Опубликовано: 23 февраля 2021

Просмотров: 199

Глава 17 Приключения в стране бизонов — Луи Буссенар

Фрике не хочет быть зятем Видевшего Великого Отца. — Смотрины. — Желтая Кобыла и Бутылка Виски. — Отеческие аргументы. — Надежная охрана. — Приготовления к пыткам. — Героическое и безумное решение. — Месть Кровавого Черепа. — Пытка огнем. — Двое против двухсот. — Сигнал трубы. — Американская кавалерия. — Индейцы Кер-д’Ален. — Возмездие. — Возвращение. — Придется носить парик.

— Посмотрите, господин Андре, как нами распоряжается Видевший Великого Отца! Он хочет, чтобы мы стали индейцами! Меня в жар бросает от такого предложения.

— Что же делать, мой бедный Фрике! Из двух зол надо выбирать меньшее.

— Так-то оно так. Сейчас наша жизнь висит на волоске и нам капризничать не стоит. Но перспектива плыть по реке жизни в компании краснокожих, да еще соединив наши судьбы с кирпичного цвета девицами, меня совершенно не вдохновляет. Тем более что мы с вами — убежденные холостяки. Может быть, как-нибудь увильнем? Идея! Давайте скажем, что мы уже женаты в нашей стране.

— Это для них не имеет никакого значения, здесь многоженство — обычное дело.

— Черт возьми! В крайнем случае я согласен стать индейцем, но зятем Видевшего Великого Отца — это уж слишком!

— Ну, до этого дело еще не дошло. События развиваются быстро, и нам остается только ждать и надеяться. Сейчас главное — сделать вид, что мы согласны, а в подходящий момент начать действовать и спасти полковника.

Старый индеец, видя, что оба француза не возражают, решил, что все улажено. Молчание — знак согласия, как говорит народная мудрость.

Старик сообщил добрую весть сиу, и они приняли ее с восторгом, полагая, что в племени теперь будут еще два отважных воина.

По случаю счастливого события французов раз и навсегда освободили от пут. Кроме того, наших путешественников избавили от гостеприимства Кровавого Черепа, и будущий тесть торжественно препроводил их в свою хижину, где женщины немедленно приступили к подготовке грандиозного пиршества.

Патриарх семейства, как человек, знающий обычаи, использовал момент, чтобы представить невест, и ввел в вигвам двух женщин. Веселый луч солнца проскользнул в хижину через приподнятый полог, и будущие мужья увидели жалких и откровенно безобразных созданий, уже увядших от тяжкого труда, который выпадает на долю индейских женщин с юных лет.

— Это — Желтая Кобыла, — сказал вождь, обращаясь к Андре, и указал на высокую девицу с квадратной фигурой, напоминающей футляр от стенных часов.

Девица была в отвратительных лохмотьях, спутанные полосы падали на испуганное, хмурое лицо, покрытое толстым слоем краски и грязи.

Андре, растерявшись, не произнес ни слова. Да и что он мог сказать при виде этого забитого, похожего на животное, создания, не вызывающего иных чувств, кроме жалости.

— А это — Бутылка Виски! — Старик указал Фрике на вторую девицу, носящую столь необычное имя.

— Черт возьми! — пробормотал парижанин. — Это уж прямо феномен какой-то: голова козы, а шея аиста. Честное слово, и впрямь точно бутылка из-под водки. И как наш достойный друг ухитрился заиметь такое потомство? Я заметил, что прекрасный пол здесь не слишком хорош, но уж такого безобразия никак не ожидал!

Видевший Великого Отца был вполне удовлетворен произведенным впечатлением: будущие зятья остолбенели, но индеец счел их молчание за бесстрастное спокойствие. Старик обратился с речью к дочерям, которые тут же раскричались: похоже, они были не в курсе планов отца. Услышав эти крики, отец схватил кол, из тех, что используются для сооружения вигвама, и несколько раз сильно вытянул невест по спинам.

Вопли немедленно прекратились, и присмиревшие девушки безропотно подошли к Фрике и Андре. Затем они буквально распластались на земле, каждая взяла в руку ногу своего суженого и поставила себе на затылок, показывал таким образом, что отныне они считают этих мужчин своими полными хозяевами.

— Не нравятся мне их обычаи, — проворчал Фрике. — Женщины тут совершенно не похожи на любезных и добродушных хозяек в семьях наших друзей Кер-д’Ален, правда, господин Андре? Не дай нам Бог застрять здесь надолго!

Фрике и Андре, конечно, не ожидали, что им предоставят полную свободу, но все-таки рассчитывали, что следить за ними не будут. Помня, что на следующее утро их несчастного спутника ждали жестокие муки, они надеялись, как только стемнеет, попытаться освободить полковника.

Но французы не приняли в расчет своего гостеприимного хозяина. Хитрый старик, словно угадав планы будущих зятьев, не отходил от них ни шаг; его сопровождали трое сыновей — рослые, крепкие парни. При виде их становилось понятно, почему жена старца получила имя — Мать Троих Сильных Мужчин. Эти парни прониклись внезапной нежностью к своим будущим родственникам и не покидали их ни на минуту. К тому же около вигвама без конца толклись соседи, друзья, родственники, так что Фрике и Андре все время были на глазах. День завершился обильным пиршеством, какие очень любят индейцы, способные поглотить невероятное количество пищи.

С наступлением ночи наблюдение за французами усилилось. Индейцы были настороже, и десяток наиболее трезвых и наименее объевшихся воинов расположились на ночь вокруг хижины, правда, без оружия.

В вигваме Кровавого Черепа тоже шел пир горой, и его хижина также строго охранялась.

Фрике и Андре всю ночь глаз не сомкнули, сознавая собственное бессилие: медленно, но неуклонно уходили часы, а с ними и последняя надежда.

Приближался роковой для американца миг, а они ничем не могли ему помочь: новые друзья не сводили с них глаз.

Утром оба француза, к удивлению старика, заявили, что хотят присутствовать при пытках своего спутника. Напрасно Видевший Великого Отца пытался их отговорить и советовал остаться в хижине. Видимо, он боялся, что французы не выдержат жуткого зрелища, а может, опасался какой-нибудь отчаянной попытки спасти полковника. Андре был непреклонен.

— Раз вы считаете нас членами своего племени, мы имеем такие же права, как и остальные воины, — сказал он в ответ на все уговоры.

В конце концов Видевший Великого Отца уступил, но недоверие его возросло.

У двух друзей не было никакого оружия, но они решили любой ценой спасти американца, даже если эта попытка будет стоить им жизни. Впрочем, еще оставалась надежда на чудо.

Вскоре из хижины Кровавого Черепа вывели полковника. Руки у него были связаны за спиной, а ноги спутаны веревками. Шел он с трудом, но держался, как обычно, гордо и независимо. Его окружила вопящая, беснующаяся от ярости толпа. Полковник был очень бледен, но спокоен. Он знал, что его ожидает смерть у столба пыток, давно смирился с этим и был готов показать своим врагам, что не только индейцы могут бесстрашно переносить мучения.

Американец вздрогнул, заметив среди толпы своих спутников. Он быстро и отрывисто заговорил по-английски, так, чтобы его слова понял стоявший рядом Андре, но не уловили индейские воины, немного знавшие язык.

— Спасибо, что пришли… Сделайте так, чтобы я не мучился, прошу вас… Меня сейчас привяжут к столбу… начнут стрелять из карабинов, но пули будут лишь задевать… Попросите и вы выстрелить… вам не откажут… Постарайтесь убить меня наповал!

— Еще не все потеряно, друг мой, — с трудом сдерживая волнение, ответил Андре, хотя сам уже потерял надежду.

Палачи потащили ковбоя, и он исчез в толпе, вопли которой заглушили его слова.

Наконец зловещая процессия прибыла к месту пыток: это была просторная площадка, посередине возвышался высокий столб, выкрашенный в темно-красный цвет.

Обычно, чем изощреннее пытки, которым подвергаются враги, тем охотнее любуются ими зрители. Но странное дело, сейчас индейцы, кажется, хотели покончить с полковником поскорее.

Особенно торопился Кровавый Череп, руководивший церемонией, хотя, по традиции, ему следовало бы растянуть пытки насколько это возможно: ведь жертва была у него в руках и никак не могла ускользнуть от возмездия.

Быть может, Кровавый Череп помнил, что они находятся на территории Длинноухих, и опасался появления хозяев этой земли. Длинноухие — племя мирное, и вряд ли они захотели бы ссориться из-за бесчинств Кровавого Черепа с американскими властями.

Но, с другой стороны, операция по захвату пленных была проведена молниеносно, место для лагеря выбрано уединенное, и вряд ли кто-нибудь мог вмешаться. Как бы то ни было, Кровавый Череп решил, что час настал. Мучители решили обойтись без классических развлечений, когда жертва становится мишенью для пуль или томагавков[103], которые лишь слегка задевают несчастного, не нанося ему серьезных ран. Кровавый Череп сразу приступил к финалу жуткого спектакля, избавив пленника от долгих, тревожных предсмертных часов, когда пули свистят в сантиметре от головы, врезаясь в столб, а летящие томагавки, рассекая лезвием кожу, застревают в дереве.

Вождь грубо швырнул ковбоя на землю и с помощью добровольных палачей распял, привязав руки и ноги к четырем колышкам. Затем сложил на груди пленника смолистые щепки, выбил огнивом искру, зажег обрывки просмоленных тряпок и поджег щепки в нескольких местах. Тонкие веточки затрещали и медленно занялись. Вскоре огонь добрался до тела пленника и все почувствовали отвратительный запах горелого мяса.

Несчастный ковбой буквально поджаривался заживо. Он забился в жутких конвульсиях, нечеловеческий вопль вырвался из его груди.

Мучители, словно охваченные приступом внезапного безумия, завопили, заглушая стоны жертвы, и закружились в диком танце вокруг костра.

Толпа заслонила американца от Андре и Фрике, так что они не могли видеть ужасную картину, но предсмертный крик своего спутника охотники, конечно, услышали. Не сказав друг другу ни слова, без всякого плана, двое против двухсот, они с неудержимой яростью бросились на толпу.

Пять-шесть зевак отлетели в стороны под ударами французов. Атака была столь неожиданной, что двое друзей успели вырвать у стоявших рядом воинов по карабину. Видя такую отчаянную дерзость, индейцы в первый момент растерялись.

— Дорогу, мерзавцы! — загремел голос Андре.

— Назад, негодяи! — пронзительно завопил Фрике.

Несмотря на всю свою силу и ловкость, им не удалось сразу прорваться через толпу. Стрелять они не могли, и им пришлось действовать карабинами как дубинками, нанося удары направо и налево.

Но индейцы быстро пришли в себя, окружили французов и все плотней сжимали кольцо. И вот уже Фрике и Андре — на волосок от гибели! Им не выстоять против толпы, и, увы, последняя отчаянная попытка обернулась крахом!

Вдруг индейцы застыли. Фрике и Андре тоже замерли на месте, не веря своим ушам! Что же сковало безудержную ярость нападавших? Боевой сигнал трубы…

Это был сигнал к штурму! Перекрывая звонкий голос трубы, прозвучало мощное «ура!», к нему присоединился боевой клич краснокожих, и земля задрожала под копытами коней!

На полном скаку всадники ворвались в лагерь, и изумленные французы увидели солдат в синей форме. Сверкнули сабли; в мгновение ока Фрике и Андре были освобождены.

Одновременно с противоположной стороны появилась индейская конница, безжалостно преследуя разбегавшихся воинов Кровавого Черепа. Операция по окружению завершилась молниеносно и точно.

— Американские солдаты!.. Индейцы Кер-д’Ален!.. — Фрике и Андре на миг остолбенели, но тут же бросились к несчастному ковбою.

Индейские воины умеют великолепно атаковать, но, захваченные врасплох, часто теряются. Вот и сейчас, увидев, что их окружили со всех сторон, под ударами солдатских сабель и томагавков Кер-д’Ален, под градом пуль, индейцы думали лишь о том, чтобы добраться до лошадей и умчаться в прерию.

А в середине побоища бился в конвульсиях и стонал полковник Билл. Фрике и Андре с ужасом увидели, что Кровавый Череп уже заканчивал снимать с американца скальп. Андре замахнулся, чтобы ударить индейца прикладом по голове, но тот гибким движением хищника увернулся, отскочил в сторону с окровавленным скальпом в руках и смешался с обезумевшей толпой.

Мощный удар Андре обрушился в пустоту, и француз едва удержался на ногах. Фрике тем временем склонился над несчастным ковбоем, сбрасывая с его груди тлеющие угли. Полковник уже не подавал признаков жизни. Его развязали и убедились, что ожог на груди обширный, но, к счастью, неглубокий, других ран на теле не было. Однако заклятый враг успел отомстить: сквозь кровь, вытекавшую из надрезанных острым ножом сосудов, просвечивал совершенно голый череп.

Воины Кровавого Черепа были разбиты наголову. Командир американских кавалеристов приказал трубить отбой. Но кое-где еще слышались выстрелы — добивали раненых или спрятавшихся в высокой траве беглецов. В этой жестокой войне пленных, увы, не брали, и обе воюющие стороны не знали жалости.

Андре и Фрике были счастливы вновь увидеть своих друзей Кер-д’Ален и с благодарностью пожали руки «малышу» Батисту, его сыновьям Блезу и Жильберу и всем остальным: не подоспей они вовремя — случилось бы непоправимое. Тут же было сделано все возможное для облегчения страданий искалеченного полковника. Остатки разбитого племени покинули лагерь, а победители расставили часовых, чтобы избежать неожиданностей.

Фрике и Андре оказались героями дня, и вот что узнали они от своих друзей. Индейцы, обнаружив исчезновение гостей, сразу поняли, что французы попали в засаду. Людям опытным не составило труда найти их следы. Они тут же бросили все силы на преследование похитителей, не испугавшись их значительного численного превосходства. Но сразу нагнать врагов индейцы Кер-д’Ален не смогли: распутывая следы, они теряли время, а противники уходили на большой скорости.

Случилось так, что Кер-д’Ален встретили отряд федеральных войск — человек пятьдесят всадников, которые направлялись в свой гарнизон, в форт Окайнакен, расположенный у слияния Колумбии с одноименной рекой. Батист рассказал о случившемся командиру, и тот, узнав, что среди пленников есть американец, решил присоединиться к отряду индейцев Кер-д’Ален. Вот так объединенными силами удалось провести блестящую операцию и нанести сокрушительное поражение бандитам Кровавого Черепа.

__________

Три недели провели Фрике и Андре в резервации Кер-д’Ален после этих драматических событий. И вот наконец наступил день отъезда. Французы покидали гостеприимную индейскую деревню, трогательно распрощавшись с хозяевами. Их сопровождал отряд из двадцати вооруженных воинов, а впереди двигалась повозка с провизией. В этой же повозке, на мягких матрасах из шкур бизонов, ехал полковник Билл, который уже шел на поправку. Жуткая процедура снятия скальпа оказалась очень болезненной, но не смертельной. Само по себе снятие кожи с головы — немыслимо жестоко, но не затрагивает никаких жизненно важных органов. Оскальпированные гибнут чаще всего потому, что брошены без помощи или от других ранений.

Раны на голове полковника постепенно затягивались. Конечно, смотреть на него было страшно, но месть Кровавого Черепа лишь обезобразила ковбоя, не нанеся ему иных повреждений. Ожог на груди заживал медленно, но воистину нет худа без добра, и полковник излечился от жестокой межреберной невралгии, мучившей его много лет.

Не стоит и говорить о том, что ненависть американца к краснокожим теперь не знала границ, и он уже помышлял о кровавой мести.

Без всяких происшествий отряд добрался до Уоллулы. После путешествия по стране бизонов французы собирались кружным путем отправиться на яхте в Европу. Полковник Билл, искренне привязавшийся к ним, все пытался уговорить Фрике и Андре не уезжать, дождаться его полного выздоровления, а затем пуститься вместе на поиски новых приключений по равнинам Дальнего Запада.

Фрике, со своей стороны, столь же безуспешно советовал ковбою бросить полную опасностей кочевую жизнь.

— Видите, полковник, что с вами произошло, — сказал парижанин, расставаясь с американцем, — а ведь может случиться и кое-что похуже. Хватит с вас прижигания, прописанного Кровавым Черепом. И я бы на вашем месте стал носить парик. Как только вернусь домой, закажу новый скальп у лучшего мастера и пошлю вам шедевр парикмахерского искусства. Но если вы когда-нибудь встретите Кровавого Черепа, ограничьте возмездие лишь демонстрацией новой шевелюры. Уверяю вас, такая месть будет иметь полный успех! Договорились? Вы помиритесь с этим раздражительным краснокожим? А то ведь и у вас, и у него череп теперь совершенно голый, и, как бы вам ни хотелось, вы уже не сможете… поискать друг у друга в голове!..

Конец

Опубликовано: 23 февраля 2021

Просмотров: 208

Глава 15 Приключения в стране бизонов — Луи Буссенар

Утро в индейской хижине. — Мать Троих Сильных Мужчин выполняет обещание. — Шествие. — Зал совета. — Семь вождей. — Наряды и шляпы. — Какофония. — Церемониал. — Слепой Бобр, великий вождь. — Кровавый Череп — общественный обвинитель. — Зловещее доказательство. — Справедливости! — Небольшой, но ценный подарок. — Проект обмена шевелюрами. — Приговор полковнику. — Кровавому Черепу нужны три жертвы. — Ответ Фрике.

Как ни отвратительно пахло в хижине Кровавого Черепа, Фрике, Андре и мистер Билл все же заснули. Видимо, от спертого воздуха сон их был неспокоен и полон кошмаров. Проснулись они довольно поздно и увидели, что огонь в очаге погас, а из верхнего отверстия проникал в хижину солнечный лучик.

Охотники были одни. Но бдительные охранники, конечно, оставались рядом. С улицы слышался гул голосов, похоже, там шли какие-то переговоры. Вскоре голоса смолкли и шкуру, прикрывавшую вход, подняла чья-то тощая рука. В хижину вошла старая, вся в морщинах женщина, согнутая долгим изнурительным трудом. Она принесла еду.

— Мать Троих Сильных Мужчин выполняет наказ Видевшего Великого Отца, — тихо произнесла она. — Пусть бледнолицые поедят… быстро, очень быстро… Скоро они предстанут перед советом вождей.

И, не сказав больше ни слова, женщина удалилась.

Фрике и Андре послушно проглотили по хорошему куску мяса, с удовольствием съели по жесткой кукурузной лепешке и покормили, как выразился Фрике, «из клюва» полковника.

Старуха сказала правду. Едва они кончили есть, в вигвам вошел Кровавый Череп, вооруженный до зубов и отвратительно вымазанный самыми яркими красками.

— Пусть белые встанут и идут за мной, — приказал он, — Они предстанут перед судом и увидят великих воинов.

— Вот как! — заметил Фрике. — Нас, значит, судят. А по-моему, приговор заранее известен. Впрочем, думаю, мы увидим кое-что забавное. — Затем, обращаясь к вождю, который в боевой раскраске стал еще надменнее и суровее, Фрике добавил: — Послушайте, приятель, неплохо было бы развязать нам ноги. Что же нам, идти на совет стреноженными, как скот? Во-первых, очень уж трудно шевелить ногами, во-вторых, что скажут люди?

— Кровавый Череп согласен, — ответил краснокожий со злобной ухмылкой. — Он даст белым свободу, пока их не привяжут к столбу пыток.

Индеец перерезал веревки, стягивавшие ноги пленников.

— Ох и задал бы я тебе жару, парень! — тихо проговорил Фрике. — Да нас всего трое, а у тебя тут человек двести головорезов. Но мы еще посмотрим!

— Ну что же, пошли! — коротко бросил Андре товарищам.

Вождь, а за ним пленники вышли наружу. Их сразу же окружили вооруженные воины. Появление белых явно вызвало любопытство, правда, было трудно определить, насколько оно благожелательно. На лицах индейских воинов застыло бесстрастное выражение, придававшее им сходство с каменными масками.

Женщинам и детям, похоже, строго запретили выходить из хижин. Лишь мужчины в боевой раскраске молча присоединились к шествию.

Наконец все подошли к просторному вигваму, где свободно могли разместиться человек двадцать. Плотные некрашеные холстины, служившие стенами, были приподняты, свет и воздух проникали в хижину со всех сторон.

Воины расположились вокруг так, чтобы любопытные не могли подойти близко, а всем допущенным на совет было видно и слышно все, что произойдет внутри. Кровавый Череп вошел в хижину через просвет между шестами.

Перед очагом, в котором тлели угли, сидели семеро индейцев в церемониальных нарядах. Пусть, однако, читатель не думает, что выражение «церемониальный наряд» предполагает какое-то подобие полного костюма. Невозможно представить, до чего нелепы были одеяния этих сильных воинов, с римским профилем, мощным торсом и атлетическими мышцами. Если бы не общий серьезный настрой, оба француза расхохотались бы при виде немыслимых лохмотьев, гордо выставленных напоказ.

Индейцы, еще вчера смотревшиеся как истинные дети природы, напялив эти тряпки, извлеченные из ящиков и кожаных мешков, превратились в жалкие карикатуры.

Как только пленники, держась спокойно и с достоинством, переступили порог вигвама, вожди затянули мрачную песнь, прерываемую высокими нотами, в которых слышались рев и крики зверей. Каждый вел свою партию в этом странном концерте, не обращая никакого внимания на пение остальных. Один кричал оленем, другой хрюкал, третий лаял, кто-то ржал…

Пока семеро вождей пели, французы могли спокойно рассмотреть их. Американец же, которому такие зрелища, видимо, были не внове, с удовольствием жевал табак, найденный в кармане куртки.

На табурете, возвышаясь на целую голову над шестью остальными индейцами, сидевшими на корточках, восседал старик с тусклым, невидящим взглядом. Похоже, он уже приблизился к закату жизни, но годы пощадили его, индеец был бодр и крепок, лишь слепые, безжизненные глаза говорили о глубокой старости.

Фрике подметил одну интересную особенность: у каждого вождя на голове была шляпа, более или менее драная, но явно не индейского происхождения. Это были скорее всего изделия американской промышленности, но, Боже мой, в каком состоянии!

Старый вождь напялил на свои черные, как вороново крыло, волосы шелковый цилиндр, ворс у которого выцвел, выгорел и местами облез, как шкура драной кошки. Когда-то этот цилиндр был действительно цилиндрической формы, но теперь он просел и погнулся, превратившись в совершенно немыслимую конструкцию. И все-таки это была шляпа!

Шляпа другого также некогда была цилиндром (Бог знает, почему этот головной убор считался здесь верхом элегантности!), но теперь потеряла поля и напоминала простой колпак. Кроме того, эта шляпа сложилась гармошкой и стала вполовину ниже, чем когда-то.

Фрике не без удовольствия признал под этим странным сооружением своего старого знакомого — Видевшего Великого Отца.

На остальных пяти членах совета были мягкие фетровые шляпы, более или менее мятые, более или менее порванные и в той или иной степени потерявшие первоначальный вид.

Да, трудно представить что-нибудь более нелепое и вместе с тем зловещее, чем эти бесстрастные и жестокие лица, размалеванные черной, желтой, синей и красной красками и увенчанные карикатурными шляпами.

Костюмы вождей описать просто невозможно, скажем о них лишь несколько слов. Это было какое-то экстравагантное сочетание американских офицерских кителей, фланелевых рубах с фалдами, как у фраков, кожаных штанов. На ногах — сапоги или ботинки, или же ботинок был только один, а вторая нога — босая или в мокасине. На шеях у всех красовались ожерелья из раковин, железных долларов, зубов и когтей животных, а то и из патронных гильз. Престижным украшением являлся висевший на веревочке большой мексиканский пиастр[95] с дыркой посередине. У слепого старца вместо пиастра на шее висело дешевенькое круглое зеркальце.

Видевший Великого Отца с гордостью поглядывал на большую серебряную медаль, врученную ему самим президентом Линкольном[96] в Вашингтоне: старый индеец был некогда послан с миссией к правительству Союза, после чего получил свое имя.

Едва смолкло заунывное пение, Кровавый Череп встал слева от пленников: он не заседал в совете, а выступал как бы в роли прокурора перед лицом судей и обвиняемых. Краснокожий взял трубку с тростниковым мундштуком, набил ее табаком, разжег угольком и вручил старцу.

Тот трижды затянулся и воскликнул:

— Ао! — А затем медленно произнес: — Я — Слепой Бобр.

Сказав это, вождь передал трубку соседу слева, тот также сделал три затяжки, воскликнул «Ао!» и сказал:

— Я — Рог Лося!

Так трубка передавалась справа налево, затем слева направо. Каждый вождь, сделав три затяжки и произнеся сакраментальное «Ао!», объявлял свое имя:

— Я — Видевший Великого Отца!

— Я — Гризли!

— Я — Пожиратель Меда!

— Я — Шест Вигвама!

— Я — Тот, Кто Юношей Получил Выстрел В Лицо!

И вновь все вожди воскликнули: «Ао!»

Кровавый Череп затянулся последним, сломал тростниковый мундштук и сказал:

— Я — Кровавый Череп, правая рука Сидящего Быка, великого вождя сиу-оглала.

— Мой сын, Кровавый Череп, — великий воин, — ответил после паузы Слепой Бобр. — Добро пожаловать на совет вождей.

И каждый из шести вождей по очереди повторил те же слова, как было положено ритуалом:

— Кровавый Череп — великий воин, добро пожаловать на совет вождей! Ао!

Слепой Бобр продолжал:

— Кровавый Череп — тоже вождь. Почему он не заседает в совете?

— Сегодня его место не на совете великих вождей Западного края. Он припадает к их ногам и умоляет поддержать его.

— Чего же хочет мой сын, воин оглала?

— Отец, твои глаза закрыты для света и не могут видеть меня, но пусть уши твои услышат голос несчастного. Отец!.. Отец!.. Прошу справедливости!

— Сын мой, мои уши открыты для твоего голоса. Справедливость будет восстановлена!

— Братья мои! Я требую справедливости!

— Справедливость будет восстановлена! — один за одним повторили члены совета.

— А теперь, — заявил Слепой Бобр, — говори без страха, сын мой! У тебя есть слово вождей!

Кровавый Череп помедлил и, отказавшись на сей раз от столь дорогих его соплеменникам церемониальных речей, выпрямился во весь рост, сорвал с головы колпак из шкуры енота и бросил его на землю. Обнажился изуродованный череп, покрытый лишь розовой блестящей кожицей.

Сахемы обычно бесстрастны, но и они не смогли сдержать восклицаний ужаса и гнева при виде этого зрелища. Впечатление было тем более сильным, что Кровавый Череп с тех пор, как его оскальпировали, никогда не снимал головного убора. Лишь однажды обнажил он голову: при встрече с американцем, чтобы тот узнал его.

— Отец! — сказал Кровавый Череп сдавленным голосом. — Твои глаза не могут видеть моей головы, когда-то украшенной черными косами, гордостью воина. Положи же руку мне на голову, теперь она голая, как горб ободранного бизона…

Не показывая своего волнения, старец осторожно провел ладонью по голому черепу и произнес зловещим голосом живого мертвеца:

— Мои руки чувствуют… Моя мысль видит… Мой сын потерял свой скальп… Мой сын несчастен, но бесчестие не может коснуться такого храбреца, как он!

— Верно сказал отец! Ао! — воскликнули шесть вождей.

— Спасибо, отец! Спасибо и вам, братья! — ответил индеец. — Ваше уважение и ваша дружба — ныне моя единственная отрада. Но что скажут наши предки, когда смерть скует мои члены и дух мой уйдет в Великую прерию, где мужчины моего народа на быстрых, как ветер, лошадях вечно охотятся на бизонов? Предки не признают воина без волос и откажутся принять того, кто пришел с голой головой, похожей на панцирь черепахи.

— Ао! — печально воскликнули вожди, которые могли лишь согласиться со словами Кровавого Черепа о его участи после смерти.

— Однако, — продолжал Кровавый Череп, в крайнем возбуждении, — не думаешь ли ты, отец мой, ты, соединяющий доблесть великого вождя и мудрость старца, что, показав нашим предкам скальп того, кто опозорил меня, я смогу смягчить их гнев?

Старец на минуту задумался, затем среди глубокого молчания встал, ощупал свой пояс и вытащил нож для снятия скальпов. Взяв нож за кончик лезвия, Слепой Бобр протянул его Кровавому Черепу и сказал:

— Сын мой, возьми этот нож. Я срезал им немало скальпов. Покарай того, кто поразил тебя. Это будет последняя жертва моего верного ножа. Иди, сын мой!.. Иди без страха! Пусть твой глаз будет верным, рука твердой, сердце спокойным! Предки признают сына своего племени, когда ты принесешь им скальп врага.

Вожди дрожали от возбуждения, забыв о церемониале. Идущие от сердца слова Слепого Бобра отозвались в их душах, настолько они совпадали со взглядами индейцев на справедливость и право беспощадной мести.

— Отец мой, — воскликнул Кровавый Череп, потрясая ножом, — знай же, что с помощью воинов, твоих сыновей, моих нареченных братьев, я сумел захватить этого человека… бледнолицего… Он здесь — перед тобой!

— Ао! — одобрительно произнес старый вождь, как будто бы до этого ему ничего не было известно о пленниках и о присутствии полковника Билла на совете. — Мой сын знает, что надо делать.

— Мой отец сказал, что Кровавый Череп — великий воин… Он долгие годы боролся с Длинным Ножом. Не должен ли Длинный Нож до того, как его скальп будет в моих руках, доказать краснокожим, что он не боится страданий? Не должен ли он искупить годы позора, которые я испытал по его вине? Наконец, не должны ли мы привязать его к столбу пыток и показать это предкам, как требуют вековые обычаи нашего племени?

— Хорошо сказано, сын мой! Бледнолицый Охотник За Скальпами — тоже воин. С ним будут обращаться подобающе. Его привяжут к столбу, и он подвергнется пытке огнем. Что думают вожди?

— Мой отец сказал верно, — ответил первым Рог Лося. — До того, как Охотник За Скальпами будет передан Кровавому Черепу, он побывает в руках наших молодых воинов. Он пройдет через пытки, а потом Кровавый Череп снимет с него скальп. Ао!

Остальные пять вождей повторили те же слова. Несчастному американцу был вынесен приговор без права обжалования.

Пока произносились все эти речи, трое белых стояли неподвижно. К ним никто не обращался, и они не произнесли ни единого слова. Кровавый Череп, повесив на пояс нож Слепого Бобра, снова присел на корточки и сделал вид, что совершенно не обращает внимания на полковника. Билл же с неслыханным спокойствием и глубоким презрением сплевывал в очаг табачную жвачку и, казалось, сосредоточил все свои усилия на том, чтобы загасить головешки.

Наступила долгая пауза. Вдруг Кровавый Череп словно вспомнил о своих обязанностях общественного обвинителя и воскликнул:

— Отец! Отец! Выслушай меня и скажи, какой кары заслуживают те, кто идет вместе с нашими врагами по тропе войны? Те, кто разоряет наши охотничьи угодья? Те, кто, истребив и прогнав бизонов, являются непрошеными в резервации, куда белые сыновья Великого Отца заперли краснокожих, как пленников?

— Что ты хочешь сказать, сын мой?

— Вместе с Охотником За Скальпами твои молодые воины под моим водительством захватили еще двух бледнолицых. Я требую для них пытки. Это будет приятно нашим предкам. Затем мы снимем с них скальпы, и молодые воины украсят ими свои пояса.

Американец переводил речь Кровавого Черепа французам. Вдруг Фрике, не дав индейцу закончить, выкрикнул высоким, пронзительным голосом, так не похожим на гортанную речь краснокожих:

— Эй ты, на весь мир обиженный! Совсем обнаглел, ощипанный череп! Ты тут очень красиво говорил, только это ведь надо еще доказать… Нечего старику мозги пудрить и нагло врать! Во-первых, мы вовсе не идем по тропе войны, как ты изволил выразиться, мы — мирные путешественники. Во-вторых, не опустошаем ваши угодья: мы охотились на земле резервации Кер-д’Ален. Это вы туда без спросу влезли. В-третьих, мы прибыли сюда не затем, чтобы здесь обосноваться. Мы французы и путешествуем для своего удовольствия. Мы почти совершили кругосветное путешествие и скоро должны вернуться домой. В ваши дела ни по поводу территорий, ни по поводу шевелюр мы не суемся. И вообще! У нас своих забот хватает! Нам все равно, воюете вы с американцами или у вас с ними мир, но кто дал вам право мешать нам гостить у ваших соседей и лишать нас свободы?

— Что говорит белый человек? — спросил Слепой Бобр, не понявший ни слова в язвительной речи, которую Фрике одним духом выпалил по-французски.

Полковник любезно взял на себя труд переводчика, стараясь как можно точнее передать слова парижанина.

— Белый человек говорит правду?

— Позвольте мне вам ответить, папаша, — вновь вмешался Фрике. — Я иногда шучу, чтобы людей посмешить, но никогда не лгу.

— Что скажет Кровавый Череп? — произнес старый вождь. Может быть, на него произвели впечатления слова молодого человека, а может, он просто хотел соблюсти древние обычаи.

— Я скажу, отец, что все бледнолицые — наши враги. Они нарушают договоры, они захватывают наши земли, уводят наших женщин, убивают нас, когда могут, и хотят уничтожить весь наш народ. Я скажу, что их надо убивать повсюду, иначе мы погибнем. Я много лет провел с твоими воинами, я верно служил твоему племени. Если моих слов тебе недостаточно, я потребую смерти для этих двух белых как награды за мою службу.

Опубликовано: 23 февраля 2021

Просмотров: 203

Глава 16 Приключения в стране бизонов — Луи Буссенар

Дела все хуже. — Кровавый Череп не хочет упускать добычу. — Андре защищается. — Французы в Канаде. — Дружба белых и индейцев. — Бесполезное красноречие. — Приговорены к смерти! — Новые планы побега. — Присутствующий здесь медиум…[97] — Сувенир в шкафу братьев Девенпорт. — Неожиданность. — Что Фрике называет «себя показать». — Замечательный стрелок. — Наездник, каких мало. — Общий восторг. — Фрике и Андре предложено стать индейцами.

Мстительный индеец поставил совет в затруднение, и над французами нависла реальная опасность. Что касается ковбоя, никаких разногласий не возникло. Вожди знали его с давних пор как заклятого врага и были исполнены решимости воздать полковнику по заслугам. Их совесть была совершенно спокойна, ибо Билл никогда не упускал случая оскорбить и унизить индейца. К тому же именно он, не колеблясь, первым выстрелил в главаря индейцев-мародеров (об этом мы рассказывали в начале нашего повествования).

Но с Фрике и Андре дело обстояло иначе. Краснокожие, кочуя по прериям, часто встречали белых поселенцев, шахтеров, охотников и ковбоев, но им редко случалось видеть таких путешественников, как двое французов. Инстинктивно индейцы угадывали в них людей необычных.

Краснокожие охотно оставили бы французов в покое: ведь они были гостями племени Кер-д’Ален, с которым род Слепого Бобра жил в мире. Кроме того, путешественники не причинили зла воинам племени, и осудить их без достаточных на то оснований было опасно: вожди знали, что американские власти не упустят случая строго наказать «краснокожих братьев». И наконец, Фрике уже успел, как мы знаем, завоевать симпатии индейцев.

Но, с другой стороны, Кровавый Череп в этом племени, да и в соседних, имел немалый авторитет, и отказать ему было нельзя. Он сумел пробудить в вождях вековую ненависть к белым — видит Бог, индейцам было за что ненавидеть бледнолицых.

Положение осложнилось. Слепой Бобр, осторожный, как и подобает старцу, на котором лежит большая ответственность, не счел возможным принять решение сразу.

— Белые охотники выслушали Кровавого Черепа, — сказал он после длительной паузы. — Пусть же они без страха ответят. Уши вождей открыты для справедливых слов.

Андре до сих пор хладнокровно следил за дебатами, не вмешивался, лишь слушая речи индейцев в переводе полковника, но тут он сделал знак, что будет говорить.

— Отец, — спокойно произнес Андре, используя обращение, принятое среди индейцев, — братья мои, вожди, выслушайте меня. Мы не принадлежим, как уже было сказано, к американцам… вы называете их Длинными Ножами… Но мы их братья по крови и по цвету кожи… как и люди красной расы — братья между собой, к какому бы племени они ни принадлежали. Наша судьба связана с судьбой человека, который переводит мои слова на ваш язык. Мы ни в коем случае не хотим, чтобы пощадили только нас. Мы знаем этого человека не так давно. Это верно! Но он был нашим проводником на трудном пути, делил с нами все опасности, он ел наш хлеб и пожимал нам руки… Он человек белой расы… Или мы умрем вместе, или он будет освобожден вместе с нами!..

— Сударь, — с достоинством прервал Андре американец. — Вы зря теряете время, поверьте мне… Меня не спасти!

— Я должен был сказать, полковник. Это мой долг, и я не отступлю от него никогда. Отец и братья слушали меня? — спросил Бреван невозмутимых индейцев.

— Ао! — ответили в знак согласия сахемы.

— Теперь, — продолжал Андре, — я хочу рассказать вам, кто мы и что мы здесь делаем.

Мы принадлежим к народу, который на протяжении многих лет был связан с людьми вашей расы. Я думаю, название «Франция» и сегодня осталось в вашей памяти. Высокочтимый миссионер, отец де Смет, сорок лет был вашим другом. Он научил вас почитать это имя. И когда Кровавый Череп говорит, что все бледнолицые — враги краснокожих, он ошибается, ибо лучшим вашим другом был бледнолицый, француз, как и мы.

Но это еще не все! Вы живете совсем рядом с Канадой и наверняка знаете, что в течение многих лет уроженцы Франции были для ваших братьев, индейцев Севера, преданными друзьями. Они жили рядом с индейцами, защищали их и, верные своему слову, жертвовали ради них своей жизнью. Да! Французы были для краснокожих братьями, и если бы сейчас среди вас были люди из племени эри, или алгонкинов[98], или гуронов[99], или онондага, или тускарора, или делаваров[100], они бы встали и сказали вождю: «Нет, Кровавый Череп, бледнолицые из Франции никогда не были и не будут врагами краснокожих!»

И сегодня, когда вы воюете с солдатами Великого Отца Вашингтона, вы всегда находите убежище у потомков французов. Их предки, взяв в жены краснокожих женщин, породили отважное племя канадских метисов. Они наполовину белые, наполовину индейцы и остаются вашими верными друзьями, ибо продолжают традиции своих французских предков и всегда предоставляют вам убежище и покровительство.

Кровавый Череп говорил, что бледнолицые — враги индейцев. Но сегодня существует народ, в жилах которого течет и индейская и французская кровь.

И, наконец, сам Кровавый Череп из племени сиу. А ведь великий вождь сиу Сидящий Бык нашел убежище у канадцев. Он был по-братски принят потомками белых из Франции, но они же — потомки шести племен краснокожих.

Что скажет мой отец, Слепой Бобр?

— Белый Охотник хорошо говорил. Слепой Бобр и сахемы слушали его с удовольствием.

— Вы уже знаете, зачем мы здесь, — продолжал Андре, полагая, что близок к успеху. — Мы свободные люди и любим охоту. Нам хотелось увидеть земли Великого Запада и познакомиться с индейцами, для которых наши отцы были братьями. Мы прибыли с добрыми намерениями и охотились на земле наших друзей Кер-д’Ален, не нанося ущерба собственности соседних племен. Здесь же хотят убедить вас в обратном. Отец, и вы, вожди, вы слышали правду.

Семь сахемов долго вполголоса совещались между собой, затем с невозмутимым видом расселись по местам, ни словом, ни жестом не выдав своих мыслей.

— Что скажет Кровавый Череп? — спросил Слепой Бобр.

— Отец и вы, мои братья, — злобно вскричал Кровавый Череп, — остерегайтесь этих людей и их слов. Они убедят вас, что черное — это белое, а белое — это черное. Взгляните на мою изуродованную голову, вспомните ваших братьев, убитых Длинными Ножами, ваших жен, уведенных в плен, ваши разграбленные поселки, ваши захваченные земли! Что бы ни говорил Белый Охотник, он не сможет вернуть мне скальп, не сможет воскресить наших мертвых, ни возвратить наших жен, ни отстроить наши хижины, ни вернуть назад наши земли. Нет! Вы отдали мне скальп и жизнь Охотника За Скальпами, у меня есть слово вождей, и ничто не помешает мне исполнить приговор совета…

— Но, — перебил его Андре, — ведь племя сиу сохраняет мир с Союзом штатов. Ведь вы зарыли топор войны. Разве Сидящий Бык не вернулся в свою резервацию? Разве он, ваш великий вождь, не призвал вас забыть о ненависти? Остерегайтесь вновь начинать страшную войну: это породит ожесточение, превратит в руины жилища, посеет смерть.

При этих словах Слепой Бобр медленно поднялся и сказал:

— Совет выслушал всех и вынес приговор! Охотник За Скальпами принадлежит Кровавому Черепу. Завтра он будет подвергнут пыткам, и это справедливо! Французы умрут после него. Если они вернутся в страну белых, то расскажут о смерти Охотника За Скальпами, и тогда солдаты Великого Отца придут мстить. После их смерти мы вернемся на свои земли, и никто не узнает, что случилось с бледнолицыми охотниками. Хау!

— Ну что, генерал? — крикнул Андре американец. — Говорил же я вам, что от этих мерзавцев ничего не добьешься. Клянусь Богом! Я бил их сколько мог и жалею лишь о том, что мало уничтожил. Мы были обречены! Это судилище — всего лишь часть церемониала, который сопровождает их жуткие обряды. И позабавились же прохвосты, наблюдая за вами!

Увидев, как повернулось дело, Андре на какое-то мгновение растерялся, но вскоре вновь обрел обычное хладнокровие:

— Я выполнил свой долг, полковник. Совесть моя чиста, и мне не в чем себя упрекнуть. Кроме того, у нас впереди еще сутки, а за двадцать четыре часа такие люди, как мы, могут совершить невозможное.

Как только закончился суд, троих пленников опять препроводили в хижину. На этот раз им связали руки и ноги так, что они и шевельнуться не могли. Кроме того, к ним был приставлен вооруженный индеец, готовый в любую минуту поднять тревогу.

Эти предосторожности почему-то развеселили Фрике, и он, несмотря на веревки и часового, расхохотался.

— С ума сошел? Что ты смеешься? — спросил Андре, который никак не мог понять причину этого неожиданного веселья. — По-моему, в нашем положении нет ничего смешного. Дело принимает скверный оборот: я не рассчитывал на веревки.

— Эти веревочки? Да меня они меньше всего беспокоят! Плевать я на них хотел!

— Неужели?

— Именно! Все обстоит так, как я имел честь и удовольствие вам заявить. Да если я захочу, освобожусь от них через две минуты, потом брошусь на нашего сторожа и скручу его по первому разряду… Раз! И он готов! Тогда я в два счета развязываю вас, и в бой вступают главные силы. Общее наступление! И если останется хоть один шанс на успех, мы приступаем к выполнению вашего плана.

— И ты легко справишься с веревками, которые нам и шевельнуться не дают?

— Ерунда! До нашего знакомства, как вы знаете, я работал у господина Робер-Удена[101].

— Знаю, ну и что?

— Так вот, в свое время я был «медиумом»… и участвовал в фокусе с ящиком братьев Девенпорт. Я прославился как мастер распутывать самые сложные комбинации узлов и креплений. Потом, когда стал юнгой на корабле, мне ничего не стоило справиться с любым морским узлом.

— Ну что ж! Решено! По крайней мере будем бороться до конца и погибнем, сражаясь. Если не произойдет ничего неожиданного, мы должны запастись терпением и дождаться ночи.

— Кстати, — заметил Фрике, — старик-то мой меня бессовестно предал. А мне показалось, будто я ему приглянулся. Выходит, господин Видевший Великого Отца весьма непостоянен в дружбе. Действительно, эти краснокожие не очень-то добры. И я начинаю, дорогой полковник, в какой-то мере понимать вас.

Прошло часа два. Индеец сидел с каменным лицом, не обращая внимания на разговоры пленников.

Фрике уже дважды посетовал на отсутствие Матери Троих Сильных Мужчин и ее провизии. Несмотря на ужасное положение, аппетит у него был по-прежнему превосходный.

Вдруг полог хижины приподнялся и появился еще один индеец.

— А, это вы, папаша! — воскликнул Фрике, узнав Видевшего Великого Отца. — А я уж думал, вы нас бросили. Весьма любезно с вашей стороны вспомнить о друзьях. Ну, как дела, а то что-то давно мы не виделись?

Старик, не проронив ни слова, вытащил нож и разрезал веревки сначала у Фрике, затем у Андре. Переговорив вполголоса с угрюмым стражем, он знаком велел французам следовать за собой. Фрике и Андре удивились, но не заставили себя ждать. Несколько ободряющих слов полковнику — и они покинули свою зловонную тюрьму.

Вооруженные индейцы, охранявшие вигвам, вероятно, были предупреждены и позволили старому вождю и пленникам пройти беспрепятственно.

Старик привел французов на довольно просторную площадку, окруженную хижинами, где толпились вооруженные, раскрашенные в цвета войны индейцы, в том числе несколько вождей-сахемов.

— Что, черт возьми, они хотят с нами сделать? — не без тревоги спрашивал себя Фрике. — Убить собираются или, наоборот, освободить?

Однако индейцы не проявляли никаких враждебных намерений — на их лицах было написано скорее любопытство.

Старый вождь прервал наконец молчание и сказал, обращаясь к Фрике:

— Мой сын, Железная Рука, молод, но он — великий воин. Видевший Великого Отца взял его под свое покровительство. И если Железная Рука будет следовать его советам, ему не причинят никакого зла.

— О! Я большего и не требую, папаша! Скажите, что надо делать.

— Может быть, и его друг, Белый Охотник, — продолжал старик, не отвечая на вопрос Фрике, — великий вождь. Но мы не видели ни силу его рук, ни ловкость тела, ни меткость глаза.

— Послушайте, папаша! Я же говорил, что, по сравнению с господином Андре, я — просто неумеха. Поверьте моему слову!

— Краснокожие хотят видеть доблесть Белого Охотника, прежде чем решить его судьбу.

— Хотите, чтобы он себя показал? Привередничаете! Ну да ладно! Он не подкачает, я-то знаю!

— Мне только этого и надо, — кивнул Андре. — Подчинюсь их странным требованиям. Может, появится шанс на спасение. В нашем положении нельзя упустить такую возможность. Что же, вождь, дайте мне карабин!

Довольный старик перевел слова Андре на язык сиу, и сразу же десяток индейцев протянули ружья.

Андре наугад выбрал карабин. К счастью, оружие было в превосходном состоянии. Француз опробовал затвор, прицелился, разрядил карабин и проверил курок, затем не спеша загнал патрон в патронник и поднял глаза в поисках цели.

Высоко в лучах солнца парил гриф, описывая в небе широкие круги. Андре внимательно проследил за движениями птицы, вскинул карабин, лишь секунду целился и выстрелил.

Индейцы, видимо, думали, что цель слишком далеко, и были изумлены, увидев, что гриф, сложив крылья, камнем полетел вниз.

Несмотря на обычную флегматичность, они пришли в восторг, по достоинству оценив исключительную меткость Андре. А тот, сохраняя хладнокровие, решил доказать, что этот успех — вовсе не игра случая.

В то время как самые нетерпеливые зрители бросились к поверженной птице, француз взглядом поискал новую цель. Метрах в пятидесяти он увидел великолепную лошадь, привязанную к столбу ременным лассо. Выстрел напугал ее, лошадь начала нервно перебирать ногами, затем вскинулась на дыбы и пошла галопом, описывая круги вокруг столба.

Андре прицелился и выстрелил еще раз. Пуля как ножом перерезала ремень. Лошадь, почувствовав свободу, рванулась было в прерию, но хозяин свистом подозвал ее. Когда животное поравнялось с Андре, тот, схватив обрывок лассо, остановил его сильной рукой. Индейские лошади, как мы уже говорили, не выносят белых. Конь взвился, пытаясь вырваться. Андре бросил на землю карабин, ухватился за гриву и вскочил на могучую спину неоседланного коня, который тут же встал на дыбы, пытаясь сбросить всадника.

Но отважный француз совершенно спокойно, словно на вольтижировке[102] в манеже, позволил коню взбрыкивать, кидаться из стороны в сторону, вставать на задние ноги. Он ждал, когда конь ослабнет в этой яростной борьбе, и все сильнее сжимал ногами его бока.

Лошадь совершенно разъярилась, движения ее стали судорожными, но прыжки были уже не столь стремительны. Мало-помалу, как по волшебству, конь начал успокаиваться, внезапно замер, дрожа всеми мускулами, заржал, словно от боли, медленно опустился на колени и растянулся на земле.

Андре легко спрыгнул на землю. Индейцы были потрясены: они не могли понять, как удалось всаднику всего за пять минут усмирить полудикое животное, без шпор и узды.

— Ну что, папаша? — торжествовал Фрике. — Говорил же я: такого, как господин Андре, еще поискать надо! Да если захотите, он на вытянутых руках поднимет пару ваших ирокезов и не охнет. Похоже, все довольны. Публика ревет от восторга, как стадо слонов! Давайте-давайте! Это мне больше нравится, чем ваши воинственные вопли.

Краснокожих действительно было не узнать: всегда сдержанные, особенно в присутствии белых, индейцы на этот раз пришли в неистовство.

Они глазам не верили. Благодаря своим подвигам, белый вмиг стал для них героем! Однако кое-что в их поведении все-таки беспокоило Фрике и Андре: уж очень резкой и неожиданной была смена настроения у индейцев.

Фрике отвел в сторону Видевшего Великого Отца и попросил его объяснить, что же все-таки происходит.

— Мои братья, — ответил индеец нравоучительным тоном, — ценят силу и отвагу. Я, Видевший Великого Отца, объяснил совету, что оба француза — друзья индейцев и было бы ошибкой погубить двух великих воинов. Вожди пожелали увидеть силу и ловкость Белого Охотника. Теперь они убедились, что и Белый Охотник — великий воин…

— Это все сладкие слова, — перебил старика Фрике. — А с нами-то что будет? Раз уж мы такие замечательные, почему бы нас не отпустить? Можем ли мы отбыть к нашим друзьям Кер-д’Ален и прихватить с собой нашего бедного товарища?

— Мой сын говорит пустые слова… как птица-пересмешник. Но я люблю его всем сердцем. Нет, мой сын не сможет вернуться в страну белых людей. Он останется здесь, так же, как и его брат — Белый Охотник. Они возьмут в жены моих дочерей и станут великими вождями нашего племени. Только так они смогут сохранить себе жизнь. А Охотник За Скальпами умрет завтра.

Опубликовано: 23 февраля 2021

Просмотров: 213

Глава 14 Приключения в стране бизонов — Луи Буссенар

Индейцы уважают сильных и ловких. — Фрике не желает пользоваться привилегиями. — В путь на север, потом на восток. — Новый лагерь. — Индейская собака и ее хозяин. — Хижина, или вигвам[93]. — Не очень гостеприимный прием. — Как Кровавый Череп излечивает обмороки. — Под кровом вождя. — Фрике, прозванный Железной Рукой, узнает, что он — великий воин. — Планы побега. — Как Кровавому Черепу удалось захватить трех охотников.

Некоторые из предсказаний американца вскоре сбылись, по крайней мере в отношении двух французов. Как только окончился рыцарский турнир, который, как мы знаем, принес победу Фрике, предводитель отдал приказ выступить в поход.

Крепко связанного мистера Билла без церемоний водрузили на лошадь, руки с одной стороны, ноги с другой, и в таком неудобном положении ковбой был вынужден продолжить утомительную скачку. Парижанин с тревогой ожидал, что и с ним поступят так же, но был приятно удивлен, когда к нему подвели крепкого коня, взнузданного и под седлом.

Правда, его новый друг, старик индеец, объяснил от имени остальных, наполовину жестами, наполовину на смешанном франко-индейском наречии, что хотя с ним и обращаются, как с воином, высоко ценя его доблесть, однако свяжут руки спереди, и с этой мерой предосторожности он должен согласиться.

— Конечно! — ответил парижанин. — Раз уж иначе — никак, отказываться нельзя. А если лошадка закапризничает, что я буду делать?

Старый индеец сказал, что беспокоиться не нужно: один из воинов поведет лошадь за узду.

Парижанин скрепя сердце подчинился, позволил связать себе руки и был посажен в седло.

— Ну что ж, так все же лучше! — философски заметил он. — А там посмотрим, может, еще выпутаемся…

И тут Фрике увидел, что его друга собираются, как мешок, уложить связанным на лошадь.

— Э, нет! Только не это! С господином Андре должны обращаться так же, как и со мной… Иначе я требую, чтобы меня опять связали по рукам и ногам.

Поскольку воины проигнорировали слова юноши, неуемный Фрике нечеловеческим усилием разорвал, как простую бечевку, ремень из кожи бизона, стягивавший его запястья, спрыгнул на землю, выхватил у стоявшего рядом индейца нож для снятия скальпов (такие ножи носят засунутыми за ремень мокасин, у икры) и в одно мгновение разрубил ремни, стягивавшие ноги Андре.

Все это произошло столь молниеносно, что индейцы застыли как вкопанные. Фрике, не теряя хладнокровия, взял нож за кончик лезвия и вернул хозяину, дружелюбно заметив:

— Держите, приятель, вот ваше оружие. Поверьте, я не собирался использовать его в недобрых целях. Просто мне хотелось обратить ваше внимание на то, что присутствующий здесь господин Андре стоит дюжины таких, как я, и по уму, и по ловкости. Я не желаю один пользоваться преимуществами, которых во всех отношениях достоин и мой друг. Вот так! Поняли?

Индейцы снова заволновались, завели бесконечные споры. Похоже, они не собирались соглашаться с требованиями парижанина.

— Или так, или никак! — настаивал Фрике. — Или меня взвалят на лошадь, как куль с мукой, или господин Андре поедет в седле. Он тоже имеет право на уважение. Да-да… Знаю, вы скажете, что он не откалывал акробатических трюков. Но я вам выдал по полной, на двоих хватит. Только так! Впрочем, на следующем привале вы сможете оценить его таланты. Только дайте ему в руки карабин и увидите — он с сотни метров начисто срежет фитиль у свечи. Если и этого будет недостаточно, пусть мой друг пожмет вам руку, он любому раздавит пальцы получше, чем я. Увидите, бицепсы у него не из ваты. Он кого хотите поднимет на вытянутой руке, как обычную гирю килограмм в двадцать. Если и это вас не устраивает, то на вас не угодить! Все! Я сказал!

Хотя никто не уловил смысл этой речи, которую Фрике выпалил единым духом, индейцы догадались, чего хочет молодой человек. Уважение краснокожих к Фрике еще больше возросло.

Они понимали, что вряд ли пленники могут сбежать, и поэтому, посовещавшись, удовлетворили просьбу Фрике, дали Андре коня и развязали ему ноги. Правда, руки обоих охотников связали двойными ремнями.

Все эти происшествия задержали отъезд на полчаса, не больше, и отряд наконец тронулся в путь.

Индейцы шли на север, следуя по линии сто семнадцатого меридиана западной долготы по Гринвичу. Двигаясь по территории племени Длинноухих, они добрались до двух небольших озер Теземен-Лейк, расположенных в центре обширного плато, окруженного со всех сторон отрогами главного хребта Скалистых гор.

Отсюда отряд повернул на восток, к горному массиву, в глубине которого, на высоте 2093 метра, находилось озеро Калиспелл, или озеро Длинноухих.

Они шли остаток дня и всю ночь. С рассветом отряд оказался в низине, где в живописном беспорядке были разбросаны хижины, покрытые бизоньими шкурами.

Послышался яростный лай, и целая свора собак бросилась навстречу вновь прибывшим. Эти так называемые друзья человека весьма сдержанно принимали ласки хозяев, зато с удовольствием скалили на пленников устрашающие клыки. Фрике сказал, что их зубы похожи на дольки чеснока — сравнение очень образное, но вполне точное.

Животные здесь не ластятся к хозяевам, видимо, потому, что индейцы обычно очень плохо обращаются с собаками, с лошадьми и… с женщинами. А может, индейский барбос просто знает, какая участь ему уготована в случае голода, когда собака из верного сторожа превращается в более или менее аппетитное блюдо. Вообще отношения между краснокожими и их псами далеки от той дружбы, которая связывает нас, европейцев, с нашими четвероногими друзьями.

Шум, голоса, заливистый лай разбудили тех членов индейского клана, кто еще спал в хижинах.

Конструкция индейской хижины довольно незамысловата, но заслуживает краткого описания. Лачуга, или хижина, которая в романах также именуется вигвам, строится обычно из двух десятков тонких, заостренных шестов, которые втыкают по кругу в землю, а сверху связывают вместе. Так создается конический каркас, высотой в пять-шесть метров. Каркас покрывается шкурами бизонов или сшитыми холстинами, а верхушка остается открытой, чтобы выходил дым от очага.

С одной стороны оставлено отверстие, через которое можно проникнуть в вигвам только на четвереньках. Дыра обычно завешивается шкурами бобра или лоскутами холстины, прикрепленными гвоздями, узкими ремешками или просто пришитыми к стенам — это и есть дверь.

Непривычный человек в таком обиталище жить не может. В середине хижины обычно горит костерок, вокруг валяется кухонная утварь и посуда — чаны и медные котлы, все — немыслимо грязное. Вместо мебели вокруг очага и кухонных принадлежностей разложены шкуры бизонов, заменяющие одеяла и матрасы.

Одежда индейцев — хлопковые рубахи, кожаные куртки, штаны из «скальпированной», то есть лишенной шерсти, шкуры — развешена на жердях вперемешку с ломтями мяса бизонов, провяленными на солнце, прокопченными или нарезанными на узкие полосы. Упомянем еще о деревянных, грубо раскрашенных ящиках и причудливо вышитых кожаных мешках, где хранятся ценные вещи, и у нас будет полное представление о том, какой кромешный ад, исполненный малоприятных ароматов, царит в этом жилище, где спят, едят и отдыхают с полдюжины индейцев.

Пленники видели, как приподнимались завешивавшие вход шкуры бизонов и из глубины вигвамов на них с любопытством посматривали черные глаза краснокожих. Безобразные, беззубые старухи косились на белых с гримасой отвращения и визгливым голосом выкрикивали проклятия, заглушая даже лай собак.

Из-под приподнятых шкур выскальзывали на улицу юркие ребятишки: «дверь» вигвама была им как раз по росту. Затем выходили женщины, с ненавистью глядя на бледнолицых. Наконец, появились серьезные мужчины, которые считали недостойной слабостью выказывать перед чужаками какие-либо чувства.

Лошади воинов, вернувшихся в селение, были совершенно измучены, но всадники не удержались и устроили дикую скачку прямо по деревне. Они неистово кричали, пришпоривали своих несчастных коней, бросали их на любое препятствие, склонившись с седла до земли, подкидывали и ловили карабины, гарцевали как сумасшедшие среди хижин, собак, женщин и детей, не обращая никакого внимания на ямы и рытвины. Самое невероятное, что при этом они ничего не сломали и никого не задавили.

Рядом с пленными остались только Кровавый Череп и старик, носивший странное имя, — Мужчина, Видевший Великого Отца. Между ними завязался оживленный разговор. Старик, видимо, выслушал доводы своего собеседника и согласился с ними. Он помог Фрике и Андре спешиться. Кровавый Череп тем временем схватил совершенно обессилевшего полковника Билла и снял его с холки лошади. Видя, что пленник почти без сознания, вождь несколько раз уколол янки в ладонь острием ножа, чтобы привести в чувство. Несчастный ковбой открыл глаза, глубоко вздохнул, и ужас мелькнул в его глазах при виде врага.

Видевший Великого Отца объяснил двум французам, что их сейчас отведут в хижину Кровавого Черепа. Там они вместе с американцем останутся до тех пор, пока совет вождей не решит их судьбу. Он, Видевший Великого Отца, готов был взять бледнолицых к себе, но Кровавый Череп против. Единственное, что старик может сделать, — это прислать свою жену по имени Мать Троих Сильных Мужчин с едой для пленников.

Было ясно, что Видевший Великого Отца был невысокого мнения о том, какое угощение может предложить бледнолицым его мстительный соплеменник, и сомневался в гостеприимстве Кровавого Черепа.

Андре и Фрике, совершенно измотанные долгой скачкой и неудобным положением в седле, понимали, что возразить нечего. Они поблагодарили старика и пошли за Кровавым Черепом. Следом бежала орава гомонящих ребятишек, женщины что-то выкрикивали и грозили пленникам кулаками, а псы злобно скалились.

Полковник на своих распухших ногах не мог сделать и шагу, но Кровавый Череп, боясь, что заклятый враг не доживет до уготованных ему мучений, сам растер его затекшие конечности и даже понес Билла на руках!

Торопясь скрыться от недоброжелательных и любопытных глаз, пленники вошли в вигвам Кровавого Черепа.

Дверь-полог опустилась за ними, закрывая доступ воздуху и свету. И хотя путешественники привыкли к превратностям кочевой жизни и легко приспосабливались даже к самым необычным условиям, тут они не смогли скрыть отвращения при виде грязи и беспорядка, царившего в хижине.

Фрике мутило от вони наполовину протухшего мяса, он задыхался от дыма, уходящего через верхнее отверстие, едва пропускавшее свет.

— Черт побери! — воскликнул парижанин. — Наше пребывание в этой гадкой лачуге вполне можно считать прелюдией к пыткам, уготованным нам краснокожими. Ну и конура! Никого не хочу обидеть, но смахивает на живодерню!

Зато Кровавый Череп чувствовал себя в этой грязи превосходно. На удивление легко двигаясь среди груды хлама, загромождавшего вигвам, он осторожно положил полковника на шкуру бизона, а сам застыл рядом с пленником на корточках, словно сфинкс[94], высеченный из красного гранита, не отрывая от своей жертвы полного ненависти взгляда.

— Послушайте, приятель! — обратился к нему по-английски Фрике. — Вы вроде худо-бедно по-английски соображаете. Нельзя ли поднять полог? Думаю, небольшой сквознячок не помешает. А то здесь задохнуться можно!

Кровавый Череп нехотя отвел глаза от ковбоя и неторопливо ответил парижанину:

— Железная Рука молод, но он — великий воин. Пусть же он поступает, как хочет.

— Железная Рука? Это еще что такое?! А, да, вспомнил! Это же мое индейское имя. Спасибо, почтенный краснокожий! Воспользуюсь разрешением и немного проветрю помещение. Ну вот!.. Милый и желанный ветерок! Послушайте, господин Андре, что это я все время болтаю, а вы не сказали ни слова?

— Продолжай шутить и отвлекай, сколько можешь, этого типа, — вполголоса ответил Андре. — Мне надо отдохнуть и обдумать план, который дает нам шанс на спасение.

— Пусть один шанс из ста! А у вас уже есть какие-то идеи?

— Да. Но надо подождать, пока полковник вновь соберется с силами.

— Ну, это само собой. И что тогда?

— Мы должны напасть на этого мерзавца, захватить его оружие и лохмотья, которых в хижине полно, и…

— Ухватить по лошадке — и ищи ветра в поле… Так?

— Не совсем. Надо, чтобы кто-то из нас позаимствовал у Черепа наряд, чтобы погулять ночью по лагерю. Остальные двое также переоденутся потом в индейцев, иначе нам не добраться до лошадей.

— Здорово!

— В общем, если первая часть плана удастся, мы вырвемся в прерии.

— Само собой!

— И вот тут нам придется труднее всего.

— Легких побед не бывает!

— Поэтому дай мне спокойно подумать, чтобы вести игру со всеми козырями.

— Идет! А я попробую позубоскалить с этим неприветливым типом и, может быть, вытяну из него кое-какие сведения. По-моему, он начинает читать мораль полковнику. Послушаем! Это может быть интересно!

Кровавый Череп по-прежнему неподвижно сидел рядом с ковбоем, не обращая внимания на разговоры двух друзей. Он неотрывно смотрел на врага, который уже пришел в себя. Наслаждаясь сознанием скорого возмездия, индеец на ломаном английском объяснял американцу, как он захватил свою жертву:

— О!.. Охотник За Скальпами считал себя в безопасности рядом с бледнолицыми. Он забыл, что ненависть воина никогда не угасает. Кровавый Череп следил за ним днем и ночью, в любой час, без передышки! Кровавый Череп жил среди белых, он носил их одежду, он спал в их хижинах из дерева и камня… Несколько раз он был совсем рядом с Охотником За Скальпами, но бледнолицый его не узнал. Кровавый Череп мог убить его ударом ножа и снять скальп… Ведь бледнолицый был так близко! Но Кровавый Череп хотел настоящей мести, достойной воина прерий! Он хотел, чтобы враг был перед ним, безоружный, полностью в его власти, привязанный к столбу пыток… Кровавый Череп хотел услышать, как будет потрескивать плоть бледнолицего на медленном огне, увидеть, как потечет его кровь, почувствовать, как хрустнут его кости, насладиться его стонами. Он хотел, чтобы враг молил о смерти, как о милости. Охотник За Скальпами не узнал Кровавого Черепа, встретив его среди индейцев, когда отряд бледнолицых покинул Уоллулу. С этого часа Кровавый Череп не терял след своего врага. Кровавый Череп собрал своих друзей, воинов трех племен, и устроил ловушку, в которую попали спутники Охотника. Кровавый Череп снял с них скальпы!

— Так это он! — вполголоса произнес Фрике. — Значит, наших товарищей зарезал этот подонок. Ну, пусть не просит пощады, когда придет наш час!

— Кровавый Череп — великий воин, — с воодушевлением продолжал индеец. — Это он поджег прерию, после того как Охотник За Скальпами убил Рога Лося, собиравшегося напасть на бледнолицых. Кровавый Череп шел за белыми до резервации Кер-д’Ален, он был рядом с ними на охоте, а они и не подозревали. Ему и его друзьям удалось увести стада бизонов и завлечь белых туда, где они были схвачены. И теперь Охотник За Скальпами во власти Кровавого Черепа. И ничто не спасет бледнолицего от мести. Воины сиу сейчас находятся на территории Длинноухих, недостойных индейцев, ставших подданными Великого Отца Вашингтона, потому нельзя медлить с возмездием. Завтра соберется большой совет вождей, а послезавтра белые будут привязаны к столбу пыток. Ты слышишь, бледнолицый? Я сказал: послезавтра! После этого Кровавый Череп сможет зарыть топор войны и отдохнуть. Твой скальп заменит на его голове колпак из шкуры енота. Я сказал!

— Черт побери! — прошептал Фрике. — Веселиться нам некогда. Если я все понял из его речей, у нас осталось две ночи и один день. Ну что же, посмотрим!