Поиск

Лизочкино счастье

Лизочкино счастье
Глава ХХVIII. Стефани и Лючия - Побег

Лиза не скоро очнулась от своего обморока. Когда она открыла глаза, темная ночь уже стояла над нею. В крошечное оконце избушки, находившееся под самой крышей, ласково заглядывал луч месяца, позволяя девочке рассмотреть в полумраке все, что ее окружало.

Откуда-то из угла доносился могучий храп спящего человека. Лиза приподнялась на локте и увидела своего нового хозяина, растянувшегося на куче соломы. В другом углу на лавке спала его старуха-мать. На столе стоял большой ящик с ручкой и приделанными к нему кожаными завязками, в котором Лиза узнала шарманку странствующего музыканта. Рядом с Лизой на одной с нею связке соломы лежали виденные ею до обморока мальчик и девочка. Девочка спала, свернувшись калачиком, а мальчик лежал с открытыми глазами, вперенными в полумрак. Заметя, что Лиза пошевелилась и при­встала, он быстро пододвинулся к ней и зашептал чуть внятно:

-- Тише! Ради Бога тише! Не разбуди его. А то и мне и тебе будет худо.

-- Он прибьет нас? -- так же тихо прошептала Лиза.

-- О, да! У меня уже нет ни одного здорового места на теле. Всюду следы его плетки. Он бьет меня как собаку, за дело и без дела ежедневно. Я устал и не могу работать больше! Но он забьет меня до полусмерти, если я откажусь ходить с ним по дворам и проделывать мои акробатические фокусы.

-- Ты -- итальянец? -- спросила шепотом Лиза.

-- О, нет... Я русский. Мое имя Степа, но он переиначил меня в Стефани. Ведь и он тоже русский или цыган, не знаю, а называет себя итальянцем Томазо и говорит, что у него есть детский театр в Милане. А кроме меня и Лючии у него нет никого.

-- Кто это -- Лючия?

-- Лючия -- девочка, которая пела до сих пор песенки, странствуя с нами по дворам. Но теперь она не будет больше петь, потому что сильно кашляет. Скоро ее закопают в могилку, а ты будешь петь вместо неё. Я слышал, как хозяин говорил матери: "У этой девочки золотые волосы и лицо ангела. Еще не раскрывая рта, она наберет столько денег, что нам некуда будет их класть. "Люди любят такие лица, глядя на которые плачут от жалости". Вот что сказал хозяин.

-- О, я не буду петь! Я не могу петь! Я умру с горя! -- заливаясь слезами, прошептала Лиза.

-- Тише, Христа ради! -- испуганно прошептал Степа, зажимая ей рот рукою. -- Он убьет нас, если услышит.

-- Пусть убьет! Смерть легче, чем такая жизнь,-- задыхаясь от слез, прошептала Лиза.

-- Зачем смерть, когда можно еще поправить это! -- снова произнес мальчик.

-- Я спасу тебя, -- помолчав с минуту, продолжал он. -- Слушай только, что надо делать. Хозяин спит очень крепко. Я подкрадусь к нему и выну у него из-под подушки ключ от двери. Если он проснется, -- мы пропали; если нет, то я дам тебе ключ, ты откроешь им двери и побежишь как можно скорее. Вьюга прошла и ты скоро достигнешь города... Только беги, не останавливаясь ни на минуту. Помни, что в этом твое спасение.

-- А как же ты, Степа? -- замирая от жалости к доброму мальчику, спросила Лиза.

-- О, обо мне не беспокойся. Ни мне, ни Лючии , т. е. Лене (это её настоящее имя) некуда идти. Он украл нас с самого раннего детства от родителей и мы их теперь уже не помним. Да и потом, Лена не долго проживет на свете, а я ее не оставлю одну до последней минуты.

-- Она сестра твоя?

-- Нет! Но горе и побои хозяина нас очень сдружили. Я ее люблю больше, чем родную сестру. Ну, за дело однако! Через два часа хозяин про­снется и мы должны будем тронуться в путь, так как после твоего исчезновения из города хозяину здесь оставаться опасно. -- И, говоря это, Степа неслышно поднялся с соломенной подстилки и стал красться вдоль стены к тому углу, где храпел Томазо.

Лиза замерла от страха и ожидания. Вот Степа уже подле Томазо... Вот он опустился на колени... вот нагнулся, весь изгибаясь, как кошка... Вот просунул руку под соломенную подстилку, на которой покоилась голова его мучителя... Еще минута и... он вынет заветный ключ. Но в ту самую секунду, когда мальчик уж нащупывал его под рукою, старуха, мать хозяина, громко застонала во сне.

Сердце перестало, казалось, биться в груди на смерть перепуганной Лизы. Она сжала руки и подняла глаза к небу, шепча молитву. Хозяин на минуту перестал храпеть и, пробурчав себе что-то под нос, перевернулся на другой бок и через миг захрапел снова сильнее прежнего.

Через две-три секунды Лиза увидела приближавшегося к её углу Степу. В руке мальчик держал ключ, решавший судьбу Лизы.

-- Ну, теперь все зависит от тебя, -- зашептал он снова,--сунь ключ в скважинку, не производя шума, открой дверь и беги, беги без оглядки!

Лиза отлично и сама понимала, что медлить было нельзя. Она крепко сжала руку своего спасителя, шепнув ему чуть слышно: "Спасибо, Степа! Я сделаю для тебя все, что могу", и бесшумно скользнула к двери. Добравшись до неё, она со страхом приставила ключ к замочной скважинке.

"А вдруг не подойдет? Вдруг Степа ошибся, и ключ этот не от двери! Господи, помоги мне!"-- с тоскою думала девочка.

Но горячая молитва ребенка была услышана и ключ без труда вошел в замок и поддался слабым пальчикам Лизы. Дверь слегка скрипнула и растворилась. Морозная ночь разом охватила трепещущую Лизу. Вьюга стихла. На небе сияла полная луна. Лиза перекрестилась и бегом пустилась по направлению города.

 

Лизочкино счастье Глава XXXIII

На другой день вся детская труппа г-на Сатина во главе с начальством собралась на вокзале,--проводить Лизу. Даже многие из жителей города В., дети которых особенно полюбили маленькую актрису, приехали со своими семьями посмотреть на нее в последний раз.

Лиза, окруженная ласково улыбающимися ей милыми лицами, была точно в каком-то чаду. Она едва поспевала отвечать на вопросы.

-- Где ты будешь жить, Лиза? -- спрашивал чуть не в сотый раз, льнувший к ней, Павлик.

-- В доме доктора Ворского, вместе с мамой. Он просил маму остаться у него и обещал заботиться обо мне не меньше, чем о родной дочери. Ведь мое общество будет много развлекать его бедную больную Зою!

-- Если ты не будешь писать нам, -- самым серьезным тоном проговорил Корелин,--то я приеду к тебе и устрою такой скандал, что ты его долго не забудешь!

-- Мы сами скоро вернемся в Петербург на время поста! -- произнесла Роза, -- и часто будем видеться с нею. Ведь ты, надеюсь, будешь навещать нас, Лиза?

-- О, разумеется! -- убежденно проговорила девочка,--каждый праздник я буду приходить к вам.

-- Только помни, Лиза, -- серьезно проговорил Григорий Григорьевич, -- что как бы ни легко тебе давалось искусство, не складывай рук и работай, работай без конца! Никакое в мире дарование не может быть усовершенствовано без труда. Помни это, дитя мое, во всякое время!

-- Буду помнить! -- произнесла Лиза, поднимая на своего учителя добрые, ясные глазки.

Перед самым последим звонком, когда уже Лиза села в вагон, а все провожающие столпились у окон, сани губернатора с его обоими сыновьями, Борисом и Левой, подкатили к дебаркадеру. В руках старшего, Бориса, был большой ящик. Он проворно выскочил из саней, вбежал в вагон и положил свою ношу на колени изумленной Лизы, проговорив запыхавшись:

-- Это на память от папы. Ему было некогда приехать самому, и он присылает тебе свой подарок. Добрый путь! Не забывай нас, Эльза!

И, прежде чем Лиза успела поблагодарить его, мальчик выскочил из вагона и побежал по платформе к саням, где его ждал его младший брат.

Раздался пронзительный свисток. Поезд тронулся. Провожающие замахали платками. Многие из детей побежали по платформе наравне с поездом, чтобы еще раз увидеть свою маленькую подругу.

-- Прощай, Лиза! -- слышались громкие взволнованные голоса взрослых и детей,--не забывай нас... Пиши о твоих успехах... Скоро увидимся!.. Работай прилежно и свято... Прощай, миленькая, славная, златокудрая Эльза!

Вот еще раз мелькнуло доброе лицо Павла Ивановича... Вот заплаканное личико Марианны, кричавшей ей что-то, чего она не могла уже расслышать за грохотом колес... минута и... все исчезло! Лиза прижалась к плечу матери, и тихо заплакала. Но то были радостные слезы.

 

Лизочкино счастье
Глава XXXI. Прощальный спектакль - Букетик гвоздики

Снова пестрые, громадные афиши возвестили городу о новом, исключительном спектакле, который должен был представлять особенный интерес для публики. Вопервых, ставили новую, трогательную пьесу Павла Ивановича "Сиротка Маша", а во-вторых, в роли сиротки выступала Эльза, любимица публики, играя в последний раз перед своим отъездом и поступлением в столичное театральное училище. На следующее же утро после прощального спектакля Григорий Григорьевич Томин должен был везти Лизу в Петербург.

Лиза была как во сне. Ей не верилось как-то, что через какие-нибудь три дня она увидится с мамой. В тоже время ей было жаль оставлять своих друзей, особенно доброго директора и маленькую Марианну. Последняя не отходила от Лизы ни на шаг.

-- Ты знаешь, сестричка, -- несколько раз повторяла она Лизе, обнимая ее, -- я бы охотно отказалась от всех ролей, которые должна буду играть после тебя, лишь бы ты не уезжала!

Лиза получила от Павла Ивановича свое жалованье за два месяца сразу и таким образом составилась порядочная сумма. На часть этих первых трудовых денег она решила сделать по маленькому подарку всем своим друзьям: Павлу Ивановичу она купила трубку, Григорию Григорьевичу--записную книжку для заметок по театру, Анне Петровне Сатиной -- новый футляр для очков, и каждому из детей какую-нибудь дешевенькую безделушку.

-- Зачем это? -- говорили ей удивленные товарищи, -- мы и без твоих подарков будем тебя всегда помнить!

В вечер спектакля Лиза волновалась ужасно. Мальвина Петровна, одевавшая ее в уборной, несколько раз принималась успокаивать начинавшую было плакать девочку.

-- Что за вздор так трусить! -- попробовал строго прикрикнуть на девочку Григорий Григорьевич, видя, что она вышла из уборной с подпухшими глазами. -- Бояться нечего! Нельзя же все время играть одни сказки... Ну, смотри же, будь молодцом!

-- Я постараюсь, -- робко шепнула Лиза и, стряхнув с себя ненужный страх, вышла на сцену.

В этот вечер театр был полон -- и взрослыми, и маленькими зрителями. Детишки, одетые, ради торжественного спектакля, в праздничные платьица -- белые, розовые и голубые -- казались нарядными цветочками, выросшими в партере театра.

Но Лиза ничего не видела со сцены. Лишь только она перешагнула порог, то словно позабыла, что она, Лиза, играет в последний раз, что на завтра ее ждет отъезд и прощанье с друзьями, а через два, три дня она увидит маму... И радость, и горе, и незнакомое будущее--все это было забыто Лизой. И сама она уже была больше не Лиза, а сиротка Маша, которую странствующие акробаты крадут у её больной матери. Она страдала страданьями Маши, которую мучили и били за то, что она не умела проделывать замысловатые штуки, которые требовал от неё хозяин. Судьба Маши была похожа на судьбу Лизы -- и это много помогло девочке в её игре. Она играла так хорошо, как редко могла бы играть настоящая взрослая актриса.

Не только дети, находившиеся в зале, но и взрослые следили за её игрой, притаив дыхание. Какая-то скромно одетая дама в темном платье, сидевшая в первом ряду, не отрывая глаз, следила за каждым движением маленькой актрисы. Крупные слезы текли по щекам дамы, но она их не замечала и только все смотрела на маленькую златокудрую девочку, передававшую так искренно и правдиво горе бедной маленькой сиротки.

То место, где, по ходу пьесы, Маша, убежав, наконец, от злых комедиантов, делается нищенкой и в таком виде, встретившись со своею матерью, бросается на её грудь с криком: "Мама!" Лиза сыграла так хорошо и правдиво, так искренно вырвалось у нее это отчаянное и радостное в тоже время слово "мама", что все зрители--и взрослые, и дети--поднялись со своих мест и в волнении, со слезами на глазах, кричали ей: -- Браво, Эльза, браво!

Из крайней -- губернаторской -- ложи полетел небольшой букет и упал на сцену к ногам Лизы. Это точно послужило сигналом: откуда ни возьмись, десятки и сотни маленьких букетиков посыпались на сцену сверху, из ложь, из кресел, словом -- отовсюду. Через каких-нибудь пять минут Лиза была засыпана цветами. Она подошла близко, близко к краю сцены, с улыбкой обвела всю публику глазами и низко наклонила свою златокудрую головку.

В туже минуту дама в темном платье, стоявшая около своего кресла, дрожащими от волнения руками отколола от пояса скромный букетик гвоздики и бросила его на сцену. Букетик упал прямо на грудь Лизы.

Все еще улыбаясь, девочка подняла голову, взглянула в ту сторону, откуда прилетел букетик, и вдруг неожиданный, радостный крик: "Мама! Мама моя!" прозвучал в театре.

 

Лизочкино счастье
Глава XXXII. Это её мама

Да, это была она, -- её мама. Не та мама, которую находит по пьесе сиротка Маша, а настоящая Лизина мама, сюрпризом приехавшая за своей девочкой, чтобы везти ее в Петербург. Мария Дмитриевна Окольцева приехала с вечерним поездом в В. и, заехав в кружок, узнала от Матрены, что Лиза играет свой последний спектакль. К счастью, она достала место в театре и могла насладиться игрой своей девочки.

Увидя направленный на нее взгляд разом узнавшей ее Лизы, Мария Дмитриевна бросилась за кулисы, кинулась на сцену и, позабыв о публике, театре и самом месте, где она находилась, схватила Лизу в свои объятия и покрыла её лицо, шею и волосы градом поцелуев, смешанных со слезами.

-- Это мать Эльзы! Это её мама! -- пронеслось по театру тихим шепотом, и новые крики и аплодисменты, выражавшие сочувствие радости Лизы, потрясли театр.

Когда занавес, наконец, опустили, Павел Иванович бросился к Лизе и заключил ее в свои объятия.

-- Дитя мое, дорогое мое дитя! Спасибо тебе! Лучше сыграть ннкто бы не мог!.. Сударыня, --успокоившись немного, произнес он, пожимая руку Лизиной мамы, -- вы берете у нас сокровище, которому нет цены. Но оно -- ваше... Лиза принадлежит вам, мы не смеем просить ее остаться. Для ее же пользы она должна ехать учиться и пробивать себе дорогу, чтобы стать настоящей актрисою. Только прошу вас об одном. Напоминайте ей почаще о нас: Что мы ее любим и помним и что просим изредка давать весточку о себе.

-- О, Павел Иванович, я и без просьбы вашей никогда, никогда не забуду вас! -- вскричала своим правдивым, нежным голоском растроганная Лиза.

В эту последнюю ночь под кровом кружка Лиза уснула в нежных объятиях своей мамы.

 

Лизочкино счастье
Глава XXX. Выздоровление - Радостные новости

Лиза очень медленно поправлялась от своей болезни. У её постели постоянно находился кто-нибудь из девочек. Даже Анна Петровна, вернувшаяся из Москвы и узнавшая печальную повесть Лизы, старалась, чем могла, высказать свое расположение маленькой больной. Она собственноручно давала лекарства девочке, поила ее вином и бульоном и даже прикрикнула несколько раз на своего любимца Павлика, который как-то расшалился не в меру подле комнаты, где лежала Лиза.

Мэри отправили на следующий день после печального события в Петербург. Она даже не пожелала проститься с детьми и уехала с полным сознанием своей правоты. И тотчас по её отъезде мир и тишина воцарились в кружке.

Даже Кэт изменилась сразу по отъезде своей подруги, которая имела на нее дурное влияние. Кэт сошлась с Розой и Алей, самыми благоразумными девочками, -- и вся её глупая гордость разом исчезла.

Лиза не могла видеть перемен, происшедших в кружке, потому что была еще очень слаба и не выходила из своей комнаты.

Когда она впервые сознательно открыла глазки, первое лицо, которое она увидела у своей постели, была Марианна.

Заметя, что Лиза сознательно глядит на нее, девочка так обрадовалась, что невольно крепко обняла подругу и тихо заплакала.

-- О чем ты? что с тобой, сестричка Марианна? -- спросила слабым голоском Лиза.

-- Мне жаль тебя, Лизочка! -- прошептала Марианна. И девочки крепко поцеловались.

На Лизу было действительно жаль смотреть: так она осунулась и похудела.

-- Ничего, мы ее живо откормим, -- весело шутил Павел Иванович, глядя с отеческой нежностью на свою любимицу.

-- Разумеется, -- слабо подтвердила Лиза,--я поправлюсь очень скоро... А вот Стефани и Лючія-- те уже не поправятся так скоро!

-- Стефани, Лючия? -- переспросил с удивлением г-н Сатин. --Кто это? Или ты снова бредишь, Лизочка?

Но Лиза не бредила.

Толково и ясно она рассказала все, что было с нею, и как она спаслась только благодаря Степе.

-- Ну, вот и отлично, -- по окончании её рассказа проговорил Павел Иваиович, -- ты сама попросишь губернатора позаботиться о них.

-- Да, но их уже не найдут, -- с тоскою проговорила Лиза, -- пока их будут искать, злой Томазо успеет замучить бедных детей.

--О, не бойся, дитя мое,--сказал Павел Иванович,--я слышал, что на розыски мнимого итальянца давно уже послана полиция. Подожди еще немного, и наверное скоро ты увидишь твоего спасителя.

Лиза молча улыбнулась. Через минуту она снова подняла на Павла Ивановича свои ясные глазки и робко сказала:

-- У меня к вам есть просьба, г. директор.

-- Говори, девочка, смело твою просьбу. Какова бы она ни была, -- я ее исполню,--ласково ответил г. Сатин.

-- О, благодарю вас! Вы так добры ко мне,-- прошептала Лиза. -- Эту просьбу не трудно исполнить... Если можно, приютите в вашем кружке несчастных Стефани и Лючию.

-- Только-то? -- спросил, смеясь, Павел Иванович.

Увидя, что Лиза кивнула головкой в ответ, он поторопился ей сказать с веселой улыбкой:

-- Если бы не двое, а целая дюжина детей была в руках Томазо, я и тогда, в угоду тебе, взял бы их всех!

-- О, как вы добры! -- воскликнула девочка, веселая от счастья.

В этот день, когда Лиза встала с постели и, еле держась от слабости на ногах, вышла из сво­ей комнаты, опираясь на руки Вити и Кости Корелина -- самых сильных мальчиков труппы, в пансион г-на Сатина приехал губернатор.

-- А-а, маленькая героиня! -- произнес он, весело подходя к Лизе и протягивая ей обе руки, -- поправляешься молодцом? А я к тебе приехал с двумя приятными сюрпризами. Один старый, который я готовил тебе еще к сочельнику, а другой новый, который долженъ обрадовать тебя не меньше.

И, видя, что глазки Лизы загорелись любопытством, он поспешил пояснить ей:

-- Первый сюрприз -- это полученное мною извещение, что ты зачислена в петербургское театралыюе училище приходящей ученицей на казенный счет. Это очень хорошо уже потому, что из училища ты прямо попадешь на сцену Императорского театра. Увидя твою игру в первый же спектакль, я понял, что ты очень способная девочка и что из тебя выйдет настоящая актриса, и я поторопился написать о тебе в Петербург. Теперь дело твое устроено и через несколько дней я попрошу г-на или г-жу Сатину отвезти тебя в Петербург для поступления в училище. Рада ли ты моему сюрпризу?

Но и без ответа Лизы добрый губернатор понял, как она счастлива. Щечки её разгорелись, глаза засияли, как звездочки, а губы улыбались так радостно, что всем, глядя на нее, легко и хорошо становилось на душе.

-- А теперь второй сюрприз и, кажется, не менее приятный, чем первый, -- продолжал губернатор. -- Томазо накрыли, поймали и...

Тут губернатор хлопнул в ладоши, не докончив своей фразы. Дверь отворилась и спаситель Лизы, худенький, бледный Степа, держа за руку слабенькую, едва державшуюся на ногах Лючию, вошли в комнату, и оба бросились к Лизе.

Последняя боялась поверить своим глазам. Еще бы! Её маленький спаситель, с которым она провела самые тяжелые и страшные часы жизни в лесной избушке, был теперь свободен и жив!

-- Как я рада тебя видеть, Степа! -- проговорила Лиза, обнимая мальчика и его маленькую подругу. -- Я так боялась, чтобы он не сделал с вами чего-нибудь дурного.

-- О, нет! -- ведь он не узнал, что это я выпустил тебя из избушки, -- сказал Степа. --Если б он знал это, то наверное не оставил бы меня в живых. Как он рассвирепел, когда увидел, что ты убежала! Чем только не грозил он тебе! На следующее же утро мы оставили избушку и пошли по направлению к другому городу. Но по дороге хозяев схватили и повезли связанных обратно в В. А меня с Лючией взял вот этот добрый барин,-- и Степа без стеснения указал пальцем на добродушно улыбавшегося ему губернатора.

-- Вы оставите детей у себе, не правдали? -- обратился между тем последний к г. Сатину.

-- О, да, ваше превосходительство, -- поторопился ответить Павел Иванович.

-- Ведь ты умеешь что-нибудь делать, мальчик?-- ласково спросил он Степу.

-- Конечно, -- отвечал тот уверенно,--вы посмотрите-ка, какие чудесные штучки я умею выкидывать руками и ногами!

-- Нет, милый друг, тебе не придется выкидывать твоих штучек! У нас тебя выучат кое чему другому, более благородному и полезному,--перебил его Григории Григорьевич.

-- Как, мне не придется уже ходить на руках вниз головою и перепрыгивать через голову? -- удивился Степа.

-- О, нет!

-- А Лючии не надо будет надсаживать горло на морозе, чтобы петь свои песенки?

-- Конечно, нет, -- успокаивал мальчика Павел Иванович.

-- Ты слышишь, Лючия? Тебе не надо будет больше петь в стужу и холод на чужих дворах! Этот добрый господин выучит нас иному делу.

Худенькая, поминутно кашлявшая, Лючия так и просияла от удовольствия.

Бедные дети, ничего не видевшие, кроме нужды и побоев, теперь, среди добрых людей и маленьких сверстников, почувствовали себя как в раю.

-- Ну, Лизок, -- в тот же вечер спросил Павел Иванович девочку, когда вся труппа, не исключая и новых пришельцев, Степы и Лены, сидела за ужином,--и тебе не жаль оставлять всех нас и твоего старого директора?

-- О, Павел Иванович, -- прошептала девочка и слезы застлали ей глазки,--я так благодарна вам за все, за все! И люблю я вас, как родного, крепко, крепко! Но еще больше вас я люблю мою маму и ради того, чтобы соединиться с нею и жить не разлучаясь, я ухожу от вас. Но все то, что вы сделали для меня, я никогда не забуду, -- добавила с чувством Лиза и, быстро вскочив со своего стула, подошла к директору, схватила его большую, мягкую руку и поднесла к губам.

-- Что ты, Лизочка, что ты! -- растерялся добрый Павел Иванович. -- Разве я твой отец, что ты хочешь мне целовать руку? Надо целовать только руки родителей,--прибавил он.

-- О, вы были мне вместо родного отца! -- проговорила Лиза. --Я вам так благодарна за все, за все!

-- Да, как ни тяжело мне терять Лизу, как добрую и хорошую маленькую актрису, -- вставил свое слово Григорий Григорьевич, -- но я страшно рад за нее. Она пройдет хорошую школу, станет артисткою и, может быть, через каких-нибудь десять лет имя её будет известно всему миру.

-- Тогда она при встрече и кланяться с нами не захочет, -- послышался с противоположного конца пискливый голосок Павлика, сидевшего между Валей и новенькой Лючией, которую они с Валей решили взять под свое покровительство.

-- О, нет! -- горячо вырвалось у Лизы, -- не говори так, Павлик! Никогда не забуду я ни тебя, ни всех вас, дорогие! -- обводя блестящими глазами весь стол, произнесла Лиза.

-- Уж, конечно, его-то ты не забудешь, -- тихонько шепнул Костя Корелин:--как пойдешь мимо аптеки, непременно вспомнишь про касторовое масло и микстуры, которыми постоянно пичкают Павлика.

Дружный смех детей был ему ответом.

В этот вечер Павел Иванович, Григорий Григорьевич и Анна Петровна долго не спали, совещаясь о том, кого назначить на место Лизы -- играть её роли.

После долгих разговоров, решено было все роли девочки передать Марианне, как самой способной и прилежной из всех остальных.