Поиск

Бенгальские душители

Примечания Бенгальские душители — Луи Буссенар

В старом переводе (издание П. Сойкина) роман выходил под названием «Среди факиров».

1

Ленч — у англичан — второй завтрак после полудня.

2

Британская Индия — название английских колониальных владений на территории современной Индии, Пакистана и Бангладеш.

3

Полк получил свое название в честь английского генерала Чарлза Джорджа Гордона (1833–1885) — участника колониальных войн в Азии и Африке и Крымской войны 1853–1856 годов.

4

Баньян — произрастающее в Индии дерево высотой свыше 30 метров, с кроной, занимающей площадь до пяти тысяч квадратных метров.

5

Афридии — группа пуштунских (афганских) племен, живущих в Пакистане; в описываемое в повести время территория их обитания образовывала северо-западную часть Британской Индии. Племена афридиев принимали активное участие в антиколониальном движении народов Индии.

6

Канпур — город в Северной Индии, один из основных центров Индийского народа восстания 1857–1859 годов.

7

Вице-король — глава английской колониальной администрации в Британской Индии.

8

Сипаи — солдаты, завербованные англичанами из местного населения. Поскольку Индийское народное восстание 1857–1859 годов началось с выступления сипаев, его нередко называют Сипайским восстанием.

9

Нана Сахиб (родился около 1824 года — год смерти неизвестен) — один из руководителей Индийского народного восстания 1857–1859 годов. Его выступление против англичан характеризовалось колонизаторами как предательство и проявление неблагодарности, поскольку, в частности, английские власти сохранили за ним как за представителем знатного рода ряд привилегий.

10

Хавелок Генри (1795–1857) — английский генерал, известен жестокостью, проявленной при подавлении Индийского народного восстания.

11

Негоциант — купец.

12

Парс — член религиозной общины, о которой рассказывается в последующих главах повести.

13

Раджа — правитель княжества в Индии.

14

Битхур — город неподалеку от Канпура. Под раджой Битхура подразумевается Нана Сахиб, поскольку в этом городе находилась его резиденция.

15

Хотя в русском языке слово «пони» означает малорослую лошадь, в странах Южной Азии так называют стройных, обычного роста лошадей, резвых, выносливых и отлично приспособленных к местным климатическим условиям.

16

Факиры — здесь: бродячие святые, аскеты.

17

Калькутта в то время была столицей Британской Индии, поэтому здесь располагались высшие учреждения этой крупнейшей колонии Англии.

18

Кимвал — древний восточный музыкальный инструмент в виде двух металлических тарелок.

19

Брахман четвертой ступени — странствующий брахман-аскет.

20

«Законы Ману» — созданный во II веке до н. э. — II веке нашей эры свод правил поведения индуса в частной и общественной жизни и наставлений об управлении государством и по судопроизводству; их авторство приписывается мифическому прародителю людей — Ману («Законы Ману» в переводе С. Д. Эльмановича с исправлениями Г. Ф. Ильина изданы «Ладомиром» в 1992 г.).

21

Нактоуз — деревянный шкафчик, на котором устанавливается судовой компас.

22

Пеньюар — утренний женский капот из легкой ткани.

23

Прованс — область на юго-востоке Франции.

24

Мангровые заросли — заливаемые во время приливов деревья и кустарники, растущие в устьях рек и на морском побережье тропических и, реже, субтропических стран.

25

Модуляция — в музыке: переход из одной тональности в другую.

26

Ритурнель — повторяющаяся, как припев, краткая музыкальная фраза.

27

Сахиб — господин.

28

Брахма — один из высших индуистских богов, бог-создатель, творец Вселенной и всего сущего.

29

Лакшми — индуистская богиня богатства, семейного счастья и красоты.

30

Перечисление этих каст дается в последующих главах повести.

31

Иллупи — местное название дерева бассия; его цветы употребляются в пищу и используются для производства вина, а из семян и плодов приготавливается масло.

32

Сикхи — религиозная община в Индии, исповедующая сикхизм — вероучение, возникшее в XVI–XVII веках; признают единобожие и равенство всех последователей своей религии и выступают против кастовой системы и идолопоклонства.

33

Чапраси — здесь: слуга.

34

Тхаги — здесь: секта душителей, последователей культа богини Кали, супруги Шивы, одного из высших индуистских богов. Подробнее о них рассказывается в последующих главах повести.

35

Пандит — почетное звание ученого брахмана, а также человека высокообразованного в области классической индийской литературы на санскрите — древнеиндийском языке; этого звания, в частности, был удостоен великий сын индийского народа Джавахарлал Неру (1889–1964).

36

Кабельтов — морская мера длины, равная 185,2 метра.

37

Друг (англ.).

38

Шри — одно из имен богини Лакшми, переводится как «сияющая, прекрасная, благостная, приносящая счастье».

39

Беспечный, беззаботный (фр.).

40

Имеются в виду наследные принцы индийских княжеств, еще сохранявших внешнюю независимость.

41

Сикким — в описываемое в повести время — княжество к северу от Британской Индии, с 1975 года — один из штатов Индии.

42

Дюплекс Жозеф Франсуа (1697–1763) — губернатор французских колониальных владений в Индии в 1730–1754 годах.

43

Лузитаны — племя, обитавшее в древние времена в юго-западной части Пиренейского полуострова, в основном на территории современной Португалии.

44

В повести отражено ошибочное представление о том, что лихорадка вызывается дурным воздухом, в то время как в действительности это инфекционное заболевание, разносчиком которого является малярийный комар.

45

Дравидийский — относящийся к дравидам или к народам телугу, тамилам и другим, населяющим в основном Южную Индию.

46

Современная наука датирует жизнь Заратуштры — мифологического основателя древнеиранской религии — зороастризма — периодом с X века до первой половины VI века до н. э.

47

«Ясна» — молитвенные песнопения.

48

«Зенд-Авеста», или «Авеста», — собрание священных книг зороастризма.

49

Оптический телеграф — система визуальной связи с использованием семафорной азбуки.

50

Веды — древнеиндийские литературные памятники, представляющие собой четыре сборника гимнов и жертвенных формул.

51

Имеется в виду колониальная захватническая война Италии против Эфиопии (старое название — Абиссиния) 1895–1896 годов.

52

Гуркхи, или непальцы, — народность, проживающая в Непале и приграничных районах Индии.

53

Соединенное Королевство — сокращенное от официального названия Англии: Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии (в настоящее время — Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии).

54

Стюарты — королевская династия в Шотландии (1371–1714) и Англии (1603–1649, 1660–1714).

55

Ротанг — тропическая лиана, используется, в частности, для производства мебели и в качестве строительного материала.

56

Джаганнатх — один из индуистских богов. Во время ежегодного празднества в его честь в городе Пури (индийский штат Орисса) некоторые верующие, желая принести себя ему в жертву, бросаются под колеса храмовой колесницы.

57

Шакья-Муни — одно из имен Будды, переводится как «Отшельник из шакьев» (шакьи — племя, из которого вышел Будда).

58

Могольская империя — крупнейшая феодальная держава в Индии; возникла в XVI веке, в XVII веке включала в свой состав большую часть Индии, в XVIII веке распалась на ряд государств.

59

Нирвана — здесь: высшее состояние блаженства души, при котором отсутствуют мирские желания.

 

Часть 3 Глава 10 Бенгальские душители — Луи Буссенар

Главарь мятежников. — Отказ. — Пленники. — Находчивость Бессребреника. — Снова вместе! — Появление Биканэла. — Последняя попытка. — Священное знамя. — Повеление пандита. — Последняя трагедия. — Заклятые враги. — В объятиях смерти. — Главарь Махмуд. — Долгожданная свобода.

Капитан Бессребреник с Бераром скакали впереди, миссис Клавдия, Мери и Патрик — следом за ними, а замыкали отряд Джонни и Мариус. Боб, тяжело дыша и высунув язык, бежал изо всех сил рядом с ними, стараясь не отстать.

Всадники неслись во весь опор прямо на передовые укрепления противника. Немногочисленные туземцы, околачивавшиеся там, бросились врассыпную. Зато бойцы, сидевшие за второй оборонительной линией, сразу же, как только увидели белый флаг, которым размахивал Бессребреник, вскочили на ноги и закричали, приказывая остановиться.

Поскольку всадников насчитывалось всего несколько человек и они не были одеты в военную форму, мятежники вели себя вначале довольно мирно.

— Кто у вас главный? — спросил оглушительным голосом Берар, знавший, что с жителями Востока следует говорить громко и уверенно.

Из толпы выступил гигант с нахмуренными бровями и свирепым выражением красивого, бронзового от загара лица. В руках у него была ли-метфордовская винтовка, подобранная, без сомнения, на поле битвы. Узнав факира, он даже растерялся от неожиданности:

— Мир тебе, Берар! Не ожидал такой радостной встречи!

— И тебе мир, Махмуд! Да будет благословен сей день, когда я вновь смог увидеться с тобой!

— Чем могу быть полезен, Берар? И чего нужно этим чужестранцам?

— Я их проводник и к тому же друг. Мы хотим договориться о выкупе двух английских офицеров, что у тебя в плену.

Лоб мятежника, разгладившийся было при виде Берара, опять сурово нахмурился.

— Не желаю и слышать об этом! — жестко отрезал он.

— Но выкуп огромен, на памяти людей такого еще не было.

— Я сказал — нет! Они приговорены к смерти от голода и жажды и сидят взаперти уже более двух суток.

— Ты отказываешься от целого состояния, которое само плывет в твои руки! Ты не хочешь, чтобы оно досталось твоему племени?

— Да, не хочу!

— Но почему?

— Потому что офицеры жизнью своей должны заплатить за пролитую англичанами кровь. Чужеземцы ведут с нами войну на уничтожение, дырявят нас пулями дум-дум и нас же считают дикарями! Но дикари — это они, и всех англичан, которые попадут к нам в плен, мы предадим смерти!

— Подумай еще раз, Махмуд!

— Нет! И хватит об этом. Как можно скорее уводи своих чужеземцев. Они вызывают у меня чувство глубокого отвращения, и мы не трогаем их только из-за тебя. Если бы они не были твоими друзьями, я бы всех их продал в рабство!

Не замечая окружавших туземцев, одетых в живописные лохмотья и с головы до ног обвешанных оружием, которые с искривленными злобой лицами мрачно взирали на европейцев сверкавшими ненавистью глазами, Мери под воздействием не осознанного ею самою импульса в недоумении, с учащенно забившимся сердцем, оглядывалась по сторонам. Хотя она никогда раньше не бывала в этом месте, ей казалось, что она узнает его. Вот эту лачугу она уже видела когда-то — возможно, во сне. Во всяком случае, хибара ей была до удивления знакома.

В памяти девочки воскрешались впечатления, полученные ею во время гипнотического сна и закрепленные в сознании безграничной любовью к отцу. И она вдруг совершенно отчетливо представила себе, что именно в этой лачуге привиделись ей отец с лейтенантом, захваченные повстанцами в плен.

— Вон там! Там наш отец! — исступленно закричала она, указывая на невзрачное строение.

— Там наш отец! — повторил, словно послушное эхо, Патрик. — Так освободим же его!

Мальчик, уже успевший стать отличным наездником, вздыбил коня и во весь опор понесся к хижине, не заботясь о том, следует кто-то за ним или нет. Сестра тотчас присоединилась к нему, а за ней — и все остальные, включая Берара: увидев, что случилось, факир резко прервал свои переговоры с главарем мятежников и кинулся вдогонку за друзьями.

— Эх, — прошептал Бессребреник, — сюда бы сотню моих ковбоев из Нью-Ойл-Сити, задали бы им перцу!

В нем заговорил человек действия.

— Ну-ка, попробуем кое-что! — сказал он себе.

Капитан подвел коня задом вплотную к хижине и, натянув поводья, вонзил в бока шпоры. Лошадь взвилась и, почувствовав позади преграду, стала изо всей силы бить по двери задними ногами. Удары копыт загрохотали как пушечные выстрелы, и дверь, не выдержав, рухнула с громким треском.

Офицеры, бледные, едва держась на ногах, с трудом добрались до дверного проема и увидели всадников, и среди них — двух женщин. Одну из них майор тотчас узнал. Не веря глазам, он воскликнул:

— Мери!.. Дочка моя!.. Ты ли это?

— И я здесь, отец!.. И я тоже! — взволнованно закричал мальчик.

— Патрик!.. Мой маленький воин! — еле выговорил несчастный отец, и на глаза его навернулись слезы.

— Отец, — сказала Мери, — перед вами наши благодетели, спасители наши…

— Милорд, — обратился к майору Бессребреник, — мы прибыли сюда, чтобы освободить вас или вместе с вами погибнуть. Попытайтесь взобраться на лошадь мисс Мери… Вы же, лейтенант, подсаживайтесь к Патрику… А теперь — вперед!.. И как можно быстрее!

Все произошло в считанные секунды.

Этот отважный план мог бы удаться лишь в четырех-пяти случаях из ста, да и то при условии, что враги придут в замешательство. И кто знает, сумели бы друзья удрать из вражеского стана или нет, если бы на их пути не встал сам дьявол в человеческом облике, возжаждавший крови и злата. Пока афридии вопили в растерянности и бестолково суетились, мешая друг другу, ему удалось собрать вокруг себя два десятка наиболее решительных бойцов и отрезать путь к отступлению. Беглецов окружили, и двадцать ружей угрожающе уставились на них своими дулами.

— Биканэл!.. И тут он, этот негодяй! — зарычал Берар.

— Он самый! — нагло ответил бывший брахман.

Остальные тоже узнали своего преследователя, который всем им принес столько горя.

Бессребреник выхватил из седельной кобуры револьвер, взвел курок и хотел уж было пристрелить его, как бешеную собаку, но тот вовремя укрылся за спинами туземцев.

Тем временем подбежали другие повстанцы, и кольцо вокруг европейцев стало таким плотным, что прорвать его уже было нельзя. Это придало Биканэлу еще больше уверенности, и он изрек насмешливо:

— Я следовал по вашим следам от храма богини Кали до Гаи. А там, с ведома начальника станции, сел в багажный вагон, и в Пешавар я прибыл вместе с вами. Ночью же, пока вы дрыхли как сурки, я добрался до повстанческого лагеря, и теперь вы в моих руках! Вместе со своими сокровищами! Я просто с ума схожу от радости при мысли о том, что все они достанутся мне одному!

Но друзья уже не слушали его.

Патрик и Мери, спешившись, как и их спутники, в отчаянии кинулись в объятия отца, который нежно прижал их к себе. Лейтенант обменялся рукопожатиями со своими спасителями.

Как человек предусмотрительный, капитан Бессребреник, зная, что люди, которых они должны вызволить из неволи, умирали от жажды и голода, прихватил с собой солидный запас воды и пищи, доставленный сюда лошадьми Джонни и Мариуса.

И в то время как Биканэл яростно орал туземцам: «Берите их живыми!.. Слышите, живыми!..» — а майор, забыв о перенесенных страданиях и о том, что сейчас решался вопрос жизни и смерти, словно безумный, покрывал поцелуями своих детей, Бессребреник с ободряющей улыбкой протянул лейтенанту оплетенную бутыль и сэндвич:

— Поешьте и попейте, лейтенант!

— Вы во второй раз спасаете мне жизнь! — воскликнул офицер, с жадностью набрасываясь на еду. Капитан смотрел на него и думал о тех муках, которые пришлось испытать лейтенанту с майором в этой проклятой лачуге.

Затем славный юноша подошел к своему командиру, который все никак не мог прийти в себя от радости:

— Поешьте, милорд! Перед схваткой неплохо бы подкрепиться!

Подстрекаемые Биканэлом туземцы могли в любой миг кинуться на европейцев.

— Где сокровища?! — вопил бывший брахман, обращаясь к друзьям. — Слышите, мне нужны сокровища! Если вы не отдадите их мне, то будете подвергнуты ужаснейшим пыткам!

Тысячи туземцев осыпали в неистовстве проклятиями маленькую группку европейцев. Биканэлу достаточно было пальцем пошевельнуть, как их тут же разорвали бы на куски.

Но друзья не теряли хладнокровия. Миссис Клавдия смотрела на бесновавшихся туземцев с презрительной улыбкой, Джонни сплевывал им прямо в лицо табачную жвачку, а Мариус обзывал их гориллами!

Судя по накалу страстей, толпа должна была вот-вот наброситься на них. К друзьям уже тянулись нетерпеливые руки, готовые их растерзать.

И Берар решился! Он вытащил из халата белую шелковую ткань и, развернув, заслонил ею европейцев от туземцев. Изображенные на полотнище пять красных ладоней свидетельствовали о том, что в руках у факира точная копия того знамени, под которым Мокрани, или Безумный мулла, вел священную войну против англичан. Никто, кроме Берара и Мокрани, не мог владеть такими стягами, так как во всей Британской Индии их было только два.

Берар, обратившись к туземцам, закричал громовым голосом, перекрывавшим невообразимый гвалт:

— От имени моего владыки, пандита Кришны, приказываю немедленно и безо всяких условий отпустить на свободу этих белых! Вы слышите меня, правоверные? Пандит повелевает — повинуйтесь! Горе тому, кто вознамерится пойти против воли трижды святого и трижды рожденного, стоящего надо всеми правоверными — и индусами, и мусульманами, и буддистами!

Наблюдая за этой удивительной сценой, друзья понимали, что факир все поставил на карту и, если эта последняя попытка спасти их не удастся, их ждет мучительная смерть. Они невольно теснее прижались друг к другу, готовые достойно встретить конец. По толпе пронесся взволнованный гул, и туземцы подались назад: людская волна разбилась вдребезги о священную и таинственную эмблему. А затем воцарилась мертвая тишина.

Опустились руки, державшие оружие, склонились головы, почтительно согнулись спины. Факир из святой обители одержал верх над неистовым фанатизмом!

Увидев, что сокровища уплывают от него, Биканэл впал в бешенство.

Берар опять победил! А вместе с ним и его друзья! Но радоваться им осталось недолго!

Выхватив из-за пояса одного из воинов длинный пистолет с узорной насечкой, он кинулся на Берара и выстрелил в грудь.

— Смерть лжецу и обманщику! — кричал он. — Смерть самозваному факиру! Смерть самозваному пандиту!

Зажав одной рукой рану, из которой хлынула кровь, а в другой по-прежнему держа стяг, Берар чуть слышно шепнул Бессребренику:

— Хозяин, я преступил клятву на крови… и я умираю… но вы спасены. Возьмите знамя пандита Кришны… Поднимите его повыше и держите так… Оно спасет вас.

В надежде, что ему можно еще как-то помочь, европейцы кинулись к факиру. Но Биканэл осмеял благородный порыв:

— Умерьте свою жалость, глупцы! Знайте, вас одурачили, и вы теперь должники Берара! Да-да, того самого Берара! Главаря бенгальских душителей!

Европейцев, за исключением Бессребреника, который давно уже знал, кто их проводник и спаситель, охватил ужас.

Биканэл, зло усмехаясь, продолжал:

— Я хочу, чтобы вы знали, герцог Ричмондский, что этот человек — убийца вашей жены! Знайте и вы, лейтенант Тейлор, что это он затянул на шее вашего отца черный шарф душителей!

С этими словами Биканэл кинулся вперед, чтобы выхватить из рук умирающего факира священное знамя.

Но тут грянул выстрел, и негодяй тяжело повалился на землю с раздробленным черепом.

Это Берар, собрав последние силы, вытащил из-за пояса свой револьвер и, прицелившись, размозжил голову своего заклятого врага.

Гордо глянув затуманившимся взором на белый стяг, он произнес чуть слышно:

— Я был лишь слепым орудием в чужих руках… Но я не жалею ни о чем, ибо прошлого не воротишь… Умирая, я с радостью погружаюсь в нирвану!..[59]

Махмуд, главарь бунтовщиков, в знак примирения бросил на песок саблю и ружье и подошел к пленникам. Поклонившись знамени, которое теперь уже держал Бессребреник, он произнес:

— Мы приговорили вас к смерти, и лишь всемогущий властелин, единственный во всем мире, мог заставить нас изменить это решение. У вас в руках — священная эмблема всемогущего властелина, который требует оставить вас в живых и предоставить вам свободу. И мы повинуемся этому требованию. Вы можете спокойно, ничего не боясь, вернуться на английскую территорию.

Безумный мулла приказал подвести офицерам двух оседланных коней. Попрощавшись с туземным вожаком, маленький отряд с развевающимся по ветру знаменем поскакал по направлению к английской линии обороны. Через несколько минут они соединились со своим эскортом и уже вместе с ним помчались в Пешавар. В штаб-квартире их ждал горячий прием. Капитан Бессребреник, миссис Клавдия, Джонни и Мариус могли больше не опасаться английских властей. Радуясь успешному завершению эпопеи, они готовы были ринуться навстречу новым приключениям, о которых мы, может быть, когда-нибудь вам расскажем.

Конец

 

Часть 3 Глава 8 Бенгальские душители — Луи Буссенар

Первые вести. — Адская симфония. — Схватка двух заклинателей. — Змеи против тигров. — Найа, или очковая змея. — Ужас! — Звуки тростниковой дудочки. — Бегство тигров. — Провал плана Биканэла. — Освобождение пленниц. — Деяние душителей. — Жертвоприношение богине Кали. — Воссоединение.

Между тем беглецы, укрывшись среди руин храма богини Кали и полностью доверившись Берару, пребывали в ожидании благополучного завершения своих злоключений.

Когда солнце клонилось к закату, бесшумно появился один из гонцов и, приблизившись к факиру, сказал:

— Я вернулся!

— Что ты видел? — невозмутимо спросил Берар.

— Двух белых женщин и их охрану.

— Где твой товарищ?

— Отправился за нашими братьями.

— Хорошо! Вас заметили?

— Думаю, да. Индус, главный среди них, усыпил белую девочку, и она выдала нас.

— Где они сейчас?

— Поскакали сюда вслед за мной двумя отрядами.

— Их много?

— Да! В каждом отряде человек по пятнадцать, и все хорошо вооружены. Они остановились меньше чем в миле отсюда.

— Странно! — пробормотал Берар. — Они не боятся этого места и, судя по всему, считают, что мы уже у них в руках.

Факир немедленно пересказал капитану Бессребренику все, что сообщил ему гонец. Узнав, что его жена находится совсем рядом, капитан тут же вознамерился взять с собой моряков и напасть на негодяев. Лишь с большим трудом удалось Берару доказать ему всю безрассудность такого поступка.

— Потерпи немного, господин, — сказал факир. — Дождемся утра, и эти люди сами не заметят, как их окружит армия тхагов, а уж они-то никому не дадут ускользнуть!

Капитан, стиснув кулаки, признал его правоту.

Однако сам Берар чувствовал себя неспокойно. Он никак не мог понять, зачем его враги приблизились к храму богини Кали. Конечно, ему и в голову не приходило, что они могут напасть на них: ни один индус не осмелится вторгнуться в это грозное святилище, ужас, внушаемый им, делает его неприступным.

Разъяснилось все очень скоро. Когда тьма окончательно сгустилась, слон, свободно бродивший кругом в поисках пищи, прибежал вдруг в большой тревоге. Растопырив уши и задрав хобот, он встревоженно фыркал. Боб, оскалившись и поджав хвост, с поднятой шерстью, жался в испуге к ногам мальчика. Стали слышны раскаты грозной симфонии, которой дирижировал Биканэл.

Европейцы были ошеломлены, не понимая причины этого оглушительного рева, от которого им становилось не по себе.

— Дрянная музыка! — коротко изрек Джонни.

— Да уз, — поддержал его Мариус. — У нас в Бандоле, когда товарный поезд идет по виадуку, а ты стоис внизу, под сводом, то слысис то зе самое.

— Обезьяна-ревун? — предположил Джонни.

— Похозе, — сказал Мариус. — Когда я проходил государственную слузбу на судне «Поставсик» в Гвиане, в Сэн-Лоран-дю-Марони, я слысал, как крисит эта зверюга.

— А может, это тигры? — спросил капитан факира.

— Да, сахиб, ты прав! — озабоченно произнес тот. — Непонятно только, что могло их так возбудить. Они бегают, волнуются и рычат, словно чуют добычу.

Слон Рама часто дышал. Стоя рядом с людьми, он проявлял одновременно признаки и гнева и страха.

— Похозе, эта музыка приблизается, — заметил Мариус. — Сто ты обо всем этом думаес, Дзонни?

— Ничего хорошего, черт меня побери!

Рев стоял такой, словно все обитавшие в окрестностях тигры, а их тут немало, решили собраться именно здесь. Стало ясно, что храм окружен этим адским скопищем, во главе которого мог стоять только дьявол.

Берар долго прислушивался, пока наконец не различил в этом громоподобном гвалте голос, выделявшийся тембром.

— Это человек! — вскрикнул он, впервые выдав свое волнение.

— Но это невозможно! — усомнился Бессребреник. — Никто из людей не смог бы расхаживать рядом с этими хищниками: тигры тут же бы растерзали безумца.

— Но несколько пандитов, посвященных первой ступени, знают, как подчинить себе царей наших джунглей! — ответил Берар.

— По-твоему, факир, эту стаю кто-то специально ведет на нас?

— Уверен, что это так, сахиб! И можете не сомневаться, негодяй, задумавший скормить нас тиграм, слишком труслив, чтобы напасть самому. Наверняка это тот же самый, что бросил вас грифам.

Спастись было невозможно. Прорваться сквозь окружение не удалось бы даже на слоне: едва он вышел бы за ограду, как тотчас был бы растерзан. Нельзя было и взобраться на высокое дерево, чтобы переждать ночь, так как на территории храма произрастали только хилые деревца и кустарники. Не имелось здесь также ни высоких стен, ни подземелья.

Европейцев бросило в дрожь. Мальчик в ужасе прижался к капитану.

Лишь Берар сохранял невозмутимость, под его бронзовой кожей не дрогнул ни один мускул.

— Возможно, настал конец! — прошептал он. — Остается только одно… Но это ужасно… почти безнадежно… И все же я должен попробовать…

— Ну же, факир! — прерывающимся голосом воскликнул капитан. — Неужели ты допустишь, чтобы нас сожрали тигры…

— Сахиб, я сделаю все, чтобы этого не случилось. Но мне придется сразиться с посвященным… с брахманом… мне, простому факиру… И я боюсь проиграть… Об одном прошу: что бы вы ни увидели, что бы ни ощутили, какой бы ужас ни почувствовали от неожиданных прикосновений, стойте молча и неподвижно, как каменные истуканы, и тигры уйдут.

— Мы сделаем все, как ты скажешь, — заверил его Бессребреник. — Не правда ли, матросы?.. А ты, Патрик, согласен?

— Да, капитан, — ответили ему.

— Тогда, — произнес факир, — призовите на помощь все свое мужество!

Он достал из кармана тростниковую дудочку, извлек из нее несколько тихих звуков, и затем полилась монотонная, протяжная, тревожащая душу мелодия, — и это на фоне звериного рева!

Отовсюду — из-под опавшей листвы, из травы и каменных расщелин — послышались неясные шорохи, отрывистые посвистывания. Что-то скользкое коснулось ног беглецов. Страх и отвращение, охватившие их, были так сильны, что лишь с огромным трудом удавалось сохранять неподвижность.

— Змеи!.. Всюду змеи! — вскрикнул, не выдержав, Патрик.

— Тихо, мой мальчик! — прошептал Бессребреник, чувствуя, что ему и самому невмоготу терпеть весь этот ужас.

Совсем рядом раздалось рычание. Тигры вот-вот набросятся на желанную добычу!

Берар заиграл быстрее, и змей стало еще больше. Они ползли по земле, обвивали ветви деревьев и, выскользнув из нор на камни, приподнимались, высовывали раздвоенные язычки и раздували шеи. То были представители того опасного вида, чей укус вызывает мгновенную смерть. В Индии их великое множество, и известны они там под названиями «найа» — «индийская кобра», или «очковая змея».

Эти рептилии — средних размеров, самые крупные экземпляры не превышают двух метров в длину, толщина же у них — около четырех сантиметров. Но они исключительно проворны и агрессивны. Перед броском шея у них расширяется в три раза, что делает их облик еще страшнее. Кобры — настоящее бедствие для Индии. Целые районы остаются из-за них незаселенными.

Но человеку удается все же подчинить их своей воле. Умел это и Берар, который, как заклинатель змей, не знал себе равных во всей Бенгалии.

Под воздействием мелодии, исполнявшейся во все возраставшем темпе, змеи приходили в ярость. Они изгибались с шипением, раскачивали раздутыми шеями и словно в поисках жертвы, в которую можно вонзить ядовитые клыки, делали молниеносные выпады. На пути заклинателя тигров стоял заклинатель змей! Тигр — этот неограниченный властитель глухих уголков Индии, одно появление которого обращает в бегство даже таких сильных и бесстрашных животных, как дикий буйвол, носорог или слон, — старается не попадаться на глаза кобре. Так что Биканэлу рано еще было торжествовать.

Один из тигров появился метрах в пятнадцати от застывших в ужасе людей. С коротким рыком кинулся он на добычу и — оказался среди беспокойно шевелящейся массы змей! А они только того и ждали. В мгновение ока впились змеи в свою жертву, и тигр, завыв от боли и страха, начал кататься по земле, чтобы избавиться от них. Но это не спасло: издав предсмертный рык и дернувшись всем телом, он испустил дух.

Из зарослей выскочил еще один тигр и, взревев, грохнулся на землю. И так было с каждым, кто отваживался появиться в храме.

Европейцы, наблюдая при мерцающем свете звезд разыгравшуюся трагедию, непроизвольно подумали об одном и том же: «А хватит ли на всех тигров змей?» Хотя люди по-прежнему стояли совершенно неподвижно, на сердце у них полегчало.

Тигры один за другим валились на устланную кобрами землю. Наши беглецы могли быть спокойны: змей более чем достаточно!

Постепенно натиск тигров стал ослабевать. Предсмертный хрип зверей, шедший от змей мускусный запах пугал вновь прибывших. Злобно рыча и опасливо вглядываясь во тьму, хищники ходили кругами возле храма, но проникнуть на его территорию не решались. И сколько бы ни вопил Биканэл, пытаясь натравить их на людей, храбрости у зверей не прибавлялось. Заклинатель змей одержал верх над заклинателем тигров!

Биканэл потихоньку прокрался к храму, чтобы выяснить, что произошло с его помощниками, отнюдь не пугливыми, и услышал тростниковую дудочку. Узнав одну из мелодий профессиональных заклинателей змей, он заскрипел зубами:

— О дьявол!.. Берар созвал целое полчище змей!.. Я в третий раз побежден!.. Надо бежать!.. Снова бежать!.. Будь же он проклят — вместе со всеми!..

В полнейшем отчаянии, измученный усилиями, которые ему пришлось приложить, чтобы собрать тигров, Биканэл рухнул на землю. Звери, не слыша его призывных воплей, не спеша, как бы нехотя, разошлись по своим логовам.

Берар играл уже в замедленном темпе. Змеи перестали шипеть и, успокоившись, медленно расползались по норам, чтобы, как обычно, свернувшись клубком, часами лениво полеживать на влажной и прохладной земле, переваривая пищу.

Прозвучали последние аккорды — и дудочка замолкла.

— Тигры разбежались, кобры расползлись! Больше нам ничто не угрожает! — раздался в темноте гортанный голос Берара.

Европейцы облегченно вздохнули. Хотя битва между змеями и тиграми длилась не более четверти часа, друзьям казалось, что прошла вечность. Избавившись от кошмара, они наконец смогли прилечь. Спали они крепко и спокойно.

Заснул и Биканэл. Пробудившись под утро, он стряхнул с себя капли росы и поспешил к своему отряду. На душе у него было пакостно, но он не желал признавать себя окончательно побежденным и принялся обдумывать новый план отмщения.

Яркие всполохи утренней зари уже окрасили верхушки холмов в алый цвет, как вдруг до бывшего брахмана донесся стук копыт и в ослепительных лучах восходящего солнца взору его предстало поистине величественное зрелище. Впереди, в белых платьях, скакали две женщины, за ними неотступно следовал эскорт — не менее сотни всадников, с бронзовыми телами, в одних набедренных повязках. Мчались они к храму богини Кали.

Яростный вопль вырвался из груди Биканэла, когда он узнал своих пленниц — миссис Клавдию и Мери.

— Их освободили!.. Но как?! — ошеломленно вопрошал он себя.

Индиец кинулся к стоянке своего отряда и, когда достиг ее, похолодел от ужаса. Его сообщники, все до одного, лежали распростершись на земле — с обращенными к небу лицами и с черным шарфом на шее!

Биканэл отправился на соседнюю стоянку, надеясь в душе, что хотя бы на второй отряд, во главе которого стоял белый человек — Король денег, душители не осмелились напасть. Но, увы, первым, что бросилось ему в глаза, был труп миллиардера Джима Силвера, «скромно» величавшего себя Королем денег. Американец, как и все его соратники, валялся на земле с шеей, стянутой черным шарфом. Лошади, оружие, провизия — все бесследно исчезло: фанатичная преданность кровавой богине не мешает душителям извлечь при случае из своего ремесла хоть какую-то, пусть и незначительную, материальную выгоду.

Берар сдержал свое слово: пленниц освободили. Биканэл же, побежденный и униженный, с криками отчаяния скрылся в джунглях.

Когда кавалькада приблизилась к руинам с грозно вознесшейся над ними статуей богини Кали, капитан, вне себя от счастья, увидел жену. Миссис Клавдия, соскочив с коня, бросилась в его объятия.

— Жорж!.. Дорогой!

— Клавдия!.. Любимая!.. Наконец-то мы вместе!

Мери, ловко спрыгнув на землю, кинулась, вся в слезах, к брату на шею. Взволнованный Мариус подошел к Берару, созерцавшему сотворенную им картину радостного воссоединения близких людей, и с силой пожал ему руку:

— У тебя странное ремесло, друг мой факир, но, стоб меня взяли серти, ты осень славный парень!

 

Часть 3 Глава 9 Бенгальские душители — Луи Буссенар

Снова под гипнозом. — Наперегонки со временем. — Начальник станции в Гае. — Специальный состав. — С пятидесяти до тридцати часов. — В дороге. — Древние города Индии. — Былое и современность. — Пешавар. — Военный комендант и наместник провинции. — Конный отряд. — Навстречу туземцам.

С капитана Бессребреника не было снято абсурдное, состряпанное Королем денег и Биканэлом обвинение в шпионаже в пользу России и в подрывной деятельности на территории Британской Индии. Поэтому он должен был избегать встреч не только с английскими властями, но и с рядовыми чинами туземной полиции, у которых так же, как и у англичан, имелись его приметы. И это, без сомнения, удалось бы графу, и он сумел бы вместе с миссис Клавдией и моряками благополучно добраться до побережья и покинуть эту негостеприимную страну, если бы не одно обстоятельство: Бессребреник не мог оставить Мери и Патрика одних. Дети по-прежнему находились в отчаянном положении, а обретенные ими сокровища лишь обременяли их и создавали дополнительную опасность, так как охотников поживиться чужим добром всегда было немало. Бессребреник обещал им, что доставит их к отцу, и не собирался отступать от своего слова. Но ему необходимо было точно знать, где находится сейчас майор Леннокс. Патрику и Мери было известно только, что он командовал одним из батальонов Гордонского полка шотландских горцев, воевал против афридиев и на его последнем письме стоял штемпель чакдарского лагеря. Этих сведений было недостаточно.

Берар — душитель, ставший для них добрым гением, — быстро нашел выход: видение в гипнотическом сне! Поскольку Мери была одарена ясновидением, следовало лишь усыпить ее и выяснить все, что надо. Так и сделали.

И вот что удивительно: стоило факиру погрузить девочку в сон, как она тотчас отчетливо увидела лагерь афридиев и кратко описала его. А затем ее взору предстал отец: вместе с лейтенантом Тейлором он находился в какой-то невзрачной комнате. Чуть позже она разглядела и внешний вид этого помещения. Оказалось, то была жалкая лачуга, стоявшая несколько в стороне от оборонительной линии.

Неожиданно ее личико, только что расцветшее в улыбке при виде отца, исказилось страданием, и она прошептала в ужасе:

— Они оба — в плену!

— В плену у мятежников! — простонал Патрик. — Храни их, Господи!

— Их приговорили к смерти от голода и жажды! — со слезами на глазах произнесла Мери.

— Когда был вынесен приговор? — спросил Берар.

— Несколько часов тому назад.

— Самое главное мы уже знаем, — заявил Бессребреник. — Разбуди ее, факир, и решим, что делать. Дорога каждая минута. Сколько отсюда до Пешавара?

— Около тысячи двухсот миль.

— Тысяча девятьсот километров… Многовато! До какого города нам ближе?

— До Гаи, сахиб.

— А железная дорога там есть?

— Да, сахиб.

— А до Гаи далеко?

— Сорок миль.

— За сколько часов можно добраться туда на Раме?

— Часа за три, не меньше.

Патрик и Мери, прижавшись друг к другу, полными слез глазами смотрели умоляюще на капитана.

— В дорогу, дети! — сказал он им. — Сделаем все для спасения вашего отца — возможное и невозможное! Но для этого нужны деньги, и немалые… Меня не зря прозвали Бессребреником: вот и сейчас я без серебра и вынужден обратиться к вам за кредитом.

— Самое лучшее, что мы могли бы сделать с фамильными ценностями, — решительно ответил Патрик, вытирая слезы, — это отдать их все — вплоть до последнего пенни — в обмен на жизнь нашего отца. Мы с Мери будем вам весьма признательны, если вы распорядитесь ими по своему усмотрению.

Сундук тотчас вскрыли. Его содержимое потрясло всех. Мери не ошиблась, когда, находясь под гипнозом, назвала Биканэлу фантастическую сумму, в которую оценивались эти сокровища — драгоценные камни, изумительной работы ювелирные изделия, золотые и серебряные монеты.

Бессребреник быстро пробежал глазами перечень хранившихся в сундуке предметов, подписанный парсом и заверенный дедом Патрика и Мери, и взял оттуда около трех тысяч фунтов стерлингов.

Поскольку замки у сундука были взломаны, его перевязали ротангом[55], а затем вновь водрузили Раме на спину. Доверив одному из душителей роль вожатого, Берар вместе с друзьями забрался в хауду, и слон двинулся в путь.

Через три часа Рама остановился, тяжело пыхтя, у первых домов Гаи — окружного центра, насчитывающего не менее семидесяти тысяч жителей, и важного железнодорожного узла с обширным вагонно-локомотивным парком.

При иных обстоятельствах путники с большим интересом выслушали бы сообщение факира о том, что Гая — священный город и не менее почитаемое место паломничества, чем Бенарес, Аллахабад или Пури, славящийся праздником в честь бога Джаганнатха[56], что еще за шесть веков до нашей эры, когда Шакья-Муни[57] проповедовал здесь свое учение, город был знаменит своим университетом и другими крупными учебными заведениями и что в нем сохранилось немало замечательных памятников древней культуры Индии.

Но сейчас все их помыслы были устремлены к одному — к железной дороге! Узнав, как пройти к вокзалу, стоявшему на пересечении нескольких железнодорожных магистралей, бежавших в различные концы Британской Индии, Бессребреник, миссис Клавдия, Патрик и Мери поспешили туда, оставив со слоном, на спине которого покоился бесценный сундук, Берара с моряками и туземца-вожатого. Бессребреник спросил начальника станции, и их всех провели к нему в кабинет. Капитан решил пойти ва-банк. После того, как начальник, следуя общепринятой у англичан манере обращения с незнакомыми людьми, сухо и чопорно поздоровался, Бессребреник взял Патрика и Мери за руки.

— Имею честь представить вам детей несчастной герцогини Ричмондской, о трагической смерти которой вы, должно быть, слышали месяц тому назад, — произнес он. Затем добавил скромно, как обычно говорят слуги в присутствии господ: — Что касается меня, то я их опекун, а это — моя жена.

При упоминании об одном из самых знаменитых аристократических родов Англии начальник мигом подобрел и стал исключительно обходительным.

— Чем могу быть полезен? — спросил он услужливо.

— Нам только что стало известно, что майор Леннокс, отец мисс Мери и мистера Патрика, попал в плен к туземцам и что жизнь его в опасности. Мы собрали все средства, какими располагает эта семья со столь злосчастной судьбой, и намерены предложить бандитам выкуп за отважного воина и отца этих бедных детей!

Начальник станции не понимал, куда клонит Бессребреник. А тот продолжал:

— За сколько часов можно добраться до Пешавара?

— За пятьдесят.

Из уст детей вырвался жалобный стон. Пятьдесят часов! Да еще часов сорок от Пешавара до лагеря афридиев. Им не успеть, и отец их умрет в страшных муках!

— Это долго! Слишком долго, — произнес капитан. — А нельзя ли вам сформировать специальный состав? С локомотивом, вагоном-салоном и багажным вагоном?

— Конечно, это в наших силах…

— Сколько?

— Пятьсот фунтов. Но выигрыш составит всего лишь часов десять.

— Даю вам тысячу фунтов и, кроме того, выделяю в виде премиальных еще сто фунтов машинистам и кочегарам и пятьсот фунтов лично вам, но при условии, что поездка займет не более тридцати часов. Не забывайте, речь идет об одном из наиболее славных родов нашего королевства, об одном из лучших офицеров армии, об одном из наивернейших подданных королевы. Поистине, это исключительный случай.

— Хорошо, господин, будет вам специальный состав, — ответил начальник станции, вдохновленный обещанной премией. — Мне нужен лишь час, чтобы связаться с вышестоящими инстанциями и, главное, успеть согласовать по телеграфу необходимые изменения в графике движения поездов, что позволит вашему составу совершенно безопасно идти с максимальной скоростью и с наименьшими потерями времени на остановки.

— Итак, вы думаете, что за тридцать часов…

— …Поезд прибудет в Пешавар, и, разумеется, без аварии.

— Весьма вам признателен. Пока вы готовите состав, я отсчитаю деньги.

Ровно час спустя поезд стоял уже у перрона. Быстро погрузив закупленную в буфете провизию, семь пассажиров, включая Берара, поднялись в вагон-салон, и вслед за ними туда заскочил и Боб. А славный Рама, взгрустнув, отправился с вожатым в святую обитель.

Раздался свисток, и поезд тронулся. Друзья были счастливы: им сейчас ничто не угрожало и никому и в голову не пришло, что «опекун» — находящийся в розыске иностранец. Они даже не подозревали, что пока состав формировался, на станцию прискакал на взмыленном коне какой-то человек, в пыли, поту и крови, сказал что-то начальнику станции, и тот разрешил ему незаметно проскользнуть в багажный вагон.

Не прошло и полутора часов, как поезд проехал сто пятьдесят километров, отделяющих Гаю от Патны. Такая скорость внушала надежду, тем более что в Индии поезда движутся по принципу «тише едешь — дальше будешь».

Когда-то в старину обширнейшие площади вокруг Патны были заняты опийным маком, что и отразилось в ее названии, означающем «Город опиума». В этом населенном пункте состав перевели на путь, шедший в северо-западном направлении — до самого Пешавара. Дозаправка топливом и водой — единственное, что могло задержать поезд ненадолго.

Всякий раз, когда состав останавливался, Бессребреник выходил из вагона и звонкой монетой поощрял машинистов и кочегаров добиваться максимальной скорости.

После Патны промелькнул за окнами салона Бенарес, центр индуизма с высшей теологической школой, ревностно оберегающей чистоту доктрин и активно пропагандирующей религиозные знания. Затем проехали Аллахабад, известный в древности как Праяга. Этот священный город расположен в изумительно красивом месте, у слияния Ганга и Джамны. Остался позади Канпур, оскверненный жестоким кровопролитием. И уже при вечернем освещении путешественники прочитали название станции Агра, напомнившее им о том, что некогда здесь находилась столица Могольской империи[58].

Поезд несся как метеор и лишь в Дели сделал короткую остановку. Этот город, как и Канпур, известен массовым истреблением англичан во время Сипайского восстания.

Половину пути до Пешавара проехали за четырнадцать часов. Совсем неплохо! Хотя начальник станции в Гае уже послал коменданту Пешавара телеграмму с сообщением о положении майора Леннокса, Бессребреник отправил из Дели еще одну, в которой, в частности, просил приготовить лошадей.

И вновь их поезд мчался на всех парах, оставляя за собой дымный шлейф.

Появился и исчез Лахор — город, насчитывающий, подобно Дели и Агре, полтораста тысяч жителей. Как и в них, здесь жива память о древней истории, чему не могут помешать ни трамваи, ни электрическое освещение или модная одежда, доставленная из Европы в Индию очередным пароходом.

Бескрайние равнины Раджастхана и Пенджаба сменились пересеченной местностью. Вдали все отчетливее вырисовывались высокие холмы — преддверие отрогов Гималайских гор.

Состав резво несся по плоскогорью на высоте около четырехсот метров над уровнем моря, уверенно сокращая расстояние до видневшегося на горизонте хаотического нагромождения круч. За этим плато — конечная станция.

— Пешавар! Это Пешавар! — закричали путешественники. Забыв об усталости, они бурно выражали свою радость по поводу успешного завершения сумасшедшей, утомительной гонки.

Поезд миновал туземные кварталы и подкатил к конечной остановке — уже в английской части города, в четырех километрах к западу от туземной и площадью шесть километров на три. Здесь размещаются учреждения, резиденция наместника провинции, войска, а также окруженная кирпичной стеной крепость Бала-Хисар, господствующая над местностью. Поскольку прибытию путников предшествовали две телеграммы, их давно уже ждали и встретили как дорогих гостей. Комендант гарнизона с наместником лично прибыли на станцию, а вместе с ними — и друзья майора Леннокса и лейтенанта Тейлора. Патрик и Мери сразу их узнали и не смогли сдержать слез, растроганные этим проявлением заботы и внимания в столь трудный для них час.

Взволнованные слова приветствия, краткие представления, крепкие рукопожатия. Бессребреник по-прежнему играл скромную роль опекуна, но от этого прием, оказанный ему и миссис Клавдии, чья красота произвела фурор, не стал менее горячим.

Как ни торопились гости немедленно отправиться к афридиям, им все же пришлось посетить резиденцию наместника, где, кстати, друзей уже поджидал эскорт для сопровождения до первых оборонительных линий противника. Наместник предоставил в их распоряжение лошадей и даже верблюдов — на случай, если они возьмут с собой багаж. Искренне удивившись намерению миссис Клавдии и Мери участвовать в экспедиции, он настоятельно рекомендовал им изменить решение и остаться в Пешаваре. Но напрасно описывал он смертельную опасность подобного мероприятия, тщетно внушал, что афридии — отчаянные головорезы и фанатики и что свобода, жизнь и честь женщин подвергнутся крайней опасности.

— Я сопровождаю мужа повсюду и делю с ним все превратности судьбы, — просто ответила миссис Клавдия на доводы наместника.

— А я, — решительно заявила Мери, — хочу первой обнять отца, если удастся освободить его, а нет, так погибнуть вместе с ним!

— Ну что ж, пусть будет по-вашему, — вынужден был согласиться тот и приказал ускорить последние приготовления.

Через два часа, в полуденное время, пятеро мужчин, именно пятеро, поскольку теперь и Патрика, не раз проявившего мужество и отвагу, можно было с полным основанием называть так, — графиня и мисс Мери в сопровождении взвода улан покинули гостеприимный Пешавар.

До семи часов вечера, ни разу не остановившись, ехали они по ужасному бездорожью, а с наступлением сумерек разбили палатки и, подкрепившись, стали ждать рассвета. Можно себе представить, что это была за ночь!

Рано утром — снова в путь. Как ни торопились друзья, продвигались они вперед довольно медленно.

Наконец всадники все же добрались до передовых позиций англичан, протянувшихся напротив горного кряжа, откуда устремлялся ввысь дым от костров, разведенных афридиями.

Оставив позади английскую оборонительную линию и передовое охранение, группа всадников оказалась в нейтральной зоне, разделившей противников и простреливавшейся с обеих сторон. До мятежников оставалось лишь тысяча двести метров. Эскорт остановился, так как дальше ехать ему было запрещено.

Бессребреник взял у жены белый шарф и, взмахнув им высоко над головой, громко крикнул:
— Вперед!

 

Часть 3 Глава 7 Бенгальские душители — Луи Буссенар

Планы Короля денег. — Еще одно поражение. — Ярость Биканэла. — Стремление обнаружить исчезнувших из башни молчания. — Снова гипнотический сон. — Жажда сокровищ. Погоня. — В храме богини Кали. — Заклинатель тигров.

При мысли о том, что Бессребреник растерзан грифами в башне молчания, Король денег испытывал ликование, хотя внешне был сдержан, как и положено финансовому воротиле. Чтобы заслужить у миссис Клавдии доверие и благодарность, он решил разыграть роль ее освободителя, и уже договорился о содействии с Биканэлом. В условленный момент янки должен был во главе небольшой группы сообщников «напасть» на отряд полицейского-изгоя и освободить пленниц. Этот план прельщал его еще и тем, что позволял ему предстать перед возлюбленной в ореоле романтического героя.

Но его замыслу не было дано осуществиться из-за причин, совершенно непредвиденных.

Биканэл, человек до крайности хитрый и жестокий, захотел воочию убедиться, что месть его осуществилась, и насладиться лицезрением останков поверженных врагов. Укрыв пленниц в надежном месте под строгим присмотром, он вернулся на следующее утро к башне молчания. Но при виде пролома в стене лицо его перекосилось, а из побелевших губ вырвались злобные ругательства. Пробравшись через колодец в погребальную яму, он взглянул вверх и, не обнаружив костей, окончательно понял, что проиграл. Выбравшись наружу, он внимательно изучил землю вокруг пролома и увидел огромные слоновьи следы и отпечатки собачьих лап и босых ступней факира.

В Калькутту Биканэл вернулся в состоянии дикой ярости, ломая голову над тем, как разыскать беглецов. И тут в его изощренном мозгу, нацеленном на коварство и интриги, возникла блестящая идея. Гипноз! Гипнотический сон, позволяющий видеть на расстоянии и людей, и любые предметы!

Известно, что брахманы и даже простые факиры издавна знакомы с этим поистине удивительным явлением, которое, однако, нашей официальной наукой полностью отрицается. Как следствие предвзятости, столь характерной для европейской научной общественности, у нас исследованиями в этой области занята лишь небольшая группа энтузиастов. Индусы же с их многовековой практикой достигли в видении на расстоянии колоссальных успехов, и для европейца было бы большим счастьем, если бы они согласились приподнять перед ним хоть краешек завесы над столь тщательно хранимой тайной.

Биканэл, посвященный первой ступени, прекрасно владел всеми приемами этой загадочной науки, и ввести человека в состояние ясновидения было для него делом нетрудным. Он решил, что Мери вполне подходит для этого. И, не теряя времени, тут же попытался ее усыпить, прямо в саду, где она в это время гуляла. Но неожиданно встретился с таким активным сопротивлением с ее стороны, что вышел из себя.

Как уже рассказывалось выше, Мери была подвергнута Бераром гипнотическому внушению, и он во время ее сна строго-настрого запретил девочке позволять кому бы то ни было, кроме миссис Клавдии, усыплять себя. Этот запрет продолжал подсознательно действовать и делал юную пленницу невосприимчивой к постороннему воздействию.

Но Биканэл ничего этого не знал. Не понимая причины своей неудачи, он издал гортанный крик, напоминавший рев тигра. Глаза его сверкали, рот злобно кривился, обнажая белые и острые, как у хищного зверя, зубы.

Мери, жалобно вскрикнув, в ужасе попятилась от него. Биканэл своим взглядом словно жег ее мозг, и она испытывала невыносимую боль.

Графиня де Солиньяк, подойдя к ним, попыталась вмешаться:

— Хватит мучить ребенка!

Но он грубо заорал:

— Молчи, женщина!

Вперив в Клавдию горящий взгляд, Биканэл обрисовал руками круг и пронзительно свистнул. Из груди графини вырвался сдавленный стон, глаза застлала пелена, и от силы воли не осталось и следа. Отступив назад, миссис Клавдия взмахнула руками и повалилась на траву. Тело тотчас застыло в тяжелой неподвижности, и бедная женщина не могла ни шевельнуться, ни произнести хотя бы единое слово. Ей казалось, что ее разбил паралич. И при этом она все видела и слышала, как в ночном кошмаре.

Приблизившись к Мери, Биканэл произнес:

— Спите!.. Такова моя воля!

Девочку сотрясали сильные судороги.

— Я не могу!.. Не могу!.. — шептала она.

— А я вам приказываю спать!.. Так нужно!.. Спите!..

— Вы убьете меня!.. — проговорила она еле слышно. — Сжальтесь!.. Пощадите!..

— Спите!..

— Пощадите!.. Я умираю!..

На губах ее выступила розовая пена, взгляд расширившихся от ужаса и страдания глаз застыл в неподвижности, по бледному, как воск, лицу струился холодный пот, суставы при каждом движении издавали ужасный хруст.

Но Биканэл, не обращая на это внимания, быстро провел рукой перед ее глазами, словно разрубая воздух, затем издал тот же пронзительный свист, которым заставил застыть миссис Клавдию. И прорычал:

— Спите, или я убью вас!

У Мери задрожали веки, лицо внезапно залила краска, она хрипло вздохнула и, стиснув челюсти, упала как подкошенная.

— Вот, стоит лишь захотеть! — пробормотал про себя негодяй с сардонической усмешкой. Затем спросил, обращаясь к девочке: — Почему вы не засыпали?

— Он мне запретил, — ответила Мери тихим, безразличным голосом.

— Кто он?

— Факир… который меня усыплял… там, в обители.

— Хорошо! А теперь смотрите и отвечайте на мои вопросы… Где сейчас находятся капитан Бессребреник, ваш брат Патрик и два матроса?

Мгновение поколебавшись, девочка в ужасе воскликнула:

— Я вижу их среди каких-то развалин… Вокруг ужасные люди…

— Что это за люди?

— Это те, кого называют тхагами… душители… Я вижу повсюду под землей скелеты… и вокруг развалин… бродят тигры… ищут добычу… Это тигры-людоеды…

— Так!.. Очень хорошо!.. Кто освободил капитана Бессребреника и остальных?.. Кто помог им выбраться из башни молчания?.. Кто их развязал?..

— Подождите!.. Дайте мне увидеть…

— Смотрите!.. Но поживее.

— Их развязал Джонни!.. О, милый Джонни!.. Вот я их вижу среди скелетов… Кругом огромные грифы, которые хотят их растерзать… Но они защищаются… Потом роют подземный ход… Под этой зловещей стеной… находят сундук.

— Какой сундук? — удивился Биканэл.

— Тот, что был зарыт под башней. В нем хранятся сокровища, принадлежавшие нашей семье, — безучастно ответила Мери.

— Откуда вы знаете, что это сокровища и что они принадлежат именно вам? — с возросшим интересом спросил полицейский.

— Потому что на сундуке… имя и герб герцогов Ричмондских… и я вижу сокровища…

— Можете вы хотя бы примерно назвать мне их стоимость?..

— Да… могу… если вы мне поможете…

— Тогда мысленно смотрите на них… считайте… пытайтесь проникнуть как можно глубже…

— Да, получается… но подождите…

— Что вы видите?..

— Камни… драгоценности… их очень много… несметное количество… Есть опись… пергамент… подпись моего дедушки… Здесь больше миллиона фунтов… не считая золотых и серебряных монет…

— Миллион фунтов! — изумился Биканэл и тут же подумал: «Эти сокровища должны стать моими, и скоро я завладею ими. И тогда я сам себе хозяин! Смогу поступать как заблагорассудится! И жить в роскоши, словно раджа!.. Я всех уничтожу, кто встанет на моем пути! Эти богатства будут принадлежать мне одному, и никому больше!»

— Расскажите подробнее о месте, где сейчас находятся люди, о которых мы говорим, — вновь обратился он к Мери. — Не стоит ли там, среди развалин гигантская статуя с на редкость уродливой и отталкивающей внешностью?

— Кажется, я вижу в темноте огромное каменное чудовище… Черная четырехрукая женщина… В одной руке она держит меч, другой поднимает за волосы отрубленную голову… Что в остальных руках, я не вижу… В ушах у нее подвески из мертвых тел… На шее — ожерелье из черепов… О, как она ужасна!

«Итак, это храм богини Кали, — размышлял Биканэл. — Я так и думал! Берар полагает, что всех перехитрил, укрыв европейцев в таком месте, которого все сторонятся. Но он слишком глуп, чтобы тягаться со мною. Теперь они в моей власти. И я отомщу им, да еще как!»

— Что сейчас делает капитан? — задал он очередной вопрос.

— Он спит, — едва дыша, ответила девочка.

— А матросы?

— Тоже спят.

— А факир?

— Не знаю… я плохо вижу… я не могу больше… О, как мне плохо!.. Сжальтесь надо мной…

— Еще немного, и я вас разбужу. Что делает факир?.. Смотрите!.. Такова моя воля!

Из груди Мери вырвался душераздирающий стон, и прерывающимся голосом она прошептала:

— Он ждет возвращения каких-то людей…

— Что это за люди?..

— Не знаю… Я не могу…

— Смотрите!..

— О, как мне плохо!.. Сейчас я умру! — проговорила девочка, задыхаясь.

— Смотрите!.. Так нужно!.. Такова моя воля!..

— Это люди, которые отправились за помощью… Это тхаги… душители…

— Где они сейчас?..

Мери испуганно вскрикнула. Казалось, она старалась отогнать от себя ужасные видения. Сведенной в судороге рукой она показала на окружавшие их заросли. Потом медленно поднялась с земли и, с трудом выговаривая слова, произнесла:

— Там!.. Они там… Душители… Я говорю вам, они там!

Вытащив револьвер, Биканэл прыгнул в кустарник, полный решимости расправиться с непрошеными гостями, следившими за ним. Но увидел лишь потревоженную листву и различил еле уловимый шорох. Правда, ему показалось, будто далеко впереди мелькнули два силуэта и тут же, словно привидения, исчезли.

— Да, Берар времени не теряет! — бормотал он про себя, возвращаясь назад. — Вот уже и его посланцы… Но их-то мы знаем. Они совершенно не опасны тому, кто знаком со всеми их уловками.

Мери он приказал резким тоном:

— Забудьте обо всем, что здесь было! Не вспоминайте ни о чем, даже если вас когда-то снова усыпят!

Он тихонько провел пальцами по ее вискам и слегка дунул в глаза:

— Проснитесь!

У Мери задрожали веки, тусклый взгляд опять стал осмысленным, и, освободившись от гипноза, она увидела, что стоит рядом с миссис Клавдией. У графини был такой вид, будто она только что очнулась от кошмарного сна.

Оставив пленниц под надзором, Биканэл отправился к Королю денег, чтобы рассказать ему о последних событиях, естественно, утаив все, что касалось сокровищ герцогов Ричмондских. Встреча предстояла нелегкая: янки места себе не находил, узнав, что комедия с освобождением миссис Клавдии не будет сыграна.

Холодно выслушав Биканэла, Король денег заявил:

— Как я понял, враг мой живет и здравствует!

— Но это ненадолго!

— Хорошо, если так!

— Скоро я сделаю эту очаровательную графиню де Солиньяк вдовой! А сейчас, господин, мы отправимся в путь. Вы с частью моего отряда будете следовать за мной на некотором расстоянии и ни в коем случае не должны покидать то место, которое я вам укажу.

— Хорошо! Но пошевеливайтесь, а то мне уже порядком надоело все это!

Вернувшись к своей группе, Биканэл усадил миссис Клавдию и Мери на лошадей, приставил к ним охрану и подал знак к отправлению. Отряд во весь дух поскакал к храму богини Кали. Вторая группа, во главе с Королем денег, следовала за ним.

Путь оказался долгим и тяжелым. Когда от храма кровожадной богини группу Биканэла отделяло не более мили, опустилась ночь. Оба отряда укрылись в густых, бескрайних джунглях, вплотную подступивших к храму богини Кали, и устроили стоянки неподалеку друг от друга.

Отделившись от своих спутников, Биканэл снял с себя всю одежду и натерся какими-то таинственными снадобьями, издававшими резкий запах дикого зверя. И как только в воздухе зазвучала устрашающая своим грозным многоголосьем какофония тропического леса, он бесстрашно, полагаясь исключительно на свое чутье и слух, двинулся в джунгли. Бесшумной тенью скользил бывший брахман между деревьями и кустами, чьи ветки и колючки не оставляли ни малейших следов на его загрубелой бронзовой коже. Совершенно безоружный, он внушал ужас гиенам и обращал в бегство шакалов. Индус упорно шел к тому месту, откуда доносилось рычание тигров.

Известно, что в этой части джунглей, вблизи развалин, обитает многочисленная стая этих хищников, и все они давно уже стали людоедами. И вовсе не потому, что, как это часто утверждается, они состарились, потеряли силу и ловкость и в результате были вынуждены нападать на людей, самую легкую добычу. Просто им очень понравился специфический вкус человеческого мяса, которым их щедро снабжали душители.

Человеческие жертвоприношения совершались здесь очень часто, и с незапамятных времен тигры привыкли взимать свою дань с этого самого отвратительного из обычаев. Влечение к человеческой плоти ныне живущие звери унаследовали от многих предыдущих поколений, что делает его еще неодолимее. Поклонники богини Кали только радуются соседству тигров, так как оно лишь усиливает страх перед этим местом.

Время от времени Биканэл останавливался и, поднеся ко рту ладони, с невероятным совершенством воспроизводил призывный, исступленный вопль тигрицы. Трудно поверить, чтобы подобный, разносившийся далеко вокруг мощный рык мог вырваться из человеческой глотки.

Тигры, подстерегая добычу в кустах или пробираясь к источнику, слышали приближающийся рык и, приписывая его соплеменнице, отвечали громким рычанием. Вскоре в волнение пришли все джунгли, и вокруг храма богини Кали зазвучал целый хор, оглушительный и жуткий, как на сборище злых духов.

Призывные вопли тигрицы делались между тем все более хриплыми и яростными. Им вторил рев самцов, входивших во все большее исступление. Звери уже плотным кольцом окружали развалины и, привыкнув получать тут вожделенное яство, ревом возвещали о предстоявшем пиршестве. С дьявольской хитростью Биканэл пробудил в них аппетит, и теперь их неудержимо влекло к алтарю богини смерти! Туда же направлялся, сужая своими воплями круг ревущих тигров, и бывший брахман, сам впавший в неистовство.

Все слышали рассказы о колдунах, внушавших страх обитателям наших деревень и прозванных суеверным людом заклинателями волков. Сейчас уже доказано, что колдуны обладали чудесным даром приручать этих хищников, имитируя волчий вой, сзывать их по ночам и вести на кровавую охоту. Недоверчивые и свирепые звери, весело резвясь, бежали рядом с ними, вызывая великий ужас у случайных свидетелей.

В Индии же, где все столь непривычно и приобретает необычайные масштабы, посвященный в магические тайны пандит стал заклинателем тигров!

Гигантские кошки, откликнувшиеся на его зов, останавливались в замешательстве, завидев человека, широко разевали красные пасти и щурили холодно сверкавшие глаза. Однако Биканэла это не пугало, и он коварно и неодолимо продолжал подманивать их к себе — и не только голосом, но и телодвижениями, которые они прекрасно различали, несмотря на темноту, и запахом, исходившим от его натертой снадобьями кожи. Звери подходили к нему с хриплым мурлыканьем и ласково терлись об него головой.

Тигров собралось уже несколько дюжин. Повинуясь Биканэлу, они вплотную подошли к храму, и укрывшихся там беглецов вместе с Бераром ждала незавидная участь.