Опубликовано: 27 февраля 2019

Просмотров: 808

Удивительные сюжеты Шекспира Несбит Эдит Сноски

1

Дж. О. Холиуэл (1820–1889) — библиограф Шекспира. — Здесь и далее примечания переводчиков и редакторов.

2

Сквайр — представитель английского нетитулованного мелкопоместного дворянства.

3

Магистрат — орган городского управления, выполняющий судейские функции.

4

Б. Джонсон (1573–1637) — английский поэт, драматург, актёр; друг Шекспира.

5

Перевод А. Аникста и А. Величанского.

6

Из перевода Т. Щепкиной-Куперник.

7

Из перевода М. Лозинского.

8

Из перевода М. Лозинского.

9

Из перевода Т. Щепкиной-Куперник.

10

Из перевода М. Лозинского.

11

Из перевода М. Лозинского.

12

Цитируется перевод М. Донского.

13

Из перевода В. Левика.

14

Из перевода Т. Щепкиной-Куперник.

15

Из перевода В. Левика.

16

Имена персонажей — из перевода В. Левика.

Гермиона — целомудренна… — Из перевода В. Левика.

«…на берегу Богемии…» — Ошибка Шекспира: у Богемии (территории, на которой сейчас находится Чехия) нет побережья. Ещё такой красотки не бывало… ‹…›

Клянусь, она царица творога и сливок! — Из перевода Т. Щепкиной-Куперник. Ей равной… — Из перевода П. Гнедича.

17

Мою любовь словами не опишешь… — Из перевода О. Сороки.

Далее цитируется перевод Б. Пастернака.

18

Себя к плывущей мачте привязал… — Из перевода Э. Линецкой.

…по крови и по нраву благородный… — Из перевода Д. Самойлова.

И я теперь все дочери отца… — Из перевода Д. Самойлова.

К вам герцога слезу… — Из перевода Д. Самойлова.

Я тысячу смертей готов принять… — Из перевода А. Кронеберга.

Вы это мне? Я ничего не знаю… — Из перевода Д. Самойлова.

Далее цитируется перевод М. Лозинского.

19

…она слишком мала для большой похвалы… — Из перевода А. Кронеберга.

Я бы не женился на ней… — Из перевода Т. Щепкиной-Куперник;

Время тащится на костылях… — Из перевода А. Кронеберга.

Далее цитируется перевод Т. Щепкиной-Куперник.

20

Цитируется перевод Б. Пастернака.

21

Цитируется перевод Т. Гнедич.

22

Оно прекрасно и похвально, Гамлет… — Из перевода А. Кронеберга.

Далее цитируется перевод Б. Пастернака.

23

Цитируется перевод П. Мелковой.

24

Цитируется перевод М. Лозинского.

«Одна из них — о человеке по имени Макбет…» — Прототипом шекспировского персонажа послужил король Макбет, правивший Шотландией с 1039-го по 1057 год; двоюродный брат своего предшественника, короля Дункана.

Эдуард Исповедник — король Англии с 1042-го по 1066 год. В последние годы жизни ему приписывались чудотворные способности. Тан — шотландский титул знати.

25

Цитируется перевод Л. Некоры.

26

Цитируется перевод Т. Щепкиной-Куперник.

27

Цитируется перевод П. Мелковой.

28

«Четыре сотни лет назад…» — Напоминаем, что этот пересказ был сделан сто лет назад.

Лицом Отелло был мне дух Отелло. — Из перевода М. Лозинского.

Боже мой! И нужно же людям… — Из перевода Б. Лейтина.

Берегитесь ревности, синьор… — Из перевода М. Лозинского.

29

День добрый, Кет! Та к вас зовут, слыхал я?.. — Из перевода П. Мелковой.

…как сквозь тучи солнце проникает… — Из перевода М. Кузмина.

Как назовёте, так оно и есть… — Из перевода М. Кузмина.

Увы, как мне ни жаль, сынок Петруччо… — Из перевода П. Мелковой.

30

Цитируется перевод О. Сороки.

31

Цитируется перевод В. Левика (стихи) и М. Морозова (проза).

32

Цитируется перевод М. Донского.

История с обменом локона на фамильное кольцо в пьесе «Все хорошо, что хорошо кончается» — пожалуй, самый яркий образец тех искажений, которые автор внесла в шекспировские сюжеты, повинуясь требованиям викторианской эпохи. У Шекспира здесь говорится не о локоне, а о любовном свидании — вот с чем на самом деле связаны бурные чувства персонажей и вот почему они делают то, что делают. Конечно, это далеко не единственная неточность такого рода (и в пересказе этой пьесы, и в других пересказах), но мы не стали отмечать их все, решив, что рано или поздно читатель познакомится с оригиналом — и тогда всё само встанет на свои места.

Опубликовано: 27 февраля 2019

Просмотров: 1361

Удивительные сюжеты Шекспира Несбит Эдит Два веронца

[31]

Речь в нашем рассказе пойдёт о двух дворянах, людях благородного происхождения, — но, как вы вскоре поймёте, подлинным благородством отличался лишь один из них. Звали этих дворян Валентин и Протей, они были друзьями и жили в Вероне — городе на севере Италии.

Валентин получил своё имя в честь святого покровителя всех влюблённых; считалось, что носитель этого имени не способен на подлость и измену. А вот Протею с именем повезло меньше: герой мифа, в чью честь его назвали, умел принимать разные обличья. Поэтому наш Протей отличался ветреностью и непостоянством: он бывал то пылким влюблённым, то бессовестным изменником.

Однажды Валентин сообщил другу, что едет в Милан.

— В отличие от тебя, я ни в кого не влюблён и потому не привязан к дому, — сказал он.

Протей действительно был влюблён — в прекрасную золотоволосую Джулию, девушку состоятельную и независимую. Но его печалила мысль о разлуке с другом.

— В опасности доверь своё несчастье

Моим молитвам. Помни, Валентин,

Что о тебе молюсь я непрестанно.

Итак, Валентин со слугой отправился в Милан.

В то время, когда Протей и Валентин прощались, Джулия ещё не осознавала, что влюблена в Протея. Она даже порвала на клочки одно из его писем на глазах у своей служанки Лючетты, особы весьма неглупой и наблюдательной. Увидев, как её госпожа рвёт письмо, она усмехнулась:

— Ишь, недотрога! А ведь как хотела б Сердиться вновь — за новое письмо!

И вправду, не успела Лючетта уйти, как Джулия горько пожалела о том, что порвала письмо. Она подобрала клочок бумаги, на котором была подпись влюблённого Протея, и спрятала себе под платье — прямо на сердце.

Так уж вышло, что только разорвав письмо Протея, Джулия поняла, как сильно любит его. И тогда искренняя и отважная девушка призналась Протею в любви. «Наберись терпения, — гласило её письмо, — мы непременно поженимся!»

Протей, сам не свой от счастья, бродил, прижав к груди письмо любимой.

— Что это у тебя? — спросил Антонио, его отец.

— Письмо от Валентина, — соврал Протей.

— Дай-ка я его прочту, — протянул руку Антонио.

— Да там нет никаких новостей, — вывернулся обманщик. — Валентин лишь пишет, что герцог Миланский очень добр к нему. Поэтому он совершенно счастлив и зовёт меня к себе — разделить его удачу.

Эта ложь вышла Протею боком: Антонио решил отправить сына в Милан, чтобы тот, как и Валентин, испытал на себе благосклонность герцога.

— Ты едешь завтра! — приказал Антонио.

Протей пришёл в отчаяние.

— Позвольте мне хотя бы собраться! — взмолился он, пытаясь выиграть время.

— Всё, что понадобится, тебе пришлют, — последовал ответ.

До чего же опечалилась Джулия, узнав, что ей предстоит разлука с возлюбленным на второй день после признания в любви! Она подарила Протею кольцо, сказав:

— Береги его на память обо мне!

Протей в ответ тоже подарил ей кольцо, и они расцеловались — двое влюблённых, полных решимости хранить друг другу верность до самой смерти.

И Протей отправился в Милан вслед за Валентином.

Тем временем Валентин влюбился в Сильвию, дочь герцога Миланского. Её насмешливые светлые глаза и каштановые локоны лишили его сна и покоя. Однажды Сильвия сказала ему, что хочет написать приветливое письмо одному другу, который мил её сердцу, но ей недосуг; не напишет ли Валентин это письмо за неё? Валентину, конечно, пришлось не по душе такое поручение, однако он его выполнил — и вручил Сильвии письмо, не скрывая обиды.

— Раз вы писали это письмо без всякой охоты, заберите его обратно! — приказала девушка.

— Синьора, оно ваше, — возразил Валентин.

— Нет, заберите! В нём не хватает нежности!

Обескураженный Валентин остался с письмом в руках. Он собирался уже писать другое — но слуга открыл ему глаза на то, что, по сути дела, Сильвия позволила Валентину написать от её имени любовное письмо… самому себе!

— Эта хитрость, — ухмыльнулся слуга, — так же незаметна, как флюгер на башне!

Конечно, он имел в виду, что уловка Сильвии слишком очевидна:

— Ведь вы писали часто ей, она ж из страха и приличий

Не отвечала вам — таков у честных девушек обычай.

Она боялась, что посыльный предаст её, и против правила

Любимому письмо любимой писать любимого заставила.

Когда Протей прибыл в Милан, Валентин представил его Сильвии — а позже, оставшись с другом наедине, принялся расспрашивать Протея о Джулии.

— Странно, — удивился Протей. — Раньше ты не хотел ничего о ней слышать. Разговоры о любви навевали на тебя скуку.

— Ах, — вздохнул Валентин, — теперь всё переменилось.

Еду и сон, всю жизнь и все желанья

Отныне заменила мне любовь.

— Похоже, ты обожествляешь Сильвию, — заметил Протей.

— Но она и вправду божество! — воскликнул Валентин.

— Ладно тебе, — попытался урезонить его Протей.

— Если и не божество, — уступил Валентин, — то, по меньшей мере, царица всех земных женщин!

— Кроме Джулии, — добавил Протей.

— Милый мой, — сказал Валентин, — я, так и быть, готов признать, что из всех женщин только твоя Джулия достойна нести шлейф моей дамы.

Протей изумился:

— Не слишком ли далеко ты зашёл в похвальбе?

Однако Протей уже видел Сильвию — и теперь вдруг всем сердцем ощутил, как перед её красотой меркнет образ золотоволосой Джулии. Протея одолели недостойные мысли, и он впервые в жизни себе признался: «Я самому себе дороже друга».

Если бы в тот злосчастный миг, когда Протей пренебрёг Джулией ради Сильвии, у него (как и у вещего старца, в честь которого он был назван) изменились не только мысли, но и внешность, — о, тогда Валентин сумел бы разгадать его чёрный замысел! Однако внешне Протей ничуть не изменился, он улыбался всё так же приветливо и дружелюбно, и Валентин доверил другу великую тайну: Сильвия обещала с ним бежать!

— Вот здесь, под плащом, — сказал Валентин, — у меня шёлковая верёвочная лестница с острыми крючьями, чтобы зацепить за подоконник.

Протей знал, почему Сильвия и её возлюбленный задумали побег. Дело было в том, что герцог вознамерился выдать дочь замуж за синьора Турио, напыщенного болвана, которого Сильвия терпеть не могла.

Протей надеялся, что, избавившись от Валентина, сумеет завоевать сердце Сильвии — особенно если герцог по-прежнему будет заставлять её слушать утомительную болтовню глупого Турио. И он отправился к герцогу со словами:

— Долг важнее дружбы! Мне горько предавать друга, но, ваша светлость, вы должны знать, что Валентин собрался нынче ночью бежать с вашей дочерью.

Протей умолял не выдавать его, и герцог пообещал, что Валентин даже не заподозрит, от кого стало известно о побеге.

В тот же день ближе к вечеру герцог вызвал к себе Валентина. Тот явился в плаще, под которым что-то топорщилось.

— Знаешь ли ты, — спросил герцог, — что я хочу выдать дочь за синьора Турио?

— Да, — ответил Валентин. — Что ж, он человек добродетельный и щедрый, как и подобает другу вашей светлости.

— Вот! А ей он не нравится! — сказал герцог. — Капризная, надменная, строптивая девчонка! Ни гроша не дам ей в приданое. Лучше я сам женюсь!

Валентин поклонился.

— Но я совсем не знаю, как в наши дни принято ухаживать за дамами, — добавил герцог. — Вот я и подумал: быть может, ты научишь меня, как завоевать сердце моей избранницы?

— Пробовали ли вы дарить ей драгоценности? — спросил Валентин.

— Пробовал, — вздохнул герцог.

— Если она отвергла один подарок, подарите ей другой — и вскоре даритель станет ей мил.

— Беда не в этом, — продолжал герцог. — Родные прочат её замуж за одного достойного молодого человека и потому держат взаперти. С ней даже словом трудно перемолвиться!

— Так предложите ей бежать, ваша светлость! — воскликнул Валентин. — На то есть верёвочные лестницы.

— Как же я пронесу такую лестницу? — спросил герцог.

— А она лёгкая, — ответил Валентин. — Её можно пронести под плащом.

— Под таким, как твой?

— Да, ваша светлость.

— Так одолжи мне его!

Валентин понял, что попался, — он не мог отказать герцогу. Тот распахнул его плащ и увидел письмо, надписанное: «К Сильвии». Герцог хладнокровно сорвал с письма печать и прочёл: «Сильвия, любимая моя! Сегодня же ночью ты будешь свободна».

— А вот и верёвочная лестница… — произнёс он. — Что же, задумано неплохо, но, как видишь, не без изъяна. Даю вам, синьор, ровно день на то, чтобы покинуть мои владения. Если задержитесь в Милане хоть на минуту дольше — вы умрёте.

С этими словами герцог повернулся и вышел.

Бедный Валентин пришёл в отчаянье:

— Без Сильвии ярчайший свет — не свет,

И радость мне без Сильвии — не радость.

Прежде чем покинуть Милан, он пришёл проститься с Протеем. Тот проявил себя отъявленным лицемером:

— Надежда — посох влюблённого, с ней и отправляйся в путь, — сказал он Валентину, которого сам же и предал.

Покинув Милан, Валентин и его слуга забрели в лес близ Мантуи, где некогда жил великий поэт Вергилий. Теперь же в этом лесу не осталось поэтов — лишь разбойники, нападавшие на путников. Схватили они и Валентина со слугой. Валентин спокойно и уверенно побеседовал с разбойниками, и те, восхитившись его разумными речами, решили сохранить ему жизнь — с условием, что он согласится стать их атаманом.

— Согласен, — сказал Валентин, — но только если вы освободите моего слугу и никогда больше не будете нападать на женщин и бедняков.

Это был ответ, поистине достойный Вергилия! Так Валентин стал атаманом шайки разбойников.

Теперь вернёмся к Джулии, которая с тех самых пор, как Протей уехал из Вероны, не находила себе места от тоски. Она умоляла свою служанку Лючетту, чтобы та придумала им способ свидеться.

— Дождитесь лучше, пока он вернётся, — сказала благоразумная Лючетта.

Джулия поняла, что Лючетта не составит ей компании в опасном приключении, и решила сама ехать в Милан, одевшись пажом.

— Тогда вам придётся отрезать волосы, — сказала Лючетта.

Она думала, что Джулия, услышав это, сразу откажется от своей затеи. Но та, к разочарованию Лючетты, придумала выход:

— А я завяжу их узлом!

Лючетта снова и снова пыталась высмеять план Джулии, но та твёрдо решила ехать, и все насмешки были для неё пустым звуком. В мужском костюме она полностью преобразилась. Никто не догадался бы, что перед ним девушка, а не юный паж.

И вот Джулия (взявшая себе мужское имя Себастьян) приехала в Милан. Перед дворцом герцога звучала прекрасная музыка.

— Это поют серенады поклонники синьоры Сильвии, — пояснили Джулии миланцы.

Внезапно из хора выделился один голос — и Джулия узнала его. Это был голос её Протея! Но что же он пел?

— Кто Сильвия? И чем она

Всех пастушков пленила?

Умна, прекрасна и нежна,

Велением богов дана

Ей чар любовных сила.

Джулия старалась не слушать, но две строки громом прогремели в её ушах:

— Друзья, среди чудес земли

Что Сильвии чудесней?

Выходит, Протей считал, что Сильвия прекраснее Джулии; а раз он на весь белый свет прославлял красоту Сильвии, то, похоже, не просто был неверен Джулии, но и вовсе позабыл её. Однако Джулия любила его по-прежнему. Она подошла к нему и попросилась в пажи — и Протей, ни о чём не подозревая, согласился.

Однажды он вручил ей кольцо — то самое, которое она подарила ему, прощаясь, — и сказал:

— Себастьян, отнеси это синьоре Сильвии и скажи, что я мечтаю получить её портрет, который она мне обещала.

Сильвия действительно обещала ему портрет, но Протей ей не нравился. Она беседовала с ним лишь по настоянию отца. Герцог осыпал Протея милостями, думая, что тот уговаривает Сильвию стать женой Турио. Сильвия же знала от Валентина, что в Вероне у Протея осталась возлюбленная, с которой он был обручён; поэтому, когда Протей говорил Сильвии нежности, она не могла не думать о том, что он предаёт и друга, и любимую.

Джулия принесла Сильвии кольцо, но та не приняла его:

— Я не оскорблю ту, которая подарила ему это кольцо!

— Она вас благодарит, — сказала Джулия.

— Так ты её знаешь? — удивилась Сильвия.

И Джулия принялась рассказывать ей о себе. Говорила она так ласково и нежно, что растроганная Сильвия решила, будто Себастьян влюблён в Джулию, и пожелала ему счастья. Она вручила Джулии обещанный Протею портрет — и, разглядев его, Джулия убедилась в том, что сама она ничуть не менее красива, чем Сильвия.

Вскоре во дворце поднялся переполох: Сильвия бежала! Герцог был уверен, что она отправилась вслед за изгнанником Валентином — и, конечно же, не ошибся. Он не мешкая бросился в погоню, а вместе с ним — Турио, Протей и слуги.

Преследователи поскакали в разные стороны. Протей и Джулия (в одежде пажа), ехавшие рядом, вдруг увидели Сильвию: разбойники захватили её в плен и теперь вели к своему атаману. Протей вызволил Сильвию из рук разбойников и сказал:

— Я спас вас от смерти — так подарите же мне хоть один приветливый взгляд!

— О, как я несчастна! — воскликнула Сильвия. — Уж лучше бы меня растерзал лев, чем быть обязанной этому предателю Протею!

Джулия молчала, но в душе у неё пели птицы. Протей же так разозлился на Сильвию, что, схватив её за плечи, принялся угрожать ей и запугивать.

— О небо! — взмолилась Сильвия.

В этот миг послышался треск ветвей. Это был Валентин: не разбирая дороги, он ломился сквозь лесные заросли на помощь Сильвии. Джулия испугалась, что он ударит Протея, и бросилась защищать неверного возлюбленного.

Но Валентин не поднял руку на вероломного товарища. Он лишь сказал:

— Протей, мне горько оттого, что я не могу больше тебе доверять.

Тут у Протея наконец заговорила совесть, и он упал на колени:

— Прости меня! О, как я виноват! Мне очень стыдно!

— Что ж, тогда ты снова мне друг, — сказал великодушный Валентин. — И если Сильвия, потерянная мною, полюбит тебя, то, клянусь, я не буду мешать вашему счастью и благословлю обоих.

Услышав эти слова, Джулия ахнула и упала в обморок. Валентин привёл её в чувство и спросил:

— Что с тобой, мальчик?

— Я вспомнил, — солгала Джулия, — что забыл вручить синьоре Сильвии кольцо.

— Покажи-ка мне его, — велел Протей.

И Джулия показала ему кольцо — но другое, то, которое он подарил ей, покидая Верону.

Протей взглянул на её руку и покраснел до корней волос.

— Я изменила свою внешность, когда ты изменил своему слову, — сказала Джулия.

— Но я люблю тебя! — воскликнул Протей. — Я вновь тебя люблю!

Тут появились разбойники, ведя свою добычу — герцога и Турио.

— Не трогать герцога! — властно приказал Валентин.

— Да тут Сильвия! — крикнул Турио. — Она моя!

— Только прикоснись к ней — и ты покойник, — сказал Валентин.

— Не такой я глупец, чтобы из-за неё рисковать жизнью, — пошёл на попятный Турио.

— Тогда ты подлец! — возмутился герцог. — Иное дело ты, Валентин! Мне по душе твоя храбрость. Возвращайся в Милан и женись на Сильвии. Ты заслужил её!

— Благодарю вас, ваша светлость! — с признательностью произнёс Валентин. — Но у меня есть ещё одна просьба.

— Я её исполню, — пообещал герцог.

— Простите этих разбойников, ваша светлость, они такие же изгнанники, как и я. Это достойные люди, им можно поручить важные дела.

— Прощаю и тебя, и их, — сказал герцог. — Пусть зарабатывают на жизнь честным трудом.

— А как вам нравится этот паж, ваша светлость? — спросил Валентин, указывая на Джулию.

Герцог окинул её взглядом и произнёс:

— Мальчишка грациозен.

— От граций больше в нём, чем от мальчишки, — рассмеялся Валентин.

И единственным наказанием вероломному Протею стало то, что ему пришлось, сгорая со стыда, выслушать рассказ о приключениях Джулии-Себастьяна из Вероны.

Опубликовано: 27 февраля 2019

Просмотров: 1959

Удивительные сюжеты Шекспира Несбит Эдит Конец — делу венец

[32]

Году этак в тысяча триста каком-то во дворце графини Руссильонской, что близ Пиренеев, царила печаль. Ещё совсем недавно графиня похоронила мужа, а теперь король Франции вызвал её сына Бертрама в Париж, за сотни миль от родного дома.

Юный Бертрам был красавцем — кудри, брови дугой, соколиный взор. Однако он был невежествен и высокомерен, ему ничего не стоило солгать ради собственной выгоды, и лицо его при этом оставалось невозмутимым, как сама правда. Но красота есть красота, и Елена, воспитанница графини, сходила с ума от любви к Бертраму.

Елена была дочерью искуснейшего врачевателя, служившего графу Руссильонскому Умирая, отец оставил ей в наследство свои чудодейственные рецепты; в них и состояло всё её богатство.

Итак, Бертрам отправился в Париж. На лице Елены было написано отчаяние, и это не укрылось от глаз графини. Утешая девушку, графиня сказала, что любит её, как родную дочь. При этих словах глаза Елены наполнились слезами. Да, думала она, Бертрам мне — как брат, а я ему — как сестра; мне никогда не стать его женой. Графиня разгадала причину её слёз, и Елена призналась, что любит Бертрама и поклоняется ему, точно солнцу, которое не замечает её с небес…

И всё же Елена надеялась, что солнце взглянет на неё со своей недосягаемой высоты. Ради этого она решила завоевать признательность короля Франции, которого давно терзала мучительная болезнь. Величайшие придворные доктора отчаялись исцелить его. Елена же верила, что сумеет поставить короля на ноги с помощью испытанного средства, которое завещал ей отец.

Нежно простившись с графиней, Елена отправилась в Париж и добилась встречи с королём. Король был с ней учтив и любезен, однако намекнул, что считает её шарлатанкой:

— Как я могу довериться простой девушке, когда светила медицины сказали, что наука здесь бессильна?

На это Елена ответила:

— Пусть я слаба; но часто небеса

Творят руками слабых чудеса.

И добавила:

— Я верю твёрдо, нет в душе сомненья:

Бальзам целебен, ждёт вас исцеленье!

И если я не сумею вас вылечить, пусть меня казнят!

— А если сумеешь, — спросил король, — то какой награды ты попросишь?

— Я попрошу ваше величество дать мне в мужья того, кого я пожелаю!

Видя серьёзность и решительность девушки, король доверился ей — и через два дня его болезнь бесследно прошла.

Король созвал своих придворных, и в тронном зале собрался весь цвет молодого дворянства. Возможно, другую девушку, выросшую, как и Елена, в глуши, ослепила бы красота юных аристократов, и она растерялась бы, не зная, кого выбрать. Но Елена спокойно скользила взглядом по лицам, пока не нашла графа Руссильонского — Бертрама. Подойдя к нему, Елена сказала:

— Боюсь сказать, что вас я выбираю,

Но и себя и всё, чем обладаю,

Вручаю вам.

И громко добавила — так, чтобы услышал король:

— Вот мой избранник!

— Бертрам, — сказал король, — отныне она твоя жена.

— Моя жена, государь?! — переспросил изумлённый Бертрам. — Молю вас, ваше величество, позвольте мне самому выбирать себе жену!

— Знаешь ли ты, что сделала эта девушка для твоего короля? — спросил монарх, относившийся к Бертраму, как к родному сыну.

— Знаю, ваше величество, — ответил Бертрам. — Но неужели я должен жениться на дочери простого лекаря, которая и воспитание-то получила лишь по милости моего отца?

— Ты презираешь её за низкое звание? Но я могу её возвысить! — сказал король и задумчиво добавил: — Не странно ли, что ты судишь о людях по крови? Ведь если налить в один сосуд твою кровь и кровь какого-нибудь бедняка, одну не отличить от другой…

— Я никогда её не полюблю! — запальчиво выкрикнул Бертрам.

— Ваше величество, — тихо произнесла Елена, — не принуждайте его. Я счастлива, что исцелила короля ради Франции, и мне не надо другой награды.

— Задета моя честь, — возразил король. — Я проучу этого дерзкого, заносчивого мальчишку! Смири гордыню, Бертрам. Ты женишься на этой девушке — или узнаешь, что такое гнев короля. Итак, твой ответ?

Бертрам низко поклонился и сказал:

— Одарив девушку своей милостью, вы наделили её благородством. Я подчиняюсь королевской воле.

— Возьми её за руку, — приказал король, — и назови женой.

Бертрам повиновался, король благословил их союз, и молодых тут же обвенчали.

Но даже страх перед королём не мог заставить Бертрама полюбить Елену, и он ходил мрачнее тучи. Масла в огонь подлил его приближённый по имени Пароль — отъявленный подлец и негодяй. Он сказал, что теперь из-за какой-то «бабёнки» Бертраму придётся торчать дома, вместо того чтобы сражаться, как пристало дворянину. Это оказалось последней каплей, и Бертрам, несмотря на королевский запрет, заявил, что немедленно отправляется в Италию, в военный поход.

— Поход не труден, не страшна война,

Когда в дому постылая жена.

Бертрам приказал Елене покинуть королевский двор и возвращаться в Руссильон. Вручив ей два письма — для матушки и для неё самой — и холодно простившись, он ускакал прочь.

Елена вскрыла письмо, адресованное ей, и прочла: «Когда ты завладеешь кольцом, которое я не снимаю со своего пальца, — только тогда можешь называть меня своим мужем. Но такое тогда означает никогда…»

С сухими глазами, не проронив ни слезинки, Елена пришла проститься с королём. Король, однако, заподозрил неладное и дал ей перстень со своей руки, сказав при этом:

— Дитя моё, если ты пришлёшь мне этот перстень, я пойму, что ты в беде, и приду тебе на помощь.

Елена не показала ему письмо от Бертрама, боясь, что король в гневе казнит молодого графа, посмевшего его ослушаться. Она вернулась в Руссильон и вручила второе письмо графине — своей названной матери, а теперь и свекрови. Послание оказалось кратким и полным горечи. «Я бежал из Франции, — гласило оно. — Если мир действительно велик, то я всегда буду далеко от этой женщины».

— Не сокрушайся, — сказала благородная вдова покинутой жене. — Я изглажу его имя из своего сердца; теперь у меня только одно дитя — ты.

Однако вдовствующая графиня всё же любила сына и пыталась оправдать его. Его поведение она объясняла дурным влиянием Пароля, которого называла дряннейшим малым, с грязною душой.

Елена задержалась в Руссильоне совсем ненадолго. Она облачилась в паломнические одежды и, оставив прощальную записку свекрови, тайно отправилась во Флоренцию.

Прибыв туда, она спросила у одной горожанки дорогу к постоялому двору, но та принялась горячо упрашивать «святую паломницу» остановиться у неё. Женщина оказалась вдовой; у неё была дочь-красавица по имени Диана. Узнав, что Елена из Франции, Диана сказала:

— Здесь одного из земляков своих

Увидите сейчас. На поле брани

Он славно отличился.

Однако потом оказалось, что граф Руссильонский — а это был именно он — отличился не только славными подвигами, но и бесславным поведением. Он ухаживал за Дианой, не скрывая, что женат! Но Диана слышала от Пароля, что жена графа — ничтожество, о котором и говорить не стоит.

Вдова, мать Дианы, тревожилась за свою дочь. Елена решила открыться ей и признаться, что она графиня Руссильонская.

— Ваш муж всё время просит у Дианы прядь волос, — сказала вдова.

Елена горько усмехнулась — её волосы были так же красивы, как волосы Дианы, и точно такого же цвета! И тут ей в голову пришла замечательная мысль:

— Вот кошель с золотом — возьмите его, он ваш. Я дам Диане ещё три тысячи крон, если она поможет мне осуществить мой план. Она должна пообещать моему мужу свой локон в обмен на кольцо, которое он носит на пальце не снимая. Это кольцо — фамильная реликвия. Его носили пять графов Руссильонских, однако же мой муж наверняка согласится отдать его за прядь волос вашей дочери. Только пусть Диана поставит графу условие: он срежет её локон в полной темноте и в полном молчании — девушка не вымолвит ни слова!

Вдова внимательно слушала, сжимая кошелёк с золотом, и наконец произнесла:

— Я согласна — если Диана согласится.

И Диана согласилась.

Как ни странно, мысль о том, чтобы отрезать прядь волос в тёмной комнате у молчащей девушки, настолько обрадовала Бертрама, что он тотчас отдал Диане кольцо, и она сказала ему, куда и когда прийти. В назначенное время граф с острым ножом в руке явился в указанное место. Во тьме, отрезая локон, он прикоснулся к нежному лицу — и ушёл счастливый и полный восторга, а на пальце его поблескивал перстень, подаренный ему в тёмноте и безмолвии.

Тем временем война почти закончилась; однако в последние её дни случилась история, показавшая Бертраму, что человек, имевший наглость назвать его жену «бабёнкой», сам был трусливее многих женщин. Пароль был такой хвастун и щёголь, что французские офицеры решили сыграть с ним шутку и показать графу, чего стоит его приближённый.

Пароль, который потерял на поле боя полковой барабан, заявил, что отыщет его во что бы то ни стало, даже если это будет стоить ему жизни. Однако ничего искать он не стал — просто бродил и выдумывал для графа историю о том, как геройски отбивал барабан у врагов, но силы были неравны…

Не успел Пароль досочинить этот лживый рассказ, как его внезапно окружили, отняли оружие и завязали глаза.

— Трока мовезус! Карго, карго, карго! — сказал французский дворянин, разыгрывая роль противника.

«Что за тарабарщина?» — недоумевал Пароль.

Тут заговорил другой француз, притворившийся переводчиком:

— Он говорит, что нужно принести орудия пытки, иначе ты ничего не скажешь.

— Я всё скажу! — закричал Пароль. — Я не смогу ничего добавить, даже если вы сотрёте меня в порошок!

И на этот раз Пароль сдержал слово: он рассказал «врагам», какова численность конницы и пехоты у флорентийского герцога, да ещё и попотчевал их грязными выдумками о командирах (тех самых, которые его сейчас допрашивали!).

При допросе присутствовал и Бертрам. Он с отвращением слушал, как зачитывают найденное у Пароля письмо к Диане, в котором тот обзывал графа «набитым дураком».

— Это же Пароль, ваш преданный друг, — с насмешкой и укоризной шепнул Бертраму один дворянин.

— Теперь он для меня хуже кошки, — ответил Бертрам, который терпеть не мог наших с вами мурлыкающих любимцев.

Наконец Пароля отпустили восвояси, но с тех пор он прекратил бахвалиться и вёл себя тише воды ниже травы.

А мы с вами последуем за Еленой, которая вернулась во Францию, но прежде пустила слух о своей смерти. Вдовствующей графине Руссильонской этот слух принёс Лафё — дворянин, мечтавший выдать свою дочь Мадлен замуж за Бертрама.

Король скорбел по Елене:

— Сокровище утратили мы в ней!

Однако он примирился с утратой, дал согласие на новый брак Бертрама и даже сам приехал в Руссильон, чтобы присутствовать на свадьбе.

— Пусть Бертрам подойдёт ко мне, — приказал король.

Бертрам с боевым шрамом на щеке упал на колени перед его величеством. Он сказал, что был влюблён в дочь Лафё ещё до того, как женился на Елене, потому-то и не смог по достоинству оценить жену — и полюбил её лишь теперь, когда стало слишком поздно.

— Чтоб мы как должно ценное ценили,

Оно должно покоиться в могиле, — сказал король. — Забудь прекрасную Елену и отправь Мадлен обручальный перстень в качестве подарка.

Бертрам снял с пальца перстень и протянул его Лафё. Но тот возмущённо воскликнул:

— Это же перстень Елены!

— Нет! — ответил Бертрам.

Тут король попросил взглянуть на перстень.

— Этот перстень я подарил Елене, чтобы она послала его мне, если вдруг попадёт в беду и будет нуждаться в моей помощи. Как тебе удалось выманить у неё то, что было для неё ценнее всех сокровищ; то, что помогло бы ей избежать смерти?

Как ни оправдывался Бертрам, даже его мать подтвердила, что перстень принадлежал Елене.

— Ты лжец! — прогремел король. — Взять его!

Стражники схватили растерянного и недоумевающего Бертрама. Он никак не мог понять, почему перстень, подаренный ему (как он думал) Дианой, как две капли воды похож на перстень Елены.

Тут вошёл какой-то дворянин и попросил позволения вручить королю прошение. Король зачитал его вслух. Это оказалась жалоба от некоей Дианы Капилетти. Она молила короля приказать Бертраму жениться на ней — на девушке, которую тот, добившись её любви, бросил.

— Лучше уж я куплю себя зятя на ярмарке, — воскликнул Лафё, — чем выдам дочку за Бертрама!

— Впустите просительницу! — повелел король.

Перед Бертрамом предстали Диана и её мать.

Бертрам упрямо отрицал всё, что говорила Диана, обвинял её во всех грехах, называл низкой лгуньей. Однако Диана спросила его: если она так плоха, почему же тогда он подарил ей своё фамильное кольцо?

Бертрам был готов провалиться сквозь землю, однако щедрая судьба одарила его великой милостью: в зал вошла Елена!

— Что за чудо? — изумился король. — Уж не призрак ли это?

— О, прости меня! Прости! — взмолился Бертрам.

Елена протянула мужу его фамильное кольцо:

— Вот, твоё кольцо у меня. Будешь ли ты теперь меня любить?

— До конца моих дней! — воскликнул Бертрам.

— Тут, наверно, резали лук, иначе откуда у меня эти слёзы на глазах? — пошутил растроганный Лафё.

Поняв наконец, чем объясняется поступок юной Дианы, король похвалил её. Ведь эта отважная девушка ради Елены согласилась разоблачить недостойного Бертрама — не только перед королём, но и перед ним самим. Гордыня Бертрама была сломлена, и ходили слухи, что после всей этой истории он стал для прекрасной Елены не таким уж плохим мужем.

Опубликовано: 27 февраля 2019

Просмотров: 1125

Удивительные сюжеты Шекспира Несбит Эдит Мера за меру

[30]

Много веков назад, сколько — уж и не упомним, в городе Вене царили весьма вольные нравы — а всё потому, что герцог венский правил чересчур мягко, ибо был добросердечен и не любил причинять неприятности своим подданным, пусть даже они порой и преступали закон.

И знаете, к чему всё это привело? К тому, что слишком многие жители Вены стали вести себя дурно. Герцог только качал головой при виде длинного списка нарушителей закона. Наконец он решил, что больше терпеть это нельзя. Порок должен быть наказан! Однако герцогу хотелось, чтобы его по-прежнему любили в народе. Он прекрасно понимал, что если после стольких лет попустительства греху вдруг проявит строгость, то прослывёт тираном.

И вот что придумал герцог. Он сказал своему советнику, что должен немедленно ехать в Польшу по делам государственной важности.

— А на время своего отсутствия, — добавил герцог, — я выбрал наместника. Им будет Анджело.

Но — увы! — этот самый Анджело, несмотря на благородное происхождение, на поверку оказался человеком низким и подлым. Несколькими годами раньше он обручился с девушкой по имени Мариана, но когда она, по несчастью, лишилась наследства, Анджело передумал жениться и стал избегать её. Бедняжка Мариана жила уединённо, втайне надеясь, что корыстный Анджело вновь постучится в её дверь, — ведь она всё ещё любила его.

Назначив Анджело своим наместником, герцог отправился к монаху, брату Фоме, и попросил у него монашеское платье, а также наставления о том, как давать людям душеспасительные советы. Герцог вовсе не собирался в Польшу — у него были другие планы: остаться в Вене и тайком понаблюдать, как будет править Анджело; не вскружит ли власть ему голову?

В первый же день своего пребывания у власти Анджело приговорил к смерти молодого дворянина по имени Клавдио. Юноша, поддавшись чувствам, и впрямь совершил неосмотрительный поступок и заслужил суровое порицание — но никак не смертную казнь!

У Клавдио был чудак-приятель, которого звали Лючио. Чтобы помочь другу сохранить жизнь и обрести свободу, этот Лючио придумал вот что: Изабелла, молодая и прекрасная сестра Клавдио, должна вступиться за него перед наместником.

Изабелла в то время жила при монастыре. У неё не было возлюбленного, никто ещё не завоевал её сердце, и она всерьёз размышляла о том, чтобы сделаться монахиней.

Нашлись у Клавдио и другие защитники. Эскал, старик вельможа, тоже уговаривал Анджело проявить милосердие. Он говорил, что наместник должен быть

Не обухом, крушащим наповал,

А тонким краем лезвия щадящим.

Спасёмте Клавдио! Его отец

Преблагороднейшим был человеком.

Но Анджело оставался глух к мольбам:

— Если бы суд признал виновным меня, я подчинился бы велению закона и не стал просить поблажек.

И он приказал тюремщику, чтобы Клавдио был казнён назавтра в девять часов утра.

Как только Анджело отдал этот приказ, ему доложили, что сестра приговорённого молит о встрече с ним.

— Что ж, пусть войдёт, — разрешил Анджело.

В сопровождении Лючио вошла прекрасная Изабелла и бросилась к наместнику со словами:

— Я к вашей милости просительницей скорбной!

— Покороче, — приказал Анджело.

Услышав, каким ледяным тоном он бросил это слово, Изабелла покраснела и от этого стала ещё красивее.

— У меня есть брат, — продолжала она, — приговорённый к смертной казни. Я умоляю вас: казните грех, но пощадите брата.

— Невозможно покарать грех, не карая грешника. — ответил Анджело. — Если пощадить виновного, правосудие не свершится.

Потеряв надежду, Изабелла собралась было уходить, но Лючио шепнул ей: «Что за холодность, что за робость! Вы же не булавку просите!»

Изабелла приободрилась и вновь обратилась к Анджело, горячо моля его пощадить брата. Даже когда Анджело сказал: «Не прощу», — она всё равно молила; даже когда он отрезал: «Поздно, приговор вынесен», — Изабелла всё ещё пыталась достучаться до его сердца. Но доводами разума Анджело было не пронять.

Чего только не говорила наместнику Изабелла! Она сказала, что милосердие красит могущественного владыку. Она сказала, что весь род людской был обречён, но Спаситель сжалился над ним. Сказала, что обладать великанской силой прекрасно, но применять её следует с поистине великанской мудростью. Что молния поражает дуб, но щадит тонкую иву. Наконец Изабелла произнесла: — В своём поройтесь сердце; если там

Найдёте ту ж вину, что и у брата,

То да не повернётся ваш язык

На плаху слать его.

И в этот миг Анджело и впрямь нашёл в своём сердце точно такую же вину. Он понял, что сражён красотой Изабеллы и ради этой красоты готов сделать то, чего не сделал бы из человеколюбия.

Притворившись, будто смягчился, он сказал:

— Придите ко мне завтра до полудня.

Так Изабелле удалось продлить жизнь брата хотя бы на несколько часов.

Когда она ушла, Анджело стал терзаться муками совести. Он жестоко корил себя за то, что готов поддаться искушению и пренебречь долгом судьи:

— Судить ли вора, когда воруют судьи?

И когда наутро Изабелла пришла к нему, он заявил:

— Ваш брат умрёт.

Изабелла была потрясена (не такого ответа она ждала!), но сказала лишь:

— Что ж, храни вас Бог, ваша честь, — и повернулась, чтобы уйти.

Однако в это самое мгновение Анджело понял, что долг и честь для него — ничто в сравнении с угрозой навсегда потерять Изабеллу!

— Подари мне свою любовь, — сказал он, — и я пощажу Клавдио.

Тут Изабелла поняла, что Анджело вовсе не так справедлив, как кажется.

— Мой брат скорее ляжет головой на двадцать кровавых плах, чем позволит мне стать твоей! — в негодовании воскликнула она.

Изабелла отправилась к брату в тюрьму с горестной вестью о том, что он всё-таки будет казнён. Поначалу Клавдио храбрился и хвастался, что примет смерть в объятья, как невесту. Но ясно осознав, что Изабелла может спасти его, выйдя за Анджело, Клавдио понял, что собственная жизнь ему дороже, чем счастье сестры, и воскликнул:

— Сестра моя! Даруй мне жизнь!

— О низкий трус! — содрогнулась Изабелла. — Бесчестное животное!

Но тут появился герцог, переодетый монахом и называвший себя братом Людовиком. Он попросил Изабеллу на минутку задержаться и побеседовать с ним.

Мнимый монах рассказал Изабелле, что Анджело был обручён с Марианой, и поведал печальную историю её любви. А затем он изложил девушке свой хитроумный план. Вот что придумал герцог: Мариана в монашеском одеянии, укрыв лицо покрывалом, придёт к Анджело и голосом, похожим на голос Изабеллы, скажет, что готова выйти за него замуж, если он пощадит Клавдио. При этом она снимет у него с мизинца кольцо, которое потом послужит доказательством того, что к нему приходила именно Мариана.

Изабелла, конечно же, была преисполнена почтения к монахам — ведь и сама она уже почти стала монахиней. Поэтому она сразу согласилась, и они договорились встретиться у Марианы — в сельском доме, окружённом рвом.

На улице герцог встретил Лючио. Увидев монаха, тот крикнул ему:

— Нет ли новостей о нашем герцоге, святой отец?

— Я не слыхал, — ответил герцог.

Тогда Лючио принялся потчевать герцога нелепыми россказнями об Анджело, а потом и о самом герцоге, с которым якобы водил дружбу. Герцог, конечно, возражал ему. Тогда Лючио, чтобы придать вес своим словам, сказал, что хотя он и любит герцога, тот всё же пустейший, невежественный, легковесный малый.

— Герцог прекрасно меня знает, — добавил он.

— Он узнает тебя ещё лучше, если я доживу до его возвращения, — угрюмо проворчал герцог и двинулся дальше.

Вскоре он встретил Эскала и спросил, что тот думает о герцоге, своём господине. Эскал, полагая, что беседует с монахом, ответил:

— Герцог — человек благородный и воздержанный; он больше радуется веселью других, чем веселится сам.

Наконец герцог дошёл до дома Марианы. Вскоре туда же явилась Изабелла, и герцог познакомил их. (Разумеется, обе они считали его монахом.) Девушки удалились, чтобы наедине обсудить спасение Клавдио. Пока они тихо и взволнованно перешёптывались, герцог выглянул в окно, увидел покосившиеся строения, клумбы, поросшие мхом, и понял, что Мариана равнодушна к сельскому житью. Многие женщины с радостью возделывают сад и растят цветы — многие, но не она. Мариана была создана для городской жизни. Герцог уверился, что, выйдя замуж за Анджело, Мариана не станет несчастнее.

— Мы сговорились, святой отец, — сказала Изабелла.

И Анджело был обманут той самой девушкой, чью любовь когда-то отверг. Зато теперь он собственной рукой надел ей на палец кольцо с молочно-белым камнем, вспыхивавшим на солнце удивительными красками.

Узнав, что затея его удалась, герцог на следующий день явился в тюрьму. Он ожидал услышать, что получен приказ об освобождении Клавдио. Однако никакого приказа не оказалось, зато тюремщику вручили некое письмо. Каково же было изумление герцога, когда тюремщик вскрыл письмо и вслух прочёл:

— Каких бы иных указаний вы ни получили, казните Клавдио в четыре часа утра, а к пяти пришлите мне его голову.

— Думаю, вы должны предъявить наместнику какую-нибудь другую голову, — сказал вдруг герцог и с этими словами достал письмо и печатку. — Вот, посмотрите: почерк герцога, а вот его печать. Уверяю вас, он вскоре вернётся, но Анджело об этом не ведает. Пошлите Анджело другую голову.

«Должно быть, этот монах знает что говорит, — подумал тюремщик. — Это действительно печатка герцога, да и почерк его мне знаком».

Поразмыслив, он произнёс:

— Сегодня утром в тюрьме умер молодой пират. Лет ему примерно столько же, сколько и Клавдио, и борода того же цвета. Вот его-то голову я и предъявлю.

И действительно, в указанное время Анджело получил голову пирата и ни на миг не усомнился в том, что это голова Клавдио.

Тут по городу разнеслась весть о возвращении герцога. Жители Вены сбежались на площадь и на радостях даже сняли с петель городские ворота, открывая путь любимому правителю. Пришли туда и Анджело с Эскалом, и герцог сердечно поблагодарил их за то, что в его отсутствие они хорошо управлялись с делами.

Но Анджело ожидал весьма неприятный сюрприз: Изабелла, разгневанная его вероломством, бросилась в ноги герцогу и взмолилась о справедливости.

Услышав её рассказ, герцог воскликнул:

— Она оклеветала моего наместника, мою правую руку! В тюрьму её! Но погоди: кто подучил тебя так поступить?

— Брат Людовик, — ответила девушка.

— Какой ещё брат Людовик? — спросил герцог. — Кто-нибудь знает его?

— Я знаю, государь, — подал голос Лючио. — Я его однажды побил за то, что он ругал вашу светлость последними словами.

— Неправда! — вмешался монах по имени Пётр. — Брат Людовик — святой человек!

Изабеллу увели стражники, но тут вперёд вышла Мариана. Она откинула с лица покрывало и сказала Анджело:

— Вот лицо, на которое ты когда-то не мог наглядеться!

Анджело холодно взглянул на Мариану, а она протянула руку со словами:

— А вот рука, которую ты сжимал вчера в своём саду, думая, что держишь руку Изабеллы!

— Я знаю эту женщину, — сказал Анджело. — Когда-то давно у нас с ней шли разговоры о свадьбе, но потом я обнаружил, что она чересчур легкомысленна.

Мариана опустилась на колени перед герцогом и поклялась, что они с Анджело связаны нерушимым обетом. Анджело же возмущённо произнёс, что всё это — козни брата Людовика, и попросил герцога, чтобы тот велел разыскать монаха.

— Его приведут, — пообещал герцог.

Он попросил Эскала расследовать дело и воздать клеветникам по заслугам, поскольку сам он, герцог, вынужден ненадолго удалиться. С этими словами герцог ушёл — и вскоре появился вновь, но уже под видом брата Людовика и в сопровождении тюремщика. С ними шла Изабелла. Эскал приступил к допросу, но не столько расследовал дело, сколько оскорблял «брата Людовика» и угрожал ему. А Лючио и вовсе заявил, что этот нахальный монах обзывал герцога дураком и трусом, а он, Лючио, за это оттаскал его за нос — и пусть только посмеет сказать, что дело было не так!

— В тюрьму его! — прогремел голос Эскала, но как только тюремщик приблизился к «монаху», тот откинул капюшон — и все ахнули, узнав герцога!

— Ну что же, — сказал герцог, обращаясь к Анджело, — если тебе достанет наглости защищаться — начинай, мы тебя послушаем.

— Я сознаюсь — и об одном прошу:

О быстром приговоре и о казни, — таков был ответ Анджело.

— Был ли ты обручён с Марианой? — спросил герцог.

— Был, — ответил Анджело.

— Тогда женись на ней немедля, — приказал ему герцог. — Брат Пётр, обвенчайте их и возвращайтесь с ними сюда.

Затем герцог обратился к Изабелле.

— Прошу вас, подойдите, Изабелла, — сказал он нежно. — Ваш духовник — теперь ваш государь, и он горько сожалеет о том, что не успел спасти вашего брата.

На самом-то деле хитрец-герцог прекрасно знал, что Клавдио цел и невредим.

— О государь, — воскликнула Изабелла, — простите, что я утруждала вас своими заботами.

— Вы прощены, — улыбнулся герцог.

Тут появились новобрачные — Анджело и Мариана.

— А теперь, Анджело, — сказал герцог сурово, — ты пойдёшь на ту же плаху, где сложил голову Клавдио!

— О милосердный государь, — разрыдалась Мариана, — не обращай в насмешку мой брак, не отнимай у меня мужа!

— Добудешь себе другого, достойного, — ответил герцог.

— Государь, мне не надо никого достойнее! Мне нужен он один!

К мольбам Марианы присоединилась добрая Изабелла, но герцог по-прежнему притворялся непреклонным.

— Скажи-ка, — повернулся он к тюремщику, — как получилось, что Клавдио был казнён в неположенный час?

Боясь признаться, что обманул Анджело, тюремщик уклончиво ответил:

— Я получил записку.

— Я лишаю тебя должности! — объявил герцог, и тюремщик удалился.

— Мне жаль, что я причинил столько горя, — проговорил Анджело. — Смерть заслужил я ио ней прошу.

Вдруг толпа оживилась: появился тюремщик, а с ним какой-то человек, закутанный в плащ.

— Кто это? — заволновались все.

И тюремщик, заранее радуясь собственной шутке, произнёс:

— Это человек, которого я спас, и он как две капли воды похож на Клавдио!

Довольный герцог рассмеялся и сказал Изабелле:

— Раз он на брата вашего похож,

То ради брата мы его прощаем.

А ради вашей сущности прелестной

Мне руку дайте; согласитесь быть

Моей — и Клавдио мне станет братом.

Изабелла радостно протянула ему руку — и герцог простил Анджело, а тюремщика поблагодарил и повысил в должности. Зато болтуна и злостного обманщика Лючио он сурово наказал: заставил жениться на сварливой толстухе!