Поиск

Забытое приключение Тарзана

Оглавление

Глава 23 Забытое приключение Тарзана ― Берроуз Эдгар

Жители Ура в ужасе бежали из пылающего и разрушающегося города, в первую очередь, выбираясь на дорогу, чтобы использовать её в качестве пути эвакуации. Время Ура закончилось, так как сейчас, прямо на глазах Хенсона и Билли, городские стены начали рушиться и падать вперед в ров, являя их взорам большой, горящий город.

А потом и сам город начал тонуть. Он оседал в массивную дыру в земле с взрывами и выбросами темной пыли, что клубилась и смешивалась с черным дымом, который уже нависал над городом, как прокаженная змея.

Все, что осталось от Ура, теперь было лишь огромной темной дырой.

— О, Боже, — прошептал Хенсон. — Никто бы не смог пережить такое.

— Не будьте так уверены в этом, — сказал Билли, выступая из-под деревьев джунглей вперед на травянистую равнину. — Посмотрите туда.

Двигаясь и волоча носилки, к ним шли Хант Джин, и кто-то третий, которого они не признали.

— Боже мой, — произнес Хенсон. — Слава Богу.

Оставив Уилсона, связанного и без сознания, они рванулись через пастбище в сторону троицы.

Джин не могла поверить своим глазам. — Отец!

Они оставили Джад-бал-джа лежать на носилках, и девушка подбежала к отцу, который схватил её в объятья, и, крепко обнимая, покрыл лицо поцелуями. — Я думал, что потерял тебя, — сказал он.

— А я, что тебя, — сказала она.

Хант вышел вперед и пожал руки Хенсона и Билли. Билли посмотрел на Ньяму. — Я не знаю вас.

— А я вас тоже, — ответила Ньяма. — Но выглядите вы очень хорошо.

— И вы тоже.

— Это не означает, что вы мне нравитесь, — усмехнулась Ньяма. — Вы просто выглядите хорошо.

— Нет, — сказал Билли, но это лучше так, чем думать, что я похож на задницу зебры.

Джин быстро представила Ньяму всем, а затем сказала: — Мы должны присмотреть за львом Тарзана. Он был ранен, спасая наши жизни.

Нкима начал скакать вверх и вниз, наделав столько шума, что хватило бы и для товарного вагона, полного обезьян.

— Я думаю, что мы недооцениваем обезьяну Тарзана, — сказал Хант. — Он очень расстроен.

— Хорошая обезьянка, — сказала Джин и погладила голову Нкимы. Маленькая обезьяна, казалось, успокоилась. Он вскочила на плечо Джин и устроилась там.

— А где Тарзан? — спросил Хенсон.

Настроение Джин упало. Она повернулась и посмотрела в сторону, где когда-то был город Ур. — Я не знаю… Но я сомневаюсь, что он жив.

Билли сказал: — Если кто-то и смог выжить, столкнувшись с такими вещами, это мог быть лишь Тарзан. Никто другой бы не смог. Но Тарзан мог…

— Я думаю, что ты прав, — сказал Хенсон. — По крайней мере, мне хочется так думать.

— Давайте пойдем домой, — сказала Джин. — И забудем про Ур.

— Насколько я понимаю, — сказал Хенсон. — Он все также остается затерянным городом.

Билли и Хенсон помогли оттащить Джад-бал-джа туда, где лежал без сознания Уилсон. Они снова обработали раны льва, и когда Уилсон очнулся, двинулись назад, откуда пришли, на поиски стреноженных зебр. Но вскоре стало очевидным, что некоторые из бегущих жителей Ура забрали скакунов себе, поэтому они продолжили свой путь пешком, а маленький Нкима фактически направлял их, ведя правильным путем.

Путникам понадобился месяц, и у них было много трудностей, но были и положительные побочные эффекты. Любовь расцвела между Билли и Ньямой, а Джин решила, что Хант был не столь глупым и некомпетентным, как она первоначально думала. В конце месяца они достигли окраин цивилизации, стремясь поскорее передать Уилсона властям и покинуть джунгли.

К этому времени Джад-бал-джа поправился и начал ходить, и за день до того, как партия Хенсона достигла цивилизованных мест, лев и Нкима просто исчезли. Но не раньше, чем Джад-бал-джа убил газель и оставил ее в лагере в качестве прощального подарка. Хенсон и его отряд приготовили мясо и съели его, и они никогда больше не видели Тарзана, Нкимы или Джад-бал-джа снова.

***
Внизу, в пыльных недрах земли, Тарзан шел вперед. Он пролежал без сознания в течение нескольких часов, но сейчас он двигался. Земля обсыпалась на него, и, как волна, смыла его прямо на слабую стену туннеля и протолкнула через нее, и, наконец, когда поток лавины остановился, человек-обезьяна очнулся в глубокой пещере, со стенами, светящимися фосфоресценцией, под, насыпью, из грязи у его ног.

Тарзан сел и обнаружил рядом с собой пустую кожистую оболочку от яйца Эбопы. Маленькое создание освободилось.

Тарзан понюхал воздух. Существо направлялось вниз по склону пещеры, к центру Земли. Этот маршрут был, скорее всего, тем, по которому прибыл самый первый Эбопа, и по причине какого-то несчастного случая он был отрезан от своего мира. Тварь была поймана в ловушку в пещерах. И теперь, благодаря другому случайному капризу природы, последний Эбопа открыл путь для одного из своих потомков, чтобы тот вернулся к своим истокам.

Тарзан решил попытаться достичь вершины, но оказалось, что было невозможно вернуться путем, которым тот попал сюда. Все было завалено тоннами грязи, камней и древесных пород.

И вообще. Почему он должен возвращаться?

Он мог представить себе только одну причину. Тарзан позволил себе на мгновение подумать о Джейн, а потом он больше не вспоминал о ней. Пока такие мысли были бесполезны и только отвлекали. Ведь не было никакого смысла в желании того, чего он не мог добиться. Может быть, позже. Будь, что будет. Он до сих пор жив. Тарзан встал и начал идти по тропе в пещере.

Все дальше и дальше вниз, по направлению к центру Земли.

К Пеллюсидару, где на него не действовало время, и он был вечным королем.

Оглавление

Оглавление

Глава 22 Забытое приключение Тарзана ― Берроуз Эдгар

Тарзан использовал флагшток как шест для прыжка. Он высоко взлетел и спустился на голову Эбопы тогда, как зверь прыгнул. Существо забарахталось, ринувшись вперед и приземлилось на песке арены, уткнувшись мордой вниз. Монстр с ревом вскочил и сбросил Тарзана со своей спины хлестким движением своего позвоночника.

Создание двигалось, стоя в позе на одной ноге и держа свои лапы-крючья поднятыми перед собой. Тварь сменяла свои позы. Она танцевала на песке, изворачиваясь и шипя. Тарзан в тот же момент понял многое. В позах боевых искусств, что он видел на камне, были изображены движения этой твари. Обычный богомол, возможно, приходившийся двоюродным братом этому зверю, совершал аналогичные движения. Системы некоторых боевых искусств в Китае были основаны на этих движениях, включая также и то, как сражались воины Ура. Они пытались имитировать движения своего бога, разработав целую систему борьбы, основанную на этих странных позах.

Тарзан выпустил шест, когда сделал свой прыжок, а затем крикнул Ханту, чтобы тот отступил назад.

— Вы не сможете одолеть его в одиночку, — возразил Хант.

— Подожди, пока он не будет занят мной, — закричал Тарзан. — А затем нанести удар!

Тарзан имитировал движения существа. Он пытался сосредоточиться только на Эбопе. Намерения Эбопы было трудно предугадать. Формы и изгибы его тела отличались от человеческих. Небольшое движение, которое могло заставить подумать, что нападение исходит из одного направления в человека, могло быть совершенно неверно истолковано в случае этого монстра. Его кости и мышцы… Они не работали таким же образом, как у людей.

Эбопа продолжал прыгать и принимать позы. Тарзан сделал то же самое. Существо ударило лапой, украшенной крючьями, но Тарзан заблокировал атаку и нанес ответный удар. Ударить в богомола было так же, как стукнуть кулаком кирпичную стену.

Тарзан отскочил назад, случайно размотав цепь со своей талии, а затем обернул вокруг одной из ладоней и начал размахивать её звеньями над головой.

Эбопа наблюдал за этим с большим любопытством. Движение цепи словно загипнотизировало существо. Когда Тарзан почувствовал, что тварь захвачена зрелищем, он двинул правую ногу вперед, как фехтовальщик, и, хлестнув понизу цепью, поймал переднюю лапу Эбопы и обмотал звенья цепи вокруг нее на всю длину.

Затем Тарзан рванул, заставляя Эбопу упасть на спину.

Джин, Ньяма и Хант поначалу бросились вперед, но Тарзан, предостерегающе крикнув, остановил их. Цепь, полностью размотавшись, соскользнула с ноги Эбопы, и с удивительной, почти сверхъестественной скоростью, монстр восстановил равновесие, прочно упершись в землю ногами.

Толпа на арене сначала запаниковала, но теперь и зрители и воины смотрели на спектакль, что разворачивался внизу, с кровожадным интересом. Никогда, никогда, никогда они не видели Эбопу, лежащим спине. Никогда еще они видели человека, могущего оспорить его скорость своими движениями, или храбростью.

Джад-бал-джа сомкнул свои челюсти на горле черного льва, резко встряхнул противника, затем упал, а черный лев повалился на него сверху. Джад-бал-джа попытался выползти из-под посланного на тот свет противника-льва, но его раны были слишком велики. Он чувствовал внизу запах человека, которого любил, осознавая, что тот попал в беду, но не мог ему помочь. Лев начал скулить и мучительно выползать, дюйм за дюймом выбираясь из-под своего упавшего противника.

Маленькая фигурка поспешно промчалась вверх по ступенькам и прижалась ко льву. Это был Нкима. Маленькая обезьянка, ища Тарзана, учуяла след льва и последовала по запаху к строению арены.

Джад-бал-джа тихо замурлыкал, а Нкима погладил голову льва.

— Я так хотел бы съесть тебя, — прорычал лев.

— Ты не можешь, — затараторила обезьяна, — ибо я Нкима и я слишком быстр.

***
Хенсон, Билли, и Уилсон вышли в место, откуда был виден большой город Ур. Даже с такого расстояния, они смогли услышать рев огромной толпы.

— Похоже на бейсбольный стадион, — заметил Хенсон. — Если ты думаешь, что мы просто поедем туда, чтобы вытащить твою дочь, то ты просто дурак, — ощерился Уилсон.

— Заткнись, — сказал Хенсон. — Заткнись, прежде чем я не пристрелил тебя.

— Спокойно, бвана, — сказал Билли. — Этот гад прав. Они наделают в нас множество отверстий своими стрелами, если мы приедем туда верхом. Лучше всего отпустить зебр, пусть уйдут.

— Если мы отпустим их, — сказал Уилсон. — Они отправятся домой. В Ур. Горожане могут принять решение расследовать исчезновение своих воинов. Может быть, они уже ищут их.

— Если бы они были охотниками, — возразил Хенсон. — То, возможно, и нет.

— Негодяй прав, — сказал Билли. — Нам лучше убить зебр.

— Но они всего лишь невинные животные, — не согласился Хенсон.

— Я тоже невинное животное, — сказал Билли. Я живое создание. И мне хотелось бы оставаться таким же. Мне очень нравятся зебры. Но сам я нравлюсь себе больше.

— Мы стреножим их, — сказал Хенсон. — Они не смогут уйти далеко спутанными. Мы оставим их здесь в путах, пока не закончим там. Впоследствии они могли бы нам понадобиться.

— Ты слишком мягок, Хенсон, — скривился Уилсон.

— Тем лучше для тебя, — парировал Хенсон. — Если бы я не был таким, ты бы давно был мертв и служил кормом для червей.

Мозг Эбопы испытал нечто, о чем бы и сам никогда не подумал, что он обладает этим чувством. Удивление. Это создание! Это выглядящее хрупким существо, не было хрупким абсолютно! И оно было быстрым. Почти таким же быстрым, как и сам Эбопа. Бог Эбопа не мог этого понять. Мало того, что он был силен и быстр, враг доставлял ему боль. Он ударил с блестящим черным хвостом, и когда ударил, было очень больно.

Тарзан понял, что ощущал Эбопа. Монстр мог чувствовать боль. Атака льва была направлена против жестких, костлявых лап и ног Эбопы, но Тарзан определил место, куда атаковать своей цепью. Это были суставы твари, что располагались на коленях, локтях и шее. В этих местах тварь был слабой.

Тарзан ринулся вперед с криком обезьяны самца, взметнув цепь как хвост скорпиона, когда Эбопа, используя свою сверхъестественную скорость, помчался на Тарзана. Тарзан не смог полностью уйти с пути одной из его крючковатых лап, и один крюк разорвал плоть на плече Тарзана, но человек-обезьяна смог уклониться достаточно, чтобы захватить плечо Эбопы, и, оттянув его назад и вниз, обмотать цепь вокруг его шеи.

Эбопа вскочил и загарцевал по арене с Тарзаном, болтавшимся на спине монстра, и с цепью, плотно обмотанной вокруг его шеи. Тарзан дернул цепь назад, используя весь свой вес и силу гравитации, чтобы затем, налегая всем своим весом в центр спины Эбопы, как он надеялся, попытаться сломать позвоночник зверя.

Эбопа дернулся назад, но его «колени» согнулись в противоположном направлении, принимая все давление атаки Тарзана. Эбопа рванул головой и наклонился вперед, послав Тарзана в полет.

Человек джунглей приземлившись, прокатился вперед и вскочил на ноги, когда тварь прыгнула к нему.

Тарзан упал на спину под натиском Эбопы, поднял ногу, упершись монстру в центр его костлявой груди, вытолкнул того вверх и назад со всей своей мощью. Эбопа отлетел и врезался в стену арены у помоста Куруванди.

Тарзан вскочил на ноги и увидел удивительное зрелище.

Эбопа убегал. Он поднимался вверх по гладкой стене арены так же легко, как будто просто бежал по земле. Он взобрался на помост без усилий, а затем прыгнул оттуда прямо на трибуны арены.

Ранее возбужденные зрелищем горожане в настоящее время бежали в страхе перед своим богом. Он оказался среди них, расшвыривая людей, оказавшихся перед ним, как дикарь, разбрасывающий мокрое белье. Жители Ура разлетались и падали, переломанные и разорванные.

Тарзан воспользовался моментом, чтобы обернуть цепь вокруг талии, потом высвободил флагшток и использовал его, чтобы перескочить на помост Куруванди. Там он нашел бедного Джад-бал-джа и паникующего Нкиму. Лев был тяжело ранен. Тарзан разорвал на полосы одежды Куруванди и, перевязал раны льва под звуки разрушения Эбопы: вопли, визг и топот ног. Город Ур был в панике.

Нкима тихо причитал.

— Итак, мой друг, — сказал Тарзан. — Несмотря на свою трусливую природу, ты пришел, чтобы попытаться помочь мне.

Нкима радостно наврал ему о храбрых поступках, которые он совершил, но сердце обезьянки было в пятках. Ему было нужно просто что-то рассказать. Он издал воркующий звук и спросил о льве.

— Я не могу ничего сказать, Нкима, — сказал Тарзан. — Джад-бал-джа тяжело ранен. Но он силен.

***
Хенсон, Билли, и Уилсон пробирались через лес, и едва они достигли пастбища у передней части городского рва, когда услышали крик, совсем не похожий на тот, что слышали когда-либо раньше.

— Там должно быть полный бедлам, — сказал Уилсон.

Внезапно разводной мост упал, и перепуганные воины, слуги повалили наружу, словно сейчас все жители Ура пытались выйти через эту дверь. Они падали под ноги своих друзей и семей, летели в ров, где крокодилы радостно приветствовали их.

— Отходим, — крикнул Билли. — Здесь дела плохи.

Хенсон впечатал винтовку в позвоночник Уилсона, и Уилсон, Хенсон и Билли скользнули обратно в джунгли, наблюдая за этим странным зрелищем с некоторым благоговением.

Когда раны Джад-бал-джа были перевязаны, насколько это возможно, Тарзан опустил свой шест и по одному за раз вытащил трех своих спутников на помост над ареной.

Ньяма была первой. Она заметила останки Куруванди в одном углу — голова правителя была разбита, как глиняная ваза. Его красивый головной убор был окровавлен и разорван.

— Так и закончил свою жизнь великий Куруванди, сказала она. — Лев, я полагаю?

— Да, — сказал Тарзан, опуская шест вниз к Джин.

— Он убил Куруванди и одного из черных львов. Он очень храбр. Это мой добрый друг Джад-бал-джа.

— Он умирает?

— Возможно.

Джин вцепилась в шест, когда Тарзан, перебирая руками, вытянул ее наверх. Он опустил его в третий раз за Хантом, и вскоре все они стояли на помосте, возле раненого Джад-бал-джа у их ног.

— Лев благородный воин, — сказал Хант. — Он был моим компаньоном.

— Он такой, — сказал Тарзан. — Вот носилки Куруванди. Я положу льва на них. Он очень тяжелый, но все втроем, если используете их как волокушу, вы сможете вывезти его в безопасное место. Я хочу, чтобы Нкима тоже пошел с вами. Если вы позволите ему, и он не станет отвлекаться, то обезьяна может вывести вас в безопасное место, как только вы выберетесь из Ура.

— А как насчет вас? — спросила Джин.

— Мой путь лежит в другом направлении, — сказал Тарзан.

— За Эбопой? — спросила Ньяма.

— И за ним тоже, — сказал Тарзан. — Теперь идите, прежде чем толпа не опомнится и не решит избрать нового царя. Идите, прежде чем не станет хуже, чем раньше.

Нкима запрыгнул на плечо Тарзана и затараторил.

— Нет, Нкима, — сказал Тарзан. — Не в этот раз, старый друг. Иди с этими людьми и Джад-бал-джа.

Тарзан поднял льва, осторожно, как котенка, и положил его на носилки. Джад-бал-джа лизнул его руку. Тарзан заговорил со львом на языке джунглей. — С тобой будет все в порядке с этими тармангани, старый друг. Они позаботятся о тебе. И если судьба и закон джунглей позволят, увижу тебя и Нкиму снова.

Хант пожал руку Тарзану. А Джин сказала: — Вы, это нечто особенное, — мистер Тарзан.

— Да, я такой, — ответил Тарзан, и улыбнулся.

— И скромный, также, — подхватила Джин.

— Это моя самая главная черта, — ответил Тарзан.

Ньяма и Джин по очереди обняли его, а затем с помощью Ханта потащили носилки, унося Джад-бал-джа прочь. Прежде чем они начали осторожно спускаться вниз по лестнице, что вели с арены, Джад-бал-джа поднял свою окровавленную голову и посмотрел на человека-обезьяну. «Его губы искривились», — подумал Тарзан. — «И кто бы еще говорил, что зверь не может улыбаться?»

Когда Хант, Джин, и Ньяма выбрались на главный двор, волоча за собой носилки с Джад-бал-джа, к которым был привязан лев, они были поражены видом того, как все люди спасаются бегством. Здесь не было и намека на цивилизацию посреди этой ревущей, толкающейся, убегающей прочь толпы. Женщины, дети, старики, падали под ногами перепуганной и запутанной массы убегающих, и были затоптаны. Видеть, что их бог был так напуган чужестранцем и что он принялся буйствовать посреди своего собственного населения, было слишком невыносимо для чувств аборигенов Ура.

В порыве бегства и чтобы избежать смерти от ярости своего бога, они разбросали лампы и факелы, разлили масло. Ур начал гореть. Огонь быстро распространился, и вскоре пламя взметнулось из окна, а дым, густой, как шерсть и черный, как смола, поднялся над городом и закрыл чистое голубое небо и белоснежные облака сажей.

Ньяма немедленно приняла командование. — Идем этим путем, — закричала она, и они понесли носилки прочь от кишащей человеческой массы, двинувшись обратно в пылающее здание.

— Мы ведь умрем! — заорал Хант.

— Нет, — сказала Ньяма. — Я знаю это место. Вперед, через кухню!

Они были едва не сметены бегством обитателя Ура, но большая часть бегущих находилась на главной площади и арене. Таким образом, они были в состоянии проделать свой путь через перепуганных отставших, и вскоре уже двигались по длинному лестничному пролету, входя в кухню большого дворца.

Компания была почти полностью измотана к тому времени, когда достигла кухни и промчались через нее, затем, выбежав через заднюю дверь, они двинулись через двор. Воины, с пеной у рта, как будто зараженные бешенством, толкаясь, пронеслись мимо них; само основание, на котором зиждилась жизнь аборигенов, казалось, ушло из-под их ног, и теперь все они сошли с ума, а их одним намерением было желание сбежать отсюда как можно дальше.

Ньяма провела свою группу через двор, и, не встречая абсолютно никакого сопротивления, они переместились в поле за большим городом, а вскоре повернули, двигаясь вокруг рва к джунглям, окружающим Ур.

***
Хенсон, Билли, и Уилсон с удивлением наблюдали из укрытия в джунглях, как народ Ура выскочил из своего города. Многие падали с разводного моста или были затоптаны людскими массами, но теперь, для жителей Ура, возникла новая проблема.

Мост надо рвом начал разрушаться из-за большого веса, давящего на его основание. Он затрещал, и его бревна высоко подпрыгнули. Перепуганные массы людей падали в воду с крокодилами, которые обрели настоящее пиршество в этот день. Вода покраснела от крови, а крики раненых и умирающих были поистине страшными.

— Если Джин была жива, — сказал Хенсон. — И оставалась внутри…

— Вы же не знаете этого наверняка, — сказал Билли.

— Я думаю, что ты мог бы сделать ставку на это, — сказал Уилсон. — Если бы я был тобой, я нашел бы себе какую-нибудь женщину, родил еще одну дочь и отправился бы домой.

Хенсон повернулся и ударил Уилсона, сбив того на землю.

Уилсон выплюнул зуб и уставился на Хенсона. — Легко сделать это, когда я со связанными руками.

— Освободи его, Билли, — приказал Хенсон.

— Бвана, я не уверен…

— Развяжи ему руки! — зарычал Хенсон.

Билли покачал головой, выхватил нож и разрезал веревки на руках Уилсона.

— Мне не нравится это, бвана, — сказал Билли.

Уилсон встал. — Тебе не понравится это еще больше, когда ты увидишь, что я сделаю сейчас с твоим боссом. Готовься, Хенсон. Я собираюсь превратить твое лицо в гамбургер.

Посреди зарослей находилась полянка, приблизительно в половину размера боксерского ринга, и оба человека двинулись прямо к ней. Уилсон сразу же затанцевал и принялся наносить удары, а Хенсон стал отбивать удары своими предплечьями и локтями. Хенсон сразу же понял, что этот парень знал, что делает. Юджин Хенсон боксировал достаточно, чтобы понимать это. Но профессор установил, что, несмотря на все, на самом деле именно у него было преимущество. Он подумал: Уилсон не знает, что я знаю то, что знаю. Он не знает, что у меня есть опыт боксерских поединков, и если я не покажу это в начале, Уилсон будет слишком самоуверен, и когда он станет…

Хенсон опустил свою защиту, намеренно. Уилсон нанес внезапный удар, попав Хенсону в лоб. Хенсону удалось принять его вскользь весьма удачно, хотя это был очень мощный удар. Он позволил Уилсону сделать другой. Уилсон явно собирался убить его.

И тогда Хенсон привнес в игру то, что он считал своим лучшим ударом. Апперкот. Он быстро вскочил и нанес Уилсону удар под подбородок, отбросив его голову назад. Уилсон закачался, а Хенсон нанес прямой правой, попав противнику прямо над правым глазом.

Уилсон свалился без чувств.

Тяжело дыша, Хенсон произнес: — Свяжи его снова, Билли.

Билли рассмеялся. — А вы жесткий, бвана. Не хотелось, бы столкнуться с вами. Вы очень сильный.

— Прямо сейчас, — сказал Хенсон, — я устал.

Тарзан потерял из виду только Эбопу, но не его запах. Запах был очень сильным. Неся цепь, Тарзан выслеживал Эбопу по всей арене. Он нашел зверя в задней части арене, царапающего когтями деревянную дверь. Тварь выглядела слабой от полученных ранений. Раны, которые он нанес монстру, наконец, взяли свое. Тем не менее, Эбопа впивался своими когтями так жестоко, что большие пласты древесины отслаивались от двери и падали вокруг него целыми полосками.

Тарзан наблюдал за этим с трибун, в пятнадцати футах над ареной. Он спрыгнул за бортик на арену лишь через мгновение после того, как Эбопе удалось разбить дверь и войти в темноту, которая вела в глубь пещеры.

Тарзан последовал за Эбопой в темноту. Существо двигалось очень быстро, и Тарзан предположил, что его никогда не ранили в бою раньше. Никто ранее не был в состоянии навредить этому созданию. Тарзан знал, что оно умрет, но ему понадобиться много времени, чтобы умереть. Он должен был покончить с этим. Даже такому страшному существу, как Эбопа нельзя было позволять страдать.

Вниз, вниз и вниз, ведомый только своим обонянием, Тарзан продолжал идти. Наконец его ноздри учуяли аромат масла. Он протянул руку и обнаружил, что там находится желоб, который бежал вдоль стены туннеля, и он был заполнен маслом. Тарзан схватил цепь — один конец в каждую руку, и ударил ими друг о друга. Полетела искра. Он сделал это снова. Человек-обезьяна повторил свои действия полтора десятка раз, пока искра от удара не подожгла масло. Пламя пробежало по впадине и заполнило пещеру светом.

Туннель вел вкруговую вниз и стал опасным. Тарзан обнаружил следы Эбопы. Он догонял существо. Через несколько минут человек джунглей пришел к широкому провалу. Там было темно. Тарзан нашел несколько высохших факелов, торчащих из стены, и, взяв один, он поджег его и двинулся дальше.

Свет факела блеснул между скал и показал Эбопу. Бог Ура лежал на полу возле каменного выступа, а на камне находилось зеленоватое, словно каучуковое яйцо. Эбопа тяжело дышал. Одно из его когтей покоилось рядом с яйцом, будто защищая его. С потолка сочилась грязь и Тарзан понял, что это связано не только с безумным бегством людей над ними, но и потому, что эта часть пещеры поддерживалась гнилыми, искусственными опорами, а умирающий Эбопа упал напротив одной из них, сместив её.

Тарзан понял также, что Эбопа был не только самцом, но и самкой одновременно. Он оплодотворил себя. Человек-обезьяна смог увидеть целую кучу яичной скорлупы лежащей вокруг, а также останки взрослых существ. Теперь Тарзан понял, почему это создание жило так долго. Оно попало в ловушку много лун назад, но, по мере старения, существо оплодотворяло себя и рождало нового преемника. Здесь находилось много Эбопа.

Но больше не останется.

Существо, подобное этому было не для верхнего мира.

Тарзан подошел к Эбопе с цепью, готовый нанести удар. Но когда он оказался в пределах досягаемости, чтобы совершить убийство, голова Эбопы упала, а коготь заскрежетал по скале, и Эбопа, Ходячее Древо, Бог Ура, упал мертвым.

Тарзан обратил свое внимание на кожистое яйцо. Оно задергалось. Немного закрученный коготь показался из оболочки, повернулся и завибрировал.

Земля сверху над ними сдвинулась.

Тарзан посмотрел вверх. Пещера начала разрушаться. Человек-обезьяна повернулся, чтобы бежать, но вдруг свет тоннеля исчез за занавесью грязи. Паническое бегство людей наверху, гнилые бревна, обсыпание свода пещеры — все началось одновременно и сразу. И конечный результат этого был прост.

Разрушение.

Почва проваливалась и качалась. Одно из бревен упало прямо на Тарзана. Он поймал его и оттолкнул в сторону.

Но затем на него сверху обрушился весь мир.

Оглавление

Оглавление

Глава 20 Забытое приключение Тарзана ― Берроуз Эдгар

Билли и Хенсон похоронили бедного Смолла в неглубокой могиле возле тропы. Затем, заставляя Уилсон шагать впереди, они двинулись через джунгли. Путники не были уверены в выборе правильного направления к городу Уру, но Хенсон старался изо всех сил, чтобы следовать своим первоначальным путем, надеясь, что тот был точным.

Через несколько часов, Билли заметил, что след привел их к широкой тропе в джунглях. Это была хорошо протоптанная тропа, и, очевидно, используемая не просто животными; можно было сказать, что эта тропа регулярно очищалась инструментами, а не была проделана только лишь ногами и лапами животных.

Они прошли лишь немного дальше, когда покинули тропу и выбрались на дорогу, которая вела в Ур. Здесь они и нашли воинов, которых убил Тарзан. В поле Билли и Хенсон увидели три стреноженных зебры, а рядом нашли пару колесниц.

— Мы могли бы поехать в Ур с комфортом, — сказал Хенсон, указывая на колесницы.

— А когда воины Ура увидят нас, — заметил Билли, — они убьют нас с не меньшим комфортом. Лучше бы нам подло и тайно прокрасться туда.

— Верная мысль, — поддержал Хенсон.

Билли двинулся к трем зебрам. Он использовал вожжи от колесниц, чтобы соорудить грубые уздечки, и в течение нескольких минут все трое, усевшись верхом, направились вниз по дороге к Уру.

***
Куруванди, освежившись в своей кровавой ванне, ополоснулся в чистой проточной воде, облачился в свою лучшую пурпурную мантию и сандалии из овечьей кожи. Его великолепный головной убор был сделан из мягкой кожи и плюмажа из ярко окрашенных птичьих перьев, что величественно покачивались, когда он шел. Правитель оказался необыкновенным образцом туземного племени. Почти семи футов ростом, мускулистый и красивый. Он шел, сопровождаемый двумя черными львами по бокам, с поводками в обеих руках. Куруванди выглядел очень царственно и благородно, входя в тронный зал. Он занял свое место на троне, а львы улеглись у его ног.

Его слуги выступили вперед, чтобы обмахивать повелителя большими опахалами из листьев. Придворные стояли рядом, готов ответить и ринуться выполнять каждое его приказание. После минуты упоения своим могуществом и силой, Куруванди спросил: — Арена. Готова ли она?

Маленький человечек с кривыми ногами, носящий одежды яркого цвета выбежал вперед. — Да, мой царь. Она готова.

— Тогда приведите этого бронзового гиганта ко мне на проверку, — приказал Куруванди.

В комнате раздался глухой ропот.

— Ну, — сказал Куруванди. — Что такое?

— Он очень опасен, господин мой, — сказал человечек с кривыми ногами. — Он может причинить вам вред. Он совершенно дикий. Может быть, мой повелитель, лучше всего будет посмотреть на него на арене.

Куруванди наморщил брови. — Он причинит мне вред? Царю? Мне, Куруванди! Вы полагаете, что он может быть более мощным, чем ваш царь?

Маленький человек с кривыми ногами сглотнул. Его тело задрожало. — О, нет, мой царь. Он просто муха по сравнению с вами. Но он дикарь, и если вы должны будете убить или покалечить его, это испортило бы вам огромное удовольствие увидеть, как его конечности отрывает одну за другой наш бог Эбопа.

Куруванди согласился. — Очень хорошо.

Маленький человек явно расслабился. — Спасибо, мой царь.

— Милтун, — сказал Куруванди, обращаясь к маленькому человечку. — Иди и встань у той стены.

— Мой царь? — удивился Милтун.

— Должен ли я, повелитель Ура, повторить?

— Нет, — ответил Милтун и поковылял на своих кривых ногах к стене.

— Хорошо, — сказал Куруванди. Он махнул рукой одному из своих стражей, лучнику. — Принеси мне лук и стрелы.

Охранник бросился вперед, снимая свой лук со своей спины и доставая стрелу из колчана.

Куруванди встал и вложил стрелу в лук. — У нас есть кусок фрукта? Что-то круглое, что будет лежать на голове Милтуна?

Большой желтый плод был найден, а несущий промчался практически галопом через всю комнату в сторону Милтуна и положил его на голову испуганного маленького человечка.

— А теперь стой ровно, — сказал Куруванди. — Давай посмотрим, не лжешь ли ты. Я хочу знать, действительно ли ты веришь, что я более смертоносен, чем этот бронзовый гигант.

— Пожалуйста, ваше величество, — забормотал Милтун. — Вы всемогущий. Каждый в Уре знает это.

— В одном только Уре? — сказал Куруванди, оттягивая стрелу назад к уху и прицеливаясь.

— Везде! — выкрикнул Милтун. — Все знают об этом везде.

— Тссс, — прошептал Куруванди. — Ты трясешь плод. Теперь задержи дыхание. Правда выйдет наружу, когда я выпущу эту стрелку. Разве я не часть бога?

Милтун затаил дыхание.

Куруванди выпустил стрелу.

Древко вошло Милтуну в правый глаз. Его голова ударилась о стену, а плод упал вперед, и Милтун обмяк, сползая на пол. Плод упал ему на колени.

— Ложь, — сказал Куруванди. Он бросил лук обратно его владельцу. — Сбегай и проверь плод.

Лучник рванулся через зал и поднял желтый плод с колен Милтуна.

— Является ли плод поврежденным? — спросил Куруванди.

Лучник осмотрел его. — Нет, мой царь.

— Есть ли на нем кровь?

— Нет, — выдавил стрелок.

Куруванди был разочарован. — Очень хорошо. Тащи его сюда.

Лучник снова рванулся бегом по залу, передавая плод своему царю.

Куруванди взял плод, а лучник поклонился и отошел. Куруванди внимательно осмотрел плод.

Лучник был прав. Крови не было.

Куруванди все равно съел его.

Когда тело Милтуна утащили из поля зрения Куруванди, он подумал о бронзовом гиганте. Не было смысла рисковать.

— Давайте перейдем к арене, — сказал он. — Милтун был прав в одном. Я бы не хотел портить наше развлечение.

В то время когда Куруванди несли к арене на носилках рабы, а его львов вели слуги, был отдан приказ о том, чтобы гигант и пленная белая женщина вместе с другими были приведены на арену.

***
Воины в подземелье, где содержались Тарзан, Джин, и Ньяма получило этот приказ немедленно, но когда хриплый тюремщик открыл дверь, сопровождаемый полудюжиной воинов, что должны были обеспечить сопровождение заключенных, все они были весьма удивлены.

Это был мгновенный сюрприз, и не из самых приятных. А его единственным позитивным моментом было то, что он был быстрым. По мере того как тюремщик вошел в темницу и свет из коридора попал внутрь, цепь Тарзана вылетела, как змея, и, как змея, ударила. Её клыками были жесткие звенья, которые составляли цепь. Удар расколол голову тюремщика как перезрелый плод, и содержимое этого плода расплескало на охранников и посланца, и в тот же миг, быстрее, чем мигающий глаз, Тарзан взмахнул цепями, по одной в каждой руке, быстро и ритмично, разбивая головы и колени. Менее чем за одно мгновение, четверо мужчин лежали мертвыми, а двое оставшихся выскочили из подземелья и помчались вниз по коридору. Прежде чем один из отстающих смог подняться по лестнице и убежать, Тарзан бросил цепь, подхватил копье одного из мертвых охранников и бросил его. Копье ударило мужчину в спину и, пройдя почти полностью через него, пробило нагрудную броню, которую тот носил, словно игла для штопанья, пройдя через картон.

Человек упал, споткнулся на удлиненном копье, сделал пируэт, и полетел вниз. Тарзан понял, что один человек бежал. Он проклял свои рефлексы. Человек-обезьяна чувствовал, что время, которое он провел вдали от джунглей, пагубно повлияло на него. Ни один из них не должен был убежать.

Женщины схватили копья. Тарзан взял одну длинную цепь, обмотал ее вокруг талии, нашел копье и короткий меч, и пошел вверх по лестнице.

***
Если бы маленький Нкима был человеком, он мог бы потратил этот момент на молитву, размышление о своей судьбе, или о чем угодно, когда крокодил закрыл свои челюсти, и все уже выглядело так, как будто для Нкимы жизнь подошла к концу.

Но потом, совершенно случайно, поистине, как подарок от богов, его маленькая ручка схватила плавающую палку, и он ударил ей. Удар не сделал ничего хорошего. Он был очень неуклюж. Но это было именно то, что спасло жизнь Нкимы. Палка вошла в рот крокодила вертикально, и заблокировало его челюсти в открытом положении.

Крокодил от боли и будучи не в состоянии переломить палку, начал метаться. Наконец, давление мощных челюстей фактически раскрошило древесину, но к тому времени было уже слишком поздно для крокодила, чтобы насладиться своей едой. Нкима рванулся к городской стене и справился с этим; он взобрался уже до половины и остановился на выступе камня, чтобы посмотреть сверху вниз на крокодилов.

Что Нкиме больше всего захотелось сделать, так это заорать и начать проклинать крокодилов, а также рассказать им, какой храброй и мужественной обезьянкой он был, и какими трусами являлись они, но даже Нкима, который не был силен в логике, решил, что этого не нужно было делать.

Для него было важно оставаться незаметным. Тихо пробраться Ур в поисках своего хозяина, Тарзана.

Мартышка проворно двинулась вверх по стене, а затем, через нее в город, прямо между двумя охранниками, марширующими рядом друг с другом вдоль помоста с внутренней части стены. Никто его не заметил.

Нкима спрыгнул на землю вниз, понюхал воздух, и продолжил движение.

***
Человек, который сбежал от Тарзана, был посланником, что должен был передать приказ привести Тарзана и двух женщин на арену. Когда он выбежал из темницы, то начал кричать, зовя на помощь. К тому времени, как Тарзан и две женщины поднялись к вершине лестницы подземелья, вся комната была заполнена воинами.

Тарзан ударил копьем, а когда приблизился, то стал сражался мечом, пока тот не сломался. Затем он переломил копье пополам и бился уже заостренным концом в одной руке и остатками разбитого древка в другой. Он бил и колол, а воины падали. Мало кто из них вставал снова.

Джин и Ньяма также храбро сражались. Тела убитых врагов начали скапливаться перед ними, но человек-обезьяна и женщины были вынуждены отступить, вниз и назад большого зала в сторону арки. Они сражались под аркой и внизу, на длинном ряду ступеней, внезапно обнаружив, к своему ужасу, что их толкают назад в туннель из камня. Как только они были вынуждены отойти в устье туннеля, была сброшена металлическая решетка, и бывшие пленники вновь оказались в ловушке.

Они развернулись и побежали вниз по длинному туннелю к свету, но еще до того, как пленники достигли источника освещения, Ньяма поняла, где они оказались и произнесла: — Арена.

Они вышли на большое поле со всех сторон закрытое стенами. Это была на самом деле не собственно арена, а скорее, отсек для ожидания. Над стенами, сидя на своих рядах, находилось население Ура. Все были в ожидании, а Тарзан поморщился, понимая, что он позволил завести себя и своих спутников именно туда, куда они и должны были пойти. Он с отвращением отбросил сломанное копье.

Тарзан, Джин и Ньяма, покрытые кровью своих врагов, вернулись в холодную темноту туннеля, и, не говоря ни слова, сели и решили передохнуть.

Тарзан просто сказал: — Не сдавайтесь. Помните. Это еще не конец. Мы до сих пор живы.

Из-за стен вскоре донеслись звуки. Звуки аплодисментов с мест, крики мужчин, женщин и диких животных, участвующих в сражении на арене. Джин никогда не слышала таких жутких криков. Она начала дрожать, но потом вспомнила про свою клятву. Она собиралась умереть с достоинством, насколько позволила бы такая ситуация. И если единственным достоинством, что она могла выразить, была смелая смерть, то пусть так и будет.

Девушка посмотрела на Ньяму. Ньяма не казалась напуганной вообще. Она держала голову вверху, высоко подняв подбородок, готовая встретить лицом к лицу все, что угодно. Джин предположила, что Ньяма готовилась к этому дню уже в течение некоторого времени, и, возможно, она не расценивала это как конец жизни, а видела лишь побег при помощи смерти на свободу.

Через некоторое время вся арена стихла.

Дверь напротив троицы открылась, и вошел десяток воинов, вооруженных луками и стрелами. Их стрелы были нанизаны, а луки натянуты. Они припали на колено и нацелили свои стрелы на всех троих, а потом заговорили и начали жестикулировать.

— Они хотят её, — сказала Ньяма, переводя и кивая Джин. — Сейчас её очередь.

Женщина, которая привела Джин в темницу и пугала её мечом палача и львами, прорвалась сквозь ряды лучников, улыбнулась и указала на Джин. Она поманила девушку пальцем.

— Так я и думала, — сказал Джин. — Она спасает меня для себя.

— Её зовут Джеда. Она ненавидит чужаков, — сказала Ньяма. — А особенно ненавидит белокожих. А тебя она ненавидит, потому что ты женщина, а не воин. Она ненавидит слабость.

— Мы должны броситься на них, — призвал Тарзан. — Мы умрем вместе. Не давайте им играть с вами.

— Нет, — сказала Джин, касаясь своей рукой груди Тарзана. — Сейчас моя очередь. Это даст вам больше жизни.

— Сейчас или через двадцать минут, — сказал Тарзан. — Не все ли равно.

— Я хочу сразиться с ней, — сказала Джин. — Я не смогу победить. Я знаю это. Но если я должна умереть, позвольте мне сделать это, сражаясь с ней. Она оскорбила меня. А её люди убили моего отца и моего друга Билли. Это последнее, что вы можете сделать для меня, Тарзан. Самое последнее.

Тарзан кивнул, не желая спорить, но он уже начал разрабатывать свой план. Он не был страшно стратегическим, но это был план.

Жители Ура становились нетерпеливыми. За стеной раздавался рев неодобрения зрителей. Все ждали действий и крови.

Джеда начала бешено махать рукой, подзывая Джин; девушка с высоко поднятой головой, подошла к ней. Через мгновение два лучника схватили Джин за руки и потянули её через дверной проем. Остальные последовали за ними, и дверь захлопнулась.

— У нее нет никаких шансов, — сказала Ньяма. — Джеда является одной из величайших воительниц Ура. Когда придет ваша очередь, что вы будете делать?

— Я буду бороться до смерти. Я убью столько, сколько я способен убить.

— Конечно же, убьете, — согласилась Ньяма. — Я знала это, и не спрашивая. Я просто нервничаю. Вы будете убивать столько, сколько звезд на небе, так сколько травинок в вельде. Так и будет.

Тарзан посмотрел на нее и улыбнулся. — А ты не будешь разочарована, если я убью только половину от этого числа?

Ньяма нервно улыбнулась, попытавшись показать бодрость в своем голосе, когда она сказала: — Только немного.

***
Хант и Джад-бал-джа спешили по низкому и узкому туннелю, Хант на руках и коленях, а Джад-бал-джа, ссутулившись, чтобы не поцарапать свою спину об низкий потолок.

Позади себя они могли слышать, как тварь пытается пролезть через отверстие, которое было слишком маленьким для его головы. Почти. Грязь и скалы вокруг входа начали рушиться, и Хант мог слышать, как существо проделывает себе путь.

Мысль о создании позади них, идущем вслед за ними, заставляла Ханта ползти быстрее. Камни стирали и резали его колени и ладони, но он продолжал идти. Он не мог видеть на расстоянии вытянутой руки перед собой Нем руку, но все, же полз вперед, подгоняемый горячим дыханием льва в затылок.

Затем раздался дикий и страшный вопль, доносящийся из задней части туннеля, и Хант признал в нем стенания одновременного триумфа и ярости. Тварь пробивала свой путь в туннель, и теперь, на своих руках и коленях, если эти крюки можно было назвать руками, а эти странные куски плоти из кости или хитина — коленями, она бросилась вперед, отталкиваясь от стен пещеры, приближаясь, щелкая челюстями со звуком, что сродни гигантским резцам, хлопающим по мокрой плотной бумаге. Запах монстра пропитал воздух, и, когда Хант дышал, он воображал, как втягивает эту ужасную вонь в свои легкие, и что в некотором смысле, эта ужасающая тварь становится частью его самого.

Именно в этот момент Хант решил сжать обломок своего копья, повернуться и самому пойти в атаку на монстра. По крайней мере, так он умер бы от ран на передней части своего тела, а не со спины, как какой-то малодушный трус.

Но потом он увидел свет.

Оглавление

Оглавление

Глава 21 Забытое приключение Тарзана ― Берроуз Эдгар

Со своего места, в личной зрительной ложе, сидя на своем золотом троне, с мантией, лежащей на коленях, Куруванди наблюдал с равнодушием за событиями дня. Он хотел лишь увидеть, как умрет этот бронзовый гигант. И желал увидеть представление от Эбопы. Его глаза блуждали там, где висел громадный гонг.

Гонг был устроен таким образом, что при ударе с огромной силой, эхо его перезвона проходило через металлическую трубу прямо в пещеры за его пределами. Через двадцать минут обычно прибывал Эбопа, голодный и злой. Воины должны были только открыть ворота на дальней стене, те, которые вели вниз к нижним пещерам и к Эбопе. Когда Эбопа появлялся из темноты, то поначалу начинал трясти головой и протирать глаза, но вскоре, приспособившись к свету, начинал выслеживать свою жертву.

Иногда Эбопа прыгал на свою добычу, убивая её немедленно, и съедая под рев толпы. Чаще всего, он начинал играть со своей предполагаемой едой, преследуя её по арене и позволяя добыче поначалу даже брать на себя инициативу, а затем, внезапно, Эбопа начинал атаковать в своей особой и отвратительной манере нападения, а через несколько мгновений жертва падала под его похожими на крючья когтями.

Редко кто оказывался, достаточно силен, или настолько храбр, чтобы дать Эбопе настоящий бой. Сегодня же, если то, что Куруванди слышал об этом гиганте, было правдой, зрелище могло быть другим. Еще несколько минут удовольствия могли быть добавлены к его предвкушению. Правитель стал еще более оптимистичен, услышав, что гигант сбежал из темницы с двумя женщинами и боролся с превосходящими силами противника, прежде чем был загнан на арену. Это доказывало, что пленник не был обычным человеком.

Куруванди посмотрел вниз на арену и на дверь, через которую обычно приходил Эбопа. Бессознательно, он облизал губы.

***
В туннеле под ареной, Хант двинулся на свет. Он подошел к его источнику, обнаружив, что это была искусственная шахта, которая вела из туннеля, и что сам проход заканчивался здесь, напротив твердой каменной стены. По склизким стенам шахты и влажному полу туннеля, Хант сделал вывод, что этот шлюз был предназначен для слива избытков воды.

Не удосужившись оглянуться назад, Хант оперся руками по обе стороны от шахты, и подтянулся вверх, а затем использовал свои ноги таким же образом. Поверхность была скользкая, но за счет постоянного упора руками и ногами он уверенно двигался к выходу. Над собой он смог увидеть металлическую решетку. Хант старался не думать о ней и надеялся, что сможет сдвинуть ее.

Когда Хант был на полпути, он посмотрел вниз на льва. Тот не мог подниматься по шахте. Там не было места, где его лапам удалось бы ухватиться. Хант почувствовал затопившую его волну стыда от своей трусости. Он должен был умереть рядом со львом. Лев давал ему время, чтобы подняться к вершине шахте, но ему следовало бы умереть вместе с ним. Лев посмотрел на него снизу вверх и оскалил зубы, как будто улыбнулся. Затем Джад-бал-джа повернулся к скрипящему ужасу, который устремился на него, и Хант принял окончательное решение. Он продолжил подниматься вверх.

***
Когда Джин вышла на арену, Куруванди подался вперед на своем троне. «Это может быть интересно», — подумал он. Не потому, что он чувствовал, что эта бледнокожая женщина будет искуснее чем Джеда, борьбу который он видел уже много раз, а потому, что ему было интересно то, как на этот раз умрет чужестранка.

Место Куруванди для лицезрения этой битвы было хорошим. Оно всегда отлично подходило для просмотра всех выступлений, но и в этом случае часть арены, где Джин и Джеда должны были сражаться, находилось прямо напротив него. Как только Джеда вышла на арену, она посмотрела на его подиум и улыбнулась. Время от времени, они были любовниками. Обычно после того, как она билась на арене, особенно если была покрыта кровью. Джеда чувствовала, что статус любовницы царя, мог иметь свой политический подтекст, и она была амбициозной.

Воительница решила, что она будет расправляться с девушкой медленно, позволяя той пожить еще некоторое время. Затем она убедится в том, что убийство будет кровавым. Куруванди это понравится. Он ненавидел, когда все случилось быстро, и было очень мало крови.

Джеда улыбнулась Куруванди, а тот улыбнулся в ответ. Он подумал про себя: «Когда-нибудь, я должен буду убить её, прежде чем она станет слишком опасной и популярной».

Черные львы стояли по обе стороны от Куруванди, и, поместив свои передние лапы на верхнюю часть смотровой площадки, звери тоже смотрели вниз. Они, как и их хозяин, любили арену. Кровь, звуки толпы, запах страха их возбуждал. Когда все заканчивалось, их хозяин позволял им спрыгнуть на арену на некоторое время, чтобы поесть. Там всегда находились прекрасные лакомые кусочки.

Всадник на зебре выехал на арену. Он вез два длинных копья и ножи в потрепанных ножнах на ремнях. Воин бросил по одному из каждого предмета перед Джедой, а остальные перед Джин. Всадник сказал что-то на языке Ура, а затем уехал. Джеда закрепила на поясе нож и взяла свое копье, и Джин сделала то же самое. Девушка была так напугана, что буквально чувствовала, как плоть в ее ногах тает, и что скоро, и она сама превратится в жидкость и растечется по кровавому песку арены.

Ее руки дрожали, когда Джин держала копье, но, чтобы не позволить себе показать это, что она свирепо двигала копьем и вызывающе бросала угрозы. Эти угрозы были весьма глупы, но так как никто среди жителей Ура, так или иначе не мог понять её язык, девушка понимала, что может заставить их звучать более угрожающе только тоном своего голоса и выражением лица.

— Твоя мать проститутка, которая носит армейские ботинки! — кричала она. — Когда в последний раз ты принимала ванну? И кто же это сделал тебе такую прическу? Ты слегка не дотягиваешь до девицы высшего класса из салона красоты города Остина, но здесь это не так важно. «Тем не менее, — сказала она себе, — даже если я здесь только в одном бюстгальтере, я техасская девушка до мозга костей, и внутри меня твердый материал, из которого делают лошадиные подковы, и я собираюсь заглянуть внутрь себя и вытащить его наружу. Я собираюсь…»

Её размышления о твердости были прерваны, когда Джеда использовала свое копье, быстро ударив и нанеся порез на плече Джин.

Джин не могла поверить своим глазам. Выпад был настолько быстрым, что она почти не заметила его. А теперь, через мгновение после того, как он была закончен, девушка почувствовала поток тепла, бегущего по её плечу, а затем ощущение жжения. Острое как бритва лезвие копья порезало ее плоть, и потекла кровь.

Джеда развернулась, присела и использовала древко копья, чтобы ударить Джин прямо под коленями и сделать подножку. Джин подлетела в воздух и рухнула прямо на спину.

Толпа взревела.

Джеда повернулась спиной к Джин и подняла свое копье, приветствуя толпу.

Джин сочла это самым унизительным действом из всего прочего. Джеда не воспринимала её всерьез ни в малейшей степени.

Джин приподнялась на колени, сделала выпад своим копьем и резко ткнула Джеду в ее зад. Джеда подскочила и повернулась, арена загрохотала, полная смеха.

Джеда взглянула краем глаза вбок и заметила Куруванди, который смеялся так оглушительно, что его головной убор трясся. Даже черные львы, глядя через край помоста, упершись своими большими лапами, казалось, что на их мордах тоже было выражение насмешки и юмора.

Джеда резко заговорила с Джин, и хотя девушка не смогла понять ни слова, она поняла её намерение. Она знала, что её конец наступит прямо сейчас.

«Может быть, так будет лучше всего», — подумала Джин. Оскорблять Джеду, пока та не взбесится так, что убьет ее быстро. Быстрая смерть была бы лучше, чем затяжная и унизительная.

***
В тот момент, когда Джин была на волосок от смерти, а Хант достиг вершины шахты, и в то же время внизу Джад-бал-джа атаковал, прыгнув на голову Эбопы. Существо понесло Джад-бал-джа обратно в конец туннеля, а затем, вместе с Джад-бал-джа, сидящем верхом на его голове, как шлем, царапаясь и вереща Эбопа встал, выпрямившись в полный рост в тесной шахте.

Хант был вынужден бороться с решеткой люка, спасаясь от лезущих наверх Джад-бал-джа и Эбопы. К счастью, решетка легко откинулась, и Хант пролез наружу. К сожалению, люк находился прямо позади помоста с троном Куруванди, который, услышав стук решетки об пол, повернулся и посмотрел из-за спинки своего трона. То, что он увидел, поразило его.

Оборванный белый человек вывалился из канализационного стока, улепетывая на руках и коленях, а позади него поднимался из шахты огромный лев, сидевший на голове…

Куруванди в ужасе вскочил на ноги.

Это был Эбопа. Куруванди завизжал, будто крыса, раздавливаемая под ногой слона. Лев ехал на голове Эбопы.

Снаружи на арене, Джеда, уверенная в своей победе, вновь потеряла интерес к Джин и повернулась, чтобы посмотреть на Куруванди, пытаясь опознать природу его крика. Это и стало ошибкой со стороны Джеды.

Джин бросила свое копье. Это был неуклюжий бросок, и копье прошло над головой Джеды. Воительница развернулась назад к лицу Джин, но техасская девушка уже выхватила свой нож и немедленно прыгнула вперед. Если бы Джеда не была так поражена упорством и ожесточением свой противницы, она легко могла бы убить Джин. Но к тому времени, когда она поняла, что Джин была реальной угрозой, стало уже слишком поздно.

Джин вонзила кинжал в глаз Джеды и свалила её на землю, проворачивая оружие в глазнице, как будто вгоняя штопор в пробку бутылки с вином.

Джеда, великая воительница, умерла быстро.

Тарзан тоже не бездействовал. С того момента, как Джин вышла на арену, он принялся исследовать стены. Это была почти гладкая стена, но с цепью обернутой вокруг своей талии, Тарзан мог бы справиться со своей задачей. В стене проглядывали некоторые очертания стыков, там, где камни были скреплены вместе, и человек-обезьяна использовал свои сильные пальцы, чтобы вцепиться в них и попробовать выбраться наружу. Он начал свой медленный и мучительный подъем и достиг вершины стены в тот самый момент, когда Джин прыгнула вперед и убила Джеду.

Тарзан увидел это и почувствовал воодушевление.

Джин, поднявшись над своим врагом, повернулась к нему, увидела, что человек-обезьяна стоит на вершине соединительной стены, под развевающимся красным флагом на длинном шесте. Она подняла нож, издав победный крик. Тарзану показалось, что он был почти что звериным. Сверху над Джин, на помосте Куруванди он увидел то, что одновременно воодушевило и устрашило его. Джад-бал-джа вцепился в голову монстра, безуспешно кусая и царапая его когтями.

Куруванди отступил в дальний угол помоста, а два черных львы присоединились к Джад-бал-джа в его попытке повергнуть Эбопу. Но Эбопа не сдавался. Он отбросил одного из черных львов прочь ударом своей ноги. Лев высоко взлетел и упал на спину, на арену. Даже с расстояния, Тарзан услышал, как его спина затрещала, как щелкающий кнут. Лев затрясся и задергался, а затем неподвижно замер.

В противоположном от Куруванди углу помоста Тарзан увидел Ханта, державшего сломанное копье и выглядевшего готовым, едва ли не жаждущим начать сражаться.

Тарзан вырвал длинный, податливый флагшток из крепления на стене, повернулся и опустил его, подавая Ньяме. Ньяма взялась за него, и человек-обезьяна потянул ее вверх.

Тарзан и Ньяма побежали вдоль верхней части стены, а навстречу им двинулся ряд воинов. Тарзану не нравились шансы, но ситуация была идеальной. Независимо от того, сколько врагов там находилось, они могли встретиться с ним только по одному за один раз. Он использовал флагшток, чтобы бить и отталкивать, сбрасывая их со стены. Падения не было достаточно, чтобы убить воинов, но стены были достаточно высокими, чтобы они получили травмы. Некоторые из них уже стонали со сломанными костями и разбитыми черепами.

Тарзан приказал Ньяме прыгать, что она и сделала. Они спрыгнули на арену в сторону Джин, и помчались к ней. Теперь воины подходили от стены, мчась бегом за ними.

Никогда раньше когти Джад-бал-джа и его могучие челюсти не были такими бесполезными. Эбопа потянулся своим крючковатым отростком, схватил льва и отбросил его на Куруванди. Джад-бал-джа, царапаясь и кусаясь, приземлился в полную силу на Куруванди, и они упали. Когда Джад-бал-джа поднялся, Куруванди был уже мертв, его голова была раздавлена челюстями огромного льва, словно грецкий орех клещами.

Эбопа, раздраженный черным львом, который вцепился в его ногу, двинул ей и протащил льва по трону, как обычный человек соскабливает что-то со своей обуви.

Черный лев покатился по полу, и совершенно случайно, он и Джад-бал-джа столкнулись вместе. Львы сразу же вцепились друг в друга. Они закрутились, кусаясь и царапаясь, словно были столкнувшиеся кусты перекати-поля из меха.

Эбопа повернул свою черную тыквенную голову и посмотрел на Ханта. Хант никогда не видел подобного взгляда. Он был почти гипнотическим. Эбопа присел и сделал один медленный шаг. Монстр задрал морду, чтобы показать свои странные зубы.

Хант перепрыгнул через ограждение помоста и упал на арену.

Завороженный Эбопой, Хант не знал о толпе воинов, с грохотом, бегущих по арене в направлении Тарзана, Джин и Ньямы. Когда он увидел Джин на мгновение, то воодушевился, а затем при виде Тарзана, загорелся еще большим энтузиазмом. Он не узнал другую женщину, но судя по виду, можно было полагать, что она была вместе с Джин и Тарзаном.

Затем его захлестнули воины, с грохотом несущиеся к ним.

«Из огня, да в полымя», — подумал Хант.

Но Эбопа, разочарованный потерей своей главной добычи, той, что была вкуснейшим лакомством — человека — спрыгнул с помоста и легко приземлился на арене, словно кузнечик, позади Ханта, Тарзана, Джин и Ньямы.

Воины, бросившиеся было к Тарзану и остальным, испустили крик ужаса и повернулись, чтобы бежать прочь от своего бога. Они отчаянно пытались взобраться на стену, с которой спрыгнули, но не смогли этого сделать. Они поднимались друг на друга, как муравьи, давя упавших под собой. Таким образом, некоторые взобрались наверх, в то время как другие умерли под их ногами, или стояли внизу, в страхе вжимаясь телами в стену.

Тарзан повернулся и, посмотрев через плечо, увидел источник их паники.

Эбопа подкрадывался к Ханту.

— Хант! — заорал Тарзан. — Сзади!

Хант повернулся и увидел Эбопу.

Эбопа присел, согнув свои ноги.

И сделал прыжок.

Оглавление

Оглавление

Глава 19 Забытое приключение Тарзана ― Берроуз Эдгар

Куруванди принимал ванну в предвкушении вскоре узреть большого пленника. Ему уже рассказали о подвигах бронзового гиганта. Тот убил множество лучших воинов Куруванди. Правитель был, однако, рад, что большой человек не был убит сам. На такого человека, как этот, было бы интересно посмотреть на арене; такой человек, как этот, стал бы идеальной жертвой для Эбопы. Эбопа хотел бы убить такую жертву лично.

Это было бы хорошо. Куруванди не видел, как Эбопа принимал свою жертву уже некоторое время. Для людей всегда хорошо видеть свое божество, знать, что оно до сих пор шествует у них под ногами, и что оно сейчас такое мощное, как никогда.

И еще одна хорошая вещь. Этот бронзовый гигант, будет жертвой, которая будет иметь большое значение для Эбопы. Божеству не нравились слабаки, что приносились в жертву в последнее время, и которые умирали практически сразу при виде танцев Бога, Ходячего Древа.

Куруванди предвкушал, что, если человек и действительно был так силен и ловок, как сказали его люди, то это стало бы только своего рода вызовом, за который Эбопа будет лишь признателен. Сражением, которым он и его люди будут наслаждаться, созерцая все на арене.

Куруванди раздумывал обо всем этом, когда лежал в металлической ванне и купался в крови жертв, кровь, которая была принесена к нему теплой в их жилах. Он верил в то, что если выкупается в свежей крови живых, то поглотит их жизнь и будет жить дольше. Делая это, он поглощал также и часть их души.

Кроме того, Куруванди был убежден, что если кровь проливалась на землю Ура, это весьма ценило их божество Эбопа. Некоторые из мудрецов, прорицателей и колдунов Куруванди полагали, что это было не так, потому что за последние несколько лет много чего пошло не так. Смерти рожениц. Болезни, разорившие поля. Нашествие насекомых. Даже болезни растений, которые могли бы уничтожить весь урожай всего за одну ночь. Некоторые из них даже предполагали, что это именно кровавые жертвы стали этому причиной.

Но Куруванди не верил этому. Как могло случиться такое, когда Эбопа так наслаждался, разрывая пленников живыми на части, пируя их плотью и кровью, мозгами, и внутренностями? Эбопа любил кровь и плоть живых, поэтому Куруванди думал, что будет справедливо, если он сам также должен полюбить их. Самым же верным способом, дабы ублажить Эбопу, было следование и потакание его желаниям.

Еще один кувшин теплой крови был доставлен в его ванную комнату содрогающейся рабыней, одетой в одну только набедренную повязку. Куруванди повернулся и посмотрел на нее. Она была молодой и свежей и прекрасно выглядевшей. Девушка задрожала еще больше, когда приблизилась к большой металлической ванной. Большие черные львы, прикованные на коротких цепях по обеим сторонам ванны, зарычали на нее, сузив глаза в щелочки.

— Подойди, девочка, — приказал Куруванди. — Не бойся львов. Это мои домашние питомцы.

Девушка дрожала так сильно, что кровь выплеснулось из золотого кувшина. — Осторожно, — сказал Куруванди. — Ты разливаешь её. Поднеси и налей, пока она еще теплая.

Рабыня встала на колени и начал выливать содержимое кувшина в уже заполненную кровью ванну. — Нет, воскликнул Куруванди, схватив ее за руку и толкая кувшин обратно в вертикальное положение. — Вылей его на меня, девочка.

Рабыня сделала, как ей было велено. Когда кровь обильно потекла по лицу Куруванди, он улыбнулся ей. Кровь зачернела на его губах и зубах. Он протянул руку и схватил ее снова. — Ты видела, как кровь вытекает из кувшина?

Девушка кивнула.

— Неужели тебя это не возбуждает?

— Нет, мой господин.

— Ну, конечно же, это так, — сказал Куруванди. — Как же это могло не взволновать тебя? А теперь скажи мне еще раз. Это возбудило тебя?

Девушка колебалась только мгновение. Это был первый раз, когда она прислуживала Куруванди, своему царю. Девочкой ее забрали от родителей, когда ей было всего тринадцать лет, и привезли сюда, воспитывая во дворце как горничную на кухне, до ее нынешнего возраста, шестнадцати лет. А потом, Куруванди, осматривая как-то свою главную кухню и пекарню, заметил её и повелел, чтобы теперь она приносила ему кувшины с кровью.

Но само это было не настолько плохо, ведь она была вынуждена стоять у большого каменного дренажа на кухне, где подвешивали овец, коров и кур, чтобы перерезать им горло и слить кровь, а также смотреть, как люди умирают так же, как домашний скот. Один из тех, кто умер — та самая женщина, чью кровь она только что вылила из кувшина, была горничной, ее подругой. Служанка отдала всю свою кровь для ванны Куруванди по единственной причине — она уронила буханку хлеба в его присутствии.

Рабы вносили свой вклад в ванну Куруванди и за меньшее.

Куруванди подтащил дрожащую девочку к себе и грубо поцеловал её в губы. Кровь с его лица измазала и её. Он потянул рабыню в ванну к себе. Она боролась некоторое мгновение. Но вскоре его напор увеличился, и, почувствовав, как его пальцы глубоко погрузились в ее плоть, она перестала сопротивляться. Она знала, что от борьбы будет только хуже.

Он снова поцеловал ее. Она попыталась поцеловать его в ответ в порядке самообороны, но не могла думать, ни о чем, кроме как о крови на его лице; крови, что теперь впиталась; крови, что пропитала и её набедренную повязку.

— Пожалуйста, — прошептала служанка. — Отпустите меня. Кровь… Меня тошнит от нее.

Куруванди схватил несчастную за волосы и притянул её лицо близко к своему. — Ты должна быть польщена, девушка. Я Куруванди. Твой царь. Кровь всех поколений Куруванди течет в моих жилах.

— А кровь невинных течет по вам, — ответила девушка.

Не успели эти слова вылететь из ее рта, как она осознала, что была обречена.

Но затем Куруванди улыбнулся. — Ты права.

Он притянул ее к себе и поцеловал. Укусил за губу. Девушка издала крик. Он притянул ее голову к ванне с кровью и стал удерживать её под поверхностью. Рабыня боролась лишь мгновение, но воля к жизни в ней не была слишком сильной.

Через несколько секунд после того, как она перестала колотиться, Куруванди отпустил её, смотря, как его жертва плавает ничком в глубокой ванне. Мимолетный момент сожаления промчался через мозг Куруванди.

Он сожалел лишь о том, что так легко убил ее. Она была бы хороша для гарема. Он должен попытаться контролировать себя. По крайней мере, хоть немного. Ему нужны были наследники мужского пола, и он должен был еще найти женщину, в лоне которой прорастет его семя. Это девушка была молодой, сильной и красивой. Она вполне могла быть полем, что он мог бы засеять.

Сожаление прошло.

Куруванди поднялся в своей ванне, потянулся и взял инкрустированный драгоценностями кинжал, который лежал на полу рядом с его бокалом вина.

Не было никакой пользы оставлять впустую такую хорошую кровь. Только не ту, что сейчас так близко и до сих пор еще теплая.

Он приподнял девушку за голову и приподнял вверх, чтобы вскрыть горло.

Царь использовал свой нож

Львы замурлыкали от удовольствия. Они знали, что позже им также будут предоставлена и их доля.

***
Тарзан проснулся от холода и боли, закованный в кандалы, в глубокой темноте. В одно мгновение голова человека-обезьяны прояснилась. Он загнал боль от своих ран в один психический узел, а затем попытался при помощи чистой силы воли растворить её. Это ему почти удалось. Большая часть боли была нейтрализована.

Первое, что Тарзан сделал, так это уселся на пол холодной темницы и обследовал себя. Ничего не было сломано. Несколько порезов, пару порванных мышц, но в целом, ему повезло. И кто-то грубо перевязал его раны. Полоски ткани были повязаны вокруг порезов на его руках и ногах.

Он понюхал воздух. В подземелье находилось еще два других человека. И Тарзан узнал запах одного из них.

— Джин? — позвал он.

— Да, это я, — донесся ее голос, а затем зоркие глаза Тарзана разглядели и саму девушку; он мог видеть, как кошка в темноте. Джин была одета в бюстгальтер и брюки, но без рубашки. Тарзан сразу же понял, из чего были сделаны его бинты. — Мы ждали, когда вы проснетесь, — сказала Джин.

— Кто это с тобой? — спросил Тарзан.

— Ньяма, — сказала Джин, и Ньяма придвинулись вперед в темноте.

Тарзан рассмеялся.

— Я пришел, чтобы спасти тебя, Джин.

— Они принесли вас прошлой ночью, — вздохнула Джин. — Вы были в бессознательном состоянии. Они боялись вас. А потом вас заковали в цепи. Я сделала все, что могла, чтобы перевязать ваши раны.

— Ты сделала все хорошо, — сказал Тарзан. — Я полагаю, что меня приберегли для какой-то особой цели.

— Ньяма считает, что вас отдадут крокодилам, или же их богу Эбопе, — заметила Джин.

— Эбопа, это существо, похожее на палку или деревце, — сказал Тарзан.

— Так вы уже знаете об этом? — спросила Ньяма.

Тарзан объяснил, что он видел на фрагменте стены за пределами города. — Я считаю, что это какой-то зверь из центра Земли. Из Пеллюсидара.

— Я слышала о Пеллюсидаре, — сказала Джин. — Я читала о нем, будучи девочкой. Мир, в центре Земли с постоянным полуденным солнцем. Я думала, что это миф. Легенда.

— Твой отец думал, что я был легендой, — сказал Тарзан. — Он оказался не прав.

— Не совсем так, — ответила Джин. — Любой обычный человек умер бы, если бы его избили так, как были избиты вы. И когда они принесли тебя, они били вас еще некоторое время. Они были очень злы. Ньяма понимает их язык. Она сказала, что они были сердиты за то, что вы убили их друзей. Они позволили вам жить, только потому что им было приказано.

— Тогда они допустили ошибку, — сказал Тарзан.

— Эбопа, — воскликнула Ньяма. — Вы говорите, что он не бог?

— Бога можно сотворить из всего, что бы вы ни выбрали, — заметил Тарзан. — Но как я уже говорил, я считаю, что Эбопа, это какое-то существо из ядра Земли. Там есть разные виды зверей. Звери, которые когда-то бродили на поверхности, а также существа, которых здесь никогда не существовало, до того, как этот Эбопа каким-то образом не пробрался на поверхность. Или почти на поверхность.

— По их легенде, эта тварь была здесь всегда, — сказала Джин. — Как же такое может быть?

— Кто может сказать, как долго он живет? — поинтересовался Тарзан. — А может быть, есть какой-то другой ответ. Чем бы оно ни было, откуда бы ни явилось, это существо живое. И я тоже. Отойдите-ка.

Джин и Ньяма сделали так, как они были проинструктированы. Тарзан встал. Он обмотал цепи вокруг своих ладоней и сжал их. Человек-обезьяна сделал несколько глубоких вдохов, а затем потянул свои цепи, натянув фигурные скобы, которые удерживали их вмурованными в пол. Болты заскрежетали в каменном полу и выскочили.

Тарзан встал на колени, схватился за металлическую полосу вокруг одной из своих лодыжек и скрутил ее своими могучими пальцами. Он сгибал и разгибал кольцо в течение целых трех минут, а затем раздался ритмичный звон, когда сдерживающий болт в кандалах на лодыжке не щелкнул, освобождая ее.

Тарзан принялся работать над другой. Через некоторое время болт тоже щелкнул. Теперь все, что оставалось, были металлические полосы вокруг его запястий. Тарзан начал освобождаться и с этих оков, и через десять минут две полосы лежали у его ног. Он взял длинную цепь и обмотал вокруг своей окровавленной руки так, чтобы её конец болтался. Теперь он был свободен от цепей, а они стали его оружием.

— И что теперь? — спросила Джин.

Мы попытаемся бежать. Если мы не можем, когда они придут, то будем сражаться до смерти. Если мы должны умереть, то давайте делать это на наших собственных условиях.

***
Нкима, после того, как порезвился нескольких дней со своими друзьями, наконец, понял, что он совершенно забыл о человеке, за которым он должен был приглядывать по просьбе Тарзана. На самом деле, Нкима на время забыл и о самом Тарзане. Он настолько увлекся своим хвастовством перед другими обезьянами, что только теперь понял, как солнце уже опускалось вниз, поднималось вверх и снова село, а Нкима не знал, где находится тармангани либо Тарзан.

Нкима вернулся туда, где он последний раз видел Тарзана, и начал двигаться по его следу. Он быстро мчался через деревья, даже более проворно, чем Тарзан. Мартышка уже покрыла расстояние, которое заняло бы целые дни, если двигаться по земле. К середине дня, маленькая обезьянка подошла к окраинам Ура, и здесь запах её хозяина, Тарзана, был очень сильным.

Нкима пробрался ко рву вокруг города и увидел, что вода была заполнена белыми крокодилами. Крокодилы любили есть маленьких обезьянок. Нкиме очень не нравилась мысль о необходимости попытки пересечь ров. Он не переносил воды, а крокодилов любил еще меньше. Малыш думал, что, возможно, он должен просто подождать, вернувшись обратно в джунгли возвращения Тарзана. Он мог там играть и есть фрукты, и ему бы не пришлось встречаться с крокодилами.

Нкима думал об этом какое-то время, а потом решил, что Тарзан может быть в беде. Он думал, что чувствует запах Тарзана через стену. Этот аромат отличался от запаха обычно исходящего от человека-обезьяны. Он был сильным и резким. Это указывало, на то, что там был большой всплеск физической активности. Всплеск адреналина. Конечно же, Нкима не анализировал эти вещи таким образом. Он просто чувствовал другой запах, и этот запах предупреждал его о том, что что-то было не так.

Нкима отправился в джунгли и нашел там большое птичье гнездо на дереве. Он стащил ее и отнес его вниз ко рву. Затем обезьяна поместила его в ров. Гнездо плавало. Он забраться внутрь гнезда. Вода просочилась, но его утлое суденышко сих пор держалось на поверхности. Гнездо медленно дрейфовало по поверхности рва. Затем маленькая обезьянка принялась грести руками. Нкима мог видеть, как тармангани ходят вдоль стены, но мартышка и гнездо были настолько малы, что часовые не обратили на них никакого внимания.

Но, к сожалению, крокодилы сделали это.

Когда Нкима был уже на полпути, он увидел, как крокодил поднял глаза из воды, а за ним, на всем пути к великой стене, появился целый ряд крокодиловых глаз.

Нкиме вдруг захотелось, вернулся к другим обезьянам, чтобы хвастаться там перед ними о своих воображаемых подвигах.

Первый крокодил быстро поплыл к нему, очевидно, желая поесть.

Когда крокодил почти добрался до него, его челюсти были открыты и готовы к потреблению, как гнезда, так и обезьянки, Нкима прыгнул на голову рептилии и перескочил оттуда на голову другого крокодила. Он повторил это по головам еще четырех рептилий, прежде чем те осознали, что происходит.

Пятый, однако, отодвинулся с пути мартышки, и Нкима с визгом упал в воду. Голова маленькой обезьяны вырвалась на поверхность в то время, когда челюсти крокодила открылись, чтобы схватить беднягу.

Оглавление