Поиск

Сказка Приключения Пиноккио. История деревянной куклы читать

36. Пиноккио наконец перестаёт быть деревянным человечком и становится настоящим мальчиком

Пиноккио, сильно взмахивая руками, плыл вперёд и вперёд, и вскоре заметил, что отец, сидевший у него на плечах, погрузив ноги наполовину в воду, начал сильно дрожать, словно в перемежающейся лихорадке.

От холода или от страха? Неизвестно… Может быть, от того и другого вместе. Пиноккио решил, что старик дрожит от страха, и начал его успокаивать:

– Держитесь, отец! Через несколько минут мы будем, здоровые и бодрые, стоять на твёрдой земле.

– Но где же твой хвалёный берег? – спросил старик, все больше тревожась и напрягая зрение, как портной, вдевающий нитку в иголку. – Я оглядываюсь во все стороны и ничего не вижу, кроме неба и моря.

– Но я вижу берег, – сказал Деревянный Человечек, – а вы уж будьте уверены, глаза у меня, как у кошки, и ночью я вижу лучше, чем днём.

Добряк Пиноккио притворялся, что он полон уверенности, а в действительности его мужество все слабело. Силы его иссякли, он дышал отрывисто и тяжело. Он чувствовал, что не может больше плыть, а берега не было видно.

Он плыл, покуда ему хватало дыхания. Затем он обернулся к Джеппетто и сказал, задыхаясь:

– Дорогой отец… помогите мне… я умираю!

Отец с сыном уже приготовились к смерти, но в этот момент услышали хриплый голос, звучавший, как расстроенная гитара:

– Кто здесь умирает?

– Я и мой бедный отец.

– Этот голос мне знаком. Ты Пиноккио!

– Совершенно верно. А ты?

– Я Тунец, твой товарищ по несчастью в брюхе Акулы.

– Как же ты сумел убежать?

– Я последовал твоему примеру. Ты показал мне, как это делается, и я тоже убежал вслед за тобой.

– Мой милый Тунец, ты появился вовремя. Молю тебя именем той любви, которую ты питаешь к маленьким тунцам, твоим деткам: помоги нам, иначе мы пропали.

– Охотно, от всей души! Возьмитесь за мой хвост, и я вас потащу. Через четыре минуты вы будете на берегу.

Пиноккио и Джеппетто, как вы сами понимаете, немедля приняли это приглашение. Но, вместо того чтобы взяться за хвост, они сели к Тунцу на спину, решив, что так удобнее.

– Не тяжело тебе? – спросил Пиноккио.

– Тяжело? Ни капли! Мне кажется, что на моей спине лежат две раковины, – успокоил их Тунец, который был силён, как двухгодовалый телёнок.

Достигнув берега, Пиноккио спрыгнул сам, а затем помог сойти отцу. После этого он обратился к Тунцу и сказал взволнованно:

– Друг мой, ты спас моего отца. И поэтому у меня не хватает слов… Позволь мне, по крайней мере, поцеловать тебя в знак моей вечной благодарности.

Тунец высунул свою морду из воды. Пиноккио встал на колени и запечатлел сердечнейший поцелуй в самую серёдку рыбьего рта. При этом взрыве непритворной нежности бедный Тунец, не привыкший к такому обращению, был так растроган, что быстро нырнул и исчез, дабы никто не видел, что он плачет.

Между тем наступил день.

Пиноккио протянул руку своему отцу Джеппетто, который еле стоял на ногах, и сказал:

– Обопритесь на мою руку, дорогой отец, и двинемся в путь. Мы пойдём очень медленно, как муравьи, а если устанем, то отдохнём у обочины дороги.

– А куда мы пойдём? – спросил Джеппетто.

– Пойдём искать дом или хижину, где нам из жалости дадут кусок хлеба, чтобы насытиться, и охапку соломы, чтобы выспаться.

Они не прошли и ста шагов, как увидели на обочине дороги две отвратительные рожи, просившие милостыню.

Это оказались Кот и Лиса, но их трудно было узнать. Представьте себе, что Кот, притворяясь слепым, из-за этого со временем действительно ослеп. А постаревшая, совершенно облезлая и облысевшая Лиса лишилась хвоста. Это случилось таким образом: сия несчастная воровка попала в большую нужду и в один прекрасный день вынуждена была продать свой великолепный хвост бродячему торговцу, который смастерил из него печную метёлку.

– Ах, Пиноккио! – воскликнула Лиса страдальческим голосом. – Подай нам, бедным калекам, маленькую милостыньку!

– …милостыньку! – повторил Кот.

– Прощайте, лицемеры! – ответил Деревянный Человечек. – Вы меня раз обманули, во второй раз вам это не удастся.

– Поверь нам, Пиноккио, теперь мы действительно бедны и несчастны.

– …несчастны! – повторил Кот.

– Если вы бедны, то по заслугам. Вспомните пословицу: «Ворованным добром не выстроишь дом». Прощайте, лицемеры!

– Пожалейте нас!

– …нас!

– Прощайте, лицемеры! Вспомните пословицу: «Краденая пшеница в еду не годится».

– Имейте снисхождение!

– …ение! – повторил Кот.

– Прощайте, лицемеры! Вспомните пословицу: «Кто куртку ближнего загреб, тот без рубахи ляжет в гроб».

И после этих слов Пиноккио и Джеппетто спокойно пошли дальше. Пройдя ещё сто шагов, они увидели в конце тропинки, посреди поля, красивую соломенную хижину с черепичной крышей.

– В этой хижине кто-то живёт, – сказал Пиноккио, – подойдём и постучимся.

Они подошли и постучались в дверь.

– Кто там? – раздался голосок изнутри.

– Бедный отец и бедный сын, которые не имеют ни хлеба, ни крыши над головой, – ответил Деревянный Человечек.

– Поверните ключ, и дверь откроется, – произнёс голосок.

Пиноккио повернул ключ, и дверь открылась. Войдя в хижину, они посмотрели во все стороны, но никого не увидели.

– Где же хозяин этого дома? – удивился Пиноккио.

– Я здесь, наверху!

Отец и сын подняли головы к потолку и увидели на балке Говорящего Сверчка.

– О, мой милый маленький Сверчок! – приветствовал его Пиноккио с изысканной вежливостью.

– Теперь я твой милый маленький Сверчок, не так ли? А помнишь, как ты бросил в меня деревянным молотком, чтобы выгнать «милого маленького Сверчка» из своего дома?

– Ты прав, мой милый маленький Сверчок! Выгони меня тоже… Кинь в меня тоже деревянным молотком! Но сжалься над моим бедным отцом!

– Я сжалюсь над отцом и также над сыном. Но сперва я хотел напомнить тебе твоё недружелюбие, чтобы ты понял, что на этом свете нужно, по возможности, ко всем относиться дружелюбно, и тогда в плохие времена все отнесутся дружелюбно к тебе.

– Ты прав, мой милый маленький Сверчок, ты тысячу раз прав, и я приму близко к сердцу урок, который ты преподал мне. Но не скажешь ли ты мне, каким образом ты смог заполучить такую прекрасную хижину?

– Эту хижину подарила мне вчера одна прелестная Коза, у которой чудесная лазурно голубая шёрстка.

– А где теперь эта Коза? – спросил Пиноккио, очень взволнованный.

– Не знаю.

– А когда она придёт сюда?

– Она никогда не придёт сюда. Она ушла отсюда и, уходя, грустно сказала: «Бедный Пиноккио! Я его никогда больше не увижу. Акула его проглотила!»

– Она так действительно сказала?.. Значит, это была несомненно она!.. Это была она!.. Моя любимая, дорогая Фея! – всхлипнул Пиноккио, и слезы хлынули у него из глаз.

Выплакавшись, он соорудил удобную постель из соломы для старого Джеппетто. Затем он спросил у Говорящего Сверчка:

– Скажи мне, маленький Сверчок, где бы я мог раздобыть стакан молока для моего бедного отца?

– Через три поля отсюда живёт огородник Джанджо, у которого имеются три молочные коровы. Иди к нему, и ты там сможешь получить всё, что тебе нужно.

Пиноккио побежал к дому огородника Джанджо. Огородник спросил:

– Сколько тебе нужно молока?

– Полный стакан.

– Стакан молока стоит один сольдо. Дай мне раньше этот сольдо.

– Но у меня нет даже чентезимо, – ответил Пиноккио смутившись.

– Плохо твоё дело Деревянный Человечек, – проговорил огородник. – Если у тебя нет даже чентезимо, я не могу тебе дать даже напёрстка молока.

– Ничего не поделаешь, – сказал Пиноккио и собрался уходить.

– Подожди минутку, – промолвил Джанджо. – Пожалуй, мы сможем столковаться. Ты согласен крутить ворот?

– Что значит «ворот»?

– Это такое устройство, при помощи которого достают воду из колодца для поливки овощей.

– Я попробую.

– Хорошо. В таком случае, вытяни из колодца сто вёдер воды, и ты получишь стакан молока.

– Согласен.

Джанджо повёл Деревянного Человечка на огород и показал ему, как надо вертеть ворот. Пиноккио сразу же приступил к делу. Но, пока он вытащил сто вёдер воды, он облился потом с головы до ног. За всю свою жизнь он никогда так не трудился.

– До сих пор, – сказал огородник, – эту работу исполнял мой ослик. Но теперь бедное животное лежит при смерти.

– Можно мне посмотреть на него? – спросил Деревянный Человечек.

– Пожалуйста.

В конюшне Пиноккио увидел на соломе милого ослика, который умирал от голода и непосильного труда. Внимательно осмотрев его, Пиноккио печально сказал про себя: «Этот ослик мне знаком. Его лицо я, когда то видел».

И он наклонился над осликом и спросил на ослином наречии:

– Кто ты такой?

Услышав вопрос, умирающий ослик открыл глаза и пробормотал на том же наречии:

– Я… Фи… и… ти… иль…

После чего он снова закрыл глаза и умер.

– Ах, бедный Фитиль! – пробормотал Пиноккио.

Он взял горсть соломы и вытер слезу, скатившуюся по его лицу.

– Почему ты так горюешь над ослом, который тебе не стоил денег? – удивился огородник. – Что тогда остаётся делать мне, купившему его за наличные?

– Я вам объясню… Он был моим другом.

– Твоим другом?

– Моим школьным товарищем.

– Что? – вскричал Джанджо и громко захохотал. – Что ты городишь? Ты ходил с ослами в школу?.. Надо думать, что ты там изучал интересные предметы!

Деревянный Человечек, сконфуженный этими словами, ничего не ответил, только взял стакан парного молока и вернулся обратно в хижину.

И, начиная с этого дня, он пять месяцев подряд каждый день вставал на рассвете и шёл вертеть ворот, чтобы заработать стакан молока для больного отца. Мало того: в течение этого времени он научился плести маленькие и большие корзины из камыша. И деньги, полученные от продажи корзин, он тратил весьма разумно. Между прочим, он самостоятельно смастерил изящное кресло на колёсиках, и в этом кресле вывозил своего отца в хорошую погоду на гулянье, чтобы старик мог дышать свежим воздухом.

По вечерам он упражнялся в чтении и письме. В ближней деревне он купил за несколько сольдо толстую книгу, не имевшую начала и конца, и по этой книге занимался чтением. А для письма он употреблял заострённую соломину. А так как у него не было ни чернил, ни чернильницы, то он обмакивал соломину в горшочек, в который выжимал сок черники и вишни.

Таким образом ему удалось не только устроить своему больному отцу безбедное житьё, но и отложить ещё сорок сольдо себе на новый костюм.

Однажды утром он сказал отцу:

– Пойду-ка я на ближайший рынок и куплю себе куртку, колпак и пару ботинок. А когда я вернусь домой, – добавил он, смеясь, – я буду так хорошо одет, что вы меня примете за важного синьора.

И он ушёл из дому и на радостях побежал вприпрыжку. Вдруг он услышал, как кто-то зовёт его по имени. Он обернулся и увидел красивую Улитку, которая вылезла из-под куста.

– Ты меня уже не узнаешь? – спросила Улитка.

– Да… нет… не знаю!

– Разве ты не помнишь ту Улитку, которая была служанкой у Феи с лазурными волосами? Разве ты уже забыл, как я со свечкой спускалась по лестнице и как ты торчал одной ногой в двери?

– Разве я мог это забыть! – вскричал Пиноккио. – Скажи скорее, красивая маленькая Улитка: где ты оставила мою добрую Фею? Как она живёт? Простила ли она меня? Думает ли она обо мне? Любит ли она меня ещё? Могу ли я её увидеть?

На все эти вопросы, которые Пиноккио выпалил единым духом. Улитка ответила с привычной медлительностью:

– Милый Пиноккио, бедная Фея лежит в больнице неподалёку отсюда.

– В больнице?

– Да, к сожалению! Она так много пережила, теперь она очень больна и не может купить себе даже куска хлеба.

– Неужели это правда?.. Как мне больно! Ах, моя бедная Фея, моя бедная Фея!.. Если бы я имел миллион, я бы ей немедленно отнёс… Но у меня только сорок сольдо… Вот они. Я хотел как раз купить себе на них новый костюм. Возьми их, Улитка, и отнеси немедленно моей доброй Фее!

– А твой новый костюм?

– К чему мне сейчас новый костюм! Я с удовольствием продам и вот эти старые отрепья, которые на мне, только бы ей помочь! Иди, Улитка, и поторопись! А через два дня снова возвращайся сюда, тогда я, пожалуй, смогу добавить ещё пару сольдо. До сих пор я работал, чтобы поддержать моего отца. С сегодняшнего дня я буду работать на пять часов больше, чтобы поддержать и мою добрую мать. До свидания. Улитка. Через два дня я жду тебя!

Улитка, вопреки всем своим привычкам, убежала так быстро, словно ящерица в самую жаркую августовскую пору.

Когда Пиноккио вернулся домой, отец спросил его:

– А твой новый костюм?

– Я не мог подыскать ничего подходящего. Попробую в следующий раз.

В этот вечер Пиноккио лёг спать не в десять часов, а в полночь. И он сплёл не восемь корзин из камыша, а шестнадцать. После этого он лёг в постель и уснул. И во сне он увидел Фею. Она была ослепительно прекрасна. Она с улыбкой поцеловала его и сказала:

– Молодец, Пиноккио! Так как у тебя доброе сердце, я прощаю тебе все твои проделки до нынешнего дня. Дети, которые помогают родителям в нужде и болезни, заслуживают великой похвалы и великого уважения, даже если они не являются образцами послушания и хорошего поведения. Будь разумным человеком в будущем, и ты будешь счастлив!

В это мгновение сон окончился, и Пиноккио проснулся.

Представьте же себе его изумление, когда, проснувшись, он заметил, что он уже больше не Деревянный Человечек, а настоящий мальчик, как все мальчики! Он осмотрелся и вместо привычных стен соломенной хижины увидел красивую светлую комнатку. Он соскочил с кровати и увидел красивый новый костюм, новый колпак и пару кожаных сапожек точно по его мерке.

Он быстро оделся и, разумеется, прежде всего сунул руки в карманы. Оттуда он вытащил маленький кошелёк из слоновой кости, и на кошельке было написано: «Фея с лазурными волосами возвращает своему милому Пиноккио сорок сольдо и благодарит его за доброе сердце». Он открыл кошелёк и вместо сорока медных сольдо ему в глаза сверкнули сорок новеньких золотых цехинов.

Потом он посмотрел в зеркало и не узнал себя. Он не увидел больше прежнего деревянного человечка, куклу, а увидел живого, умного, красивого мальчика с каштановыми волосами и голубыми глазами, с весёлым, радостным лицом.

Во время всех этих чудесных событий, следовавших одно за другим, Пиноккио уже толком не знал, бодрствует он или спит с открытыми глазами.

«А где же мой отец?» – вдруг подумал он. Он пошёл в соседнюю комнату и нашёл старого Джеппетто здоровым, бодрым и в добром расположении духа, как некогда. Старик опять держал в руках свой инструмент и в это время как раз вырезал великолепную раму с листьями, цветами и всевозможными звериными головами.

– Скажите мне, пожалуйста, дорогой отец, как вы объясните это внезапное превращение? – спросил Пиноккио, обнял Джеппетто и сердечно его поцеловал.

– Это внезапное превращение в нашем доме – исключительно твоя заслуга, – ответил Джеппетто.

– Почему моя?

– Потому что скверные дети, становясь хорошими детьми, обретают способность делать все вокруг себя новым и прекрасным.

– А куда девался старый деревянный Пиноккио?

– Вот он стоит, – ответил Джеппетто.

И он показал на большую деревянную куклу – деревянного человечка, прислонённого к стулу. Голова его была свернула набок, руки безжизненно висели, а скрещённые ноги так сильно подогнулись, что нельзя было понять, каким образом он вообще может держаться в вертикальном положении.

Пиноккио обернулся и пристально осмотрел его. И, после того как он его минуту пристально осматривал, он произнёс с глубоким вздохом:

– Какой я был смешной, когда был Деревянным Человечком! И как я счастлив, что теперь я настоящий мальчик!

 

35. Пиноккио находит в теле акулы… Кого? Прочитайте эту главу и вы узнаете

Пиноккио, простившись таким образом со своим добрым другом Тунцом, пошёл, пошатываясь, во тьму. Он двигался в теле Акулы на ощупь, шаг за шагом, по направлению к светящейся точке, которую видел вдали.

Чем дальше он шёл, тем явственнее и определённее становилось светящееся пятно. И после долгой ходьбы он наконец пришёл. И, когда он пришёл… что же он увидел там? Вы никогда не отгадаете! Он увидел столик с горящей свечой на нём. Свеча торчала в зелёной бутылке. Возле стола сидел старик, белый как лунь или как сбитые сливки, и жевал живых рыбок. А рыбки были такие живые, что то и дело выскакивали у него изо рта.

При виде всего этого Пиноккио охватила столь бурная и непосредственная радость, что он чуть с ума не сошёл. Ему хотелось смеяться, ему хотелось плакать, ему хотелось говорить без конца. Но он мог только произнести, заикаясь, несколько отрывочных, бессвязных слов.

Наконец ему удалось всё-таки испустить возглас радости, и он бросился к старику на шею с криком:

– Ах, мой дорогой отец! Наконец я вас разыскал! Теперь я вас никогда, никогда не оставлю!

– Значит, я не ошибся? – ответил старик, протирая глаза. – Значит, ты действительно мой милый Пиноккио?

– Да, да, это я, я самый! И вы мне все простили, не правда ли? Ах, дорогой отец, вы такой добрый!.. А я наоборот… Ах, если бы вы знали, сколько несчастий я пережил и сколько зла испытал! Представьте себе, мой бедный отец: в тот день, когда вы продали свою куртку и купили мне букварь, чтобы я мог пойти в школу, я на все наплевал ради кукольного театра, и хозяин театра хотел меня бросить в огонь, чтобы его барашек изжарился, и потом он дал мне пять золотых монет для вас, но я повстречал Лису и Кота, которые привели меня в таверну «Красного Рака», где они жрали, как волки, а я один одинёшенек снова пошёл в ночь и встретил грабителей, которые побежали вслед за мной, а я впереди, и они за мной, и я все время впереди, и они все время за мной, и я впереди, пока они меня не повесили на ветке Большого Дуба, где Красивая Девочка с лазурными волосами велела отвезти меня в карете, и, когда меня врачи осмотрели, они сразу же сказали: «Если он ещё не мёртв, значит, он ещё жив», и тогда я не выдержал и соврал, и мой нос стал расти, и я не мог пройти через дверь, и поэтому я затем вместе с Лисой и Котом закопал четыре золотые монеты, потому что одну я потратил в таверне, и попугай начал смеяться, и вместо двух тысяч монет я вообще ничего не нашёл, и, когда судья услышал, что меня ограбили, он немедленно посадил меня в тюрьму, чтобы воры были довольны, и оттуда я попал в виноградник и увидел там красивые гроздья и оказался в капкане, и крестьянин имел все основания надеть на меня собачий ошейник, чтобы я охранял его курятник, но потом он понял мою невиновность и снова отпустил меня на свободу, и змея с дымящимся хвостом начала смеяться, и жила лопнула у неё в груди, и так я снова пошёл домой к Красивой Девочке, которая умерла, и Голубь увидел, что я плачу и сказал: «Я видел, как твой отец мастерил себе маленькую лодочку, чтобы тебя искать», и я ему сказал: «Если бы я имел крылья, как ты!», и он сказал мне: «Ты хотел бы увидеть своего отца?», и я ему сказал: «Очень хотел бы, если бы смог», и он мне сказал: «Я тебя отвезу», и я спросил: «Как?», и он сказал: «Влезай ко мне на спину», и так мы летели всю ночь, и потом мне утром сказали рыбаки, которые глядели на море: «Там бедный рыбак в маленькой лодке, и она тонет», и я сразу вас узнал издали, потому что мне моё сердце сказало, и я вам делал знаки, чтобы вы вернулись на берег.

– Я тоже узнал тебя, – сказал Джеппетто, – и мне очень хотелось вернуться. Но как? Море было бурное, и большая волна опрокинула мою лодочку. Тут меня заметила страшная Акула, которая как раз находилась поблизости. Она бросилась на меня, высунула язык и проглотила меня, как таблетку.

– И давно вы здесь в заключении? – спросил Пиноккио.

– С того самого дня. Уже скоро два года. Два года, мой дорогой Пиноккио, которые показались мне двумя столетиями.

– А как же вы здесь жили? И где вы достали свечку? И кто вам дал спички?

– Я тебе все расскажу. Представь себе, та же самая буря, которая перевернула мою маленькую лодочку, опрокинула также одно торговое судно. Всем матросам удалось спастись, но само судно утонуло, и та же Акула, в тот день очень голодная, проглотила корабль.

– Как! Проглотила корабль одним глотком? – поразился Пиноккио.

– Да, одним глотком. Только мачту она выплюнула обратно, потому что мачта застряла у неё между зубов, как рыбья кость. На моё великое счастье, на корабле было мясо, сухари в коробках, поджаренный хлеб, вино в бутылках, изюм, швейцарский сыр, кофе, сахар, а также стеариновые свечи и коробки спичек. Этим я поддерживал свою жизнь два года. Но теперь склад пуст, и вот эта свеча, которую ты здесь видишь, – последняя.

– А потом?..

– А потом, мой милый, мы оба останемся в темноте.

– В таком случае, мой дорогой отец, – сказал Пиноккио, – мы не должны терять время. Мы должны немедленно подумать о бегстве.

– О бегстве? Каким образом?

– Мы должны пробраться через пасть Акулы и выпрыгнуть в море.

– Это легко сказать, мой милый Пиноккио. Дело в том, что я не умею плавать.

– Неважно!.. Вы сядете мне на плечи. Я хороший пловец и смогу доставить вас на берег невредимым.

– Это тебе кажется, мой милый мальчик, – возразил Джеппетто, покачав головой и горько усмехаясь. – Неужели ты думаешь, что такому маленькому Деревянному Человечку, как ты, хватит сил нести меня на плечах?

– Попробуйте, и вы увидите! А если нам суждено умереть, то мы, по крайней мере, умрём вместе.

И, не теряя лишнего времени, Пиноккио пошёл вперёд, сказав своему отцу:

– Идите за мной и не бойтесь!

Так они прошли немалое расстояние, миновали весь желудок и все туловище Акулы. Но, когда они достигли места, где начиналась глотка чудовища, они сочли нужным остановиться, осмотреться и выбрать наиболее подходящий момент для бегства.

Следует сказать, что Акула была очень старая, страдала астмой и сердечной недостаточностью и по этой причине вынуждена была спать с открытым ртом. Поэтому Пиноккио, стоявший внизу, возле глотки, и ведший наблюдение, смог увидеть добрый кусок звёздного неба и сияние лунного света.

– Вот удобный момент для бегства, – прошептал он отцу на ухо. – Акула спит, как сурок, а море спокойное и светлое. Следуйте за мной, отец! Мы скоро будем спасены.

Сказано – сделано. Они влезли по глотке морского чудовища наверх и, очутившись в огромной пасти, прошли на носках по языку – язык был широк и длинен, как садовая дорожка. Но в тот момент, когда они совсем уже приготовились броситься в море. Акула расчихалась. И, чихая, она с такой силой откинулась назад, что Пиноккио и Джеппетто снова слетели в желудок чудовища.

Стремительный толчок погасил свечу, и отец с сыном остались в темноте.

– Что же теперь делать? – спросил Пиноккио очень серьёзно.

– Теперь мы пропали, мой мальчик.

– Почему пропали? Дайте мне руку, отец, и постарайтесь не поскользнуться.

– Куда ты хочешь меня повести?

– Мы должны ещё раз попытаться. Идёмте со мной и не бойтесь.

Пиноккио взял отца за руку, и они опять на цыпочках поднялись по глотке чудовища вверх, прошли весь язык и перелезли через все три ряда огромных зубов. Перед тем как совершить гигантский прыжок. Деревянный Человечек сказал своему отцу:

– Садитесь ко мне на плечи и держитесь крепче. Все остальное – моё дело.

Джеппетто крепко уселся на плечи Пиноккио, и Деревянный Человечек, полный уверенности в себе, прыгнул в море и поплыл. Море было спокойное, как масло, луна сияла вовсю, а Акула продолжала спать, и её сон был так глубок и крепок, что даже гром пушек не мог бы её разбудить.

 

33. После превращения в настоящего осла Пиноккио был пущен в продажу и куплен директором цирка

Увидев, что дверь не открывается. Господинчик открыл её самолично сильным пинком ноги. И, войдя в комнату, сказал, обращаясь к Пиноккио и Фитилю со своей обычной ухмылкой:

– Молодцы, ребята! Вы неплохо ревели, я вас сразу же узнал по голосам. И поэтому я здесь.

При этих словах оба ослика примолкли и присмирели. Они стояли, поджав хвост, опустив голову и развесив уши.

Прежде всего Господинчик погладил и ощупал их. Затем достал скребок и очень основательно почистил.

И, когда он их почистил так здорово, что их шкуры заблестели, как два зеркала, он надел на них узду и отвёл на базар, дабы продать с хорошей прибылью.

И действительно, покупатели не заставили себя ждать.

Фитиля купил некий крестьянин, у которого за день до того подох осел, а Пиноккио был продан директору одной труппы клоунов и канатных плясунов. Директор решил выдрессировать его, чтобы он вместе с другими зверями танцевал и прыгал.

Теперь вы поняли, мои дорогие маленькие читатели, каким ремеслом занимался Господинчик? Этот отвратительный карлик, у которого лицо было прямо таки как молоко и мёд, время от времени совершал со своим фургоном прогулку по белу свету. По дороге он собирал при помощи обещаний и льстивых слов всех ленивых детей, которым опротивели книги и школа, грузил их в свой фургон и привозил в Страну Развлечений, с тем чтобы они там всё своё время тратили на игры, возню и забавы. Когда же бедные обманутые дети от беспрерывных игр и безделья становились ослами, он их с большим удовольствием брал под уздцы и вёл продавать на различные ярмарки и звериные рынки. Таким образом он за несколько лет заработал массу денег и стал миллионером.

Что в дальнейшем произошло с Фитилём, я не могу вам сказать. Но я знаю, что Пиноккио уже с первого дня стал вести тяжёлую, суровую жизнь.

Когда его привели в стойло, новый хозяин насыпал ему в кормушку соломы. Но Пиноккио, отведав этой пищи, немедленно выплюнул все обратно.

Тогда хозяин, ворча, положил ему в кормушку сена, но и сено не понравилось начинающему ослу.

– Что, ты и сена не жрёшь? – гневно воскликнул хозяин. – Можешь не сомневаться, дорогой ослик, что дурь я из тебя выбью!

И, чтобы образумить ослика, он ударил его бичом по ногам.

Пиноккио заплакал и заревел от боли. И сказал:

– И а, и а, я не могу переварить солому!

– В таком случае, жри сено! – ответил хозяин, который очень хорошо понимал ослиный диалект.

– И а, и а, от сена у меня болит живот!

– Ты, кажется, думаешь, что я буду кормить такого осла, как ты, куриной печёнкой и каплунами! – ещё пуще рассердился хозяин и снова вытянул его бичом.

После второго удара Пиноккио счёл за благо промолчать и не произнёс больше ни звука.

Хозяин запер стойло, и Пиноккио остался один. А так как он давно уже не ел, то начал реветь от голода. И при этом раскрывал свою пасть широко, как печь.

Но, не находя в своей кормушке ничего другого, он наконец начал старательно жевать сено. И, хорошо разжевав, закрыл глаза и проглотил его.

«Сено не такая уж плохая вещь, – сказал он затем сам себе, – но было бы лучше, гораздо лучше, если бы я продолжал учиться!.. Тогда бы я сегодня вместо сена ел краюху свежего хлеба и хороший кусок колбасы к тому же! Ох, ох, ох!..»

Проснувшись на следующее утро, он сразу же начал искать сено в кормушке. Но ничего не нашёл, ибо ночью сожрал все без остатка. Тогда он напихал себе полный рот резаной соломы. Пережёвывая эту пищу, он точно выяснил, что солома даже в отдалённой степени не напоминает миланскую рисовую бабку или неаполитанские макароны.

– Терпение! – сказал он и продолжал жевать. – Если бы моё несчастье хотя бы могло послужить уроком всем непослушным и ленивым мальчишкам! Терпение!.. Терпение!..

– Терпение, вот ещё! – крикнул хозяин, который как раз вошёл в стойло. – Ты, наверное, думаешь, мой милый ослик, что я тебя купил только для того, чтобы ты мог жрать и пить? Я тебя купил затем, чтобы ты работал, а я бы зарабатывал на тебе много денег. А нука! Пойдём со мной в цирк. Я тебя научу прыгать через обруч, пробивать головой бумажные бочки и танцевать вальс и польку на задних ногах.

Волей неволей бедный Пиноккио должен был учиться всем этим премудростям. И в течение трех месяцев он получал уроки и бесконечное множество ударов бичом по шкуре.

Наконец настал день, когда хозяин смог объявить об этом действительно необыкновенном представлении. На пёстрых афишах, которые он велел расклеить на всех углах, было написано:

БОЛЬШОЕ ПАРАДНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Сегодня вечером вы увидите знаменитые

и удивительные прыжки и другие номера,

исполненные всеми артистами и лошадьми нашей труппы.

Кроме того, будет впервые представлен публике

прославленный ОСЛИК ПИНОККИО, называемый «Звезда танца».

Театр будет ярко освещён.

Понятное дело, что цирк в этот вечер был переполнен до отказа ещё за час до начала представления.

Нельзя было достать ни местечка в партере, ни приставного стула, ни ложи, даже если бы за них было уплачено чистым золотом.

Ступени цирка кишели маленькими девочками и мальчиками всех возрастов, которые жаждали увидеть, как танцует знаменитый ослик Пиноккио.

Когда первое отделение спектакля окончилось, директор предстал перед многочисленной публикой. На нём был чёрный фрак, белые рейтузы и пара кожаных сапог выше колен.

После глубокого поклона он произнёс с большой торжественностью и достоинством следующую бестолковую речь:

– Уважаемая публика, кавалеры и дамы! Я, нижеподписавшийся, находящийся проездом в вашей блестящей столице, имею честь, так же как и удовольствие, представить сей мудрой и почтенной аудитории знаменитого ослика, который имел честь танцевать в присутствии его величества императора всех главнейших европейских дворов. И пусть мы почувствуем ваше воодушевляющее присутствие, и просим вас оказать нам снисхождение!

Эта речь вызвала немало смеха и аплодисментов. Но аплодисменты удвоились и дошли до ураганной силы, когда ослик Пиноккио был выведен на арену. Он был празднично одет, его украшали новая уздечка из лакированной кожи, пряжки и подковы из меди. На ушах его висели две белые камелии, грива была заплетена красными шёлковыми ленточками в маленькие косички, живот повязан серебристо золотистым шарфом, а хвост перевит бархатными бантами амарантового и небесно голубого цвета. Словом, это был ослик, в которого можно было влюбиться.

Представив его публике, директор произнёс ещё следующую краткую речь:

– Мои многоуважаемые слушатели! Я не собираюсь в данный момент рассказывать вам о тех великих трудностях, которые я должен был преодолеть, чтобы уразуметь, каким образом можно подчинить себе это млекопитающее, которое ещё недавно свободно и беспечно прыгало с холма на холм в иссушенных солнцем тропических долинах. Обратите внимание на то, сколько дикости в его взгляде! Ввиду того, что все другие средства привести его в цивилизованный четырехногий вид оказывались несостоятельными, мне приходилось часто говорить с ним на проверенном языке плётки. Но, как я ни был ласков к нему, он не любил меня, наоборот – ненавидел меня все больше. Однако я открыл, по научной системе Галлеса, в его голове маленькую завитушку, которую даже медицинский факультет в Париже определил как знаменующую собой гениальность в искусстве танца. И я использовал это открытие для того, чтобы научить его танцевать, а также прыгать через обруч и через бумажную бочку. Удивляйтесь сначала! Затем судите! Но, прежде чем я начну, разрешите мне, синьоры, пригласить вас на завтра на вечернее представление. В случае же, если дождь окажет влияние на погоду, представление будет перенесено с вечера на одиннадцать часов пополудни.

Тут директор ещё раз сделал глубокий поклон, обратился к Пиноккио и сказал:

– Вперёд, Пиноккио! Прежде чем вы покажете наилучшим образом ваше искусство, приветствуйте эту многоуважаемую публику – кавалеров, дам и детей!

Пиноккио послушно подогнул передние ноги и оставался на коленях, пока директор не щёлкнул бичом и не крикнул:

– Шагом!

Тогда ослик снова встал на свои четыре ноги и пошёл шагом вокруг арены.

Через минуту директор воскликнул:

– Рысью!

И Пиноккио послушно перешёл с шага на рысь.

– В галоп!

И Пиноккио пустился в галоп.

– В карьер!

И Пиноккио побежал изо всех сил. Но вдруг директор поднял руку и выстрелил из пистолета в воздух.

При этом выстреле ослик притворился раненым и упал на землю как мёртвый.

И, когда он под бурю аплодисментов снова поднялся на ноги, он, разумеется, поднял также и голову и огляделся… и увидел в одной ложе красивую даму. На шее у неё висела тяжёлая золотая цепь, а на цепи висел медальон. А на медальоне был портрет Деревянного Человечка.

«Это мой портрет!.. Эта синьора – Фея!», - сказал себе Пиноккио. Он сразу узнал Фею и, охваченный радостью, хотел позвать:

– О, моя Фея, о моя Фея!

Но вместо этих слов из его глотки вырвался такой громкий и продолжительный рёв, что все зрители, а особенно дети, чуть не умерли со смеху.

Директор ударил его рукояткой кнута по носу, чтобы дать ему понять, сколь неприлично реветь в присутствии публики.

Бедный ослик вытянул язык и в течение чуть ли не пяти минут облизывал свою морду. Может быть, он думал таким путём смягчить боль.

Но велико же было его удивление, когда он, во второй раз подняв голову, увидел, что ложа пуста и Фея исчезла.

Он почувствовал себя глубоко несчастным. Его глаза наполнились слезами, и он начал горько плакать. Но никто этого не заметил, а меньше всех – директор, который снова щёлкнул бичом и закричал:

– Смелее, Пиноккио! Теперь вы покажете этим синьорам, как прекрасно вы умеете прыгать через обручи.

Пиноккио попытался это сделать два или три раза. Но всякий раз, оказавшись перед обручем, он не прыгал через него, а гораздо охотнее пробегал под ним.

Наконец он прыгнул, но его задние ноги, по несчастливой случайности, зацепились за обруч, и он упал по другую сторону на землю, как мешок.

Когда он снова встал на ноги, оказалось, что он охромел и только с большим трудом смог добраться до своего стойла.

– Пиноккио! Мы хотим видеть ослика! Сюда ослика! – кричали дети в нижних рядах, полные жалости и сочувствия к маленькому животному.

Но в этот вечер они ослика больше не увидели.

На следующее утро ветеринар осмотрел его и установил, что он останется хромым на всю жизнь. Тогда директор сказал конюху:

– Что мне делать с хромым ослом? Это же будет бесполезный объедала. Отведи-ка его на базар и продай.

На базаре они быстро нашли покупателя, который осведомился у конюха:

– Сколько ты хочешь за хромого ослика?

– Двадцать лир.

– Я даю тебе одну лиру. Не думай, что мне нужен этот осел. Мне нужна только его шкура. У него такая красивая крепкая шкура, что я хочу сделать из неё барабан для деревенского оркестра.

Можете себе представить, что почувствовал Пиноккио, когда услышал, что станет барабаном!

Так или иначе, покупатель уплатил одну лиру и сразу же повёл ослика к берегу моря. Там он повесил ему на шею большой камень, привязал к его ноге верёвку, другой конец которой остался у него в руке, и неожиданным сильным толчком спихнул ослика в воду.

Пиноккио с громадным камнем на шее незамедлительно погрузился на самое дно. А покупатель, по прежнему крепко держа в руке верёвку, сел на скалу и стал терпеливо ждать, пока ослик утонет, чтобы затем снять с него шкуру.

 

34. В море Пиноккио съедают рыбы, а когда он спасается его проглатывает страшная акула

Ослик находился под водой уже почти пятьдесят минут, и покупатель сказал себе:

– Теперь мой бедный хромой ослик, наверное, уже давно утонул. Стало быть, можно его вытащить и сделать из его шкуры красивый барабан.

И он начал тянуть верёвку. И он тянул и тянул, тянул и тянул, и как вы думаете, что наконец показалось на поверхности воды? На поверхности воды показался вместо мёртвого ослика живой Деревянный Человечек, который вертелся и извивался, как угорь.

Когда несчастный покупатель увидел Деревянного Человечка, он подумал, что грезит, оцепенел, рот его широко открылся, а глаза полезли на лоб.

Когда же он немного опомнился, он сказал, всхлипывая и заикаясь:

– А где ослик, которого я бросил в море?

– Этот ослик – я, – смеясь, ответил Деревянный Человечек.

– Ты?

– Я!

– Ах ты, мошенник! Ты смеёшься надо мной, что ли?

– Я смеюсь над вами? Ничего подобного, папаша. Я говорю совершенно серьёзно.

– Но каким образом ты только недавно был осликом, а затем в воде превратился в Деревянного Человечка?

– Вероятно, это следствие влияния морской воды. Море любит пошутить.

– Берегись, Деревянный Человечек, берегись!.. Не думай, что ты можешь веселиться на мои деньги. Горе тебе, если моё терпение лопнет!

– Послушайте, папаша, я расскажу вам всю свою историю. Развяжите мне ногу, и я вам все расскажу.

Покупатель, полный любопытства, отвязал верёвку, и Пиноккио, почувствовав себя снова вольным, как птица, начал свой рассказ:

– Итак, да будет вам известно, что раньше я был Деревянным Человечком, точно таким, как сейчас. И я очень хотел стать настоящим мальчиком, каких много на этом свете. Но, так как я не имел желания учиться и поддался влиянию плохих друзей, я убежал из дому… и в один прекрасный день проснулся ослом с длинными ушами… и с длинным хвостом. Как я стыдился этого! Пусть блаженный святой Антоний хранит вас от такого позора. Меня привели на ослиный рынок, где я был продан одному директору цирка, которому взбрело в голову сделать из меня великого танцора и канатного плясуна. Но однажды вечером во время представления я неудачно упал и охромел. Директор не знал, что ему делать с хромым ослом, и велел меня продать на базаре. И вы меня купили.

– К сожалению! И я уплатил за тебя лиру. А кто мне вернёт обратно мои добрые денежки?

– Зачем же вы меня купили? Вы хотели сделать из моей шкуры барабан? Барабан!

– К сожалению. А где я возьму теперь другую шкуру?

– Не тревожьтесь, папаша. Ослов на этом свете предостаточно.

– Скажи-ка, наглый мальчишка, ты закончил свой рассказ?

– Нет, – ответил Деревянный Человечек. – Мне осталось добавить несколько слов. Купив меня, вы привели меня сюда, привязали весьма человеколюбиво тяжёлый камень мне на шею и бросили в море. Такое человеколюбие делает вам большую честь, и я буду вам вечно благодарен за это. Впрочем, дорогой папаша, вы на сей раз не взяли в расчёт Фею.

– Какую такую Фею?

– Это моя мать. Она такая же, как все хорошие матери, которые любят своих детей, никогда не теряют их из виду, выручают из любой беды, даже в том случае, если эти дети своим неразумием и дурным поведением, в сущности, заслуживают быть брошенными на произвол судьбы. Когда добрая Фея увидела, что я начинаю тонуть, она немедленно послала целую стаю рыб, которые сочли меня совершенно дохлым ослом и начали меня пожирать. И какие огромные куски они отхватывали! Я никогда не думал, что рыбы ещё прожорливее, чем маленькие мальчики… Они съели мою морду, мою шею и гриву, мою кожу на ногах, мою шкуру на спине… и нашлась даже одна отзывчивая маленькая рыбка, которая сочла возможным сожрать мой хвост.

– Отныне, – сказал покупатель с отвращением, – я, с божьей помощью, никогда не буду есть рыбы! Это было бы слишком неприятно: найти в желудке какой-нибудь краснобородки или жареной трески ослиный хвост!

– Я вполне разделяю ваше мнение, – ответил Деревянный Человечек и засмеялся. – Стало быть, когда рыбы съели ослиную кожу, в которую я был обернут с головы до ног, они, натурально, наткнулись на кости… или, точнее говоря, на дерево, ибо, как вы видите, я весь сделан из лучшего твёрдого дерева. Но уже после первой попытки эти прожорливые рыбы заметили, что дерево им не по зубам, и, полные отвращения к этой неудобоваримой пище, бросились от меня врассыпную, ни разу не обернувшись и не сказав спасибо. Таким образом, я вам объяснил, почему вы с помощью вашей верёвки вытащили из воды Деревянного Человечка, а не осла.

– Плевать я хотел на твой рассказ! – в ярости вскричал покупатель. – Я уплатил лиру за тебя и хочу получить обратно свои деньги. Знаешь, что я с тобой сделаю? Я отведу тебя обратно на базар и продам, как сухое дерево для растопки.

– Конечно, продайте меня. Я ничего не имею против, – сказал Пиноккио.

И с этими словами стремительно прыгнул в море. Он весело поплыл от берега, все дальше и дальше, и крикнул бедному покупателю:

– Прощайте, папаша! Когда вам понадобится шкура для барабана, вспомните обо мне!

И поплыл дальше. А через минуту снова обернулся и крикнул ещё громче:

– Прощайте, папаша! Когда вам понадобится для растопки немного сухих дровец, вспомните обо мне!

И в мгновение ока он оказался так далеко, что его уже нельзя было различить. На поверхности моря была видна только чёрная точечка, которая время от времени высовывалась из воды и подскакивала, как играющий дельфин.

Плывя в открытое море наудачу, Пиноккио увидел скалу из белого мрамора. А на вершине скалы стояла милая маленькая Козочка, которая нежно блеяла и делала ему знаки, чтобы он подплыл ближе.

Самое удивительное было то, что её шкурка была не белая, или чёрная, или пятнистая, как у всех других коз, – она была лазурного цвета, причём такая блестящая, как волосы маленькой Красивой Девочки.

Можете догадаться, как застучало сердце Пиноккио! Он удвоил свои усилия и поплыл со всей возможной быстротой к белой скале. Он проплыл уже половину расстояния, когда из воды вдруг поднялась ужасная голова морского чудовища. Она приближалась к нему. Широко открытая пасть была как пропасть, и в ней виднелось три ряда зубов, таких страшных, что если даже их только нарисовать, и то они могли бы смертельно напугать человека.

И знаете, что это было за морское чудовище?

Это морское чудовище было той самой гигантской Акулой, о которой уже не раз упоминалось в нашей истории: она производила такие опустошения и была столь ненасытно прожорлива, что по справедливости слыла пугалом рыб и рыбаков.

Представьте себе, как испугался Пиноккио при виде этого чудовища. Он хотел вывернуться, удрать, хотел поплыть в другом направлении. Но огромная открытая пасть все время оказывалась у него на пути.

– Скорее, Пиноккио, во что бы то ни стало скорее! – проблеяла красивая Козочка.

И Пиноккио отчаянно работал руками, грудью, ногами.

– Быстрее, Пиноккио! Чудище приближается к тебе!

И Пиноккио собрал все свои силы и поплыл вдвое быстрее.

– Берегись, Пиноккио!.. Чудище хватает тебя!.. Вот оно!.. Скорее, скорее, иначе ты пропал!

И Пиноккио не плыл, а прямо таки летел, словно пуля. Вот он уже достиг утёса, и Козочка наклонилась над морем и протянула ему своё копытце, чтобы помочь вылезти из воды…

Но было слишком поздно! Чудовище схватило его. Оно втянуло в себя воду – почти так, как втягивают куриное яйцо, – и сглотнуло бедного Деревянного Человечка. Сглотнуло с такой жадностью и силой, что Пиноккио, скатываясь в желудок Акулы, сильно захлебнулся и четверть часа пролежал без сознания.

Когда он пришёл в себя, он не знал, где, собственно, находится. Вокруг царила такая глубокая и всеобъемлющая тьма, что ему казалось, что он окунулся с головой в бочку чернил. Пиноккио прислушался, но не услышал ни малейшего шума. Время от времени он чувствовал на лице сильные порывы ветра. Вначале он не мог понять, откуда здесь ветер, но потом заметил, что эти порывы идут из лёгких чудовища. Дело в том, что Акула страдала сильной астмой, и, когда она дышала, в её нутре подымался вроде как бы северный ветер.

Сперва Пиноккио бодрился. Но, когда он окончательно убедился, что заключён в теле морского чудовища, он начал плакать и жаловаться и, рыдая, воскликнул:

– Помогите! Помогите! О, я несчастный! Неужели здесь нет никого, кто бы мог мне помочь?

– Кто может тебе помочь, горемыка? – послышался из темноты голос, низкий, надтреснутый, как расстроенная гитара.

– Кто здесь говорит? – спросил Пиноккио, у которого спина похолодела от страха.

– Это я, бедный Тунец, который был вместе с тобой проглочен Акулой. А ты что за рыба?

– Я ничего не имею общего с рыбами. Я Деревянный Человечек.

– Если ты не рыба, зачем же ты дал себя проглотить чудовищу?

– Я вовсе не дал себя проглотить. Оно само меня проглотило! А что мы сейчас будем делать в темноте?

– Мы будем сидеть и ждать, пока Акула нас не переварит.

– Но я не желаю быть переваренным! – закричал Пиноккио и опять начал плакать.

– Я тоже не хочу быть переваренным, – возразил Тунец, – но я философ и утешаю себя мыслью, что, ежели ты уж родился на свет тунцом, то лучше тебе кончить свои дни в воде, чем на сковородке.

– Чепуха! – воскликнул Пиноккио.

– Это моё личное мнение, – возразил Тунец, – а личное мнение, как утверждают тунцы политики, следует уважать.

– Во всяком случае, я хочу уйти отсюда… я хочу бежать…

– Беги, если можешь.

– А эта Акула, которая нас проглотила, велика? – спросил Деревянный Человечек.

– Представь себе, что её тело без хвоста составляет километр в длину.

В то время как они беседовали в темноте, Пиноккио вдруг показалось, что он видит вдали слабый свет.

– Что это может быть за свет вон там, вдалеке? – удивился Пиноккио.

– Вероятно, наш товарищ по несчастью, который тоже ждёт, чтобы его переварили.

– Я хочу к нему. Может быть, он какая-нибудь старая рыба, которая сможет мне сказать, как уйти отсюда.

– Желаю тебе от всего сердца, мой дорогой Деревянный Человечек, чтобы так оно и было.

– До свидания. Тунец!

– До свидания. Деревянный Человечек. Желаю удачи!

– Встретимся ли мы когда-нибудь!

– Кто может знать?.. Лучше всего не думать об этом.

 

32. У Пиноккио вырастают ослиные уши, а затем он превращается в настоящего осла и начинает реветь по ослиному

Какое же это было событие?

Я вам сейчас расскажу, мои дорогие маленькие читатели. Когда Пиноккио однажды утром проснулся, у него зачесалась голова, и он начал чесаться. И, когда он начал чесаться, он заметил…

Как вы думаете, что он заметил?

К своему величайшему удивлению, он заметил, что его уши стали длиннее на целую ладонь.

Вы знаете, что Деревянный Человечек от рождения имел совсем совсем маленькие уши, такие, что невооружённым глазом их вообще нельзя было увидеть. Стало быть, можете себе представить, что он почувствовал, когда обнаружил, что его уши за ночь стали длинные, как две метёлки.

Он тотчас же начал искать зеркало, чтобы посмотреть, в чём дело. Не найдя зеркала, он налил в миску воды и увидел в ней такое отражение, что не приведи господь: он увидел собственную голову, украшенную парой первоклассных ослиных ушей.

Вы можете вообразить горе, стыд и отчаяние бедного Пиноккио.

Он плакал, дрожал, бился головой о стенку. Но, чем больше он отчаивался, тем длиннее становились его уши, и вскоре их кончики даже покрылись волосами.

Его пронзительные крики привлекли внимание милого маленького Сурка, который жил на верхнем этаже. Сурок прибежал и, увидев Деревянного Человечка в таком состоянии, заботливо спросил:

– Что с тобой приключилось, дорогой сосед?

– Я болен, милый Сурок, я очень болен… У меня такая болезнь, которая приводит меня в ужас. Ты умеешь щупать пульс?

– Немножко.

– Тогда пощупай, пожалуйста, не лихорадка ли у меня.

Сурок поднял свою правую переднюю лапку, пощупал у Пиноккио пульс и, вздыхая, сказал:

– Мой дорогой друг, я должен, к сожалению, сделать тебе неприятное сообщение.

– А именно?

– У тебя тяжёлая лихорадка.

– И что это за лихорадка?

– Это ослиная лихорадка.

– Не понимаю, – ответил Пиноккио, который, однако, все очень хорошо понял.

– Тогда я тебе объясню, – продолжал Сурок. – Да будет тебе известно, что ты через два или три часа не будешь больше Деревянным Человечком, а также не будешь мальчиком…

– Кем же я буду?

– Через два или три часа ты станешь настоящим ослом, таким, как те, которых запрягают в повозку и которые возят на базар капусту и салат.

– Ах я несчастный! Ах я несчастный! – воскликнул Пиноккио в отчаянии, схватил свои оба уха руками и стал их яростно рвать и терзать, как будто это были чужие уши.

– Мой милый, – попытался утешить его Сурок, – что поделаешь! Это определено судьбой. Ибо написано в книгах мудрости, что все ленивые мальчишки, которые отвернулись от книг и учителей и проводят свои дни только в играх и развлечениях, раньше или позже должны стать ослами, все без исключения.

– И это действительно так? – зарыдал Деревянный Человечек.

– К сожалению, это действительно так. И напрасны все стенания. Надо было раньше об этом думать.

– Но я не виноват! Поверь мне. Сурок, виноват один Фитиль.

– А кто это – Фитиль?

– Мой школьный товарищ. Я хотел вернуться домой, хотел стать послушным, хотел продолжать учение, хотел делать успехи… но Фитиль сказал: «Зачем тебе нужно забивать себе голову учением? К чему тебе школа? Лучше идём со мной в Страну Развлечений! Там мы не будем больше учиться, мы с утра до вечера будем прохлаждаться и забавляться!»

– А почему ты послушался совета этого неверного и плохого друга?

– Почему?.. Мой дорогой Сурок, потому что я Деревянный Человечек, лишённый разума… и сердца. Ах, если бы у меня было хоть немножко сердца, я бы не убежал от моей доброй Феи, которая меня любила, как мать, и так много сделала для меня!.. Я бы теперь уже был не Деревянным Человечком, а настоящим мальчиком, как другие. Попадись мне теперь этот Фитиль, он у меня получит! Я ему задам перцу!

И он бросился к выходу. Но на пороге вспомнил о своих ослиных ушах, и ему стало страшно появиться в таком виде перед честным народом. Что же он сделал? Он взял большой фланелевый колпак и надел себе на голову, нахлобучив его до самого носа.

Затем он пошёл искать Фитиля. Он искал его на улицах и площадях, в маленьких театральных балаганах, одним словом – везде. Но не нашёл его. Каждого встречного он спрашивал о нем, но никто не видел Фитиля.

Тогда он пошёл к нему домой и постучал в дверь.

– Кто там? – спросил Фитиль за дверью.

– Это я, – ответил Деревянный Человечек.

– Подожди одну минутку, я тебе сейчас открою.

Через полчаса дверь открылась. И представьте себе изумление Пиноккио, когда он увидел Фитиля в большом фланелевом колпаке, напяленном по самый нос!

При виде этого колпака Пиноккио почувствовал некоторое удовольствие и сразу же подумал: «Не болен ли мой друг той же болезнью, что и я? Не ослиная ли у него лихорадка?»

Но он притворился, что ничего не замечает, и, улыбаясь, спросил:

– Как твои делишки, мой дорогой Фитиль?

– Все отлично. Чувствую себя, как мышь в швейцарском сыре.

– Ты это говоришь серьёзно?

– Зачем мне врать?

– Прости, дружище, для чего ты надел на голову фланелевый колпак, закрывающий твои уши?

– Это мне врач прописал, потому что я сильно стукнул себе коленку. А ты, дорогой Деревянный Человечек, почему ты напялил себе на нос этот фланелевый колпак?

– По предписанию врача, так как я сильно ударил себе пятку.

– Ах, бедный Пиноккио!

– Ах, бедный Фитиль!

После этих слов последовало долгое предолгое молчание, в течение которого оба приятеля с насмешкой оглядывали друг друга.

Наконец Пиноккио пропел медовым голоском:

– Скажи мне, мой милый Фитиль, ты никогда ещё не болел ушной болезнью?

– Я? Нет!.. А ты?

– Никогда! Но вот сегодня одно моё ухо очень меня обеспокоило.

– И у меня тоже самое.

– И у тебя тоже? А какое ухо у тебя болит?

– Оба. А у тебя?

– Оба. Значит, у нас одна и та же неприятность?

– Боюсь, что да.

– Сделай мне одно одолжение. Фитиль…

– Охотно. От всей души!

– Не покажешь ли ты мне свои уши?

– Почему бы нет? Но сначала я хочу увидеть твои, милый Пиноккио.

– Нет, сначала ты покажи свои.

– Нет, дорогуша! Сначала ты, а потом я.

– Ну ладно, – сказал Деревянный Человечек, – в таком случае, заключим дружественный договор.

– Прошу огласить этот договор.

– Мы оба одновременно снимаем наши колпаки. Согласен?

– Согласен.

– Итак, внимание! – И Пиноккио крикнул громким голосом: – Раз! Два! Три!

По счёту «три» оба мальчика сорвали с головы колпаки и подбросили их в воздух.

И тогда случилось нечто такое, во что нельзя было бы поверить, если бы это не было правдой. А именно: случилось то, что Пиноккио и Фитиль вовсе не были охвачены горем и стыдом, когда увидели, что больны одной и той же болезнью, – напротив, они стали подмигивать друг другу и после многочисленных прыжков и гримас разразились неудержимым хохотом.

И так хохотали до упаду. Но вдруг Фитиль замолчал, начал шататься, побледнел и крикнул своему другу:

– Помоги, помоги, Пиноккио!

– Что с тобой?

– Ой, я не могу прямо стоять на ногах!

– Я тоже не могу! – воскликнул Пиноккио, заплакал и зашатался.

И при этих словах они оба опустились на четвереньки и начали бегать по комнате на руках и ногах. И, в то время как они так бегали, их руки превратились в ноги, лица вытянулись и стали мордами, а тела их покрылись светло серой, усеянной чёрными крапинками шерстью.

Но знаете ли вы, какое мгновение было самым ужасным для обоих несчастных? Мгновение, когда они заметили, что у них сзади выросли хвосты. Охваченные горем и стыдом, они стали плакать и жаловаться на свою судьбу.

Лучше бы они промолчали! Ибо вместо плача и жалоб из их глоток раздался ослиный рёв. И, громко ревя, они произнесли согласно, как дуэт:

– И а, и а, и а!

В этот момент раздался стук в дверь, и с улицы послышался голос:

– Откройте! Я Господинчик, кучер фургона, который привёз вас в эту страну. Немедленно откройте, иначе вы у меня запляшете!