Поиск

Шкура льва

Примечания — Шкура льва — Рафаэль Сабатини

1
Сен-Жермен — после изгнания из Англии в 1688 году король Яков II поселился в парижском предместье Сен-Жермен, где жил в собственном дворце под именем шевалье де Сен-Жермен.

2
Брэмерское поражение 1715 года — Брэмер — деревушка близ Абердина, известна как место, где было поднято знамя восстания 1715 года.

3
Двор чудес — квартал средневекового Парижа, ставший притоном профессиональных нищих.

4
Король Яков — в романе этим именем называется сын английского короля Якова II (1633–1701, правил в 1685–1688), прозванный Яковом (Джеймсом) Старым Претендентом (1688–1766). Детство провел вместе с отцом под Парижем. После смерти Якова II был французским монархом Людовиком XIV провозглашен английским королем. Своими сторонниками, якобитами, считался законным владельцем британского престола. В 1715-м, после того как в Шотландии вспыхнуло якобитское восстание, высадился близ Абердина, но спустя всего полтора месяца, когда восстание потерпело поражение, навсегда покинул Великобританию и большую часть оставшейся жизни — провел в Риме.

5
Vos non vobis (лат.) — Вам, но не для вас. (Здесь и далее прим. перев.).

6
Георг I (1660–1727) — собственно: Георг-Луи Брауншвейг-Люнебургский, германский имперский князь, с 1698 года, после смерти отца, курфюрст Ганноверский; по матери, внучке короля Якова I, имел права на английский престол, на который взошел в 1714 году, после смерти королевы Анны, последней представительницы династии Стюартов.

7
Рейнское вино (нем.)

8
Гей, Джон (1685–1732) — английский поэт и драматург, автор сатирических и пасторальных поэм, очень популярных в свое время басен и прославленной комедии «Опера нищего» (1728).

9
Требник — богослужебная книга православной церкви, в которой описан порядок совершения таких служб, которые, по учению церкви, обладают особой таинственной силой, а также на различные случаи, в том числе свадебные церемонии. В оригинале речь идет о «The Book of common prayer and administration of the sacraments» («Книге обычных молитв и отправлении таинств…»), служебнике англиканской церкви, в котором регламентирован и обряд венчания.

10
Гинея — английская золотая монета, чеканившаяся начиная с 1663 года из благородного металла, привезенного с побережья Гвинейского залива, из «Гвинеи», откуда и название. Первоначальный вес монеты составлял около 8,5 г; с 1717 года гинея была равна 21 шиллингу.

11
Майорат — порядок наследования, при котором все имущество принадлежит старшему в роду.

12
Green (англ.) — зеленый.

13
Конгрив, Уильям (1670–1729) — английский писатель, один из создателей комедии нравов, где изображались пороки, лицемерие и ханжество современного общества.

14
Южноморская компания — (South Sea Company) — английская акционерная финансовая компания, основанная в 1711 году для торговли с испанской Америкой (главным образом рабами). Первоначально компания гарантировала ежегодный доход в размере 6 процентов. Но с 1718 года, когда формальный правителем компании стал король Георг, доверие к «иноморцам» резко возросло, что послужило толчком к различным финансовым махинациям, в которые оказались замешаны даже королевские министры. Финансовый бум достиг расцвета в 1720 году, а осенью этого года компания лопнула как мыльный пузырь. Формально Южноморская компания прекратила свое существование в 1853 году.

15
Ньюгейт — долговая тюрьма в Лондоне.

16
Портшез — старинные закрытые носилки, в которых слуги переносили своих хозяев по улицам городов.

17
Фактически (лат.).

18
Палантин — женская накидка, большой шарф.

19
Вавилон — древний город в Месопотамии, близ р. Евфрата, бывший в течение многих веков сначала столицей Вавилонского, а затем Ново-Вавилонского царств. Город известен как место длительного плена евреев, в связи с чем в крайне неблагоприятном виде описан в Библии.

20
Король Фрэнсис — речь идет о Якове Старом Претенденте, полное имя которого звучало так: Джеймс Фрэнсис Эдвард Стюарт.

21
Глупец лишь только станет красоток избегать (фр.).

22
Тори — английская политическая партия, возникшая в конце 70-х годов XVI века, выражала интересы земельной аристократии и высшего духовенства англиканской церкви. В середине XIX века преобразована в консервативную партию.

23
Немесида — древнегреческая богиня мести.

24
Учитель фехтования (фр.).

25
Тибурн (правильнее — Тайберн) — место публичной казни для Миддлсекса; расположено на пересечении современных лондонских улиц Оксфорд-стрит и Бэйсуотер-роуд; казни здесь совершались с 1300 по 1783 год.

26
Констебль — полицейский (англ.).

27
Воксхолл — сад в Лондоне, на южном берегу Темзы, бывший в XVII−XVIII веках популярным местом прогулок и увеселения горожан.

28
Медуза Горгона — мифологическое чудовище древних греков; женщина с волосами из живых змей, взгляд которой обращал все живое в камень.

29
Аргус — многоглазый великан из древнегреческих мифов; хотя бы один его глаз в любое время суток бодрствовал. В переносном смысле — неусыпный страж.

30
Виги — наряду с тори важнейшая политическая партия в Англии, возникшая в середине XVII века и представлявшая интересы буржуазии; впоследствии преобразовалась в либеральную партию.

31
Спинет — разновидность клавесина, предшественника современного фортепиано; отличался небольшими размерами и прямоугольной формой.

32
Попал между Сциллой и Харибдой — то есть оказался в трудном положении. Сцилла и Харибда — скалы-чудовшца в древнегреческой мифологии, расположенные в узком морском проливе одна против другой и пожиравшие моряков с проходивших мимо судов.

33
Бергамот — здесь: популярный в XVIII веке нюхательный табак, ароматизированный бергамотовой эссенцией, приготовляемой из плодов одноименного цитрусового растения (Citrus bergamia).

 

Глава 23 Шкура льва — Рафаэль Сабатини

Лев
Игра окончилась и была проиграна.

Рука об руку стояли Ротерби и его мать. Женщина ухватилась за руку сына, ища в нем опору и поддержку в этот горький час возмездия, в час, когда зло, которое они замыслили, обратилось против них самих же.

Это было захватывающее зрелище — укрощение двух надменных и жестоких натур. Мистер Кэрилл пытался понять, что они чувствуют, какие мысли проносятся в их головах, казалось, какой-то паралич сковал их мозг. Они были все еще в шоке от удара, который он нанес. Угасающее, почти мертвое спокойствие.

Наконец женщина шевельнулась. Инстинкт раненого животного — уползти, спрятаться — двигал ею, тогда как разум по-прежнему бездействовал. Она сделала шаг.

— Пошли, Чарлз, — сказала она низким, хриплым голосом. — Пошли!

Прикосновение и эти слова вернули его к жизни.

— Нет! — крикнул он грубо, сбросив руку матери со своей. — Это еще не конец! — казалось, он готов растерзать брата. Выпрямившаяся, неповинующаяся, угрожающая фигура и бешеные глаза на мертвенно-бледном лице — весь его вид говорил об этом. — Это не конец! — подтвердил он зловещим голосом.

— Да, — спокойно согласился мистер Кэрилл. — Конец будет другим. — Он печально перевел взгляд от сына к матери. — Вы сами сделали его таким, все могло быть иначе. Я надеялся на ваше милосердие. Напомнив вам, брат, о тех узах, что связывают нас, я хотел отвести вас от братоубийства, спасти от преступления, которым вы грезили.

— Братоубийство! — зло засмеялся Ротерби. — Братоубийство! — казалось, он угрожает.

Но мистер Кэрилл по-прежнему сочувствовал ему. В душе он жалел его, жалел их обоих — не из-за их теперешнего положения, а из-за того бездушия, что было в них. Вот истинная трагедия.

— Вы, Ротерби, высказали мистеру Темплтону немало прекрасных слов о вашем уважении к памяти отца, — сказал мистер Кэрилл. — Выразили великодушные чувства о сохранении его доброго имени, которые выглядели правдивыми для мистера Темплтона. В интересах своего отца вы ходатайствовали о том, чтобы его дела с компанией Южных морей не были преданы огласке, не выгораживая себя ни в чем, не ища выгоды, которую могли бы извлечь из этого дела.

— Для чего вы все это говорите? — яростно воскликнула графиня. — Вы издеваетесь над нами? Вы бередите наши раны сейчас, когда после нашего падения нам не остается ничего иного, как полагаться на вашу милость?

— Так чем вызвано падение? — возмутился мистер Кэрилл. — А, не будем об этом. Я не иронизирую, мадам, — он снова повернулся к Ротерби.

— Лорд Остермор был вам отцом, как никогда не был для меня. Однако чувства, которые вы великолепно выразили мистеру Темплтону, также владеют мною сейчас. Но вовсе не потому, что связь лорда Остермора с Южноморской аферой сильно волнует меня. И все же, ради имени, которое сейчас стало моим, я покину Англию, как и приехал — мистером Жюстеном Кэриллом. В глазах света имя моей матери не запятнано, так как ее судьба, настоящая судьба, осталась неизвестной. Но имейте в виду — никто и никогда не должен узнать об этом, иначе я вернусь и снова дам урок, подобный тому, что вы уже получили. Вот тогда-то вы пойдете по миру. Надеюсь, вы меня поняли.

Ротерби не понял ничего. Однако цепкий ум его матери быстро ухватил истинный смысл слов, произнесенных мистером Кэриллом.

— Вы имеете в виду… что мы останемся… что наше положение не изменится?

— А разве может быть иначе?

Она удивленно уставилась на него.

— Вы оставляете… своему брату титул и все остальное?

— Не думайте, мадам, что это жест великодушия, — сказал мистер Кэрилл. — Поймите меня правильно. Мне не нужны ни титул, ни владения Остермора. Они были бы занозой в моем сердце и бередили бы мои горькие воспоминания. Это одна из причин, по которой не стоит считать меня великодушным, хотя главная другая. Я хотел бы, чтобы вы поняли меня сейчас, в этот час нашей последней встречи. Лорд Остермор, мой отец, женился на вас, мадам, по доброй воле…

Она резко прервала его.

— О чем вы говорите? — графиня почти завизжала, ее колотила ярость только от одной мысли о том, что сделал ее покойный муж.

— Он женился на вас по доброй воле, — спокойно повторил мистер Кэрилл. — Я все вам объясню. Он женился на вас, так как был уверен, что его жена, которую он оставил во Франции, мертва. Из-за страха перед своим отцом он держал свой брак в секрете, не смея сказать о нем. Как вы могли понять за годы жизни с графом, он не был человеком, который испытывал глубокие чувства к кому-либо. Себя же он любил безмерно, в чем вы также могли убедиться. Брак во Франции создавал проблемы. Остермор смотрел на него, как на ошибку юности, так он сам говорил мне в этом доме, не догадываясь, с кем разговаривает.

Когда он получил ложную весть о смерти моей матери от того самого кузена, который приехал в Англию, чтобы отомстить за нее, отец обрадовался — ему удалось избежать последствий своей глупости. Его ошибка не тяготила его. К тому же, моя мать прекратила писать. Так что граф Остермор женился на вас, мадам, с добрыми намерениями. Это и будет вашим аргументом в разговоре с лордом Картеретом, который заставит его понять — именно уважение к памяти моего отца побуждает меня уехать без шума, увозя с собой все то, что я вынужден был сказать, дабы избежать обвинения, которое мне предъявили. Лорд Картерет — человек, умудренный жизненным опытом. Он поймет далеко идущие последствия, которые могут быть, если всплывет правда обо всем этом. Он возьмет слово с мистера Темплтона о его молчании. Правда, мадам, никогда не получит огласки.

— Боже, сэр, — вскричал Ротерби, — это чертовски благородно с вашей стороны!

— Вы великолепно выражаетесь, — сказал мистер Кэрилл, возвращаясь к своей обычной манере.

Графиня же не могла вымолвить ни слова. Распростерши руки, она сделала шаг к мистеру Кэриллу. О, чудо из чудес — две слезы скатились по ее щекам, испортив грим, который покрывал их.

Мистер Кэрилл бросился к ней. Вид этих слез, родившихся в ее иссохшем сердце и прокладывающих свой путь по бледным, раскрашенным щекам, вызвал в нем острую жалость. Он взял ее руки и сжал их, на мгновение поддавшись порыву, с которым не мог совладать. Графиня поцеловала бы его в этот миг благодарности и унижения. Но он отстранил ее.

— Довольно, ваша светлость, — сказал мистер Кэрилл, как бы еще раз давая ей титул. Он восстанавливал ее положение, с которого, защищаясь, сам же и низвергнул. — Обещайте, что вы не дадите показаний против меня, даже если вас будут к этому принуждать.

— Сэр,, сэр, — запиналась графиня. — Можно ли предложить…

— Конечно, нет. Мне ничего не нужно. Всего вам доброго, мадам. Если я могу воспользоваться еще несколько минут гостеприимством Стреттон-Хауза, я буду вашим должником.

— Этот дом… и все… это ваше, сэр, — напомнила она ему.

— И все же здесь есть то, что я возьму с собой, — сказал он, глядя на Гортензию. Мистер Кэрилл открыл дверь перед графиней.

— Храни вас Господь! — сказала она с удивительным жаром, который не часто можно было услышать в ее молитвах. — Он вознаградит вас за милосердие.

— Всего вам доброго, мадам, — повторил он снова, раскланиваясь. — И вам, лорд Остермор, — добавил он, обращаясь к Ротерби. Его брат взглянул на него, как будто собираясь что-то сказать, а затем, поддавшись настроению своей матери, протянул руку. Мистер Кэрилл весьма сдержанно пожал ее. «В конце концов, этот человек мой брат», — подумал он. Даже если его чувства к Ротерби и не были теплыми, он великодушно изобразил сердечность. Закрыв за ними дверь, мистер Кэрилл с огромным облегчением вздохнул. Он посмотрел на Гортензию, и улыбка, словно луч света, озарила его лицо. Девушка бросилась к нему.

— Пойдем! Ты единственная драгоценность, которую я забираю из дома отца.

— Неужели ты рассчитываешь покорить меня подобными словами?

— К черту слова! — воскликнул Кэрилл. — Ты покорена. Признайся.

— У тебя уже есть все, чтобы уважать себя, — серьезно произнесла девушка.

— Кроме одного, Гортензия, — поправил он. — Только этого недостает мне, чтобы уважать себя больше, чем король.

— Это уже лучше, — засмеялась она и вдруг грустно произнесла. — О, почему ты подсмеиваешься надо мной и пытаешься скрыть то, что у тебя на сердце? Зачем ты хочешь казаться легкомысленным и безрассудным даже после того, что ты сделал? Это было так благородно! Я очень горжусь тобой!

— Гордишься мной, — эхом повторил мистер Кэрилл. — О! Тогда как же могло случиться, что ты решила взять в мужья «этого самодовольного хлыща»? — сыронизировал он, вспомнив слова, которые она бросила ему той лунной ночью.

— Как я тогда ошибалась, — проговорила девушка.

— Тех, в ком мы ошибаемся, всегда стоит узнать получше, — философски заметил мистер Кэрилл.

— Зато ты не ошибся во мне.

— Не ошибся, — ответил он, — я сразу увидел, как ты прекрасна. Возьми мое сердце, и оно само скажет тебе об этом, — воскликнул Кэрилл, сжимая ее в объятиях.

 

Глава 21 Шкура льва — Рафаэль Сабатини

Шкура льва
В огромной комнате с колоннами повисла звенящая тишина. Мистер Кэрилл и ее светлость по-прежнему сидели в креслах, он был нарочито спокоен, графиня же не скрывала волнения. Гортензия, как нетерпеливый зритель, подалась вперед, наблюдая трех актеров в этой трагикомедии.

Ротерби стоял, опустив голову и нахмурив брови. Понимая, что именно его хотели услышать, он все же ощущал крайнюю нехватку слов. Дальнейшее развитие событий было непредсказуемо и могло бы помешать его планам. Ротерби раздумывал о том, как ему действовать и как вести себя в этой неожиданной ситуации. Первой нарушила тишину ее светлость. Сузив глаза, она рассматривала мистера Кэрилла, утолки ее рта были опущены. Она уловила имя Малиньи, и то, что она знала, заставило ее задуматься, хотя мистер Кэрилл и не подозревал об этом.

— Я не верю, что вы сын мадемуазель де Малиньи, — сказала она наконец. — Я никогда не слышала о том, что у милорда был сын. Я не верю, что между ним и той женщиной что-то было.

Мистер Кэрилл пристально смотрел на нее, отбросив свое привычное хладнокровие. Возглас удивление вырвался у Ротерби, он подался к матери.

— Так ты знала? Что мой отец…

Она горько улыбнулась.

— Твой отец женился бы, если б осмелился, — сказала графиня. — Для того, чтобы получить разрешение своего родителя, ему пришлось вернуться в Англию. Как и он сам, его отец был своенравен и вел себя так, как позже твой, когда дело касалось тебя. Он не хотел даже слышать об этом браке и просил моей руки для своего сына. В свою очередь, мой отец был не прочь извлечь из этого союза выгоду и согласился отдать меня вместе с огромным наследством.

Мистер Кэрилл обратился в слух. Запутанное дело начинало проясняться.

— Итак, — продолжала она, — твой дед заставил твоего отца забыть женщину, которую тот оставил во Франции, и жениться на мне. Я не знаю, за какие грехи мне выпало такое наказание. Но так уж вышло. Твой отец сопротивлялся, оттягивая свадьбу целый год. Затем была дуэль. Кузен мадемуазель де Малиньи пересек Ла-Манш и затеял ссору с твоим отцом. Они дрались, и Малиньи был убит. После этого отношение жениха ко мне изменилось, и однажды, через месяц или чуть позже, он поддался натиску своего отца. Мы поженились. Но я не верю, что граф оставил сына во Франции. Я не верю, что он мог так поступить. Каким бы бесчувственным он ни был, я не верю, что он мог бросить мадемуазель де Малиньи при таких обстоятельствах.

— Значит, вы полагаете, — сказал Ротерби, — что этот человек все выдумал?

— Уж не считаете ли вы, — с презрением прервал его мистер Кэрилл, — что я специально приготовил документы на такой случай?

— Нет, но вам эти документы могли бы пригодиться и для других целей, скажем, для шантажа, если бы граф был жив, — предположила ее светлость.

— Но примите во внимание, мадам, что я богат, гораздо богаче, чем граф Остермор, и это могут подтвердить мои друзья Коллис и Стэплтон. Зачем мне его шантажировать?

— И каким же образом вы стали тем, кем являетесь? — спросила она.

Мистер Кэрилл вкратце рассказал, как сэр Ричард Эверард заботился о нем и, усыновив, сделал наследником всех своих богатств, которые были весьма значительны.

— Я могу неопровержимо доказать, что ваши сомнения необоснованны. Вы, ваша светлость, говорите, что, если бы милорд имел сына, он бы знал о нем. Но тем не менее, он ничего обо мне не знал. Можете ли вы припомнить дату — хотя бы месяц — его возвращения в Англию?

— Разумеется. Конец апреля тысяча шестьсот восемьдесят девятого года. И что из того?

Мистер Кэрилл снова вынул документ. Кивнув Ротерби, поднес бумагу к его глазам.

— Какая здесь дата, я имею в виду, дата рождения?

Ротерби прочитал — 3 января 1690 года.

Мистер Кэрилл свернул документ.

— Теперь, я думаю, вы поняли, почему милорд остался в неведении о моем рождении, — положив бумагу в карман, Кэрилл вздохнул. — Жаль, что он так и не узнал об этом, — сказал он, как бы обращаясь к самому себе.

И тут ее светлость не выдержала. Она видела: Ротерби сомневается, и это невероятно ее рассердило, а, разозлившись, графиня совершила роковую ошибку. Лучше было бы все отрицать, что, по крайней мере, было бы простительно для нее и сына. Она же пошла напролом.

— К черту! — закричала графиня. Худая, злобная. — Какое мне дело, кто вы такой! Какое это имеет отношение к тебе, Ротерби? Ты должен выдать негодяя!

Сын мрачно смотрел на нее. Большая часть этой истории имела непосредственное к нему отношение и объясняла странное поведение мистера Кэрилла на дуэли. Тогда он недоумевал, как недоумевали все оказавшиеся свидетелями схватки.

Из этого и многого другого, не говоря уже о документе, который граф видел и который наверняка не был поддельным, он заключил, что мистер Кэрилл действительно был его братом. Даже внезапная вспышка гнева матери, несмотря на ее слова, лишь подтверждала, что и она была убеждена аргументами, которыми мистер Кэрилл удостоверил свою личность.

Ротерби не стал ненавидеть мистера Кэрилла ни на йоту меньше из-за того, что он узнал. Его ненависть даже усилилась. И все же чувство приличия не давало ему взять и отправить брата на виселицу. Убийство брата казалось ему гораздо более страшным делом, чем убийство постороннего человека, даже если оно было бы совершено чужими руками.

У графа было два возможных варианта дальнейших действий: либо помочь мистеру Кэриллу бежать, либо отказаться свидетельствовать в суде против него и убедить или заставить мать сделать то же самое. Теперь, когда все выяснилось, Ротерби видел, что его интересы не так уж сильно пострадают. Конечно, его позиция не будет вполне убедительной, если он раскроет заговор, не доставив никого из заговорщиков, но все же она будет достаточно сильной. Правительство будет благодарно ему и не станет преследовать с требованиями о возмещении убытков.

Графу оставалось только выбрать лучший вариант, как вдруг что-то привлекло его обостренное внимание.

Гортензия встала, шокированная последними словами ее светлости. С умоляющим взглядом, распростерши руки, она вскрикнула:

— Милорд, вы не сможете это сделать!

Слова, с которыми она обращалась к его великодушию, произвели обратный эффект. В глубине души графа еще таилась дикая злоба и ревность, и он почувствовал, что может сделать то, что девушка хотела предотвратить.

Его брови сдвинулись, лицо потемнело, взгляд вонзился в лицо Гортензии, и он увидел в ее глазах страх за любимого.

Бросив взгляд на Кэрилла, он хрипло произнес:

— Одну минуту, — и, подойдя к двери, крикнул слугу, а потом вернулся обратно.

— Мистер Кэрилл, — сказал он официальным голосом. — Не могли бы вы подождать в приемной? Мне надо подробнее рассмотреть это дело.

Мистер Кэрилл, решив, что он собирается обсудить все со своей матерью, тотчас поднялся.

— Смею напомнить вам, Ротерби, что время не ждет, — сказал он.

— Я не задержу вас надолго, — последовал холодный ответ, и мистер Кэрилл удалился.

— И что теперь, Чарлз? — спросила его мать. — Гортензия останется здесь?

— Именно ей и нужно остаться. Не затруднится ли ваша светлость также подождать в приемной? — сказал он, открывая для нее дверь.

— Что за глупость ты затеваешь?

— Вы зря тратите время, а время, как верно заметил мистер Кэрилл, не ждет.

Графиня направилась к двери, помимо своей воли повинуясь холодной целеустремленности, которая чувствовалась в его голосе.

— Уж не думаешь ли ты…

— Вы очень скоро узнаете, о чем я думаю, ваша светлость. Я прошу оставить нас одних.

Ее светлость остановилась в дверях.

— Если ты примешь поспешное решение, помни, что я могу действовать сама, — напомнила она. — Ты можешь верить, что этот человек твой брат, можешь не верить, и значит, — добавила она с жесткой усмешкой, обращенной к Ротерби, — ты можешь выбирать разные способы, чтобы избавиться от него. Но не забывай, ты все же должен со мной считаться. Может быть, он доказал тебе, что он одной крови с тобой, но, хвала Всевышнему, ни за что не докажет, что он одной крови со мной!

Лорд молча поклонился, сохраняя неподвижное выражение лица, в то время как она, назвав его дураком, вышла из комнаты. Закрыв дверь, он повернул ключ. Гортензия смотрела на него с ужасом.

— Я хочу выйти! — Голос девушки сорвался на крик, и она бросилась к двери.

Но Ротерби встал у нее на пути. Его лицо побелело, глаза горели. Гортензия отпрянула от его раскрытых объятий, граф замер, пытаясь овладеть собой.

— Этот человек, — сказал он, показывая большим пальцем через плечо на закрытую дверь, — будет жить или умрет, его освободят или повесят — как вы решите, Гортензия. — Девушка измученно смотрела на него, ее сердце стучало так, что было тяжело дышать.

— Что все это значит?

— Вы любите его, — прорычал Ротерби. — Да, я вижу это в ваших глазах. Ведь вы из-за него так испуганы?

— Почему вы насмехаетесь над этим? — спросила Гортензия.

— Нисколько! Отвечайте! Это правда? Вы любите его?

— Да, это правда, — ответила она твердо. — Вам-то что?

— Это значит для меня все! — ответил Ротерби пылко. — Все! Даже небеса — это ад для меня. Десять дней назад, Гортензия, я просил вас выйти за меня замуж.

— Ни за что, — заключила девушка, выставив руки, чтобы остановить графа.

— С тех пор кое-что изменилось, — произнес он, придвигаясь. — На этот раз предложение будет более привлекательно. Выходите за меня замуж, и Кэрилл сможет уехать, и ему не будет грозить судебное преследование. Клянусь! Если вы откажете мне, его повесят. Это так же верно, как и то, что мы сейчас разговариваем.

Она смотрела на него с презрением.

— Боже, — воскликнула она, — какое вы чудовище! Настаивать на женитьбе и заявлять, что в случае моего отказа ваш брат будет повешен! Да человек ли вы?

— Нет ничего более человеческого, чем любовь к вам, Гортензия.

— Это невыносимо, — взмолилась девушка, закрыв лицо руками. — Отпустите меня, сэр! Откройте дверь!

Ротерби стоял, обдумывая ее слова. Потом повернулся и медленно пошел к двери.

— Не забывай — он умрет!

Эти слова, зловещий тон, злобный взгляд сломили дух девушки одним махом.

— Нет, нет! — спотыкаясь, Гортензия сделала несколько шагов. — О будьте милосердны! — Она была побеждена. — Вы… вы клянетесь отпустить его, вы позволите ему уехать из Англии, если… если я соглашусь?

Глаза графа сверкнули, и он бросился к девушке. Та словно окаменела, безжизненно позволила взять свои руки, пожиная плоды этой ужасной капитуляции. Ротерби стоял рядом с ней, кровь бросилась ему в лицо.

— Так я покорил вас? — воскликнул он. — Значит, мы поженимся, Гортензия?

— Но какой ценой, — ответила она с горечью — какой ценой!

— Я буду нежным, любящим мужем. Клянусь небесами! — пыл страсти смягчил его, как огонь смягчает сталь.

— Пусть будет так, — сказала мисс Уинтроп. — Спасите его, и я буду вам заботливой женой, милорд.

— И любящей? — потребовал он жадно.

— Конечно. Я обещаю.

Ротерби нагнулся, чтобы поцеловать ее, но вдруг со стоном оттолкнул. Да так сильно, что Гортензия наткнулась на кресло и рухнула в него, не удержав равновесия.

— Нет! — зарычал граф как сумасшедший. — Проклятье! — его охватило дикое безумие ревности. Он чувствовал боль и слабость от сознания того, как сильна ее любовь к другому мужчине. Ротерби старался сдержать себя, пытаясь подавить животное, примитивное создание, которым был в глубине души.

— Если уж вы так сильно его любите, то лучше пусть его повесят, — Ротерби засмеялся на какой-то высокой, неистовой ноте. — Вы сами вынесли ему приговор, дитя мое! Вы думаете, я возьму вас, словно использованную вещь? О черт! Неужели вы на это рассчитывали?

Направляясь к двери, граф засмеялся снова, из его горла вырвался дрожащий, злой смех. Гортензия следила за ним расширенными от ужаса глазами. Ее разум не мог понять это дикое поведение. Он повернул ключ в замке и, резким жестом распахнув дверь, крикнул:

— Введите его!

Мистер Кэрилл, нахмурившись, вошел в комнату, сопровождаемый лакеем. Его взгляд перебегал с лица Ротерби на лицо Гортензии. Вслед за ними вошла графиня. Ротерби отпустил слугу и закрыл за ним дверь. Он поднял руку, указывая на Гортензию.

— Глупая, — сказал он, обращаясь к Кэриллу, — она не согласилась выйти за меня замуж, чтобы спасти вашу жизнь.

Брови мистера Кэрилла поднялись. Но слова Ротерби немного успокоили его. Он понял, что за ними скрывалось.

— Я рад, сэр, что вам не удалось ее уговорить. Думаю, вы сами оказались настолько глупы, что отказались от собственного предложения.

— Ах ты, чертов клоун! — взревел Ротерби. — Думаешь, я соглашусь довольствоваться объедками с чужого стола?

— Ну, это громко сказано, — ответил мистер Кэрилл. — Я бы не стал утверждать, что мисс Уинтроп досталась бы вам после кого-то другого, тем более меня.

— Довольно, — прервал его Ротерби. Холодные ироничные слова соперника вернули его к действительности, и он почувствовал, что не может больше ничего сказать. — Тебя повесят! — закончил он коротко.

— Вы в этом уверены, сэр? — пренебрежительно спросил мистер Кэрилл.

— Уверен, видит Бог.

— Не поминайте Господа всуе, — спокойным голосом отозвался мистер Кэрилл, подходя к Гортензии.

Ротерби и его мать переглянулись.

— Что это значит? — пожав плечами, ухмыльнулся граф. — Что за фарс перед смертью? В своем ли он уме?

Мистер Кэрилл не слушал его, он наклонился к Гортензии. Взяв ее ладонь, он поднес к своим губам.

— Дорогая, — прошептал он, — на какую же жертву готова ты была пойти! Неужели ты не веришь в меня? Не бойся, любимая, они не могут навредить мне.

Девушка сжала его руки и посмотрела на него.

— Ты так говоришь, просто чтобы успокоить меня, — сказала она.

— Ну что ты, — ответил мистер Кэрилл спокойно, — это чистая правда. Они будут обещать, клясться всем на свете, пытаясь уничтожить меня. Но лишь напрасно потратят время и силы.

— Да, тут вы правы, — усмехнулся граф. — Тут вы правы, вас просто надо повесить.

Мистер Кэрилл с усмешкой и любопытством взглянул на своего брата. Но его плотно сжатые губы выражали презрение.

— Мы одной крови, Ротерби, я ваш брат, — повторил он, — и однажды я сохранил вам жизнь, не желая, чтобы мои руки обагрились кровью брата, — Кэрилл вздохнул. — Я надеялся, вы сможете сделать то же самое. Сожалею, что вас на это не хватает, что вы в конце концов мой брат. Ну а остальное в этом деле для меня не имеет значения.

— Как не имеет значения, коли доказано — вы якобитский шпион? — вспылила графиня, не вынеся его холодного презрения. — Как не имеет значения, когда выяснилось — у вас было это самое письмо и могло быть то, другое, в котором… Полагаете, это ничего не значит?

Мистер Кэрилл лишь на мгновение задержал на ней взгляд и, не удостоив ответом, повернулся обратно к Ротерби.

— Я был глупцом, я был слеп, не видев дна этой маленькой, мутной лужи, по которой, как вы считали, поплывут ваши челны. Вы хотели продать меня. Вы заключили сделку с правительством, дабы восполнить потерянное вашим отцом состояние. Я правильно угадал ваши намерения?

— А даже если и так, что с того? — угрюмо сказал его светлость.

— А то, граф, — ответил мистер Кэрилл — что человек, продавший шкуру неубитого льва, погиб, охотясь за ним. Помните это!

Они смотрели на него, потрясенные силой голоса, которым это было произнесено и в котором слышались насмешка и ликование.

Придя в себя, ее светлость презрительно рассмеялась.

— Вы нам угрожаете?

— Я угрожаю? Нет. Я не способен угрожать. Я пытался урезонить вас, дать понять, что, имей вы хоть каплю приличия, вы могли бы позволить мне уехать, спастись от суда. Во имя вашего же блага. Но вы решили иначе… — Он замолчал и пожал плечами. — И вам придется пожалеть об этом.

— О чем пожалеть? — потребовал граф.

Но мистер Кэрилл улыбнулся и покачал головой.

— Если бы вы все знали, это могло бы повлиять на ваше решение. Но вы сделали свой выбор, не так ли, Ротерби! Я скорблю о вас от всей души.

— Жалеешь меня? Дьявол! Ты бесстыдный мошенник! Придержи свою жалость для тех, кто в ней нуждается.

— Я и сберег ее для вас, — почти печально сказал мистер Кэрилл. — За всю свою жизнь я не встретил человека, который в ней нуждался бы больше, чем вы.

Снаружи послышалось какое-то движение, раздался стук в дверь, и в комнату вошел Хамфриз. Объявив о возвращении мистера Грина, которого сопровождал помощник министра Темплтон, он тут же пригласил их в комнату.

 

Глава 22 Шкура льва — Рафаэль Сабатини

Охотники
Первым вошел Темплтон — высокий джентльмен в парике до самых плеч, с длинным, бледным лицом, решительным ртом, с острым, но добрым взглядом.

Вслед за ним появился мистер Грин. Хамфриз удалился, закрыв за собой дверь.

Мистер Темплтон отвесил ее светлости глубокий поклон.

— Мадам, — сказал он очень серьезным тоном. — Я приношу вашей светлости и вам, милорд, мои искренние соболезнования и глубочайшие извинения за бесцеремонное вторжение в столь печальный момент.

Трудно сказать, заметил или нет мистер Темплтон, что на их лицах не было и следа печали.

— Я бы никогда не отважился на это, — продолжал он, — если бы ваша светлость не пригласил меня.

— Пригласил вас, сэр? — с почтением отозвался Ротерби. — Едва ли я мог даже рассчитывать…

— Вы пригласили меня, хотя и не напрямую, — ответил помощник министра. Его глубокий низкий голос казался намеренно осторожным, как будто он тщательно обдумывал каждое слово, прежде чем его произнести.

— Не напрямую, но приняв во внимание ваше послание к лорду Картерету. Милорд пожелал, чтобы я лично расследовал это дело до того, как оно получит огласку. Этот человек, — указывая на Грина, продолжал он, — получил от вас информацию, что вы держите здесь агента Стюарта и что у вас есть важное известие для министра.

Ротерби поклонился в знак согласия.

— Единственное, чего я желал, так это того, чтобы мистер Грин подготовил ордер на арест этого человека. Потом я готов рассказать все, что знаю. У вас есть ордер? — поинтересовался он.

— В последнее время было раскрыто необычайно много «заговоров», — произнес мистер Темплтон, — которые в конечном счете таковыми не являлись, и я рассчитываю, что вы, милорд, отнесетесь к этому делу крайне осторожно. Я полагаю, его величеству нежелательно, чтобы оно получало огласку до тех пор, пока не останется никаких сомнений в том, что это действительно был заговор. Разговоры лишь возмущают спокойствие общества, а, к несчастью, поводов для волнений и так предостаточно. Следовательно, было бы целесообразно, прежде чем произвести арест, быть вполне уверенными, имеются ли для этого веские основания.

— Но тут настоящий заговор! — раздраженно воскликнул Ротерби, теряя терпение из-за осторожности других. — Реальная опасность.

— Для того, чтобы убедиться в этом, — невозмутимо продолжил помощник министра, — необходимо иметь веские доказательства, прежде чем предпринять дальнейшие шаги. Ознакомьте меня со всеми фактами, которыми вы располагаете.

— У меня предостаточно информации. Заговор действительно вынашивается сообщниками Стюарта, готовится восстание, и настоящий момент признан благоприятным, так как доверие народа к правительству пошатнулось из-за катастрофы в Южных морях.

Мистер Темплтон медленно покачал головой.

— Осмелюсь высказать свои наблюдения, сэр. Подобные предлоги использовались в последнее время во всех разоблаченных «заговорах». Единственным утешением для нас, друзей его величества, является то, что ни один аргумент не выдерживает критики при тщательном рассмотрении дел.

— Именно этим мое разоблачение будет отличаться от остальных, — заявил Ротерби таким тоном, что впоследствии мистер Темплтон стал отзываться о графе как о «чертовски вспыльчивом человеке».

— У вас есть доказательства?

— Документы, среди которых личное письмо самозванца.

Резко очерченное лицо мистера Темплтона стало серьезным.

— Тогда дело действительно принимает серьезный оборот. Кому, позвольте вас спросить, сэр, предназначалось это письмо?

— Моему покойному отцу, — ответил граф.

— О-о! — мистер Темплтон издал многозначительное восклицание.

— Я нашел письмо после смерти отца, — продолжал Ротерби. — Я вовремя вырвал его из рук этого шпиона, который как раз собирался уничтожить добычу в тот момент, когда я схватил негодяя. Мной руководила преданность его величеству, сэр, и я пожелал, чтобы мистер Грин подготовил ордер на арест изменника.

— Сэр, — сказал мистер Темплтон, смотревший на графа глазами, в которых удивление смешалось с восхищением, — это действительно акт преданности, огромной преданности при таких… особых обстоятельствах дела. Я не думаю, что правительство его величества, учитывая, кому было адресовано письмо, смогло бы порицать вас, даже если бы вы его скрыли. Осмелюсь заметить, милорд, ваш поступок сродни патриотизму сынов античного Рима. Я убежден, правительство его величества не останется равнодушным и высоко оценит вашу преданность.

Ротерби отвесил глубокий поклон в благодарность за комплимент. Ее светлость закрыла губы веером, пряча циничную ухмылку. Стоявший сзади, подле кресла Гортензии, мистер Кэрилл тоже улыбнулся, а несчастная девушка, уловив его улыбку, пыталась найти в ней добрый знак.

— Я уверена, — вставила графиня, — сын благодарен вам за то, что вы так высоко оценили его поступок.

Мистер Темплтон поклонился ей с величайшей учтивостью.

— Я бы чувствовал себя камнем, мэм, не высказав своего восхищения.

— Я полагаю, сэр, — в своей спокойной манере вставил мистер Кэрилл, — это скорее патриотизм Израиля, чем Рима.

Мистер Темплтон обратил к нему свое лицо с холодным недовольством. Он хотел что-то сказать, но, пока подыскивал слова, подобающие ситуации, Ротерби опередил его.

— Сэр, — воскликнул он, — все, что я сделал, я сделал, не обращая внимания на возможно губительные последствия моего решения. Этот бунтовщик воображает, что я намеревался совершить сделку. Но вы должны понимать, сэр, при сложившихся обстоятельствах это лишено всякого смысла. Теперь слишком поздно пытаться продать бумаги. Я готов отдать письма, которые нашел. И все же, смею надеяться, правительство согласится с тем, что я имею некоторое право на получение признания за ту услугу, которую я оказал его величеству и стране и исполнение которой задело честь моего отца.

— Конечно, конечно, милорд, — промычал мистер Темплтон. Похоже, его энтузиазм по поводу римского патриотизма Ротерби несколько поубавился.

— Я полагаю, лорд Картерет не допустит, чтобы такая… э-э-э… верность его величеству осталась невознагражденной.

— Я хочу просить вас, сэр, просить ради памяти моего отца, над которой нависла неотвратимая угроза быть запятнанной…

Мистер Кэрилл улыбнулся и кивнул. Он мог рассуждать независимо — скорее как зритель, — и все-таки он должен был признать: его брат проявил тонкую проницательность, на которую только был способен.

— Да, мой отец имел отношение к афере в Южных морях, — продолжал Ротерби, — но он мертв и не может защитить себя от тех обвинений, которые предъявил ему герцог Уортон. Поэтому моего отца можно представить в свете, который… э-э-э… ну, словом, не совсем соответствует образу джентльмена. А тут еще заговор… Но все это не имеет ровным счетом никакого значения, когда речь идет о безопасности нашего королевства. Сейчас на весы легли мои личные интересы и интересы государства, и мой выбор прост. Единственное, о чем я осмеливаюсь просить вас, сэр… — я понимаю, раскрыть заговор невозможно, не упомянув о несчастной доле отца, умоляю лишь о том, чтобы лорд Картерет счел возможным не упоминать о делах в Южноморской компании. Отец уже заплатил за них своей жизнью.

Мистер Темплтон смотрел на молодого человека с неподдельным состраданием. Он был совершенно одурачен и в глубине своей души сожалел, что на какое-то мгновение усомнился в чистоте помыслов Ротерби.

— Ваша светлость, я хочу заверить вас в своей симпатии, моем глубочайшем уважении к вам, графиня, — сказал он. — К сожалению, по делу о Южных морях у меня нет никаких полномочий. Лорд Картерет поручил мне только дело об аресте. Я должен разобраться с персоной, которая находится у вас в руках, выяснить, достаточно ли оснований для подписания ордера. Тем не менее, милорд, я могу пообещать, учитывая вашу готовность отдать нам эти письма, важность которых обусловлена, как вы уверяете, их крайне опасным содержанием, а также принимая во внимание вашу героическую верность его величеству, лорд Картерет не будет увеличивать то бремя, которое вам и так уже приходится нести.

— О, сэр! — прочувственно воскликнул граф. — У меня не хватает слов, дабы выразить вам свою признательность.

— У меня тоже нет слов, — вставил мистер Кэрилл, — чтобы выразить восхищение этим великолепным спектаклем. А я и не подозревал, Ротерби, что вы обладаете такими блестящими способностями.

Мистер Темплтон снова нахмурился.

— Это уже наглость, — сказал он.

— Что вы, сэр, ну какая же наглость, здесь действительно самое неподдельное восхищение.

Ее светлость еле слышно засмеялась, взглянув на Кэрилла.

— Вы слушаете опасного заговорщика, мистер Темплтон. Он кичится своей совестью, несмотря на злодейство, в котором замешан.

Граф повернулся и взял письма со стола. Он вручил их помощнику министра.

— Вот, сэр, письмо от короля Якова моему отцу, а вот — ответное послание.

Мистер Темплтон взял письма и подошел к окну, чтобы изучить их. Его лицо просияло. Ротерби встал подле кресла своей матери, оба смотрели на мистера Кэрилла, а тот, в свою очередь, с едва уловимой усмешкой, играющей в уголках его губ, не сводил глаз с мистера Темплтона. Только раз он нагнулся и прошептал что-то на ухо Гортензии, и они перехватили ее взгляд, наполовину испуганный, наполовину вопросительный. Мистер Грин, стоя возле двери, вертел в руках шляпу, исподтишка наблюдая за всеми, при этом не привлекая к себе внимание окружающих, — в результате долгой практики он достиг в этом совершенства.

Наконец мистер Темплтон повернулся, сложив письма.

— Это очень серьезно, милорд, — заявил он, — не сомневаюсь, лорд Картерет пожелает лично выразить свою признательность и благодарность за услугу, которую вы ему оказали. Полагаю, вы можете рассчитывать на его щедрость.

Он положил письма в карман и поднял руку, указывая на мистера Кэрилла.

— Это и есть тот самый человек? — спросил он. — Шпион короля Якова?

— Это тот самый агент, который доставил письмо от самозванца моему отцу, и нет сомнений, что он отвез бы и ответ, если бы мой отец был жив.

Мистер Темплтон вытащил письма из кармана и подошел к столу. Усевшись, он взялся за перо.

— Вы, конечно, сможете это доказать? — спросил он, пробуя кончик пера большим пальцем.

— Безусловно, — последовал ответ, — моя мать может предоставить свидетелей, которые подтвердят, что именно он доставил письмо от Стюарта. Кроме того, негодяй напал на мистера Грина, о чем, не сомневаюсь, вам уже доложили, сэр. И наконец, доказано, что он, первым заполучив бумаги, пытался их уничтожить. Но я вовремя остановил его. Мои слуги готовы засвидетельствовать, что мы были вынуждены вломиться в эту комнату силой, чтобы отнять у него письма.

Мистер Темплтон кивнул.

— Тут все ясно, — сказал он, обмакнув перо.

— И все же, — заметил мистер Кэрилл с расстановкой, — стоит взглянуть на дело и с другой стороны.

Мистер Темплтон хмуро посмотрел на него.

— Вам предоставят такую возможность, — произнес он, — кстати, как ваше имя?

Мистер Кэрилл некоторое время смотрел на секретаря министра каким-то странным взглядом:

— Я — Жюстен Кэрилл, седьмой граф Остермор, ваш покорный слуга.

Мистер Кэрилл не ожидал такого эффекта: все были ошарашены. Пять пар расширенных глаз уставились на него.

Наконец из уст ее светлости вырвался смех:

— Он сумасшедший, я давно это подозревала.

Мистер Темплтон, опомнившись, со злостью ударил по столу кулаком. Это был действительно серьезный повод, чтобы выйти из себя, хотя умение владеть своими чувствами при любых чрезвычайных обстоятельствах было предметом его гордости.

— Кто вы такой? — потребовал он снова.

— Вы плохо слышите, сэр? Я лорд Остермор. Если вы определенно не хотите быть обманутым и чувствовать себя полным дураком перед лордом Картеретом, то вам надлежит вписать в ордер именно это имя.

Мистер Темплтон откинулся на спинку кресла, скорее в замешательстве, чем в раздражении.

— Конечно, — сказал мистер Кэрилл, — я могу все объяснить, и вы увидите, как вас одурачили. А что касается голословных утверждений, будто я шпион, агент самозванца, — он пожал плечами и махнул рукой, — думаю, мне не придется их опровергать, когда вы узнаете все остальное.

Ротерби сделал шаг вперед, сжав кулаки, его лицо пылало. Ее светлость протянула костлявую руку, схватив его за рукав, и дернула к себе.

— Фу! Чарлз, — сказала она.

Мистер Кэрилл прошествовал к секретеру и оперся о его крышку, оказавшись ко всем лицом.

— Я вынужден подтвердить, господин помощник министра, — сказал он, — инцидент с нападением на мистера Грина имел место. Я должен был заполучить бумаги, которые он искал в этом столе.

— Почему тогда… — начал мистер Темплтон.

— Терпение, сэр! Я признаю это, но не думаю признать все остальное. Я утверждаю, что причины моих поисков совсем иные, нежели вы думаете.

— Что же тогда? Что еще? — зарычал Ротерби.

— Да — что еще? — спросил мистер Темплтон.

— Сэр, — сказал мистер Кэрилл, печально качая головой. — Мне кажется, уже первое мое сообщение шокировало вас, будьте любезны приготовиться ко второму. Окажись я на вашем месте, сэр, я бы хорошенько подумал, прежде чем подписать ордер. Сделав так, вы окажетесь орудием в руках тех, кто замышляет погубить меня. Они готовы использовать даже лжесвидетелей. Я имею в виду вдову покойного графа и его сына, — сказал он, показав на графиню и своего брата.

Несмотря на очевидную дикость обвинения, ни мать, ни сын не смогли вымолвить ни единого слова оправдания, дабы выпутаться из этого глупого положения.

Мистер Темплтон дико захрипел:

— Что вы несете, сэр?

— Правду.

— Правду? — эхом повторил помощник министра.

— Вы никогда не слышали такого слова?

— Я начинаю думать, — продолжал мистер Темплтон, разглядывая прищуренными глазами сухощавую, стройную фигуру, — ее светлость права. Вы действительно сумасшедший, но ваше безумие особого рода.

— Мы должны немедленно разобраться с этим, — взорвался Ротерби, вскочив с кресла. — Мы обязаны принять меры! Мы потратили на этого безумца целый день! Выпишите ордер на имя Кэрилла Жюстена, как все его называют, а уж мистер Грин проследит за всем остальным.

Мистер Темплтон выразил свое нетерпение, крутя в руке перо.

— Вам не стоит рассчитывать, сэр, — заверил его мистер Кэрилл, — что мне нечем подтвердить свои слова. У меня есть доказательства, неоспоримые доказательства, подтверждающие все сказанное мною.

— Доказательства? Я без конца слышу сегодня это слово от всех присутствующих здесь.

Сказанное нельзя было отнести только к мистеру Грину, чье лицо сейчас выражало сильное внутреннее напряжение. Он не допускал и мысли о сумасшествии мистера Кэрилла. Все прошедшее он объяснял совершенно иначе.

— Да, доказательства, — снова заговорил мистер Кэрилл, вытаскивая футляр из своего кармана. Затем он достал из него свидетельство о рождении и положил его перед мистером Темплтоном.

— Взгляните на это для начала.

Мистер Темплтон согласился, становясь все более серьезным. Он посмотрел на мистера Кэрилла, потом на Ротерби, который был мрачнее тучи, ее светлость, взволнованно дышавшую. Его взгляд вернулся к мистеру Кэриллу.

— Вы и есть тот самый человек, о котором здесь говорится? — спросил он.

— Я могу убедительно доказать это, — ответил мистер Кэрилл. — У меня нет недостатка в друзьях в Лондоне, которые могут засвидетельствовать этот факт.

— И все же, — начал хмурый и ошеломленный мистер Темплтон, — этого документа недостаточно для того, чтобы подтвердить, что вы действительно тот человек, за которого себя выдаете. Из него видно только, что Жюстен Кэрилл доводился покойному сыном.

— Идем дальше, — сказал мистер Кэрилл, выкладывая следующий документ — выписку из регистрационной книги церкви Святого Этьена, в которой значилась дата смерти его матери.

— Знаете ли вы, сэр, в каком году состоялась свадьба этой леди, матери Ротерби, с покойным графом Остермором?

Это было в тысяча шестьсот девяностом году. Думаю, она может подтвердить.

— Что все это значит? — промолвил мистер Темплтон.

— Сейчас вы поймете. Взгляните на дату, — сказал мистер Кэрилл, показывая пальцем нужное место в документе.

Мистер Темплтон громко прочитал — «1692», — а затем имя скончавшейся — «Антуанетта де Бюали де Малиньи».

— И что же? — спросил он.

— Вы поймете, когда я покажу вам бумагу, которую я вытащил из этого стола во время последней схватки с мистером Грином. Если вы считаете, сэр, что цель оправдывает средства, то это именно тот самый случай. Нечто совершенно отличное от того пустякового дела с государственной изменой, в которой меня обвинили.

И он передал помощнику министра третий документ. Ротерби и его мать, охваченные сильнейшим волнением, молча приблизились к мистеру Темплтону и изучали бумагу через его плечо широко открытыми, завороженными глазами. Истина разоблачения надвигалась на них.

— Боже! — взвизгнула графиня. Она поняла значение прочитанного еще до того, как Ротерби начал что-либо соображать. — Это обман!

— Ну что вы, мадам, оригинал записи вы можете найти в регистрационной книге церкви Святого Антония, — отвечал мистер Кэрилл. — Я спас этот документ, а вместе с ним и письмо моей матери отцу, которое было написано после его возвращения в Англию. Час назад я завладел бумагами, вытащив их из секретера.

— Что это? — потребовал от него Ротерби. — Что это?

— Свидетельство о браке вашего отца, покойного графа Остермора, и моей матери, Антуанетты де Малиньи. Они обвенчались в церкви Святого Антония в Париже в тысяча шестьсот восемьдесят девятом году. — Он повернулся к мистеру Темплтону: — Теперь вы понимаете, сэр? В 1689 году они обвенчались; в 1692 году моя мать умерла; а в 1690 году лорд обвенчался с госпожой Сильвией Эверидье.

Мистер Темплтон мрачно кивнул, слишком внимательно рассматривая документ, дабы избежать взгляда женщины, которую он знал под именем Остермор.

— К счастью, — сказал мистер Кэрилл, — я смог получить эти бумаги вовремя. Надеюсь, нет надобности объяснять, как я нуждался в них. Как мало было нужно, при желании, чтобы выдвинуть против меня тяжкие обвинения.

— Ради всего святого… — начал Ротерби, но мать остановила его, сжав запястье.

— Помолчи, дурень! — прошипела она ему на ухо. Ей было необходимо собраться с мыслями, взвесив каждое слово, прежде чем начать говорить. Она оказалась на краю бездны. Один ложный шаг мог привести обоих к неизбежному краху, один неверный ход — и все могло быть невозвратимо потеряно.

Ротерби, похоже, испытывал неподдельный ужас, он был сломлен, чего раньше за ним не замечалось, и тут же замолчал.

Мистер Темплтон встал, сложил бумаги и отодвинул их.

— Вы можете доказать, что искали только этот документ? — спросил он.

— Я могу подтвердить, что мистер Кэрилл искал именно эту бумагу, — заговорила Гортензия, она придвинулась к своему возлюбленному, радуясь возможности свидетельствовать в его пользу, — я находилась в комнате, когда он вошел и сразу же направился к столу, как будто дом был хорошо ему знаком. Могу поклясться, он искал именно этот документ.

— Милорд, — мистер Темплтон с поклоном обратился к мистеру Кэриллу, — теперь я вижу, что вы действовали с благими намерениями. Похоже, сейчас вас не за что арестовывать. Думаю, я не получу одобрения министра, если подпишу ордер на арест при наличии тех сведений, которыми мы располагаем. Это дело уже в компетенции лорда Картерета.

— Позвольте заметить, что я был бы рад получить аудиенцию у его светлости в ближайшее время, — сказал новоиспеченный лорд Остермор. — Касательно же письма, которое, якобы привез из Франции от самозванца, — улыбнулся он всепрощающе, — стечение обстоятельств было таково, что присутствующий здесь мистер Грин подозревал меня. Как только я прибыл в Англию, он подверг меня тщательному обыску в Мэйдстоуне, который, как вы понимаете, не дал никаких результатов. Я был оскорблен перенесенным унижением. И вот сегодня я рад случаю, который помог объяснить мою невиновность.

— Милорда действительно можно поздравить, — согласился мистер Темплтон. — На вас не лежит ни малейшей тени подозрения, и ваша репутацию безупречна.

— Вы дурак! — закричала та, которая еще час назад звалась графиней Остермор. — Болван! — Она яростно наседала на мистера Темплтона.

— Мадам, я бы не советовал вам позволять себе так много, — с достоинством ответил помощник министра.

— Так много, идиот? — обрушилась она. — Да я готова заложить свою душу — несмотря ни на что, этот человек заговорщик. И что бы он там ни говорил, здесь он искал именно письмо короля.

Мистер Темплтон печально посмотрел на нее.

— Мадам, вы можете клясться, сколько вам угодно, но вам никто не поверит. Факты говорят сами за себя.

— Вы не верите мне? — негодовала она.

— Моя вера не может ничего изменить. Ваш покорный слуга, мадам, — заключил он скорее в силу привычки. Поклонившись ей, Темплтон взял шляпу и трость, кивнул Ротерби и направился к двери, которую мистер Грин распахнул для него.

Уже на пороге Темплтон отвесил поклон мистеру Кэриллу.

— Ваша светлость, я направляюсь к лорду Картерету. Он будет ждать вас с нетерпением.

— Я не заставлю его милость долго ждать, — ответил мистер Кэрилл. Помощник министра вышел, мистер Грин, поколебавшись мгновение, последовал за ним. Он понял, что партия проиграна и, следовательно, ему здесь нечего больше делать.

 

Глава 20 Шкура льва — Рафаэль Сабатини

Настоящее имя мистера Кэрилла
— Я должен поговорить с лордом Остермором! — крикнул мистер Кэрилл и ринулся к двери.

В коридоре послышались шаги и голоса. Кто-то повернул ручку.

Гортензия схватила Кэрилла за рукав.

— А как же письма? — воскликнула она, указывая на компрометирующие документы, которые лежали, забытые, на столе.

Кэрилл мгновение смотрел на девушку, и наконец к нему вернулась память. Уняв охватившее его волнение, он сунул в карман бумаги, которые держал в руке, и вернулся к письмам.

— Огня! — крикнул он. Погасшая свеча стояла на полу — Что же делать?

Раздался тяжелый удар в дверь. Мистер Кэрилл молча стоял, оглядываясь через плечо.

— Быстрее! Поторопитесь! — возбужденно говорила Гортензия. — Берите письма! Если мы не можем сжечь бумаги, то хоть спрячьте их!

Послышался второй удар, третий… Дверь распахнулась, и в комнату ворвались Грин и Ротерби, за ними — толпа слуг. Потом неторопливо вошла графиня, за ее спиной показались еще слуги: они застыли на пороге, не желая пропустить столь захватывающее зрелище.

Мистер Кэрилл выругался сквозь сжатые зубы и кинулся к столу. Но было поздно. Как только его пальцы схватили письма, он сам оказался пойманным. Ротерби и Грин подбежали к мистеру Кэриллу с двух сторон и схватили его за руки. Кэрилл беспомощно стоял между ними, даже не пытаясь вырваться. Пальцы его правой руки все еще крепко сжимали злополучные документы.

Ротерби подозвал слугу.

— Возьмите у этого вора бумаги, — распорядился он.

— Ни с места! — крикнул мистер Кэрилл. — Лорд Ротерби, я хотел бы поговорить с вами наедине, прежде чем вы сделаете то, о чем вам придется пожалеть.

— Забирай бумаги, — повторил Ротерби.

Слуга повиновался, но Кэрилл внезапно выдернул руку из пальцев Ротерби.

— Минутку, сэр. Если вам дорога ваша честь и ваше имущество, позвольте мне сначала поговорить с лордом Остермором. Отведите меня к нему.

— Он уже здесь, — ответил Ротерби. — Давайте, говорите.

— Но мне нужен лорд Остермор!

— Я лорд Остермор, — сказал Ротерби.

— Вы? С каких это пор? — спросил мистер Кэрилл.

— Уже десять минут, — был ответ.

Слуги зашевелились и зашептались, только теперь они узнали о кончине графа. Из кучки стоявших у двери людей вышел старый Хамфриз. Его отвисшие щеки были бледны и тряслись. Испуганная Гортензия повернулась к ее светлости, чтобы спросить, правда ли это. Графиня молча кивнула. Гортензия вскрикнула и упала в кресло, пораженная страшной вестью, а старик слуга отступил назад, заламывая руки и всхлипывая. В его глазах стояли слезы — единственные слезы по скончавшемуся Джону Кэриллу, пятому лорду Остермору.

Мрачное известие, казалось, поразило мистера Кэрилла в самое сердце. Он молча стоял, оцепенев и лишившись дара речи. Надо же было случиться так, что отец умер в такой момент!

— Умер? — спросил он. — Умер? А мне сказали, что он поправляется.

— Вам сказали неправду, — отозвался Ротерби. — А теперь — давайте-ка бумаги!

Мистер Кэрилл отдал письма.

— Берите, — сказал он. — Если все так обернулось — берите.

Ротерби сам взял бумаги.

— Заберите у него шпагу, — велел он слуге.

Мистер Кэрилл бросил на него пронзительный взгляд.

— Мою шпагу? — спросил он. — Что вы этим хотите сказать? Какое право…

— Мы собираемся задержать вас, сэр, — пояснил мистер Грин, — до тех пор, пока вы не объясните, что вы делали с этими бумагами и чем они вас заинтересовали.

Тем временем слуга выполнил приказ Ротерби, и теперь мистер Кэрилл стоял безоружный в окружении врагов. Он тут же взял себя в руки. Ситуация внезапно изменилась, и нужно было соблюдать крайнюю осторожность. Ротерби и Грин — сообщники! Это обстоятельство следовало хорошенько обдумать.

— Нет никакой необходимости задерживать меня, — спокойно сказал мистер Кэрилл. — Мне не нужны неприятности.

Ротерби вскинул глаза. В холодном, уверенном голосе Кэрилла ему почудилась угроза. Но мистер Грин лишь злобно рассмеялся, протирая все еще слезящиеся глаза. Он уже был знаком с характером мистера Кэрилла и знал, что чем спокойнее тот выглядит, тем он опаснее.

Ротерби разложил письма на столе и впился в них пылающим взглядом. Мистер Грин читал, стоя у его локтя. Графиня подошла к столу, также желая ознакомиться с находкой.

— В нужный момент мы пустим их в ход, — сказал ей сын и обернулся к мистеру Кэриллу. — Они помогут нам отправить вас на виселицу.

— Не сомневаюсь, в этих письмах вы найдете упоминание и обо мне, — ответил тот.

— Да, сэр, — отозвался мистер Грин. — Если и не по имени, то уж наверняка как о посыльном, который должен на словах передать то, о чем авторы писем — король и другие — из осторожности предпочли умолчать.

Гортензия наблюдала за происходящим, и ее сердце сжималось от страха. Однако мистер Кэрилл лишь весело рассмеялся и приподнял брови, словно в легком изумлении.

— Я вижу, вас связывают очень тесные взаимоотношения, — сказал он, переводя взгляд с Грина на Ротерби. — Ваша светлость тоже состоит на жалованье у министра?

Граф покраснел.

— А вы как были клоуном, так им и остаетесь до самого конца, — пробурчал он.

— А конец ваш близок, — заявил мистер Грин. Табак, попавший ему в глаза, сорвал с его лица привычную маску любезности. — Смейтесь, сколько вам угодно, сэр, но мы быстро выведем вас на чистую воду. Вот это письмо вы привезли сюда, а это должны были увезти обратно.

— Едва ли вам удастся доказать, что я должен был увезти второе письмо. Что же до первого, которое, по вашим словам, я привез сюда, то вы же помните, что обыскали меня в Мэйдстоуне…

— Но вы сами признали, что в тот момент письмо было при вас! — рявкнул сыщик. — Признали в присутствии этой молодой леди, и она будет свидетелем.

Мисс Уинтроп поднялась из кресла.

— Меня нельзя заставить быть свидетелем, — твердо сказала она.

Мистер Кэрилл улыбнулся и кивнул ей.

— Это так любезно с вашей стороны, мисс Уинтроп. Но этот джентльмен заблуждается, — он повернулся к Грину. — Слушайте, разве я признавал, что у меня было именно это письмо?

Мистер Грин пожал плечами.

— Вы признались, что везли письмо. Разве это могло быть какое-то другое?

— Ну нет, — улыбнулся мистер Кэрилл. — Ваше дело — не расспрашивать меня, а доказать, что письмо, попавшее к вам в руки, и то, о котором я говорил, — одно и то же. А это будет не так-то просто. На суде я от всего отрекусь.

— И совершите клятвопреступление, — заявила ее светлость. — Я могу засвидетельствовать, что письмо доставили вы. Я его видела в руках графа в день вашего приезда, когда вы с ним разговаривали — точно такая же тонкая бумага. К тому же, его светлость сам сказал мне о том, что существует заговор и вы в нем участвуете.

— Ага! — воскликнул мистер Грин — Что скажете, сэр? Что скажете? Какие еще увертки вы пустите в ход?

— Вы болван, — спокойно ответил мистер Кэрилл, доставая табакерку. — Неужели вы полагаете, что в таком серьезном деле хватит свидетельства одного человека? Фу! — Он открыл табакерку и, обнаружив, что она пуста, захлопнул крышку — Фу! — сказал он еще раз. — Я истратил на вас целую коробку бергамота[33].

— А зачем вы швырнули его мне в лицо? — спросил мистер Грин. — Зачем это было делать, если не для того, чтобы скрыть преступление? Отвечайте!

— Мне не понравилось, как вы на меня смотрели, сэр. И я решил поубавить наглости на вашей физиономии. Ну, еще вопросы? — Он перевел взгляд с мистера Грина на Ротерби, ожидая от обоих ответа, и поднялся на ноги. — Нет? В таком случае, позвольте откланяться, и…

— Вы не выйдете из этого дома, — заявил Ротерби.

— Вот уж не думал, что ваше гостеприимство зайдет так далеко. Не прикажете ли слуге отдать мою шпагу? У меня еще масса дел.

— Мистер Кэрилл, боюсь, вы не понимаете, — с трудом сдерживаясь, сказал его светлость, — что вы сможете уйти отсюда только в сопровождении агента министра.

Мистер Кэрилл посмотрел на Ротерби и рассмеялся ему в лицо.

— Вы на редкость докучливы, сэр, — сказал он. — Да будет вам известно: терпеть не могу препятствий на своем пути. И какой от меня толк министру?

— Он предъявит вам обвинение в заговоре, — сказал мистер Грин.

— У вас есть ордер на мой арест?

— Нет, но…

— В таком случае, как вы смеете меня задерживать? — отрывисто произнес мистер Кэрилл. — Может быть, вы думаете, что я не знаю законов?

— Полагаю, в самое ближайшее время вы еще лучше узнаете их, — отозвался мистер Грин.

— Короче говоря, я ухожу, джентльмены. И только попробуйте меня задержать.

Он шагнул к двери, но в этот момент слуга, подчиняясь знаку его светлости, схватил его за руку и толкнул обратно в кресло.

— Идите за ордером, — велел Ротерби шпику. — Мы его подержим здесь до вашего возвращения.

Мистер Кэрилл откинулся в кресле, положив ногу на ногу.

— Я всегда относился к дуракам с истинно христианским смирением, — сказал он. — И уж коли вы настаиваете, я встречусь с лордом Картеретом — он человек разумный. Однако на вашем месте, сэр, и вашем, леди, я бы не стал настаивать. Поверьте, вы поступаете неразумно. У вас, ваша светлость, у самого рыльце в пушку.

— Ну и черт с ним, — отозвался Ротерби.

— Если я и упомянул об этом, то только в ваших интересах. Не забывайте, вы как-то раз пытались меня убить, и те обвинения, которые вы выдвинете против меня, вам не помогут. К тому же все знают, что вы не тот человек, которому можно верить.

— Вы замолчите наконец? — взревел Ротерби, теряя самообладание.

— Я бы посоветовал вам выслушать меня без свидетелей, — мягко настаивал мистер Кэрилл. — Это в ваших интересах, — добавил он нарочито сдержанным тоном.

Лорд Ротерби насмешливо посмотрел на него, но графиня явно встревожилась. Она знала Кэрилла куда хуже, его спокойствие и безразличие настораживали. По ее мнению, человек, попавший в столь тяжелое положение, не мог вести себя так непринужденно. Графиня встала из кресла и подошла к мистеру Кэриллу.

— Что вы хотите сказать? — спросила она.

— Нет, мадам, я не стану говорить в присутствии этих людей, — Кэрилл указал на слуг.

— Это лишь предлог удалить их из комнаты, — сказал его светлость.

Мистер Кэрилл презрительно рассмеялся.

— Бели вы так считаете, то я дам вам слово чести не пытаться уйти отсюда до тех пор, пока вы сами этого не пожелаете.

Ротерби, привыкший судить о людях по себе, все еще колебался. Однако ее светлость, несмотря на отвращение, которое она питала к мистеру Кэриллу, поняла, что он не из тех людей, в чьем слове можно сомневаться. Она сделала знак слугам.

Слуги вышли; мистер Кэрилл продолжал сидеть в кресле, словно желая показать, что у него нет намерения бежать.

Взгляд ее светлости обратился к Гортензии.

— Уходи и ты, дитя мое, — велела она.

— Я хочу остаться, — ответила девушка.

— Разве я спрашивала тебя о том, чего ты хочешь? — сказала графиня.

— Мое место здесь, — заявила Гортензия. — Разве только мистер Кэрилл пожелает, чтобы я ушла.

— О нет, — воскликнул тот и улыбнулся девушке с такой нежностью, что глаза графини округлились от удивления. — Я от всего сердца прошу вас остаться. Это будет очень кстати, если вы услышите то, что я собираюсь рассказать.

— Что это значит? — спросил Ротерби и шагнул вперед, переводя взгляд с Кэрилла на девушку. — О чем это вы, Гортензия?

— Я невеста мистера Кэрилла, — тихо отозвалась Гортензия.

Ротерби открыл рот, но не произнес ни звука. Ее светлость визгливо рассмеялась.

— Ага! Что я тебе говорила, Чарлз? — И уже обращаясь к Гортензии: — Мне так жаль вас, милая, — сказала она. — Долго же вы раздумывали, прежде чем решиться! — и вновь рассмеялась.

— Его светлость — низкий лжец, — напомнила ей девушка. Графиня побледнела, ее непристойный смех замер.

— Уж не собираетесь ли вы поучать меня? — крикнула она, скрывая смущение и злость, охватившую ее при этом напоминании. — Какая вы отважная, ей-богу! Что ж, нахальство невесты под стать наглости жениха.

Ротерби, единственный из всех присутствующих сохранивший спокойствие, вернул графиню к действительности.

— Не заставляйте мистера Кэрилла ждать, — насмешливо произнес он.

— Ах, да, — отозвалась ее светлость и, метнув в сторону Гортензии злобный взгляд, уселась в соседнее с девушкой кресло, отодвинув его подальше.

Мистер Кэрилл вытянулся в своем кресле, скрестив ноги, и, положив локти на подлокотники, сцепил пальцы рук.

— Я хочу сообщить вам нечто очень важное, — сказал он вместо предисловия.

Ротерби уселся подле стола, положив руку на злополучные письма.

— Продолжайте, сэр, — важно сказал он.

Мистер Кэрилл кивнул.

— Прежде чем продолжить, я хочу признаться в том, что, несмотря на беззаботность, которую я разыграл перед сыщиком и вашими слугами, я понимаю, что вы поставили меня в крайне затруднительное положение.

— Ага! — с удовлетворением воскликнул граф.

— Ах! — испуганно выдохнула Гортензия.

Ее светлость промолчала, сохраняя каменное выражение лица.

— Итак, — продолжал мистер Кэрилл, — мы имеем инцидент в Мэйдстоуне, свидетельство вашей светлости о том, что я привез письмо в первый же день, как только прибыл сюда. Еще одно обстоятельство, которым мистер Грин, несомненно, воспользуется — моя близость к сэру Ричарду Эверарду и постоянные посещения его дома, где я, кстати, оказался в момент его смерти. Вдобавок я швырнул табак в глаза мистеру Грину — по причинам, которые допускают единственное толкование, и, наконец, я не смогу предъявить убедительного объяснения моего пребывания в Англии.

Взятые по отдельности, эти обстоятельства не имеют никакого значения; но вместе они обретают некую значимость, однако недостаточную для того, чтобы меня повесить. Тем не менее, я сознаю, что в нынешней обстановке, когда правительство испугано перспективой мятежа вследствие обнародования факта катастрофы в Южных морях, оно готово повсюду искать заговор и примерно наказывать всех подряд. Поэтому обвинения, которые вы собираетесь мне предъявить, да еще подкрепленные доказательствами, о которых я говорил, вполне могут — я этого не исключаю — немало способствовать э-э… тому, что моя жизнь станет короче.

— Сэр, — ухмыльнулся Ротерби. — Вам бы стать адвокатом! Никому из нас ни за что не удалось бы изложить все так ясно и убедительно.

Мистер Кэрилл благодарно кивнул.

— Мне очень лестно услышать от вас похвалу, ваша светлость, — сказал он, печально улыбаясь, и продолжал: — Итак, считаю свое положение настолько серьезным, что отважился надеяться на то, что вы не станете настаивать на тех мерах, к которым собирались прибегнуть.

Лорд Ротерби беззвучно рассмеялся.

— Быть может, вы сообщите причины, по которым мы должны отказаться от своих планов?

— Если бы вы объяснили мне, почему вы так против меня ополчились, — сказал мистер Кэрилл, — то я бы мог доказать ошибочность выбранной вами линии. — Он бросил острый взгляд на Ротерби, лицо которого внезапно окаменело. Мистер Кэрилл еле заметно улыбнулся. — Меня не удовлетворяет предположение, будто вы, как это могло показаться поначалу, действуете против меня из чистой злобы. Едва ли у вас есть к тому причины, сэр, да и у вас тоже, леди. Этот болван Грин — терпение! — сам признает, что пострадал от моей руки. Однако без вашей помощи он ничем не смог бы мне повредить. Так что же вами движет?

Мистер Кэрилл замолчал, переводя глаза с одного противника на другого. Они тоже обменялись взглядами, а Гортензия смотрела на графиню и ее сына почти не дыша, обдумывая заданный Кэриллом вопрос и не находя ответа.

— Мне казалось, — заговорила ее светлость, — будто вы хотели сказать нам нечто важное. Вместо этого вы задаете вопросы.

Мистер Кэрилл шевельнулся в кресле. Взглянув на графиню, улыбнулся.

— Я хотел, чтобы вы сами сказали мне — зачем вам моя смерть, — медленно произнес он. — Но вы не желаете отвечать. Что ж, ладно. Я понимаю, вам стыдно, отчего — в общем-то, нетрудно догадаться.

— Сэр! — вскричал Ротерби, привстав с кресла.

— Отпусти его, Чарлз, — вмешалась мать. — Тем быстрее он свернет себе шею.

— В таком случае, — сказал мистер Кэрилл так, будто его не прерывали, — я изложу вам свои соображения, почему вы должны прекратить это дело.

— Ха! — ухмыльнулся Ротерби. — Для этого потребуются очень веские причины!

Мистер Кэрилл повернулся в кресле так, чтобы видеть лицо милорда.

— Это очень веские причины, — произнес он столь внушительно и серьезно, что его собеседники непроизвольно напряглись. — Столь же веские, как и те, по которым я предпочел не пускать в ход свою шпагу и пощадить вашу светлость. Из этого вы можете сделать вывод о том, насколько серьезны эти причины.

— Однако вы не объяснили нам, о чем идет речь, — проговорила графиня, стараясь справиться с охватившей ее тревогой.

— Сейчас объясню, — ответил мистер Кэрилл и вновь обратился к Ротерби: — В то утро, впрочем, как и в любое другое время, у меня не было причин любить вас, ваша светлость. У меня не было причин сомневаться — даже вы в глубине души могли бы это признать, имей вы сердце и способность заглянуть себе в душу — у меня не было причин сомневаться в том, что, пустив в ход клинок, я совершил бы благое дело. Вы сами это подтвердили, бросившись на меня со спины сразу после того, как я подарил вам жизнь.

Ротерби ударил кулаком по столу.

— Если вы рассчитываете на нашу благодарность…

— Ну что вы, я пытаюсь внушить вам не чувство благодарности, — ответил мистер Кэрилл, подняв руку, — а чувство ужаса от содеянного. — Его голос загремел: — Так знайте же! Если в то утро я не решился пустить вам кровь, так только потому, что это та самая кровь, что течет и в моих жилах, ведь вы — мой брат, ваш отец был также и моим отцом. Только поэтому я не пожелал поднять на вас руку.

Кэрилл говорил, что желает вселить в них ужас, и это ему удалось. Все присутствующие сидели, охваченные этим чувством, глядя на Кэрилла, разинув рты — даже Гортензия, которая знала и понимала куда больше остальных.

После длительной паузы заговорил Ротерби.

— Вы мой брат? — спросил он бесцветным голосом. — Мой брат? Как вы сказали?

К графине вернулся дар речи.

— А кто ваша мать? — В ее голосе звучал вызов — не сидящему перед ней человеку, а памяти несчастной Антуанетты Малиньи. Лицо мистера Кэрилла покраснело до корней волос, затем вновь побледнело.

— Этого я вам не скажу, ваша светлость, — заявил он холодным, надменным голосом.

— Рада видеть столь порядочного человека.

— Вы ошибаетесь, — сказал мистер Кэрилл. — Мною движет уважение к моей матери, — он в упор посмотрел на ее светлость. Взбешенная графиня вскочила на ноги.

— Что вы сказали? — взвизгнула она. — Вы слышали, Ротерби? Он не желает произнести в моем присутствии имя этой шлюхи из уважения к ней!

— Стыдитесь, ваша светлость! Вы говорите о его матери! — возмущенно воскликнула Гортензия.

— Все это ложь! От начала и до конца ложь! — крикнул Ротерби.

— Этот человек хитер, как бес!

Мистер Кэрилл встал с кресла.

— Именем Господа и всем, что для меня свято, я клянусь, что сказал правду. Я клянусь, что лорд Остермор, ваш отец — и мой отец тоже. Я родился во Франции в тысяча шестьсот девяностом году, и у меня есть соответствующие документы, и вы, Ротерби, их можете прочесть.

Его светлость поднялся.

— Покажите, — сказал он.

Мистер Кэрилл вынул из внутреннего кармана маленький кожаный бумажник, который ему дал сэр Ричард Эверард. В нем лежала копия свидетельства о крещении, выданная канцелярией церкви Святого Антония в Париже.

Ротерби протянул руку, но мистер Кэрилл лишь покачал головой.

— Станьте рядом со мной и читайте.

Ротерби не стал спорить, подошел поближе и прочел составленный по всем правилам документ, подтверждающий, что сэр Эверард доставил для крещения в церкви Святого Антония младенца мужского пола, заявив, что он — сын Джона Кэрилла, виконта Ротерби, и Антуанетты Малиньи и что мальчику при крещении дано имя Жюстен.

Его светлость отошел в сторону, повесив голову. Его мать смотрела на сына, постукивая пальцами по подлокотникам кресла. Ротерби обернулся.

— Откуда мне знать, что вы и есть тот Жюстен Кэрилл, о котором говорится в документе?

— Это нетрудно подтвердить. Вспомните тот вечер у Уайтса, когда между нами вспыхнула ссора. Вспомните, как ко мне обращались Стэплтон и Коллис, как они говорили, что знают меня с детства, когда мы учились в Оксфорде, и что они посещали меня в моем замке во Франции. Как назывался замок, ваша светлость?

Ротерби глядел на Кэрилла, роясь в памяти. Однако ему не пришлось долго напрягаться. Уже при первом упоминании ему показалось знакомым название «Малиньи».

— Замок Малиньи, — сказал он. — И все же…

— Если этого недостаточно, чтобы вас убедить, я могу сослаться на сотню свидетелей, знавших меня с детства. Поверьте: мою личность можно подтвердить совершенно неопровержимо.

— И что из этого? — внезапно спросила ее светлость. — Даже если окажется, что вы — незаконнорожденный сын моего супруга, что вы можете требовать от нас?

— А вот об этом, мадам, — исполненным серьезности голосом ответил мистер Кэрилл, — я и хотел бы спросить у своего брата.