Поиск

Кошачья санатория. Саша Черный детская проза читать

Форум Траяна в Риме даже и на форум непохож: между двумя рядами домов укромный закоулок, только и всего. Обнесенная оградой узкая площадь метров на пять осела ниже домов, на мирной траве кротко стоят и лежат, как ленивые волы, серые гранитные обломки. Ни одной целой колонны, — изломы зернисты и зубчаты, взъерошенные кусты олеандров и ежевики там и сям расползлись по форуму совсем по-домашнему, словно им и дела нет до Траяна, до пышного старого храма, от которого только серые кости колонн и остались.

И только сбоку, стройная, как пальмовый ствол, вздымается к небу на каменной подушке оплетенная мраморными фигурками колонна Траяна. Ну и громадина. Как ее тут водрузили, и сказать не могу: великаны ли работали, слоны ли подымали — не знаю. А на верхушке темно-бронзовый старик, апостол Петр, стоит во весь рост, жарится на июльском солнце, мокнет под декабрьскими дождями, стоит один-одинешенек, и только иногда толстый голубь присядет почистить перья к нему на плечо.

Никого нет на форуме. Трава, да кусты, да полированные куски разбитых колонн. Но вот сквозь побег смоковницы мелькнула в вырезных листьях желтая пушистая спинка, а там под обломком гранита нахохлилась, словно серая круглая муфта, кошачья спина, и из-под арки у самой ограды, лениво зевая, выступает пестрый зверек... и еще, и еще... Кошки! Ох, сколько их: кошачья республика здесь, что ли?

Большой белогрудый кот Бэппо сидел над недоеденной овечьей головой, сброшенной сверху каким-то благодетелем, и размышлял.

Сегодня рано утром сердитый хозяин, сапожник Спагетти, выкинул с ним такую штуку, какая коту и во сне не снилась. Посадил Бэппо к себе на колени, — тот втянул было голову, ожидая обычного утреннего щелчка, — но сапожник, погладив его шершавой рукой за ушами, поставил перед ним полную плошку молока, да еще на закуску дал жирную селедочную голову... Бедный Бэппо со дня рождения таких чудес не видал. А потом... сунул хозяин кота в полосатый мешок, с которым служанки на базар ходят. В мешок, скажите пожалуйста! Точно Бэппо баранина или телячья печенка... Кот сидел смирно-смирно, мешок был из редины, воздуху вволю, — воздушная тюрьма раскачивалась вправо и влево, хозяин шагал да шагал, и вдруг — остановка.

Мешок опрокинулся, пасть раскрылась, и из теплого полумрака бедняга вылетел на светлый солнечный простор. Мелькнуло над мордой голубое небо вперемешку с желтыми стенами, Бэппо угрем перевернулся и на все четыре лапы опустился парашютом на влажную от дождя траву.

Над оградой хозяин вверху помахал ему ручкой и сердечно сказал:

— Addio[1], дорогой мой! Не хотел быть честным котом, отправляйся к чертовой бабушке...

— Новенький? — мурлыкнул из травы ленивый кошачий бас.

— Да, — мяукнула, потягиваясь, серая кошечка и равнодушно покосилась на Бэппо.

— Симпатичный? — спросил опять бас.

— Так себе... Очень уж у него глупый вид. Точно с луны свалился. — Кошечка понюхала намокшую в траве селедочную бумажку и томно закрыла глаза.

— Это вначале со всеми бывает, — успокоительно проворчал бас.

* * *

Деловито и медленно Бэппо в пятый раз обошел весь форум, обнюхал все кусты, обшарил все щели, — мышеловка! Со всех четырех сторон трава замыкалась каменной гладкой стеной. Не паук он и не ящерица, в самом деле, чтобы лазить по таким штукам... Воробьи и голуби прилетали и улетали, Бэппо только хвостом сердито крутил: дал же Бог этим вертлявым тварям такую чудесную способность — взлетать на воздух в любой миг и мчаться по своим птичьим делам над всеми отвесными стенами...

Бэппо, которому были доступны все чердаки и подвалы его квартала, Бэппо, бесстрашно спускавшийся по крутым черепицам крыш до голубого края пропасти, сиявшей за. ними, Бэппо, с ловкостью акробата и быстротой гадюки ускользавший от любого фокса в первое чужое окно — Бэппо пленник!

Да и коты и кошки вокруг были какие-то странные. Правда, по кошачьим правилам благопристойности им не пристало лезть к чужому коту, тычащему носом во все углы нового, так странно замкнутого жилья... Правда, Бэппо и сам, притворяясь равнодушным, обходил сытые спины валявшихся на траве зверей, — порядочный кот ведь должен сам находить выход из любого положения, но все-таки: ни капли участия! Ведь он гость, его могли бы более приветливо встретить, ознакомить с местными обычаями, объяснить, наконец, в чем дело, черт возьми... Мяу!..

Он не выдержал и, прервав свой бесполезный обход, присел на камень рядом с упитанным серым котом, тем самым, который был свидетелем его позорного падения на форум.

— Скажите, пожалуйста... — Бэппо учтиво склонил шею и, как хорошо воспитанный кот, сделал после вступления продолжительную паузу.

— Мур?

— Скажите, пожалуйста, что все это значит?

— Вы, верно, провинциал? — спросил толстяк, хлопнув хвостом по старой газете.

Бэппо обиделся.

— Я родился в центре Рима на via Colonnetti, знаете, там у церкви, между двумя трактирчиками, и никуда дальше своего квартала не отлучался. Если это называется быть провинциалом...

— Странный случай! Как же вы не знаете того, что известно в Риме любому двухнедельному котенку. Как вас зовут?

— Бэппо, — торопливо мурлыкнул сконфуженный кот.

— Так вот, синьор Бэппо, в Риме с давних времен существует обычай: если какой-нибудь кот или (он пренебрежительно повел носом) кошка преступно себя ведет, или если хозяин настолько беден, что не может держать своих домашних зверей в хорошем теле, или если сумасшедшая иностранка заведет себе котенка, а потом, уезжая, не знает, куда его девать, — то таких несчастных сбрасывают на форум Траяна... Я не знаю, к какой из этих категорий вы изволите принадлежать.

— Я думаю, что ко всем трем, — задумчиво мяукнул Бэппо.

— Мур?

— В детстве меня подобрала у ресторана за кадочкой с бамбуком мисс Нелли. Она, видите ли, обедала, а я вылез из-за кадочки и сказал: «Мяу! Сударыня, извините, но я тоже хочу есть!» Она меня накормила, унесла к себе, вычесала всех блох, поцеловала меня в носик и в лапочки (вот гадость!), опрыскала какой-то вонючей штукой, нацепила на меня зеленый бантик... Две недели я жил у нее, как какая-нибудь, простите за выражение, болонка, а потом... пришел кривоногий грубиян в синей блузе, унес ее чемоданы, и я очутился опять на улице... О форуме Траяна она, должно быть, тоже не знала.

— Женщина! — брезгливо пробурчал толстый кот.

— Потом я поселился у бедной прачки. У нее было много работы и очень невкусная еда. Каждый день, знаете, макароны. Резинка какая-то, а не пища... Да еще с этой кислятиной — с томатами. А уж если случался день с печенкой, то вы ведь понимаете, что после прачки, которая целый день стирала, даже и вылизать в тарелке нечего. Еще когда она работала дома, я терпел. Приходили соседки, дети с ними — детей у них, как котят... А у детей, знаете, всегда что-нибудь есть: кусок селедки, пирожок, то да се. Ну, за усы дернут, хлопнут куклой по голове, да теперь куклы из целлулоида (кот с гордостью промурлыкнул подхваченное у людей слово), — не больно...

Все-таки в компании сыт не сыт, а в животе всегда что-нибудь бурчало. Но когда моя прачка стала уходить на работу, а меня запирать в чулан, чтобы я на голодный желудок ее проклятых мышей ловил (Бэппо от негодования даже закашлялся), — нет, пусть сама ловит и жарит их себе на ужин на оливковом масле! Я не выдержал, вышиб головой стекло и...

— И переменили судьбу? — спросил серый кот, прищурив ухмыляющиеся зрачки.

Он грел пузо на солнце и наслаждался: так приятно после сытного обеда послушать рассказ о чужой беде...

— И переменил судьбу. Собственно, синьор Спагетти даже не был настоящий хозяин, — видел я его только утром и вечером. Да и сапожник он был не настоящий: у настоящего, знаете, подмастерья тепло, сам он сидит дома, пьет кофе с молоком...

Там, где много народу, сами понимаете, всегда что-нибудь остается. А он чуть не с зари брал на плечи котомку с обрезками кожи и разными штучками, брал складную скамеечку и уходил на целый день. Люди, знаете, носят на лапах копыта, которые снимаются и надеваются...

— Башмаки, — лениво поправил серый кот.

— Знаю сам... Уж вы, пожалуйста, не перебивайте. Так вот, башмаков он, собственно, шить не умел, а так делал разные латочки, заплаточки, каблучки чинил девушкам — у них ведь всегда кривые... Бродячий сапожник! — с отвращением фыркнул Бэппо. — Ну, дело не мое, для нас, как вы понимаете, первое дело — корм, второе — ласка, третье — хорошее общество... Корм? Я не знаю, обедал ли мой сапожник сам. Макарон там где-нибудь наглотается, корочку сыру пожует, луковицу... Бродячая жизнь — бродячая еда. Но пил он много — и даже домой приносил.

— Молоко? — насмешливо спросил серый кот.

— Да, как же, молоко... Красное и желтое молоко... И черт их знает, как они могут такую дрянь глотать... Вот из-за этого «молока» я и погиб... Но об этом после — я вам по порядку все расскажу, а то собьюсь. Ласки я от него тоже не видал. Придет домой веселый, мурлычет, с разговорами ко мне лезет: «Как поживаете, синьор Бэппо? Давно я вас не видал, красавец мой... Что ж ты отворачиваешься, урод собачий?» А какой же может быть разговор, когда у меня в животе кусок кислого хлеба из помойки, да и тот со вчерашнего дня переваривается...

— Так за каким же чертом вы у него жили? — сердито буркнул серый кот, переворачиваясь на другой бок.

— Очень уж уютный двор был. И общество хорошее: две кошки, цыплята (Бэппо томно облизнулся), помойка, детей, словно мух, в углу ореховое дерево... И лестниц, знаете, как дырок в швейцарском сыре: узенькие, темные, прохладные... Кое-как бы жил. Да вот тут это и случилось...

Бэппо глубоко вздохнул.

— Мур?

— Пришел мой хозяин как-то вечером к себе в подвал. Качнулся, пузатую бутылку на пол поставил и на сундук сел, точно его бросили... Одному, брат, скучно. И, знаете, взял меня за загривок, посадил на табурет. Я сижу. Налил в стакан желтого, тычет мне в усы: я лизнул, плюнул, фыркнул, головой толкнул, всю кружку разбрызгал... Запах!! Ну, говорит, синьор Бэпп, vino Romano вам не нравится. Не угодно ли Frascati? Винцо неплохое! Налил красного в плошку, схватил меня под мышку, окунул мордой в вино... Глаза у меня чуть на пол не выскочили! Дышать хочется, просто сил нет... Я рот раскрыл, потянул в себя, чихнул, закашлялся, в горле прямо кошки скребутся. Рвусь! А он, черт, не пускает. Ну, я, признаться, цапнул его когтями за руку, а он меня за хвост, да в другую руку шило... Это он мне шилом хотел хвост к сундуку пришпилить. Понимаете?!

— Очень, очень интересная история! — возбужденно протянул серый толстяк и даже сел от волнения. — Рассказывайте!

— Что рассказывать?.. Выскользнул я у него из рук, словно меня оливковым маслом смазали, да через решетку в окно. А он в себя пришел, на руку смотрит, и сам ворчит: «Ну и дурак же я, Бэппо! Ошалел, что ли? Единственного своего друга вздумал мучить... Бэпп, Бэпп, а Бэпп, вернись! Молока дам».

— Знаем мы это молоко. Вернуться я вернулся, да только на другой день к вечеру, и уж извините, с того самого часа плюнул на все и стал, как вы выражаетесь, «преступным котом».

— Это тоже надо уметь... — мечтательно вздохнул толстяк.

— Уж как умел. У него, конечно, ничего не было. Не огрызки же кожи жевать. А во дворе натворил я действительно: цыпленка под лестницей притиснул, — зачем шляется? Оно бы обошлось, да перья там, всякие кишочки остались, — на меня подозрение пало, очень уж я тощий был. Потом к соседям в кухню пролез, молоко вылакал, как вам сказать, блюдца с два — скандал такой подняли, точно я им ничего не оставил. У горбатого студента, что жил над нами, чернильницу на стол опрокинул... Зачем чернильницу на столе держит? Стекло в дверях разбил, — от лавочника спасался, — ну да это пустяки. У девочки во дворе (совсем крошечная!) булку с маслом выхватил... Она со мной в лавку вздумала играть: я покупатель, а она хозяйка. Она спросила: «хотите булочку с маслом?» Я сказал: «мяу, конечно!» Она сказала: «три сольдо». Я торговаться не стал, покупку в зубы — и на дерево. Какие там еще у кота сольдо? Ох, ох! — Бэппо вздохнул. — Много было...

— Сапожнику моему даже понравилась такая перемена в моем характере. «Молодец, говорит, Бэппо, старайся. Я, говорит, когда молод был, и не то еще вытворял». — Но когда, однако, насели на него все соседи и лавочники и чуть ли не весь квартал, он сдался и вот со мной какую штуку выкинул...

Бэппо кончил свой рассказ и покосился на слушателя. Молчит. Невежливо даже. Должен же он о себе рассказать, да и о форуме этом он ничего ему толком не рассказал.

— Скажите, пожалуйста... — Бэппо вежливо вильнул хвостом. — А вы, вы тоже преступный кот, или вас иностранка подбросила?

— Это, милый мой, вас не касается, — холодно ответил толстяк. — Я председатель местной колонии — Бимбо, синьор Бимбо, если вам угодно знать. Правила у нас такие, запомните, пожалуйста: чужой провизии не трогать. Во-первых, и сверху бросают достаточно...

— Кто бросает?

— Да разные, вроде вашей мисс Нелли, только постарше. Детей у них нет, так вот они к нам и бегают. Желтые крысы! — презрительно фыркнул Бимбо. — Кроме того, ходит к нам еще старичок... Да вот он там, — видите?

Бэппо обернулся: у крайней колонны топтался седенький человек с большим мешком, а у его ног, как приклеенная, терлась пестрая куча котов и кошек.

— Это, — продолжал председатель, — наш кухмистер и главный интендант, синьор Скарамуччио. Видите ли, одна почтенная и бездетная американка завещала в пользу бездомных котов и кошек капитал, и старичку этому поручено состоять при нас и обо всем заботиться. Конечно, мясо он не всегда свежее покупает, но что от людей требовать... Теперь повторите, пожалуйста: первое правило...

— Не трогать чужой провизии, — мрачно ответил Бэппо.

— Впрочем, вы не огорчайтесь, провизии у нас всегда вволю. Дальше: жара ли, дождь ли, — никого с насиженного места не сгонять. У стен под аркадами, под колоннами либо где-нибудь в пустом ящике из-под консервов всегда можно укрыться, но зачем же нахальничать?.. Драки по расписанию. Концерты в лунные ночи под управлением синьора Брутто — вон там сидит одноглазый, живот выпачкан в дегте. Видите?

— Еще что? — уныло спросил Бэппо.

— Прогулки по всему форуму взад и вперед шагом и рысью. Но когда я отдыхаю днем, от двух до шести, вон там у колонны Траяна, то прошу вас туда не шататься. Не люблю! Повторите.

Бэппо недовольным голосом повторил и вдруг поднял голову.

— Что вы? — спросил серый кот.

— Собака лает.

— А вам-то что?

— Так... Скажите, пожалуйста, — начал взволнованно Бэппо, нервно выпуская и вбирая когти, — а их... сюда... не бросают?

— Кого их?

— Со... собак?

— Вырвать бы вам язык за такие вопросы! — сердито крикнул председатель. — Я вас покорнейше попрошу никому не высказывать таких сумасшедших предположений... А то, не дай Бог, какая-нибудь мисс Нелли, чего доброго...

— Не буду... Больше ничего? — Бэппо угрюмо поднял голову и неодобрительно посмотрел на заплывшую жиром спину председателя.

— Больше ничего.

— Н-да. Очень веселое будущее.

Председатель ядовито ухмыльнулся в усы.

— Вам не нравится? Надо было лучше себя вести. А впрочем, чтобы вас утешить, прошу вас, синьор, вспрыгните на этот обломок. Так. Теперь на тот. Еще выше. Прекрасно. Теперь, видите, там у остановки автомобилей лавка? Шкурки, видите, — болтаются у дверей на ветру? Видите?..

— Кролики? — нервно спросил Бэппо.

— Пре-ступ-ные коты, — равнодушно отчеканил серый кот. — Ваша, так сказать, судьба, если бы вы не попали к нам. Теперь вы довольны, я надеюсь?

Бэппо ничего не ответил, спрыгнул на траву и, забравшись в темный лабиринт под обломки холодной колонны, разлегся и принялся обдумывать свое положение.

* * *

Если бы Бэппо был человеком, он бы нашел себе и на форуме развлечение: селедки и кости часто бросали сверху в газетах, — вот и почитать бы можно; кошачий сторож и попечитель, синьор Скарамуччио, часто швырял на траву большие окурки дрянных сигар — кури сколько хочешь, и поболтать можно было бы с бездельниками, которые, сложив крестом руки и ноги и облокотясь на перила целыми часами, плевали сверху на форум, стараясь попасть в омытую дождями баранью голову.... Наконец, на колонне Траяна было столько воинов, оружия, рабов, богов и прочих хороших вещей, что человеку было бы чем здесь развлечься.

Но Бэппо читать и курить не умел, с людьми разговаривал только во сне, да и то, признаться, не особенно охотно, — не любил он эту двуногую бесхвостую породу, завладевшую всем на земле... А колонна Траяна... Но люди и на ней заняли все места: среди бесчисленных человечков не было ни одного кота, ни одной кошки, — что же там рассматривать?

Проходил день — сытный и солнечный, проходила ночь — теплая и лунная, и снова ослепительный свет и ночная мгла сменяли друг друга, коты и кошки безмятежно наливались жиром и валялись, словно тугие подушки для ног, по всем закоулкам, — но Бэппо все не привыкал.

Пробовал он было подраться, но коты так обленились, что даже хорошей пощечины в ответ на удар лапой по носу ни от кого не получишь. Да и председатель два раза за драку в неурочное время лишал его обеда. Ну и жизнь!

В один такой день, жаркий и пустой, Бэппо, накаливая живот на плоском камне, лежал и вспоминал о своем хозяине. Бродит он, бедняга, по темным кварталам, — думает Бэппо, — присядет на свою складную скамеечку, стучит молотком по смоченной подметке башмака, который ему выкинули из окошка для починки, а совесть, словно шилом, то и дело его подкалывает: ах, где мой Бэппо! Как-то он, несчастный, без меня живет? — И вот, — мечтает Бэппо, — тащится сапожник, вытерев углом рукава слезу, к форуму Траяна... Пришел, наклонился над оградой и, долго блуждая глазами среди серых, рыжих и черных спин, узнает, наконец, своего Бэппо... «Бэппинька! Иди сюда, миленький!» Бэппо гордо молчит и отворачивается. «Бэппинька, я тебе куриную косточку принес!» Сам ешь... мурчит Бэппо и отворачивается. Совесть все сильней колет сапожника в самое сердце, и он не выдерживает: достает из мешка веревку с узлами, опускает ее вниз, Бэппо в два прыжка, как тигр, впивается в веревку, раз-два, и он наверху, на спине у своего хозяина, на свободе... Вольный кот! Вольная душа! Вольные ноги! Мармелау!..

Бэппо приоткрыл искрящиеся глаза — ни хозяина, ни веревки. Вокруг трава, коты и кошки по всем углам переваривают обед. С четырех сторон гладкие стены, цикада трещит в олеандре, словно ее три дня не кормили, — мяу! Сил нет переносить такую жизнь... Мяу! — мармелау!!

— Что ты кричишь, как осел? — фыркнул на него из травы кошачий председатель. — В послеобеденное время на форуме должна быть полная тишина...

— Собака! — прошипел Бэппо, но так тихо, что до серого кота это ужасное оскорбление не долетело.

Вверху загудел автомобиль. Какая-то старая мисс Нелли перегнулась над перилами над самой головой Бэппо и, сверкая на солнце белыми зубами, желтыми локонами и лиловой вуалью, засюсюкала...

Бэппо не понимал по-английски, но отдельные слова он разобрал, молодая мисс Нелли не раз их повторяла, когда он еще котенком зарывал нос в ее шелковые колени:

— Кисочки. Ах ты, Боже мой, какая кисочка. Кисочка кушать хочет? Цыпинька. Иди сюда, дурачок...

Бэппо поймал на лету ароматную куриную лапу, хищно вонзил в нее зубы и когти и, грубо повернувшись к англичанке спиной, припал к траве и заурчал. Хвост вправо, хвост влево, хвост вверх, хвост вниз...

— Ослиная челюсть! — свирепо проворчал Бэппо.

Относились ли эти невежливые слова к старой и жесткой куриной лапе или к самой англичанке — неизвестно. Англичанка бы их на свой счет не приняла, а нам и подавно все равно.

Бэппо нехотя объел лоскуток кожи у самых куриных когтей и поднял голову. Автомобиль уехал. Солнце нажарило темя. В стороне под кустом ежевики компания пушистых толстяков вела в тени мирную беседу, зевая, потягиваясь и лениво поглядывая на пролетавших под носом жирных голубей.

Бэппо густо наслюнил лапу, нафабрил жесткие усы и, смахнув с подбородка крошки, направился к беседовавшим.

— А, синьор Бэппо... — вежливо кивнула ему головой полосатая, черная с белым, кошечка. — Вы еще хандрите?

— Хандрю.

— И все худеете?

— Худею. И, извините, — горжусь этим. А вы вот умрете от ожирения сердца...

Бэппо дерзко уставился на кошечку, но она, точно его и не было на форуме, посмотрела вверх на соседнюю крышу, потом на облако, потом на колонну Траяна и, ни к кому не обращаясь, задумчиво сказала:

— Собственно, невеж, нахалов и вообще всяких подозрительных котов, не принадлежащих к приличному обществу, надо было бы бросать в какое-нибудь другое место... ну хоть в воду... Как это люди не разбираются в таких простых вещах.

— А вы заметили, — нарушая тягостную паузу, сказал белый, пушистый, словно пушок для пудры, кот... — Вы заметили, у нас завелись здесь полевые мыши.

— Полевые? — переспросила желто-бурая молодая кошка, приоткрыв левый глаз. — Как же, знаю...

— Коричневые шубки, брюшко посветлее... Уморительные. Когда я жила на вилле Торлония, — с гордостью протянула она, — там у нас их было невыносимо много... Садовник наш все, бывало, бранился: они ему какие-то гадости натворили в оранжерее. И все на меня ворчал... Не буду же я каких-то полевых мышей ловить. Фи. Я, которую кормили каждый день сливками и голубиными крылышками...

— Что же вы там не остались, на вашей вилле? — ехидно спросил Бэппо.

Желто-бурая кошка проделала тот же маневр, что и полосатая: посмотрела на крышу, на облако, на колонну и сказала в пространство:

— У нас там был кот... Держали его из милости при кухне. Ни в парк, ни в комнаты его не пускали... В комнатах жила я, попугай Зако и одна девочка, моя подруга. Так вот однажды, когда этот кухонный обормот пробрался в комнаты и стал вмешиваться в наши разговоры, стал точить о кушетку свои грязные когти, тыкать морду в чужое пирожное, — мы возмутились и подняли крик... Прибежал бульдог (у нас был бульдог) и дал коту урок вежливости. Бульдоги это умеют... — протянула мечтательно кошка.

Соседи ее вздрогнули.

— Я тоже умею, — хрипло мяукнул Бэппо и поднял штопором хвост. — Ого! И если бы ты не была дамой, дрянной кошкой из породы комнатных болонок, — я бы из тебя всех твоих блох вытряхнул... Несчастная!

— Председатель... Синьор Бэппо опять пристает! Мяу!.. — заорала обиженная кошка. — Уберите его куда-нибудь.

Бэппо не стал дожидаться и, скользнув в траву, как змея, исчез за обломками колонны.

Фу, какой долгий день! Он злобно прыгнул на ящерицу, гревшуюся на камне, промахнулся и медленно направился к куче мусора, у которой валялся старый, обрюзгший кот Неро, единственный кот, с которым стоило здесь разговаривать.

— Ну что, старик, как поживаете? — спросил Бэппо, вежливо ткнувшись носом в облезлое ухо старого кота.

— Грею пузо, — лениво ответил кот. — Как тут поживать? Набил живот, как барабан, лапы вытянул и грейся. А ты все злишься?

Бэппо сердито фыркнул.

— Чем тебе тут плохо? — мурлыкнул Неро. — Мало тебя в городе за усы дергали, ногами пинали, голодом морили... Это ты другим рассказывай про разных мисс Нелли, которые тебя куриной печенкой кормили... Знаю я эти печенки.

— Кормила... — угрюмо вздохнул Бэппо, посматривая на высокие гладкие стены форума.

Старый кот насмешливо повел усами.

— А вы где жили раньше? — спросил Бэппо.

— В Кампанье. Не слыхал? Ну какой ты римский кот после этого... Кампанья — это там, — кот махнул лапой, — за городом, куда новые дома еще не успели добраться. Камыши, ящерицы, речонка поет, цикады трещат, жаворонки над полями заливаются...

— Вкусные? — спросил задумчиво Бэппо.

— Ничего... Под смоковницей на земле одного притиснул. Жирненький был... Да. А вдали такие высокие штуки — утром синие, днем голубые, а к вечеру — оранжевые... Горы называются.

— Вкусные? — снова спросил Бэппо.

— Фу, какой ты необразованный кот. Кто же горы ест?! Горы — это камень да земля, насыпано, насыпано, насыпано... Этажей двадцать, думаю. Кто, говоришь, насыпал? Уж, право, не знаю...

— Ну, вы, видно, тоже не из очень образованных... — ядовито усмехнулся Бэппо.

— Не знаю, врать не буду. Это, я думаю, и не каждый кардинал знает... Домик наш стоял у самой речонки вблизи моста. Весело: проезжая дорога, то старик на осле проедет с виноградом (какой вкус они в этом винограде находят, не понимаю!), то женщина с овечьим творогом на голове (вот это вкусно!), то автомобиль с серенькими солдатиками пропылит. Домик наш старый, как черепаха столетняя... Весь в трещинках, крылечко набок, плиты так и расползлись... Перед домом орех, толстый, как бык, лапы во все стороны — хорошо. А на крыше в черепице окошечко с полочкой... Там голуби жили.

— Вкусные?

— Не знаю... Хозяин высмотрел однажды, как я к ним подбираюсь. Снял с гвоздя кнут и дал мне его понюхать... Я их в покое и оставил.

— Кормили вас как следует?

Старый кот потянул носом воздух.

— Какой там корм... Хозяин мой кукурузой, фигами да помидорами только и жил. Какая же это для нашего брата пища? Да там в Кампанье порядочный кот все сам добудет. Тут тебе и птички, и кузнечиком иной раз закусишь, ну а корову подоят, уж всегда для кота в плошку молока нальют. Полевые мышки тоже очень деликатная еда. Хорошо жил. А воздух. А кусты ежевики над речкой. А лунные вечера на мосту. Совсем я там диким котом стал...

— Как же вы сюда попали? — спросил жадно слушавший его Бэппо.

— Да так. Хозяин с семейством на юг уехал, думал, что я без людей пропаду — вот и подбросил сюда. Да я теперь не жалею. Привык. Состарился. Грею пузо на солнце и сплю. Во сне вот Кампанью свою иногда вижу. Чего же еще?

Бэппо возбужденно ударил хвостом.

— Во сне видишь? Эх ты, старик!.. А как туда добраться, в твою Кампанью?

— Чего проще. До площади Венеция, где большой памятник с золотым конем, два шага — тут сейчас за углом направо. А там трамвай № 17. Ты цифры разбираешь? Смотри...

Старый кот нарисовал на песке лапой «17».

— Так вот трамвай бежит до городских ворот. Porta Pia — называется. А дальше все прямо и прямо до последней остановки. И там, куда ни повернешься, со всех сторон Кампанья эта тебя и обступит... Да что ж, — вздохнул старый кот, — тебе рассказывать. Отсюда, брат, еще ни один кот на волю не вылезал...

Бэппо, прищурившись, покосился загадочно на старика, вытянул, словно пружины, задние лапы и потянулся.

* * *

Однажды утром Бэппо сделал великое открытие.

Он заметил, что заведующий кошачьей санаторией, упитанный старичок, приносивший котам пищу, — нередко присаживается на старую плиту, достает из мешка плетеную бутылку, запрокидывает голову и долго-долго, не отрываясь, сосет из бутылки красное молоко. Совсем, как сапожник. Правда, тот пил больше из стакана, но какие же на форуме стаканы.

Проделывал это старичок довольно часто. Бутылка была большая, литра в два, а дела у него было не больше, чем у котов. Какое же это дело: принести на форум раза два в день обрезки баранины, убрать околевшего от старости кота, да сунуть в мешок двух-трех котят для каких-нибудь скучающих англичанок.

Зарывшись в траву по самые глаза, Бэппо стал следить. Ну вот, знакомая история. Разговаривает сам с собой... Разве самый захудалый кот станет вести себя так неприлично? Сапожник хоть с Бэппо разговаривал, когда в бутылке ничего не оставалось. Так что ж: Бэппо не стенка, — он умел вежливо слушать, никогда не перебивал хозяина, и тот знал, что слова его не на ветер. А этот... С самим собой! Подумайте!..

Бэппо поднялся ближе и поднял уши.

— Да, друзья мои... — Старичок вытер газетной бумажкой усы и хлопнул себя по коленке.

— Благодарите Бога и американскую добрую синьору. И я сыт, и вы сыты... И винишко пью, и сапоги новые справил. А вам чего недостает? Сыты.

Солнышко сияет. Заболеет кто — серы дам в молоке. Издохнет — зароем... Ты там, черно-бурый, не драться у меня. Ловко. А ну еще его: по усам, — вот так...

Старичок покачнулся, перевернул пустую бутылку и вылил последние темные капли на траву.

— Пусто. Да, друзья мои... Такого сторожа во всей Италии не найти. Порядок у нас, чистота...

«Хорош порядок!» — ухмыльнулся в траве Бэппо. Скомканный мешок валялся у колонны на земле. Два кота влезли в него головами, — видно, там еще кой-какие косточки остались. На форуме там и сям валялись, шевелясь на ветру, сальные бумажки и свертки. Старик так сегодня ни разу и не нагнулся: тоже сторож называется.

Вдруг Бэппо снова покосился на брошенный мешок, из которого торчали беспокойные кошачьи хвосты, — и вздрогнул. В самом деле. Вот мысль. Да как он об этом раньше не подумал...

Бэппо взволнованно щелкнул себя хвостом по бокам. Не надо никому об этом говорить. Только смеяться будут над ним. Жирные лежебоки...

Он пошел медленно вдоль стены, чтоб собраться с мыслями. Спешить некуда, надо все хорошенько обдумать. Перед закатом все равно ведь этот суетливый старичок опять притащится на форум со своим мешком, — тогда и можно все порешить.

Там, где отвесная стена закругляется, вдали от большой колонны, подымавшейся на другом конце форума, — Бэппо остановился. Опять эта художница здесь со своей мебелью.

На складном стулике перед растопыренным трехногим мольбертом сидела скромно одетая старушка и рисовала кошек. Бэппо уже давно занимало, как она это делает... Помажет, помажет, откинется назад и смотрит. Потом выдавит из трубочек на дощечку пестрых червячков, опять шлепнет раз-другой по холсту. Смотришь: кошка, как живая. Даже страшно.

Бэппо не раз уже ходил вокруг нее, терся у ее ног, — никакой ему подачки от нее не надо было. Просто так, — нравилась она ему очень, и работа любопытная. Не то что заплатки на сапоги ставить или за котами бумажки убирать.

Старушка хотела было нарисовать и Бэппо. Правда, красоты в нем большой не было: худой, угрюмый... Но он ее заинтересовал, — выражение она какое-то в нем находила. Бэппо не дался. Сиди целый час как приклеенный, — очень надо... Он и двух минут не мог усидеть спокойно в этом каменном кошатнике.

Думал было Бэппо не раз как-нибудь пробраться за ней вверх на улицу. Но старушка так быстро и незаметно исчезала за какой-то дверцей в стене, что об этом и думать не стоило.

Рисует. Зачем ей столько кошачьих портретов? Бэппо не знал, что все свои картинки она отдает в мебельные лавки, а там их выставляют в окнах. Забежит какой-нибудь покупатель купить себе дюжину стульев для столовой, да заодно и кошачье семейство в раме купит, пусть в столовой под часами висит. Бэппо этого не знал.

Не знал он и того, что старушка этими картинками только и жила; макароны, перчатки вязаные, комнатку под крышей за углом, даже селедочные головки для самих кошек — все это кошки ей и добывали. Да и легко ей было с кошками: не капризничают, сидят смирно, — после обеда их с места не сдвинешь. А если портрет чуть-чуть не удается, им все равно. Много они в этом понимают!..

Бэппо потянул носом крепкий скипидарный дух, потерся о ножку мольберта и ушел маршировать в кусты. Нечего, нечего пустяками заниматься... Надо обдумать, надо все обдумать.

* * *

Медленно, словно улитка по заросшей дорожке, тянулось время до заката. Но еще задолго до заката весь форум облетела печальная новость: Бэппо околел.

Кошачьей колонии даже неловко стало. Пусть грубиян, пусть невежа, что ж, характеры разные бывают. Но ведь, бедняга, тосковал. Другие вот как здесь поправляются, шуба — атласом, а этот еле к обеду носом прикасался. Худел, худел — вот и дождался.

Сам председатель пожалел Бэппо.

— Первый случай у нас на форуме. Не старый, крепкий, а вот подите ж... Достойный был кот, не мог покориться. А от вас никакого сочувствия. Эх вы...

Сказал и пошел доедать оставшуюся после Бэппо баранью кишку.

Бэппо лежал у большой колонны. Мухи садились на усы, муравьи ползали по ушам, а он, вытянувшись палкой и раскинув худые ноги, хоть бы что. Словно не кот, а выброшенная из окна черствая булка.

Коты и кошки разбрелись кто куда. Что смотреть? Придет сторож и унесет. Куда унесет? Мяу. Разве можно об этом спрашивать?

Старичок скоро вернулся. Помахал приветливо ручкой художнице и стал тыкать острым концом палки в бумажки: наберет стопку и в мешок. Ноги, правда, спотыкались, видно, в городе опять в плетеную бутылку подлил, а она вот почти пустая.

Тыкал палкой да тыкал и добрался до Бэппо.

— Ага? Готов, друг? Так и знал: очень уж нервный кот был. Ну ладно, полезай, милый, в мешок. Вот так. И лапы. И хвост. Ишь худой, а какой тяжелый. Полежи вот тут на траве, а мы сейчас управимся.

И пошел подбирать последние бумажки.

Когда старик подымался, закрыв за собой дверцы, по узким ступенькам на улицу и споткнулся на выщербленном пороге — ему показалось, что в мешке за спиной что-то дрогнуло. Конечно, показалось. Иначе и быть не могло.

Кошачий сторож постоял на панели, переложил мешок и пошел в знакомую тратторию поглотать макарон с мясным соусом и помидоровой подливкой.

Мешок положил у ног под столом. Закурил длинную, как дождевой червяк, сигарку. Если бы кошачий хвост помочить в скипидаре и потом поджечь, и то такого смраду бы не было... Но старик находил, что ароматнее его сигары и на свете нет.

И вот стряхнул он пепел с коленей, уронил сигару на пол и, нагнувшись за ней, так и ахнул: из мешка вылезает дохлый Бэппо... Какое там дохлый, — живой!! Глаза, как у тигра, лапу за лапой осторожно вытягивает, и шаг за шагом крадется к дверям.

Старик протер глаза... Что за история? Это, верно, ему утром такое крепкое вино подсунули. Где ж это видано, чтобы околевший кот, которого он, словно старую негодную щетку, только что приволок в мешке, — проделывал такие фокусы!

Он покосился на пол. Ну, конечно, никакого кота там нет. Тьфу, даже в жар бросило... Вон он там в мешке лежит. Сторож нагнулся и, ухмыляясь, потрогал мешок, да так и взвился. Пусто.

Слуга с макаронами протянул было руку к столу и остановился. Что это со стариком сегодня? Заболел, что ли? А старик на улицу, без шапки. Посмотрел направо, налево, хлопнул себя ладонью по колену и засвистал...

Бэппо в это время был далеко, за углом. По временам осторожно осматривался и садился у первых встречных ворот с самым невинным видом: вот мой дом, я здесь живу десять лет, и оставьте меня, пожалуйста, в покое. Умный был кот. А потом дальше. Вот и огромный белый памятник с золотыми ангелами по бокам и пузатым конем посредине. Так старый кот и говорил. А вот и скверик сбоку. И пустые трамваи, огибая кольцом ограду, тихо звеня, ползут к конечной остановке на площади.

Бэппо осмотрелся. Тысячи ног бегут во все стороны, собаки, правда, в намордниках, но все-таки собаки... Улицы во все стороны. Как он доберется в эту самую Кампанью?

И вдруг над крышей трамвая увидел он знакомый номер, который чертил ему приятель кот там на форуме на песке: «17».

Чего же лучше? Бэппо прижался к тротуару и прыгнул на подножку. В вагоне никого. Кондуктор болтает и машет веселой цветочнице рукой с передней площадки, а сзади у него глаз нету. Чудесно.

Бэппо забился в угол у дверей под скамейку, чихнул, — очень уж там пыльно было, — и притаился.

Затопотали подметки: широкие, узкие и совсем крохотные — детские. Пассажиры заняли все скамейки и проходы. Звонок звякнул, трамвай тронулся. Наконец-то!

Кондуктор протискивался взад и вперед сквозь человеческую гущу и распевал на весь вагон: «кто еще не брал билетов, синьоры? — Avanti!»

Бэппо молчал. Какие там билеты, и так довезут. Перед самым его носом опустилась на пол плетеная корзинка, покрытая газетным шуршащим листом. Бэппо поднял ноздри, принюхался: ух, как пахнет... Что там такое может быть под газетою?

Конечно, лезть носом в чужую корзинку неприлично, но голодный кот, два часа притворявшийся дохлым, имеет же право быть любопытным. И потом он был так скромен: съел всего одну сосиску, а там осталось еще пять. Съел он, правда, и вторую, но это уж так, очень уж вкусные были сосиски.

Ехать было удобно: собак в вагон не пускали, попал он в первый вагон, где курить запрещали. Если бы на полу было чуточку помягче, — совсем было бы хорошо. За стенкой рявкали проносившиеся мимо автомобили. У верхнего пассажира спустился к ногам кусок теплого шарфа, и Бэппо преспокойно положил на него голову.

Приехали. Вагон сразу опустел. Кот выглянул из-под скамейки: что же кондуктор не уходит? Но тот посмотрел на свои билеты и соскочил с вагона прямо к лимонадной будке. Бэппо скользнул с подножки наземь по другую сторону трамвая.

Новые дома. Пыльная площадь. Груды камней и известки. Ни одной мясной лавки. Пока этот окрестный городок достроят, тут с голоду подохнешь. Нет, здесь нечего делать! А вот и шоссе, о котором говорил ему старый кот, и щербатая древняя башня на повороте к речке. Ну, все в порядке.

Жадно обнюхивая каждую травку, ныряя в сухих камышах и задирая голову к оранжевому закату, Бэппо выбрался на бугор, оглянулся и замер.

Так вот они какие, эти горы! Ух, хорошо... Группа пиний на холме показалась ему целым лесом. Ящерица скользнула по камню под самым его носом, цикады на скрипочках заиграли. Ну, это не съедобное. А птиц сколько... Мяу-мар-рмелау!

Ну что ж, одичать или поискать себе уютную крышу? Он задумчиво остановился и шевельнул хвостом.

Ага. Вон там у речки за горбатым старым мостом... Да ведь это, пожалуй, тот самый дом, где жил его приятель. Конечно.

Люди только другие. Девочка у калитки прыгает, ни одной собаки не видно... Корова есть... Мяу. Надо обдумать.

Он вспрыгнул на пень, прижал унта и блаженно закрыл глаза: одичать или нет?

А полевая мышь высунула удивленное рыльце из-под камня и пискнула: «Тише вы там, новый кот появился!»

Ветер обдувал Бэппо со всех сторон. Сосиски бурчали в животе. Он свесил с пня лапы, лениво зевнул, посмотрел на домик у моста и, засыпая, проворчал:

— Завтра решу...