда. Десяток раз в этот день моя жизнь подвергалась опасности при нападении ужасных тварей как с суши, так и с воздуха. Правда, не могу не отметить, что чем дальше к северу я продвигался, тем реже встречались крупные ящеры, а более мелкие хищники, наоборот, становились все более многочисленнее.
Время от времени мне попадались еще клочки муслина, что придавало мне дополнительную уверенность, так как нередко я начинал сомневаться в правильности выбранного направления, особенно в местах развилок или пересечения с другими тропами. Ближе к вечеру я вышел к южной оконечности гряды холмов, более высоких, чем встреченные мною ранее, и приближаясь к ним, почуял запах дыма. Что бы это значило? На мой взгляд это могло быть только одно: вблизи находятся люди, причем более высокого уровня развития, чем "кроманьонец" Ам. Кстати говоря, я не раз задумывался над тем, не Ам ли похитил мою Лиз.
Соблюдая все предосторожности, я обогнул гряду в том месте, где она прерывалась резким разломом, как будто чья-то могучая рука вырвала из земли целую скалу и отшвырнула ее в сторону. Еще не совсем стемнело, и пробираясь по краю холма, я увидел в некотором отдалении пламя большого костра, вокруг которого собралось множество людей. Сделав знак Нобу не шуметь, чему он повиновался беспрекословно, на своей шкуре испытав необходимость слушаться в условиях Каспака, я пополз вперед, пользуясь малейшим естественным прикрытием, пока, наконец, не смог из-за кустов отчетливо разглядеть фигуры собравшихся у костра. Это были люди, хотя еще и не совсем такие, как мы с вами. Я бы сказал, что на шкале эволюции они стояли несколько выше, чем Ам, занимая, вероятно, промежуточное положение между неандертальцем и тем, что называется расой Гримальди. Форма головы была явно негроидной, хотя цвет кожи - белый. Большая часть туловища и конечностей была покрыта волосами, а манера держаться и двигаться во многом напоминала обезьян, хотя и в меньшей степени, чем у Ама. Держались они более прямо, а вот руки были существенно длиннее, чем у неандертальца. Наблюдая за ними, я отметил, что они обладают речью, знают огонь и имеют, помимо деревянных дубин, как у Ама, примитивные каменные топоры. Хотя они и стояли достаточно низко по уровню развития, все же это был шаг вперед по сравнению с тем, что мы видели прежде.
Но главное, что приковало мое внимание, - это фигура девушки, облаченной в тонкую муслиновую рубашку, едва доходившей ей до колен и довольно сильно изодранную, особенно в нижней ее части. Это была Лиз, живая и, как я успел заметить, невредимая. Здоровенный детина с толстыми губами и выдающейся челюстью стоял рядом с ней. Он громко о чем-то говорил и размахивал руками. Я был достаточно близко, чтобы слышать его речь, схожую с речью Ама, хотя и более разнообразную - многих слов я не понимал. Однако я сумел уловить общий смысл его разглагольствований, суть которых состояла в том, что именно он нашел и захватил эту галу, что она принадлежит ему, а если кто-то в этом сомневается, пусть выходит с ним биться. Судя по всему, а в дальнейшем оказалось, что так оно и было, я оказался свидетелем весьма примитивной свадебной церемонии. Собравшиеся члены племени смотрели и слушали говорившего с какой-то тупой покорностью, что не удивительно - ведь он был с виду самым могучим из всех присутствующих. Похоже, что никто не собирался оспаривать его права, когда он заявил, а вернее, проревел тоном, не допускающим возражений: "Я Tea, это моя женщина. Кто хочет ее сильнее, чем Tea?"
- Я хочу, - произнес я на языке Ама и выступил вперед, в пространство, освещаемое пламенем костра. Лиз испустила радостный крик и бросилась ко мне, но Tea схватил ее за руку и оттащил назад,
- Кто ты такой? - завопил Tea, - Я убью тебя! Убью! Убью!
- Эта женщина моя, - отвечал я, - и я пришел за ней. Это я тебя убью, если ты ее не отпустишь. - С этими словами я навел свой револьвер прямо ему в сердце. Конечно же дикарь не знал о назначении странной маленькой штучки, которую я на него направил. С ревом, принадлежащим наполовину человеку, а наполовину дикому зверю, он прыгнул на меня. Я выстрелил прямо в сердце. Он свалился замертво, а напуганные выстрелами соплеменники разбежались во все стороны. Лиз же с распростертыми объятиями бросилась ко мне.
Когда же я, наконец, обнял ее, ночная тьма вокруг нас - сначала за нашей спиной, потом справа, слева, впереди - наполнилась рычанием и ревом, лаем и мяуканьем, криком и шипением. Это вступали в свои права хозяева ночной жизни Каспака - огромные плотоядные хищники, владыки ночных джунглей. Сдавленное рыдание вырвалось из груди Лиз: "О Боже, - вскричала она, - дай мне силу вынести все это ради него!"
Я понял, что она находится на грани обморока после всех перенесенных страхов и потрясений, и попытался как мог успокоить и утешить ее, хотя, признаться, в этот момент будущее выглядело довольно неопределенным: слишком много опасностей окружало нас.
Оглядевшись, я обнаружил, что склоны холма были испещрены темными отверстиями, к которым карабкались человекообразные.
- Идем за ними, - сказал я Лиз. - Здесь мы не протянем и получаса. Найдем себе пещеру.
Из тьмы засверкали глаза какого-то хищника. Я выхватил из костра горящую ветку и швырнул ее прямо в эти глаза. В ответ раздался рев боли и гнева, но глаза пропали. Выбрав по горящей ветке, мы двинулись к холму с пещерами, но были встречены потоком угроз их законных обитателей.
- Они убьют нас, - промолвила Лиз.
- Они могут нас убить, - ответил я, - а вот те твари, что сзади, убьют нас наверняка. Так что я попытаюсь занять одну из пещер, и горе тому, кто мне помешает. - С этими словами я продолжал взбираться вверх по склону. На пороге одной из пещер стоял здоровенный дикарь, сжимая к руке каменный топор.
- Поднимайся сюда, я убью тебя и возьму твою женщину, - пригрозил он.
- Ты что, не видел, как кончил Tea, который тоже хотел иметь мою женщину, - отвечал я на его языке.
- Так же будет и с тобой и со всеми остальными, если вы не позволите нам мирно провести ночь в ваших пещерах.
- Иди на север! - вскричал он. - Иди на север к племени Галу, и мы вас не тронем. Когда-нибудь и мы станем галу, но не сейчас. Вы не наши. Уходите, или мы вас убьем. Женщина может остаться, если она боится, а мужчина должен уйти.
- Мужчина никуда не уйдет, - ответил я и поднялся еще выше. Созданные природой уступы и неровности позволяли без особого труда добраться до пещер, но враждебность племени пещерных полулюдей и присутствие рядом измученной Лиз создавали едва преодолимые трудности.
- Я не боюсь тебя, - вновь закричал дикарь. - Ты был рядом с Tea, а я от тебя далеко и высоко. Ты не сможешь причинить мне вреда. Убирайся прочь!
Я поставил ногу на очередной выступ и подтянул Лиз к себе. Здесь я уже почувствовал себя в большей безопасности. Еще немного, и хищники уже не смогут до нас добраться.
Угрожавший нам дикарь, подняв топор над головой, стал спускаться вниз. То, что он находился выше нас, давало ему, во всяком случае по его мнению, солидное преимущество. Спускался он с полной уверенностью в успехе. Мне очень не хотелось его убивать, но выбора не было, и я застрелил его так же, как и Tea.
- Вот видите, - крикнул я его сородичам, - я могу убить вас, где бы вы ни находились. Я могу убить издали так же легко, - как и вблизи. Позвольте нам переночевать с миром. Я не причиню вам зла, если вы не тронете нас. Мы займем одну из верхних пещер. Отвечайте!
- Ладно, - ответил один из них. - Если ты не тронешь нас, поднимайся. Ты можешь занять пещеру Tea, она прямо над тобой.
Дикарь показал нам вход в пещеру, стараясь, правда, держаться подальше. Я забрался первым, Лиз за мной. У меня с собой были спички, и при их свете я обнаружил небольшое углубление с плоским полом и потолком. Каменные обломки крыши, упавшие в незапамятные времена, были почти погребены в толще мусора и грязи. Даже бегло брошенный взгляд убедил меня, что никто не прилагал рук к созданию здесь сносных условий жилья; кроме того, насколько я мог судить, ее никогда не чистили. С большим трудом мне удалось высвободить несколько крупных обломков и сложить перед входом подобие баррикады. Было слишком темно, чтобы сделать больше. Потом я поделился с Лиз своими запасами вяленого мяса, и мы поужинали, сидя перед входом, как делали это, должно быть, наши отдаленные предки на заре человечества под аккомпанемент доносившихся снизу воплей и рычания диких зверей. При свете догорающего костра мы могли видеть огромные крадущиеся фигуры хищников и их бесчисленные, горящие злобой и голодом глаза.
Лиз задрожала. Я обнял ее и привлек к себе. Она рассказала мне о своем похищении и о том, как ей было страшно. Мы вдвоем возблагодарили небо за то, что она осталась целой и невредимой, так как похитивший ее дикарь не осмеливался делать остановки на полном опасностей пути домой. Она рассказала, что они достигли холмов в тот момент, когда туда добрался и я, так как по пути ее похититель был вынужден несколько раз спасаться на деревьях от нападавших голодных хищников, а дважды им пришлось довольно долго ждать, пока саблезубые твари не соблаговолят снять осаду,
Ноб, ухитрившись вскарабкаться вслед за нами (чудом при этом не сорвавшись), свернулся клубочком перед входом, предварительно поужинав с большим удовольствием вяленым мясом. Он уснул первым, мы тоже вскоре последовали его примеру, так как чувствовали себя смертельно уставшими. Я снял патронташ, ружье и положил рядом, а револьвер оставил под рукой на всякий случай. Однако в ту ночь нас никто не потревожил, и когда я проснулся, солнце уже озаряло верхушки деревьев. Во сне головка Лиз уютно устроилась у меня на груди, а моя рука по-прежнему обнимала ее.
Вскоре проснулась и она; какое-то время, казалось, она не может сообразить, где находится. Она смотрела на меня, потом на мою руку, все еще обнимающую ее, потом, кажется, осознала скудость своего облачения, отодвинулась от меня, закрыла лицо руками и страшно покраснела от смущения. Я снова привлек ее к себе, поцеловал, тогда она тоже обняла меня и немножко поплакала на моем плече, покоряясь обстоятельствам.
Прошел час, прежде чем племя начало проявлять признаки активности. Мы наблюдали за ними из "апартаментов", как Лиз окрестила наше убежище. Они не носили ничего, напоминающего одежду или украшения. Все члены племени были примерно одного и того же возраста. Особенно бросалось в глаза отсутствие детенышей и подростков. Размышляя над этим, я припомнил, что, сталкиваясь и прежде с человекообразными Каспака, мы не встречали не только детенышей, но и стариков.
Со временем наши "хозяева" привыкли к нам, утратили прежнюю подозрительность и даже начали проявлять дружеские чувства, в своем, конечно, понимании. Они ощупывали материю нашей одежды, патроны в моем патронташе. Я показал им термос и вылил из него немного воды. Дикари пришли в полный восторг, вообразив, что в термосе находится неистощимый источник, который я ношу с собой.
Надо отметить, что они никогда не смеялись и не улыбались; я вспомнил, что Ам тоже никогда этого не делал. На мой вопрос, знают ли они Ама, ответ был отрицательный, но довольно странный. Один из них сказал: "Там, позади, мы могли его знать", - и он показал головой на юг.
- Так вы пришли оттуда? - спросил я. Он с изумлением поглядел на меня.
- Мы все пришли оттуда, - пояснил он. - А потом пойдем туда. - И он кивнул головой на север. - И станем галу, - заключил он свое объяснение.
Мы уже не раз слышали выражение "стать галу". Ам говорил об этом неоднократно. Мы с Лиз решили, что это часть религиозных верований дикарей, что-то вроде нашего представления о будущей райской жизни в загробном существовании.
После завтрака мужчины племени отправились на охоту, а женщины к луже с теплой водой, заросшей тиной и наполненной мириадами головастиков. Они зашли в лужу на глубину около фута и улеглись в грязь. Полежав так пару часов, они вернулись обратно к пещерам. Пока мы оставались с ними, этот ритуал повторялся каждое утро; на наши вопросы по этому поводу вразумительного ответа мы не получили. Все, чего удалось нам добиться в качестве объяснения, было единственное слово: "Ата". Они пробовали и Лиз заставить принять участие в своих грязевых ваннах и очень удивлялись ее отказу. После первого дня я тоже стал ходить на охоту с мужчинами, оставляя Лиз револьвер и Ноба. Эти предосторожности оказались излишними. Ни один зверь не приближался к луже во время пребывания в ней женской половины племени, да и в другие часы, кажется, тоже. Во всяком случае, я не видел ни одного следа животных вблизи лужи, правда, и вода там определенно не подходила для питья.
Племя питалось в основном мясом небольших животных. Способ охоты был крайне примитивен и состоял в окружении добычи и постепенном смыкании кольца до тех пор, пока животное не пыталось прорваться и не падало под ударом каменного топора. Таким образом им удавалось добывать достаточно карликовых лошадей и мелких антилоп для поддержания существования. В их рацион входили многочисленные разновидности фруктов и овощей. Они никогда не старались добыть пищи больше необходимого. Да и к чему беспокоиться? Что-что, а проблема питания в Каспаке не стоит для его обитателей на первом плане.
На четвертый день Лиз заявила мне, что чувствует себя достаточно сильной для возвращения в лагерь, так что я отправился на охоту в приподнятом настроении. Мне тоже хотелось поскорее вернуться, узнать новости, расспросить Брэдли, если он уже вернулся, о результатах его экспедиции. Кроме того, я знал, что о нас тоже беспокоятся и даже, может быть, считают погибшими.
День этот был хотя и облачным, но теплым, как это почти всегда бывает в Каспаке. Было даже как-то не по себе от сознания того, что всего в нескольких милях от нас зима сковывает пронизанный штормами океан и над Кадровой идет снег, хотя никакой снег не в состоянии пробиться сквозь влажную горячую атмосферу гигантского кратера.
Нам пришлось далеко уйти от пещер, прежде чем удалось окружить небольшое стадо антилоп. Двигаясь вместе с загонщиками, я заметил в двухстах ярдах от себя замечательный экземпляр красного оленя. Он, должно быть, спал в траве, потому что я видел, как он поднялся и недоуменно поглядывал по сторонам. Вскинув ружье, я выстрелил. Он упал, и я бросился к нему, чтобы добить его ножом, подарком одного из наших ребят, но едва я подбежал к нему, он вскочил и отбежал еще на две сотни ярдов. Я снова выстрелил, но история повторилась опять. Когда же я, наконец, перерезал ему горло и огляделся, в поисках своих охотников, чтобы те забрали тушу, вокруг никого не было. Напрасно я кричал и звал их - ответа не было. Наконец, раздосадованный, я вырезал из убитого оленя столько мяса, сколько мог унести, и пустился в одиночку обратно к пещерам. Я прошел не меньше мили, прежде чем осознал, что заблудился, причем безнадежно.
Небо к этому моменту сплошь затянулось тяжелыми мрачными облаками, вблизи не было ни одного ориентира. Я двинулся по направлению к югу; по крайней мере, я так думал. На самом же деле, как я теперь понимаю, я шел прямо в противоположную сторону.
Местность по-прежнему была незнакомой. В одной из рощиц, попавшихся мне по дороге, я наткнулся на следы человеческого пребывания, наполнившие меня сначала надеждой, а чуть спустя повергшие в отчаяние и безнадежность. Это был холмик свеженасыпанной земли, покрытый давно увядшими цветами и увенчанный плоской плитой из песчаника. Это была могила, и она могла значить только одно - я наконец-то добрался до местности, населенной обычными людьми. Я найду их, и они помогут мне добраться до холмов с пещерами, возможно, даже позволят нам с Лиз пожить в своем поселении, поселении подобных нам мужчин и женщин, а не кровожадных дикарей. Мои надежды и воображение успели разыграться за то время, что я преодолевал несколько ярдов, отделявших меня от могилы. Склонившись над могильным камнем, я прочитал грубо нацарапанные на его поверхности слова. Вот они:
Здесь покоится Джон Типпет,
англичанин, убитый тиранозавром
10 сентября 1916 года.
Мир праху его.
Типпет! Не может быть! Типпет, нашедший последнее пристанище в этом сумрачном лесу. Типпет мертв! Он был отличным парнем. Чувство горечи от потери угнетало меня. Эта одинокая могила неопровержимо свидетельствовала, что Брэдли тоже добрался до этих мест и тоже, вероятнее всего, заблудился, поскольку мы не рассчитывали на продолжительную экспедицию, когда он отправлялся в путь.
И раз уж я наткнулся на могилу одного из участников, нет ли причин опасаться того, что и кости остальных раскиданы где-то неподалеку?
Глава 6 Земля, позабытая временем
- Просмотров: 83
Глава 6 Земля, позабытая временем ― Берроуз Эдгар
Наше неспешное продвижение по направлению к судну и обсуждение всех этих проблем было прервано громким и легко узнаваемым звуком разрыва снаряда.
- Пушка "У-33"! - воскликнул фон Шенворц.
- Что бы это значило? - поинтересовался Ольсон.
- Боюсь, что у них неприятности, - ответил я, - и нам надо поспешить на помощь. Бросьте это мясо, - обратился я к людям, тащившим оленя, - и за мной!
Мы бегом пустились по направлению к бухте. Пробежав более полумили и не слыша никаких сигналов с корабля, мы постепенно перешли на быстрый шаг; сказывалась усталость и отсутствие тренировки. Тяжело дыша и отдуваясь, мы продвигались вперед, пока, не доходя примерно мили до гавани, не увидели зрелище, заставившее нас застыть на месте. Мы пробирались сквозь более густой, чем обычно в этих краях, лес, как вдруг оказались на большой поляне, в центре которой собралась группа существ, один вид которых заставил бы остановиться самого бесстрашного человека. Эта группа или, вернее, стадо состояло из пяти сотен человекоподобных. Здесь среди человекообразных обезьян были и гориллы этих я определил без труда. Но были другие виды, которых я затруднялся отнести к одной из двух групп - обезьянам или человеку. Некоторые из них походили на тот труп, который мы нашли на маленьком пляже под скалой. Другие принадлежали к менее развитому типу, более близкому к обезьянам по внешнему виду, наконец, третьи имели поразительное сходство с человеком, будучи прямоходящими, не столь волосатыми и с развитыми кистями рук.
Среди всей этой толпы особенно выделялся один, очевидно вождь, по виду близко напоминавший так называемого кроманьонского человека, известного по раскопкам во Франции. Такой же мощный короткий торс, огромная голова с выдвинутой вперед челюстью, покатый лоб, сгорбленная спина, руки короче ног, ноги короче, чем у современного человека, и полусогнутые в коленях. Это существо и еще несколько других, явно низшего, чем предводитель, типа, держали в руках тяжелые дубины, остальные были вооружены лишь тем, чем одарила их природа - клыками и могучими мускулами. Все они были самцами, все обнажены, даже на самых развитых не было никаких украшений. Завидев нас, антропоиды оскалили клыки и с рычанием повернулись в нашу сторону. Я не хотел стрелять без крайней необходимости и попытался обойти их, но когда вожак-кроманьонец разгадал мое намерение, он, очевидно, приписал его трусости и с яростным криком бросился на нас, размахивая дубиной над головой. Другие антропоиды ринулись вслед за ним. Под угрозой быть опрокинутыми и растоптанными я отдал команду стрелять. Первый же залп уложил шестерых, включая вожака. Остальные, помедлив, рассыпались и попрятались в лесу, причем часть из них укрылась в ветвях, а часть - среди деревьев на земле. Фон Шенворц и я обратили внимание, что по крайней мере двое из более развитых человекоподобных забрались на деревья с не уступающей обезьянам ловкостью, в то время как часть представителей этого типа нашла себе убежище на земле вместе с гориллами.
Осмотр тел показал, что пятеро наших противников убиты наповал, а шестой вожак - только контужен. Пуля, пройдя по касательной к его голове, только оглушила его. Мы решили взять его с собой в лагерь. С помощью ремней нам удалось связать ему за спиной руки и приспособить на шею поводок прежде, чем он пришел в себя. Затем мы вернулись за брошенной олениной, но оказалось, что она исчезла с того места, где мы ее оставили.
На обратном пути я с Уайтли шел примерно в ста ярдах впереди в надежде подстрелить что-нибудь съедобное, поскольку все мы чувствовали себя разочарованными и обкраденными. Продвигались мы очень осторожно, и, не имея рядом такой большой компании, были вознаграждены, подстрелив двух больших антилоп не далее, чем в полумиле от гавани. Таким образом, наш отряд с добычей и пленником возвратился к стоянке в хорошем настроении. К северу от места прикола на берегу мы обнаружили около двадцати трупов человекообразных из встреченной нами стаи, которые пытались атаковать Брэдли в наше отсутствие.
Мы решили, что преподали этим обезьянам неплохой урок на будущее, но расслабляться было нельзя ни на секунду - слишком много неизвестных опасностей ожидало нас в этом новом мире.
На следующий день мы принялись за сооружение лагеря. Полночи Брэдли, Ольсон, фон Шенворц и я просидели, обсуждая его будущее устройство. Часть людей мы поставили рубить лес, выбрав для этой цели произраставшую поблизости джарру, чья твердая, хорошо сохраняющяяся древесина вполне подходила для наших целей. Часть людей стояла на страже, меняясь каждый час, с обеденным перерывом в полдень. За эту работу отвечал Ольсон, а мы с Брэдли, фон Шенворцем и мисс Ларю занимались разметкой стен и будущих строений. Закончив разметку, мы присоединились к плотникам, помогая обрабатывать и ошкуривать срубленные стволы. Один только фон Шенворц не составил нам компании. Будучи прусским офицером и дворянином, он не мог опуститься до грубой физической работы в присутствии своих подчиненных, а я не чувствовал себя вправе заставлять его ведь в конце концов все мы работали добровольно. Он провел остаток дня, выстругивая тросточку из ветки джарры и беседуя с мисс Ларю, которая соизволила несколько смягчить свое отношение к барону. К закату у нас уже накопилось достаточно много бревен, обработанных и готовых для завтрашнего строительства. Дикари больше не появлялись, и лишь однажды животный мир Капроны напомнил о своем существовании, когда кошмарная тварь спикировала на лагерь с неба, но быстро ретировалась под градом пуль. Это существо представляло собой, по-видимому, какую-то разновидность птеродактиля и выглядело очень внушительно вследствие своих размеров и свирепого вида. Тогда же произошел еще один инцидент, оставивший у меня на душе более скверный осадок, чем нападение доисторического ящера. Двое лесорубов, оба из германской команды, обрубали сучья со срубленного дерева. Фон Шенворц к этому времени закончил свою тросточку, и мы с ним как раз проходили близ этих немцев. Один их них отбросил в сторону только что обрубленную ветку и нечаянно попал в лицо фон Шенворцу. Ветка не могла причинить ему сколько-нибудь серьезного вреда на лице не осталось даже царапины, тем не менее он страшно рассвирепел и громко скомандовал: "Смирно!" Матрос немедленно выпрямился, повернулся к своему командиру лицом, щелкнул каблуками и отдал честь.
- Свинья! - заорал барон и ударил парня по лицу, перебив ему при этом нос. Я схватил фон Шенворца за руку, прежде чем он успел повторить свой удар; в ответ он замахнулся своей тростью с намерением ударить и меня, но еще до того, как она успела опуститься, я прижал дуло своего револьвера к брюху барона. Должно быть, он прочел в моих глазах, что мне доставит огромное удовольствие спустить курок, воспользовавшись этим предлогом. Фон Шенворц, как и все подобные ему, был в душе трусом, поэтому он опустил занесенную для удара руку и повернулся, собираясь уйти. Я удержал его и перед лицом всех его людей объявил, что подобные действия больше не повторятся ни один человек не будет подвергаться наказанию или побоям иначе, как по приговору суда и согласно тем законам, которые мы приняли. Все это время провинившийся матрос продолжал стоять по стойке "смирно", и по выражению его лица я так и не сумел понять, что ему больше по душе - полученный удар или мое вмешательство в устав кайзеровской армии. Он так и не пошевелился, пока я не приказал ему вернуться на судно и заняться разбитым носом. Только тогда он отдал честь, повернулся и строевым шагом отправился на корабль.
Незадолго до сумерек мы отплыли на середину бухты и бросили якорь в ярдах ста от берега. Я чувствовал, что в таком положении мы будем в максимальной безопасности. Кроме того, я назначил людей в ночные вахты, а старшим поставил Ольсона, приказав ему принести с собой на палубу одеяла, чтобы перехватить хоть немного сна. За ужином мы отведали жареную антилопу и салат из зелени, которую наш кок сумел нарвать близ ручья. За ужином фон Шенворц был угрюм и неразговорчив.
После трапезы все, кроме барона, собрались на палубе посмотреть на окрестности и на ночную жизнь Капроны. Впрочем, посмотреть - это не совсем точно, скорее послушать. Со стороны большого озера до нас доносились шипение и крики бесчисленных тварей. Над нами раздавалось хлопанье гигантских крыльев, а с берега неслись звуки ночных джунглей, влажных тропических лесов палеозоя и мезозоя, когда-то покрывавших всю Землю. Голоса доисторических тварей, однако, перемежались с более близкими к нашему времени - рыком пантеры и льва, воем волков и еще каким-то громогласным рычанием, незнакомым нам и принадлежавшим, как мы потом выяснили, самому страшному из хищников этой "гостеприимной" страны.
Постепенно, один за другим, все разошлись по каютам, и мы остались на палубе вдвоем с мисс Ларю. Она была молчалива, хотя и удостаивала меня ответом на мои вопросы. Мне показалось, что чувствует она себя неважно, и я спросил ее об этом.
- Да, - ответила она, - мне как-то не по себе и больше всего от жестокости и несправедливости всего окружающего. Я ощущаю себя такой маленькой и слабой, беспомощной песчинкой перед лицом всей этой многообразной жизни, этого всеобщего пожирания, дикости и безжалостности. Никогда прежде я не представляла себе, что жизнь может быть такой дешевой и ненужной, как здесь. Жизнь кажется мне просто злой шуткой. Ты либо смешон, либо страшен, в зависимости от того, сильнее или слабее ты своего противника, и по большей части ты просто никому, кроме себя самого, не нужен. Ты маленькая смешная марионетка, дергающаяся на ниточке от колыбели до могилы. Наша беда в том, что мы слишком серьезно сами себя воспринимаем, впрочем, Капрона быстро вылечит нас от этого заблуждения. - Она умолкла и рассмеялась.
- Какую замечательную философскую систему вы придумали, - сказал я. - Как великолепно соответствует она порывам человеческой души, как наполняет, удовлетворяет, облагораживает. Каких чудесных высот могла бы достичь человеческая раса, если бы первый автор подобной концепции сумел донести ее до всех людей и сохранить до нынешних времен.
- Я не люблю иронии, - сказала она, - она свидетельствует о низменной натуре.
- А какую, интересно, натуру вы предполагаете у "маленькой смешной марионетки, дергающейся на ниточке от колыбели до могилы"? - поинтересовался я. - Да и какое все это имеет значение, что вы любите и что не любите. Ведь никому до вас нет дела и вы не должны воспринимать себя серьезно.
Она с улыбкой взглянула на меня:
- Вся беда в том, что мне очень страшно, тревожно и одиноко.
В этих ее словах прозвучало что-то похожее на рыдание. Впервые она так разговаривала со мной. Непроизвольно я накрыл своей рукой ее руку, лежащую на поручне.
- Я знаю, что мы в трудном положении, - сказал я, - но не надо думать, что вы одна. Здесь... здесь есть... один... один человек, который все для вас сделает, - закончил я, запинаясь.
Она не убрала своей руки и со слезами на глазах посмотрела мне в лицо, и в ее взгляде я прочитал невысказанную благодарность за сочувствие. Затем она отвернулась и вздохнула. Очевидно, ее новоиспеченная философия дала трещину, поскольку она явно начинала воспринимать себя серьезно. Больше всего на свете мне хотелось обнять ее и поведать о своей любви; я уже убрал было свою руку с поручня и собирался привлечь ее к себе, но в этот самый момент на палубе появился Ольсон со своими одеялами.
На следующее утро мы принялись за строительство. Все шло прекрасно. Наш пленный кроманьонец вначале доставлял немало хлопот; нам приходилось держать его в кандалах и на цепи, так как он пытался бросаться на тех, кто к нему подходил, но со временем он присмирел, и мы попробовали выяснить, умеет ли он говорить. Лиз проводила с ним много времени, разговаривая и пытаясь приручить, но ее попытки оставались безуспешными.
Завершение построек заняло у нас около трех недель. Наконец лагерь был готов. Он располагался на берегу холодного ручья в двух милях от гавани.
Мы несколько изменили свои первоначальные планы, когда дошли до сооружения ограды. Дело в том, что мы обнаружили поблизости сильно выветрившуюся и полуосыпавшуюся скалу и в нашем распоряжении оказалось более чем достаточное количество плоских обломков. Сложенная из камня стена, окружающая все наши постройки, имела форму квадрата с башнями по углам, что позволяло вести при необходимости перекрестный огонь при нападении на любую из сторон форта. Стена имела в высоту пятнадцать футов, толщину у основания - три фута, наверху полтора.
С момента нашей стычки фон Шенворц ни разу не заговорил со мной, если не считать, так сказать, официальных обращений. Короче, мы с ним находились в состоянии вооруженного нейтралитета, что, впрочем, устраивало меня на все сто.
Вот уже неделю я продолжаю работу над этими записями о наших удивительных приключениях. Заранее прошу извинения за мелкие неточности, в основном хронологического характера, но обилие впечатлений поневоле способствует их появлению. Однако все эти неточности мелкие и особого влияния на мое повествование оказать не могут. Пробежав глазами последние несколько страниц моего дневника, я обнаружил, что забыл упомянуть тот факт, что Лиз все-таки удалось установить речевой контакт с "кроманьонцем". Речь его, конечно, очень скудна и примитивна, но тем не менее это разговорная речь. Имя нашего пленника - Ам или Аам, как он нам сообщил, а вся страна называется Каспак. Когда мы спросили его, как далеко она простирается, в ответ он обвел руками вокруг своей головы, обозначая, по-видимому, этим жестом всю вселенную. Сейчас он ведет себя спокойно, и мы собираемся освободить его, так как он заверял нас, что не позволит своим сородичам причинить нам вред. Нас он называет галу и заявляет, что в скором времени тоже станет галу. Этот момент мне не совсем понятен. Ам говорит, что на севере от нас живет много галу, и, как только он превратится, тоже отправится жить с ними.
Вчера Ам ходил с нами на охоту. Наши ружья и та легкость, с какой мы поражали из них оленей и антилоп, произвели на него огромное впечатление. Все это время мы питались съедобными фруктами, овощами, травами, в основном указанными нам Амом, а дважды в неделю охотились. Часть добываемого мяса мы вялили и складывали про запас на всякий непредвиденный случай, скорее даже не вялили, а коптили. Кроме того, нам удалось собрать большое количество зерна двух разновидностей диких злаков, произрастающих в округе. Один из этих злаков представлял собой гигантскую кукурузу - могучее растение, часто пятидесяти или шестидесяти футов высотой, с початками размером с человека и зернами величиной с кулак. Нам даже пришлось выстроить вторую кладовую, так велики оказались собранные запасы.
3 сентября 1916 г. Ровно три месяца назад пущенная с "У-33" торпеда отправила меня в необычайное путешествие, приведшее нас сюда, в Каспак, с мирной палубы американского лайнера. Мы начинаем потихоньку обживаться на новом месте; никто уже, похоже, не верит, что нам суждено когда-нибудь вернуться в привычный мир. Уверения Ама, что в Каспаке обитают такие же, как мы, разожгли всеобщее любопытство. На прошлой неделе я отправил на разведку несколько человек под началом Брэдли. Ам, которого мы освободили, отправился вместе с ними. Они прошли миль двадцать пять на запад, встретив на пути множество хищных зверей и ящеров и немало человекообразных, которых Ам отсылал прочь. Вот рапорт Брэдли об этой экспедиции:
"День первый. Прошли пятнадцать миль. Разбили лагерь на берегу большой реки, текущей на юг. Дичи в изобилии. Видели несколько новых видов животных, ранее не встречавшихся. Перед самым привалом подверглись нападению огромного волосатого носорога, которого Плессер уложил точным выстрелом. На ужин ели бифштексы из носорога. Ам назвал это животное Атисом. С момента выхода из лагеря до прибытия к месту ночлега шло почти непрерывное сражение. Мозг человека просто не в состоянии охватить все то изобилие хищного зверья в этом затерянном мире, ну и, конечно, еще большее изобилие животных, служащих добычей для хищников.
День второй. Прошли около десяти миль до подножья скал. Пробрались сквозь густые джунгли, растущие вблизи. Наблюдали стадо из человекообразных и более низких по развитию обезьян, причем один из моих людей клялся, что видел среди них белого человека. Сначала они собирались было атаковать нас, но залп из ружей быстро заставил их изменить свои намерения.
Мы взобрались на скалы так высоко, как смог ли; ближе к вершине они абсолютно перпендикулярны и нет ни единой зацепки, ни малейшего выступа для дальнейшего продвижения. Все были разочарованы, так как надеялись увидеть и привлечь внимание какого-нибудь проходящего судна. Кроме того, наша попытка подъема позволила твердо установить тот факт, хотя это вряд ли пригодится нам, что кратер был некогда целиком заполнен водой.
Обратный путь занял два дня и был столь же полон приключений. Мы все начинаем привыкать к ним. Приключения и опасности становятся чем-то обыденным. Пострадавших и заболевших нет".
Я не раз улыбнулся, читая рапорт Брэдли. За эти четыре дня он, без сомнения, пережил больше приключений, чем, скажем, африканский охотник на крупного зверя за всю жизнь, и, тем не менее, описал все это в нескольких строчках. Все верно, мы начали привыкать к приключениям. Не проходило еще ни одного дня без того, чтобы одному или нескольким из нас не угрожала смертельная опасность. Ам научил нас кое-каким хитростям, оказавшимся полезными и позволившим экономить боеприпасы, которые лучше было поберечь для охоты или на самый крайний случай. Теперь мы прячемся под деревьями, если нападет птеродактиль, и скрываемся на них от наземных хищников; кроме того, мы не стреляем по динозаврам, если в запасе нет по крайней мере пары минут, в течение которых можно избежать контакта, - даже пораженные в голову, сердце или позвоночник они сразу не умирают. Попадание же в любую другую часть тела более чем бесполезно: они этого просто не замечают.
7 сентября 1916 г. Со времени моей последней записи произошло немало событий. Брэдли снова отправился в экспедицию к окружающей Капрону стене скал. Он предполагает отсутствовать несколько недель и собирается двигаться вдоль ее основания в поисках подходящего для подъема места. С собой он взял Синклера, Брейди, Джеймса и Типпета. Ам исчез. Его нет уже три дня, но самое удивительное происшествие - это открытие фон Шенворцем и Ольсоном нефтяного источника во время охоты в пятнадцати милях от нас за песчаниковыми холмами. Ольсон рассказал, что там бьет нефтяной гейзер, а фон Шенворц начал подготовку оборудования для очистки нефти. Если это ему удастся, мы получим возможность покинуть Каспак и вернуться в цивилизованный мир. Я даже боюсь поверить этому. Все мы просто на седьмом небе. Дай Бог, чтобы нас не постигло разочарование.
Несколько раз я хотел заговорить с Лиз о своих чувствах к ней, но не осмелился.